CC BY
14
М.В. Кирчанов (Воронеж)
«ЧАВАШ ТЁНЧИ» КАК «ИЗОБРЕТЕННАЯ ТРАДИЦИЯ» В ПОЭТИЧЕСКОМ ВООБРАЖЕНИИ ЧУВАШСКОГО МОДЕРНИЗМА И ПОСТМОДЕРНИЗМА
Аннотация. Цель этого исследования - анализ образов «чаваш тенчи» или «чувашского мира» в поэзии модернизма и постмодернизма. Автор анализирует «чаваш тенчи» как совокупность различных нарративов, которые формируют изобретенную традицию идентичности, представленной в литературе. В статье проанализированы поэтические эксперименты £едпёл Мишши, Андрея Пе-токки, Митта Вадлейё, Петера Хусанкая, Г. Айги и И. Трера. Автор анализирует как £едпёл Мишши воображал и конструировал идеальные образы «чувашского мира». В статье также показан культурный вклад Андрея Петокки, Митта Вадлейё, Петера Хусанкая в формирование и развитие «чувашского мира» как одной из «изобретенных традиций» идентичности. Вклад этих авторов анализируется в контекстах интеграции чувашской поэзии в официальный идеологический канон. Предполагается, что образы «чаваш тенчи» или «чувашского мира» в поэзии модернизма и постмодернизма стали его «изобретенными традициями», которые содействовали конструированию и воображению идентичности в советской и постсоветской культурных ситуациях. Автор анализирует попытки визуализации образов «чаваш» в категориях изобретенной традиции чувашской литературе ХХ в., предполагая, что такие культурные практики были в одинаковой степени характерны для советского модернизма и современного постмодернизма. Результаты исследования позволяют предположить, что концепт «чувашский мир» стал одной из «изобретенных традиций» идентичности, включив мотивы утопического «чувашского мира» будущего; завода как источника социальных изменений и трансформаций, стимулирующих модернизацию, а также образы прошлого, редуцируемых в постмодернизме до концептов «солнца» и «предков» как возможных ориентиров для национального и культурного воображения.
Ключевые слова: чувашская литература; чувашская идентичность; чувашские интеллектуалы; «чаваш тенчи» / «чувашский мир».
M.W. Kyrchanoff (Voronezh)
"£avas Ten^i" as Invented Tradition in the Poetical Imagination of Chuvash Modernism and Postmodernism
Abstract. The purpose of this study is to analyze the images of "gavas tengi" or "Chuvash world" in the poetry of Chuvash modernism and postmodernism. The author analyzes "gavas tengi" as a number of different narratives forming the invented tradition of Chuvash identity presented in the literature. The article analyzes the poetic experiments of §e§pel Mi§§i, Andrey Petokki, Mitta Vasleye, Peter Husankay, Gennadij
Aigi and Iosif Trer. The author analyzes how §e§pel Mi§§i imagined and constructed ideal images of the "Chuvash world". The article also shows the cultural contribution of Andrey Petokki, Mitta Vasleye, Peter Husankay to the development of the "Chuvash world" as one of the "invented traditions" in Chuvash identity. The contribution of these authors is analyzed in contexts of the integration of Chuvash poetry into the official ideological canon. It is assumed that the images of "gavas tengi" or "Chuvash world" in the poetry of Chuvash modernism and postmodernism became its "invented traditions", inspiring the construction and imagination of identity in the Soviet and post-Soviet cultural situations. The author analyzes attempts to visualize the images of "gavas" as invented tradition of the Chuvash literature of the 20th century, suggesting that such cultural practices were equally characteristic of Soviet modernism and contemporary postmodernism. The results of the study suggest that the concept of the "Chuvash world" has become one of the "invented traditions" of the Chuvash identity, including images of the utopian future "Chuvash world"; plant as a source of social changes and transformations stimulating modernization; as well as images of the past, reducing in postmodernism to the concepts of "sun" and "ancestors" as possible reference points for the national and cultural imagination.
Key words: Chuvash literature; Chuvash identity; Chuvash intellectuals; "gavas tengi" / "Chuvash world".
Введение. Чувашская литература на протяжении ХХ в. была формой развития национальной идентичности, а писатели внесли значительный вклад в развитие и сохранение языка и культуры как системных атрибутов идентичности. Поэтому в литературе предлагались «идеальные» образы нации и «чувашского мира», которые проявлялись практически во всех жанрах чувашской литературы как национальной, если они не выходили за пределы доминирующего соцреалистического дискурса. Национальные мотивы, адаптированные под функционирование официального идеологического канона, проявлялись и в официальной культуре, будучи ассимилированными в контекстах сюжетов, связанных с раскрытием на чувашском материале общих тем советской литературы - от революционной героики до производственного романа.
Формы проявления национального в чувашской традиции разнообразны и их не следует ограничивать теми формальными критериями, которые утвердились в рамках «больших нарративов», если речь идет о создании обобщающих исследований по истории национальных литератур. Поэтому в центре авторского внимания в представленной статье будут проблемы проявления национального в чувашской советской и постсоветской литературе, интерпретируемые в рамках методологии, предложенной в конструктивистской историографии. Понимая исключительную широту понятия «национальное», автор ограничится анализом только образов «чаваш тенчи» или «чувашского мира» как попытки представить синтетическую версию «чувашского» в литературном дискурсе.
Цель и задачи статьи. Поэтому целью статьи является анализ концепта «национальное» через образы «чувашского мира» как «изобретен-
ной традиции» в текстах чувашского модернизма и постмодернизма, а задачами - изучение форм и стратегий «изобретения» чувашского в текстах Сеспеля Мишши как основателя советской чувашской поэзии, анализ эволюции концепта «чувашское» в текстах Андрея Петокки, Митта Вадлейё, Петера Хусанкая 1920-1930-х гг., рассмотрение трансформаций интеллектуальных и культурных практик «изобретения» чувашского в постмодернистской поэзии в текстах Г. Айги и И. Трера. Восприятие автором «чувашского мира» как «изобретенной традиции» предопределяет дальнейшую интерпретацию анализируемых явлений в рамках парадигмы конструктивистской историографии.
Историография. Проблемы истории национального в чувашской литературе как форме развития идентичности в рамках ее конструктивистских интерпретаций не получили достаточного отражения в историографии, где имеются только отдельные попытки актуализации этой проблематики [История чувашской литературы... 2017], ее интеграции в широкие контексты истории чувашской литературы и более узкие исследования [Никифорова 2018]. Элементы национального, не ограниченные традиционной актуализацией этнических мотивов, в истории чувашской литературы периодически оказываются в центре сравнительных исследованиях [Ермакова 2011; Ермакова, Якимова 2019], но число последних невелико. Часть исследований сфокусирована на изучении проблем истории чувашской литературы в рамках концептов «модернизм» и «постмодернизм», а также их жанровых особенностей, но подавляющее большинство таких работ [Родионов 2015а; Родионов 2015Ь] носит почти исключительно описательный или чрезмерно общий характер, что связано с доминированием позитивистской методологии. Поэтому автор представленной статьи, с одной стороны, следует за сложившейся традицией в историографии определять анализируемые тексты как «модернистские» и «постмодернистские» [Мышкина 2015], но, с другой стороны, полагает необходимым интерпретировать их в рамках конструктивистской методологии.
Методология. Методологически данная статья автором относится к конструктивистской историографии. Поэтому категории «чаваш» и «чаваш тенчи» воспринимаются как «изобретенные традиции». Трансплантируя данный концепт из междисциплинарных исследований национализма в историко-литературные штудии, автор полагает, что под изобретенными традициями в литературе следует понимать комплекс политически и идеологически мотивированных нарративов, постоянно или регулярно воспроизводимых авторами, что позволяет формировать уникальные особенности и характеристики литературного дискурса.
Современная историография чувашского модерна и постмодерна, как правила, основана на принципах позитивизма или неопозитивизма, что предопределяет их изучение в рамках дихотомии «событийность» / «хронология». Альтернативу позитивистским версиям исторического воображения в современной гуманитарной эпистемологии представляют конструктивистские интерпретации, основанные на восприятии текстов
как конструктов, решающих широкий диапазон как культурных, так и идеологических задач, направленных на формирование и продвижение идентичности при помощи «изобретенных традиций» [Hobsbawm, Ranger 1983], представленных не только социальными и политическими ритуалами, но и текстуализированными образами, ставшими для той или иной литературы «большими», то есть универсальными нарративам. Вероятно, применение этой методологии представит «возможность исследователям не ограничивать себя ложной альтернативой между ориентированной на монокаузальную схему научностью и эстетизирующим отклонением от нее» [Досс 2013, 27], так как конструктивистская историография, будучи свободной от формальных ограничений постпозитивизма, предоставляет большее пространство для возможных интерпретаций.
По мнению российского историка М. Крома, «деконструкция базовых понятий, на которых строилась вся концепция истории и историографии, поставила современных исследователей в очень непростое положение: хотя они по-прежнему могут разрабатывать частные сюжеты, пользуясь языком источников для построения нарратива, но им явно не хватает понятийного аппарата для серьезных обобщений» [Кром 2013, 110]. В определенной степени в аналогичной ситуации оказались и историки национальных литератур, так как принципы, с одной стороны, позитивистской историографии, и националистические лозунги, с другой, вполне применимые тремя десятилетиями раннее, перестали обладать достаточным эпистемологическим потенциалом.
Поэтому попытки применения конструктивистского метода [Кирча-нов 2013] для изучения истории чувашской литературы [Кирчанов 2014], в том числе и модернизма [Kyrchanoff 2016a], редуцируемого до одной из «изобретенных традиций» [Карчансем 2021] в современной российской историографии немногочисленны [Kyrchanoff 2016b], так как доминирует «разделение труда» между историками и литературоведами. Поэтому применяются разные методологии, что существенно влияет на языки историонаписания. В целом вопросы и формы актуализации национального, воспринимаемого через призму конструктивистской историографии [Kyrchanoff 2017a; Kyrchanoff 2017b], пребывают в тени других тем, связанных с изучением стилистических и эстетических особенностей отдельных произведений или деятельности тех или иных авторов, которым приписывается статус «классиков» чувашской литературы.
Категория «чаваш» как «изобретенная традиция» в текстах Çеçпëл Мишши. Национальные мотивы характерны для поэтических текстов Çеçпëл Мишши (1899-1922), создателя современной чувашской литературы, который на протяжении длительного времени «не прочитывался» как автор, сформировавший одновременно национальный и модерный (современный) дискурс чувашской литературы, воспринимаясь в традиционных для советского литературоведения категориях «революционности». Между тем не следует забывать о том, что литературный текст, в том числе и Çеçпëл Мишши, «это такой текст, который подразумевает небуквальное
прочтение» [Зубов 2019]. Если «прочитывать» тексты чувашского автора таким образом, то он в своем тексте «Чаваш самахё» («Чувашское слово») предлагает радикальный проект национального чувашского мира как национального будущего. Будущее в этом контексте воображено в этнической системе координат, где доминантой «£ён Кун» (нового дня) [£едпёл Мишши 2012, 53] как этнически воображенного будущего является институционализированная чувашскость:
Вахат дитё. Чаваш чёлхи те тимёр татё. £ивёч пулё. Хёртнё хурда пек пулё. Вахат дитё - чаваш юрри те илтёнсе кайё.... Чаваш чёлхи хёрнё хурда пулё!.... халё чаваш юрри илтёнё; чаваш савви, чаваш самахё Атал хумё пек, варман сасси пек, кёсле сасси выранне пулё. Чаваш чёлхи тимёр татё, дивёч пулё. Вахат дитё! Вахат дитё! [Седпёл Мишши, 2012, 75]
Придет время. Чувашский язык будет как железо. Будет острым. Будет как раскаленная сталь. Придет время, и чувашская песня зазвучит. ... Чувашский язык будет раскаленной сталью. теперь будет звучать чувашская песня, чувашский стих, чувашское слово, как волжская волна, как лесной голос, как гусли. Чувашский язык будет железным, острым. Время придет! Время придет!
Центральным национальным мотивом в наследии £едпёл Мишши является образ «чувашского мира», основанного на последовательном раскрытии потенциала чувашской культуры как именно этнической, что делало возможным реализацию чувашского национального проекта. Тексты £едпёл Мишши превращают «чувашское» / «чаваш» в парадигму развития. С этой тенденцией и следует связывать многочисленные образы текстуализированных проявлений «чаваш», включая «дёршыв» (Родина), «чаваш чёлхе» (чувашский язык), «Чаваш чёри» (чувашское сердце), «Чаваш тёнчи» (чувашский мир), «Таван дёршыв» (родная страна), в совокупности формирующих представление о национальном «золотом веке», который, как и в других литературах [Моу1ап 1982], актуализирует стремления интеллектуалов конструировать образы идеального мира в определенных системах координат.
«Национальное» после £е^пёл Мишши: современники и наследники. Младшие современники £едпёл Мишши продолжили актуализацию образов национального в литературе, что содействовало дальнейшему утверждению и продвижению концептов «чаваш» как «изобретенной традиции». Андрей Петокки в 1920-1930-е гг. также стремился интегрировать чувашское в мотивы утопического будущего:
Сёпёр сарлакёш енчен Едён кёввийё янрать Илт ак, Урал ту динче Юра дуралать домнара [.] Кад сёмё айён тёнчипе Едён симфонийё сёрлет
Вайлан, хастарлан, дёр дийёпе Пурнад кёввийё чёрёлет [...] Сурчё пропеллер сасси Илт-халё, мёнле дитёнет Хаватла моторан ташши!.. [Петокки 1932]
Со стороны Сибири Звучит мелодия дня Слышишь, в Уральских горах Песня рождается в домне [...] Под вечер Симфония дня
Энергично, энергично, по земле Мотив жизни оживает Звук пропеллера Послушай, как растет Танец мощного мотора!..
Эти попытки актуализации индустриального национального будущего продолжали развитие сеспелевского нарратива, мутируя при этом в направлении антиутопии, вступая в конфликт с традиционным чувашским сознанием, основанным в большей степени на аграрных ценностях, центральной из которых была земля как естественная оппозиция образу «завода» / «фабрики», в большей степени связанному с текстуализированным урбанизмом. Екатерина Доброхотова-Майкова, российский переводчик, указывает на то, что «технологии как двигатель сюжета хороши ровно настолько, насколько хорош этот самый сюжет и насколько фантастика позволяет взглянуть на что-то человеческое в неожиданном ракурсе» [Владимирский, Доброхотова-Майкова 2019]. Что касается восприятия национального в чувашской литературе 1920-1930-х гг., то во внимание следует принимать несколько факторов. Литературный дискурс оставался национальным, но в большей степени стали заметны тенденции его интеграции в официальный идеологический канон. Кроме этого часть авторов относительно быстро разочаровалась в вере в универсальность коммунистического проекта и возможность его интеграции с национализмом. Поэтому в актуализации образов фабрики / завода как средоточия технического прогресса, стали в большей степени преобладать не столь оптимистические в сравнении с сеспелевскими текстами идеи относительно возможности интеграции «чувашского» как этнического в официальный советский канон. Образы национального в чувашской литературе актуализировали конфликт между этническим как архаическим и современным миром города, хотя последний интегрировался в координаты чувашского мира, что актуализировало его фронтирность.
Визуализация образов «чаваш» характерна для текстов и других чу-
вашских авторов [Митта Вадлейё 1956; Хусанкай 1921], но в этом контексте они лишены национально-утопических коннотаций, столь явно выраженных в поэзии £едпёл Мишши, хотя последние в определенной степени пытался сделать более значимыми Геннадий Айги, продолжавший традицию, заложенную основоположником современной чувашской литературы. Примечательно и то, что £едпёл Мишши и его наследники стремились реализовать социальные функции литературы в смысле «изобретения традиций» как конструирования новых форм идентичности. Именно поэтому категория «чаваш» как «национальное» в чувашской литературе с самого начала радикального модернового эксперимента было направлено на конструирование образов несбыточного национального будущего, которое вполне могло «требовать фундаментальных изменений в социальном порядке и, следовательно, в ролях, которые составляют этот порядок» [Е1к^ 1977].
Если £едпёл Мишши предложил проект этнического чувашского будущего, если А. Петокки его развивал и интегрировал в проект радикальной утопии, которая сочетала бы национальные чувашские ценности с нормами и требованиями идеологии:
Таватпар эпёр дён тёнче Усетпёр патварран, пит меллён Пирён ёмёт - мён пур дёр динче Тавас пурнада телейлё [Петокки 1928-1930]
Что мы делаем
Растем энергичными, очень ловкими Наша мечта, чтобы на всей земле Жизнь стала счастливой,
то авторы второй половины ХХ в. реализовали его не обращением к новым темам, что было затруднено идеологически, но стремились сделать это языковыми средствами в несколько иной системе координат, когда чувашская литература стала частью европейского проекта. Если £едпёл Мишши только проецировал в своих текстах образы будущего чувашского мира как национального, то в поэзии Г. Айги [Айхи 1958; Айхи 1989] они в определенной степени размывают границы категории «этническое», став частью как рефлексии об историческом опыте чувашей, включая успехи и провалы, связанные в одинаковой мере с институционализацией проекта нации и невозможностью его полной реализации, так и попытками визуализировать этот национальный опыт в более широких европейских контекстах, что проявилось в популяризации чувашской литературы при помощи ее переводов на западные языки.
Национальное в чувашском постмодернизме: Иосиф Трер. В конце ХХ - начале XXI в. национальные мотивы в значительной степени оказа-
лись востребованными в литературе чувашского постмодернизма благодаря усилиям Иосифа Дмитриева (Трера). В отличие от более ранних поэтов национальные мотивы в текстах И. Трера лишены утопичности, отражая и раскрывая различные уровни и проявления этнического иначе. Например, Иосиф Трер делал это, проецируя на чувашскую культурную ситуацию 1990-2000-х гг. представления об экзистенциальном кризисе идентичности. Поэтому концепт «пушалах» («пустота») становится топосом национального, что одновременно делало заметными тенденции присутствия / отсутствия чувашской идентичности в масштабах сравнимых с видимостью идентичности других сообществ.
Треровский призыв «Хаван халахна пусартан пушапа» («Освободи свой народ в огне» [Трер 1993, 10]) остался фактически безответным, хотя и указал на опасность кризиса традиционных коммуникационных моделей между поколениями и этническим культурами в глобальном мире. Подобные трансформации образов «чувашского» отразили перемены, произошедшие в историческом воображении, так как в современном обществе «история перестала быть политическим товаром, став практически ненужной, так как в современной системе истории просто нет» [Акудовiч 2006, 47]. Поэтому чувашский постмодернизм начал воспринимать концепт «чаваш» дискретно, деконструировав принципы линейности, которые могли предписываться тем идеологическим каноном, который доминировал раннее.
Вместе с тем некоторые критики полагали, что этничность, визуализация этнического в литературе является не более чем данью политической моде и стремлению следовать идеологическим канонам [Е1к^ 1977]. Если это утверждение приемлемо для западного постмодерна, то интеллектуальная история национальных литератур тех групп и сообществ, которые успели получить опыт политически и этнически мотивированной дискриминации, свидетельствует о большей важности для них опыта визуализации именно этнического. Именно поэтому в 1990 г. имела место попытка возрождения идеи сеспелевского чувашского будущего в текстах И. Трера, что проявилось в стремлении превратить в центральную фигуру не просто абстрактного воображаемого чуваша, но критически мыслящего чувашского героя, полагавшего, что:
диче ёмёр пире дичё хут дирёпрех пулма дитмёл дичё тёрлё хурлах янине пёлетпёр. Перлёхре дёд даланад пуррине ёненетпёр... Чаваш чёрёлнё!.. Чаваш вилёмрен дёкленн [Трер 2020(а)].
семь веков сделали нас сильнее в семь раз, мы знаем о семидесяти семи различных скорбях. Мы верим, что у нас есть будущее. Чуваш ожил!.. Чуваши восстали из мертвых!
Поэтому в поэтических текстах И. Трера заметна перекличка с чувашским национальным нарративом, который в конце 1910-х - начале 1920-х гг. предложил £едпёл Мишши. Если £едпёл Мишши формировал чу-
вашский нарратив как одновременно современный и национальный, то И. Трер выступил в роли его продолжателя (что символично, так как именно И. Дмитриев в 1970 г. исполнил роль поэта в фильме «Сеспель»), внося коррективы в представления о том, как концепты «чаваш», ставшие к тому времени «изобретенными традициями», должны актуализироваться в чувашской литературе.
Наследие £едпёл Мишши стимулировало интеллектуалов рефлексировать относительно особенностей национального проекта, что и делал И. Трер, подвергая ревизии действительность - поэт не ставил вопросы к реальности, но сама реальность стимулировала его формулировать вопросы, связанные с национальным существованием:
Пур пирен халахра аваллах тымарри
Тен, даванпа юнра малашлахсен юрри?
Пур пирен черере сипленейми суран
Тен, даванпа тенче керлет ашра ялан?
Аттесер юлнисем пур пирен арура
Тен, даванпа весем паян та хуралта? [Трер 2020(е)]
Есть в нашем народе корни древности Может, поэтому в крови песня будущего? Есть в наших сердцах неизлечимая рана Может быть, поэтому в душе всегда бушует вера? В нашем поколении есть те, кто остался без отцов Может, поэтому они и сегодня на страже?
Воспроизводство именно такого нарратива в чувашской литературе свидетельствует о том, что национальное изменило пространства своего культурного присутствия, будучи редуцированным до поэтического дискурса, где оно могло свободно мутировать в этническое, используя или имитируя (что соотносится с общими особенностями постмодернизма в литературе) формально дозволенные формы и размеры народной поэзии, приспосабливая их для решения содержательно иных задач. В истории чувашской литературы тексты, которые актуализировали концепты «чаваш» - национальное и этническое, как и в других постмодернистских литературах, представляли собой уникальный дискурс с размытыми границами, то есть фактически «субжанр со сложной и интересной собственной формальной историей, со своей собственной динамикой, которая не относится к высокой культуре, но которая находится в взаимодополняющем отношении к высокой культуре или модернизму как таковому» [Jameson 1982].
Такое качество национального характерно для чувашской литературы, где «национальный текст» оказался инструментом консолидации и визуализации идентичности. Именно поэтому в поэзии И. Трера представлен образ чувашского мира, который продолжает традиции, заложен-
ные £едпёл Мишши, но национальный оптимизм по поводу «чувашского мира» будущего не столь выражен, будучи сокращенным до образов «хёвел» («солнце») и «шур хурансемччё айламё» («долина белой луны»). Координаты и ориентиры чувашского будущего редуцированы до образов «Хёвел» (Солнце), «Уйах» (Луна), «Салтар» (звезда), а история движется «хура чан сассине сирсе чаваш ятне хёвеллеме» («под звуки черного колокола, чувашского названия - Солнца» [Трер 2020^)]).
Если в первой четверти ХХ в. солнце воспринимается как символ надежды, то постмодернистский дискурс И. Трера делал видимыми иные функции солнца как свидетеля национальной катастрофы и неспособности реализации национального проекта:
Кадхи пашал сассипе Хёвел суккарланчё Суккар Хёвел айёнче Вилёмпе Машкал хушшинче Куракран, йывадран ватанса Асатте-асаннене манса Хамартан хамар намасланса Хамара хамар хур туса [Трер 2007].
Солнце ослепло от ночных выстрелов Под слепым солнцем Между смертью и позором Стыдясь травы, дерева Забыв о дедушке и бабушке Стыдясь самих себя Мы сами себя унижаем
Поэтому если одни культуры «от прошлого хотят избавиться: это справедливо, потому что в его тени жить невозможно» [Адорно 2005, 65], то другие, наоборот, склонны к постоянной рефлексии относительно опыта собственного прошлого, что стимулирует конфликт культурных предпочтений, в котором национальное явно не в состоянии конкурировать с денационализированным сознанием общества массовой культуры и потребления, более уже не нуждающемся в национальном как этнически выраженном, так как поп-культура в состоянии успешно такие запросы удовлетворять визуально, а не текстуально, не прибегая к излишней актуализации культурных особенностей, которые неизбежно редуцируются до локальных.
Солнце продолжало оставаться универсальным национальным ориентиром для героя И. Трера: «Хёвелсем суниччен - хёвелпе пёрле таччар... тапрам динче... ачисен ачисем чечекленччёр» («Пока солнце не погаснет, пусть вместе с ним на земле расцветают мои дети» [Трер 2020(Ь)]), который «пёччен тарса юлтам эп, Хёвел умне татам эп» («остался один и встал перед Солцем» [Трер 1992]). Если тексты £едпёл Мишши актуализиро-
вали национальное как будущее, то для И. Трера оно (национальное) локализуется в категориях завершенности «асаттесен дул» («пути предков» [Трер 2020(c)]) или осознания близости / приближения зимы как символа смерти:
сехет шаккать
сив хел килессине сиссе
ут-пу шанать [Трер 1993, 10].
часы тикают
в предчувствии холодной зимы тело замерзает
Вероятно, правы те критики, которые в начале 1990-х гг. признали связь этнического и постмодернистского в национальных литературах в силу того, что в них успели возникнуть свои изобретенные традиции, основанные на «представлениях о будущем, в которых укоренилось нечто вроде собственной теории постмодернизма» [Science Fiction... 1991]. Эти представления, с одной стороны, в большей или меньшей степени могли соотноситься c ранними тенденциями визуализации этнического в литературе или даже ее попытками стать сферой доминирования национализма. С другой, именно они сделали возможными социальные и культурные мутации героев в национальных литературах. Поэтому формально национальный герой, проект которого предложил £едпёл Мишши, в поэзии И. Трера вынужден констатировать:
эп енер - шура юр хуралсан - туйса илтем. Хура кад илемне, унан йал дутине эп енер Сута Кун шуралсан - туйса илтем.
Йалтар Салтар ятне, унан ведсер сасне эп енер - самахсем духалсан - туйса илтем [Трер 2020(f)].
Я вчера - когда белый снег почернеет - почувствовал красоту черной ночи и ее блеск я вчера, когда наступит светлый день - почувствовал имя Яркой Звезды, ее бескрайний голос я вчера - когда слова исчезли - почувствовал
Выводы. Попытки визуализации образов «чаваш» как изобретенной традиции в чувашской литературе ХХ в. были крайне гетерогенны, будучи представленными как в советском модернизме, так и более позднем постмодернизме. «Чувашский мир» стал одной из изобретенных традиций чувашской идентичности, которая в качестве культурных и социальных ориентиров в зависимости от идеологической ситуации могла иметь некий утопический «чувашский мир» будущего; завод как источник социальных изменений, привнесенный в результате модернизации; или образы прошлого, редуцируемые до концептов «солнца» и «предков» в поэзии чувашского постмодернизма.
Эти нарративы в поэтической традиции присутствовали относитель-
но регулярно, а обращение чувашских интеллектуалов к сюжетам, с ними связанным, привело к тому, что социально и культурно они мутировали в одну из «изобретенных традиций», что актуализировало роль литературы как формы бытования национальной идентичности. В целом функционирование образов «чувашского мира» как части национального утопического сознания как изобретенной традиции в чувашской литературе сделало видимыми различные формы развития идентичности, интегрированные как в советский проект и воспроизводимый им культурный и идеологический канон, так и в постмодернистские литературные практики, которые в большей степени актуализировали тенденции кризиса идентичности.
В целом диапазон актуализации «чйваш» как топоса национального не ограничивается только текстами и сюжетами, проанализированными в представленной статье, что указывает на необходимость дальнейшего изучения чувашского модернизма и постмодернизма в рамках конструктивистского подхода, который существенно позволяет расширить спектр возможных интерпретаций в случае применения междисциплинарного анализа и тех эпистемологических принципов, которые в российских исторических и литературоведческих штудиях выглядят излишне радикально, но показали свою эффективность в зарубежной историографии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Адорно Т. Что значит «проработка прошлого» // Память о войне 60 лет спустя. Россия, Германия и Европа / ред.-сост. М. Габович. М.: Новое литературное обозрение, 2005. С. 64-82.
2. Айхи Г. Таванла тайма пудам. 1958. URL: https://chuvash.org/lib/haylav/6716. html (дата обращения: 24.01.2022).
3. Айхи Г. Челхе уявен керекинче. 1989. URL: https://chuvash.org/lib/ haylav/2428.html (дата обращения: 24.01.2022).
4. Акудовiч А., Казакевiч А. Навука i стратэгп працы з мшулым. Дыску^ у межах семшара «Сучаснае беларускае мысленне», 1нстытут сацыялогй, 1нстытут фшасофп НАН, 16 сакавiка 2006 года // Палиычная сфера. 2006. № 6. С. 44-48.
5. Владимирский В., Доброхотова-Майкова Е. Киберпанк мертв, а они еще нет. Интервью с переводчицей Екатериной Доброхотовой-Майковой // Горький. 2019. 9 апреля. URL: https://gorky.media/context/kiberpank-mertv-a-oni-eshhe-net/ (дата обращения: 24.01.2022).
6. Досс Ф. Как сегодня пишется история: взгляд с французской стороны // Как мы пишем историю / отв. ред. Г. Гаррета, Г. Дюфо, Л. Пименова. М.: РОССПЭН, 2013. С. 9-56.
7. Ермакова Г.А. Отражение национальной картины мира в семиотике языковых единиц лирики М. Сеспеля и Г. Айги // Вестник Чувашского университета. Гуманитарные науки. 2011. № 2. С. 299-305.
8. Ермакова Г.А., Якимова Н.И. М. Сеспель и Г. Айги как носители духовно-нравственной ценности чувашского этноса // Вестник Чувашского государственного педагогического университета им. И.Я. Яковлева. 2019. № 3(103). С. 40-45.
9. Зубов А. Оптимистичная фантастика. Два лица литературы о будущем: вторая часть разговора о том, как устроена Sci-fi // Горький. 2019. 14 марта. URL: https://gorky.media/context/optimistichnaya-fantastika/ (дата обращения: 24.01.2022).
10. Кирчанов М.В. Чувашский модерн начала 1920-х годов: национальная революция и футуризм // Научный вестник Воронежского государственного архитектурно-строительного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки.
2013. № 2(2). С. 74-83.
11. Кирчанов М.В. Поэтическая депрессия в дискурсе чувашского модернизма начала 1920-х годов // Научный вестник Воронежского государственного архитектурно-строительного университета. Серия: Социально-гуманитарные науки.
2014. № 2(4). С. 12-20.
12. Карчансем М. Постмодернизм в современных тюркских литературах России (на примере чувашской прозы Б. Чиндыкова) // Панорама. 2021. № 39. С. 104113.
13. Кром М. Использование понятий в исследованиях по истории допетровской Руси; смена вех и новые ориентиры // Как мы пишем историю / отв. ред. Г. Гаррета, Г. Дюфо, Л. Пименова. М.: РОССПЭН, 2013. С. 94-125.
14. Мышкина А.Ф. Чувашская литература первого послевоенного десятилетия (1946-1955) // История чувашской литературы ХХ века. 1900-1955 годы / отв. ред. В.Г. Родионов. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 2015. С. 384-419.
15. История чувашской литературы ХХ века. 1956-2000-е годы / отв. ред. А.Ф. Мышкина. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 2017. 432 с.
16. Митта Вадлейе. Таван челхем! Таса хелхем. 1956. URL: https://chuvash.org/ lib/haylav/104.html (дата обращения: 24.01.2022).
17. Никифорова В.В. Современный литературный процесс. Чувашская интеллектуальная проза рубежа XX-XXI веков. Чебоксары: ЧГИГН, 2018. 48 с.
18. Петокки А. Сирем икке (1928-1930). URL: https://chuvash.org/lib/ haylav/848.4.html (дата обращения: 24.01.2022).
19. Петокки А. Тенчен дене кевви (1932). URL: https://chuvash.org/lib/ haylav/842.html (дата обращения: 24.01.2022).
20. (a) Родионов В. Чувашская литература 1917-1922 годов // История чувашской литературы ХХ века. 1900-1955 годы / отв. ред. В.Г. Родионов. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 2015. С. 146-221.
21. (b) Родионов В. Чувашская литература 1923-1929 годов // История чувашской литературы ХХ века. 1900-1955 годы / отв. ред. В.Г. Родионов. Чебоксары: Чувашское книжное издательство, 2015. С. 236-281.
22. Седпел Мишши, Сен Кун аки // Седпел Мишши, Мильоном стих мой повторен. Эп пин чаваш. Савасем. Стихи. Фрагменты дневника и письма. Шубаш-кар: Чаваш кенеке издательстви, 2012. 239 с.
23. (a) Трер И. Арам поэми // Иосиф Трер (Дмитриев). 2020. 11 июня. URL: https://vk.com/club193547082 (дата обращения: 24.01.2022).
24. (b) Трер И. Кеске кана пертен-пер емерем! // Иосиф Трер (Дмитриев). 2020. 18 мая. URL: https://vk.com/club193547082 (дата обращения: 24.01.2022).
25. (c) Трер И. Сурес текенсене дул парар // Иосиф Трер (Дмитриев). 2020.
18 июня. URL: https://vk.com/club193547082 (дата обращения: 24.01.2022).
26. (d) Трер И. Сухаличчен, дук пуличчен... // Иосиф Трер (Дмитриев). 2020. 17 июня. URL: https://vk.com/club193547082 (дата обращения: 24.01.2022).
27. (e) Трер И. Чавашъен // Иосиф Трер (Дмитриев). 2020. 30 марта. URL: https://vk.com/club193547082 (дата обращения: 24.01.2022).
28. (f) Трер И. Шура юр ашшине, ун хёру чёнёвне. 2020. URL: https://chuvash. org/lib/haylav/3601.html (дата обращения: 24.01.2022).
29. Трер И. Кётетёп даланад. 2007. URL: https://vulacv.wordpress.com/2007/03/26/ кeтетeп-caлaнac-iossef-trer-иосиф-трер/ (дата обращения: 24.01.2022).
30. Трер И. Маш пурнад // Трер И. Сул куракё. Шупашкар: Чаваш кёнеке изд-ви, 1993. 271 с.
31. Трер И. Юмах // Аван-и. 1992. № 5. URL: https://vk.com/club193547082 (дата обращения: 24.01.2022).
32. Хусанкай П. Чавашран сан пекки эп курманччё. 1921. URL: https://chuvash. org/lib/haylav/1921.html (дата обращения: 24.01.2022).
33. Elkins Ch. An Approach to the Social Functions of American SF // Science Fiction Studies. 1977. Vol. 4. No. 13. URL: https://www.depauw.edu/sfs/backissues/13/ elkins13.htm (дата обращения: 24.01.2022).
34. Jameson F. Progress Versus Utopia; or, Can We Imagine the Future? // Science Fiction Studies. 1982. Vol. 9. No. 27. URL: https://www.depauw.edu/sfs/backissues/27/ jameson.html (дата обращения: 24.01.2022).
35. (a) Kyrchanoff M.W. From suicide of revolutionary to symbolic communication with the world of the dead (death in the modern Chuvash identity) // The New Past. 2016. № 4. С. 84-98.
36. (b) Kyrchanoff M.W. Intellectual strategies of sovietization in order to overcome frontier, or how Chuvash nationalists formed socialist canon of the 1920s and 1930s // Journal of Frontier Studies. 2016. № 2. С. 9-23.
37. (a) Kyrchanoff M.W. Difficulties of mental mapping of historical time in the Chuvash national identity: cultural continuities and intellectual failures // Social Evolution and History. 2017. Т. 16. № 1. С. 128-155.
38. (b) Kyrchanoff M.W. Imagining Chuvash historical time: historical continuities and intellectual failures // Tractus Aevorum. 2017. Т. 4. № 2. С. 134-155.
39. Moylan T. The Locus of Hope: Utopia Versus Ideology // Science Fiction Studies. 1982. Vol. 9. No. 27. URL: https://www.depauw.edu/sfs/backissues/27/moylan. html (дата обращения: 24.01.2022).
40. Science Fiction and Postmodernism. Editorial Introduction: Postmodernism's SF and SF's Postmodernism // Science Fiction Studies. 1991. Vol. 19. No. 55. URL: https://www.depauw.edu/sfs/backissues/55/intro55.htm (дата обращения: 24.01.2022).
41. The Invention of Tradition / eds. E. Hobsbawm, T. Range. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. 324 p.
REFERENCES (Articles from Scientific Journals)
1. Akudovich A., Kazakevich A. Navuka i strategii pratsy z minulym. Dyskusiya у
mezhakh seminara "Suchasnaye belaruskaye myslenne", Instytut satsyyalogii, Instytut filasofii NAN, 16 sakavika 2006 goda [Science and Strategies for Working with the Past. Discussion within the Seminar "Contemporary Belarusian Thinking", Institute of Sociology, Institute of Philosophy of the National Academy of Sciences, March 16, 2006]. Palitychnaya sfera, 2006, no. 6, pp. 44-48. (In Belorussian).
2. Elkins Ch. An Approach to the Social Functions of American SF. Science Fiction Studies, 1977, vol. 4, no. 13. Available at: https://www.depauw.edu/sfs/backissues/13/ elkins13.htm (accessed 24.01.2022). (In English).
3. Ermakova G.A. Otrazheniye natsional'noy kartiny mira v semiotike yazykovykh edinits liriki M. Sespelya i G. Aygi [Reflection of the National Picture of the World in the Semiotics of Linguistic Units of the Lyric Poetry of M. Sespel and G. Aigi]. Vestnik Chuvashskogo universiteta. Gumanitarnyye nauki, 2011, no. 2, pp. 299-305. (In Russian).
4. Ermakova G.A., Yakimova N.I. M. Sespel' i G. Aygi kak nositeli dukhovno-nrav-stvennoy tsennosti chuvashskogo etnosa [M. Sespel and G. Aigi as Bearers of the Spiritual and Moral Value of the Chuvash Ethnos]. Vestnik Chuvashskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta im. I.Ya. Yakovleva, 2019, no. 3(103), pp. 40-45. (In Russian).
5. Jameson F. Progress Versus Utopia; or, Can We Imagine the Future? Science Fiction Studies, 1982, vol. 9, no. 27. Available at: https://www.depauw.edu/sfs/backis-sues/27/jameson.html (accessed 24.01.2022). (In English).
6. Karchansem M. Postmodernizm v sovremennykh tyurkskikh literaturakh Ros-sii (na primere chuvashskoy prozy B. Chindykova) [Postmodernism in Modern Turkic Literatures of Russia (On the Example of B. Chindykov's Chuvash Prose)]. Panorama, 2021, no. 39, pp. 104-113. (In Russian).
7. Kirchanov M.V. Chuvashskiy modern nachala 1920-kh godov: natsional'naya revolyutsiya i futurizm [Chuvash Modern of the Early 1920s: National Revolution and Futurism]. Nauchnyy vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo arkhitekturno-stroi-tel'nogo universiteta. Seriya: Sotsial'no-gumanitarnyye nauki, 2013, no. 2(2), pp. 7483. (In Russian).
8. Kirchanov M.V. Poeticheskaya depressiya v diskurse chuvashskogo modernizma nachala 1920-kh godov [Poetic Depression in the Discourse of Chuvash Modernism in the Early 1920s]. Nauchnyy vestnik Voronezhskogo gosudarstvennogo arkhitektur-no-stroitel'nogo universiteta. Seriya: Sotsial'no-gumanitarnyye nauki, 2014, no. 2(4), pp. 12-20. (In Russian).
9. Kyrchanoff M.W. Difficulties of Mental Mapping of Historical Time in the Chuvash National Identity: Cultural Continuities and Intellectual Failures. Social Evolution and History, 2017, vol. 16, no. 1, pp. 128-155. (In English).
10. Kyrchanoff M.W. From Suicide of Revolutionary to Symbolic Communication with the World of the Dead (Death in the Modern Chuvash Identity). The New Past, 2016, no. 4, pp. 84-98. (In English).
11. Kyrchanoff M.W. Imagining Chuvash Historical Time: Historical Continuities and Intellectual Failures. Tractus Aevorum, 2017, vol. 4, no. 2, pp. 134-155. (In English).
12. Kyrchanoff M.W. Intellectual Strategies of Sovietization in Order to Overcome
Frontier, or How Chuvash Nationalists Formed Socialist Canon of the 1920s and 1930s. Journal of Frontier Studies, 2016, no. 2, pp. 9-23. (In English).
13. Moylan T. The Locus of Hope: Utopia versus Ideology. Science Fiction Studies, 1982, vol. 9, no. 27. Available at: https://www.depauw.edu/sfs/backissues/27/moylan. html (accessed 24.01.2022). (In English).
14. Science Fiction and Postmodernism. Editorial Introduction: Postmodernism's SF and SF's Postmodernism. Science Fiction Studies, 1991, vol. 19, no. 55. Available at: https://www.depauw.edu/sfs/backissues/55/intro55.htm (accessed 24.01.2022). (In English).
(Articles from Proceedings and Collections of Research Papers)
15. Adorno T. Chto znachit "prorabotka proshlogo" [What Does "Working through the Past" Mean]. Gabovich M. (ed.). Pamyat'o voyne 60 let spustya. Rossiya, Germani-ya i Evropa [The Memory of the War 60 Years Later. Russia, Germany and Europe] Moscow, Novoye literaturnoye obozreniye Publ., 2005, pp. 64-82. (In Russian).
16. Doss F. Kak segodnya pishetsya istoriya: vzglyad s frantsuzskoy storony [How History is Written Today: A View from the French Side]. Garreta G., Dufo G., Pimeno-va L. (eds.). Kak my pishem istoriyu [How We Write History]. Moscow, ROSSPEN Publ., 2013, pp. 9-56. (In Russian).
17. Krom M. Ispol'zovaniye ponyatiy v issledovaniyakh po istorii dopetrovskoy Rusi; smena vekh i novyye oriyentiry [The Use of Concepts in Research on the History of Pre-Petrine Russia: Change of Milestones and New Guidelines]. Garreta G., Dufo G., Pimenova L. (eds.). Kak my pishem istoriyu [How We Write History]. Moscow, ROSSPEN Publ., 2013, pp. 94-125. (In Russian).
18. Myshkina A.F. Chuvashskaya literatura pervogo poslevoyennogo desyatiletiya (1946-1955) [Chuvash Literature of the First Post-War Decade (1946-1955)]. Rodi-onov V.G. (ed.). Istoriya chuvashskoy literatury XX veka. 1900-1955 gody [History of the Chuvash Literature of the 20th Century. 1900-1955]. Cheboksary, Chuvashskoye knizhnoye izdatel'stvo Publ., 2015, pp. 384-419. (In Russian).
19. (a) Rodionov V Chuvashskaya literatura 1917-1922 godov [Chuvash Literature of 1917-1922]. Rodionov VG. (ed.). Istoriya chuvashskoy literatury XX veka. 1900-1955 gody [History of the Chuvash Literature of the 20th Century. 1900-1955]. Cheboksary, Chuvashskoye knizhnoye izdatel'stvo Publ., 2015, pp. 146-221. (In Russian).
20. (b) Rodionov V. Chuvashskaya literatura 1923-1929 godov [Chuvash Literature of 1923-1929]. Rodionov VG. (ed.). Istoriya chuvashskoy literatury XX veka. 1900-1955 gody [History of the Chuvash Literature of the 20th Century. 1900-1955]. Cheboksary, Chuvashskoye knizhnoye izdatel'stvo Publ., 2015, pp. 236-281. (In Russian).
(Monographs)
21. Myshkina A.F. (ed.). Istoriya chuvashskoy literaturyXXveka. 1956-2000 gody [History of the Chuvash Literature of the 20th Century. 1956-2000]. Cheboksary, Chu-
vashskoye knizhnoye izdatel'stvo Publ., 2017. 432 p. (In Russian).
22. Nikiforova VV. Sovremennyy literaturnyy protsess. Chuvashskaya intellektu-al'naya proza rubezha XX-XXI vekov [Contemporary Literary Process. Chuvash Intellectual Prose at the Turn of the 20th - 21st Centuries]. Cheboksary, Chuvash State Humanitarian Institute Publ., 2018. 48 p. (In Russian).
23. Hobsbawm E., Range T. (eds.). The Invention of Tradition. Cambridge, Cambridge University Press, 1983. 324 p. (In English).
(Electronic Resources)
23. Zubov A. Optimistichnaya fantastika. Dva litsa literatury o budushchem: vtoraya chast' razgovora o tom, kak ustroyena Sci-fi [Optimistic Fiction. Two Faces of Literature about the Future: The Second Part of the Conversation about How Sci-Fi Works]. Gor'kiy, 2019, March 14. Available at: https://gorky.media/context/optimis-tichnaya-fantastika/ (accessed 24.01.2022). (In Russian).
Кирчанов Максим Валерьевич (Карчансем Макраме), Воронежский государственный университет.
Доктор исторических наук, доцент кафедры регионоведения и экономики зарубежных стран Факультета международных отношений, кафедры истории зарубежных стран и востоковедения Исторического факультета.
E-mail: maksymkyrchanoff@gmail.com
ORCID ID: 0000-0003-3819-3103
Maksym W. Kyrchanoff (Mak^äme Kär^ansem), Voronezh State University.
Doctor of Historical Sciences, Associate Professor at the Department of Regional Studies and Economics of Foreign Countries, Faculty of International Relations, Department of History of Foreign Countries and Oriental Studies, Faculty of History.
E-mail: maksymkyrchanoff@gmail.com
ORCID ID: 0000-0003-3819-3103
