CC BY
70
АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ
УДК: 005.731:378.09
БЮРОКРАТИЗАЦИЯ ВУЗА КАК АНТИИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС*
В.П. Бабинцев1), В.П. Римский2)
Белгородский государственный национальный исследовательский университет
1)e-mail: babintsev@bsu.edu.ru 2)e-mail: rimskiy@bsu.edu.ru
В статье рассмотрен процесс бюрократизации научно-образовательной среды вуза, который представлен как процесс социокультурных изменений, отражающих превращение субкультуры чиновничества в культурный мейнстрим российского общества. Обосновывается, что бюрократизация создает серьезные барьеры для интеллектуальной и творческой деятельности в системе образования.
Ключевые слова: бюрократия, бюрократизация, имитация, социокультурные трансформации
AzsdfgtyUi90-=/*+
По мере того как в последней четверти ХХ столетия перед нами возникали все новые и новые трудности, высшее образование утрачивало всякую устойчивость, которой он, вероятно, никогда не обладало... Угодив в силки производства знаний, даже самые богатые учебные заведения неспособны вместить весь спектр старых и новых областей.
Б.Р. Кларк
Смысл цитаты Б.Р. Кларка, вынесенной нами в качестве эпиграфа, отражает тот факт, что к концу ХХ века с неустойчивостью развития в современном индустриальном мире столкнулась вся система высшего образования в целом и, прежде всего, российская. Основной целью нашей статьи, продолжающей предыдущие публикации авторов.
1, является не столько критический анализ положения, сложившегося в управлении вузами, сколько исследование проблемных точек их развития в плане
Исследование выполнено при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) (проект №12-06-00220-а Системная модель инновационной готовности менеджера в учреждениях ВПО: диагностика, проектирование и внедрение).
выявления благоприятных условий и институциональных оснований для производства технологических инноваций и нового научного знания, их трансляции в учебный процесс, российское и региональное культурное пространство в перспективе международных культурных и образовательных коммуникаций.
Характерной чертой развития современных российских вузов, проявляющейся независимо от их статуса, является, к сожалению, бюрократизация управления научно-образовательным и культурно-воспитательным пространством. Это проявляется в виде комплекса управленческих практик, затрагивающих все аспекты функционирования учреждений ВПО и в современных условиях существенным образом девальвирующих интеллектуальную составляющую образовательного процесса.
Однако, практики бюрократизации коренятся не только в некоей «российской специфике», но и в некоторых общемировых тенденциях развития университетов и мировой системы высшего образования. Можно отметить, что те болезненные, вызывающие критику реформы образования в нашей стране (прежде всего, высшего, связанного с подготовкой научно-педагогических кадров нового поколения), имели место во всем мире, может быть, лишь немного опередив наши институциональные трансформации в образовании и культуре.
В этом плане показательна скептически-стоическая позиция, наиболее полно представлена в книге Билла Ридингса, безвременно ушедшего из жизни, с символическим названием «Университет в руинах»2. Скептицизм и стоицизм - это не только две эпистемологические и этические стратегии книги, но и общая философская позиция автора. Б. Ридингс исходит из того легко диагностируемого факта, что научный университет «гумбольтовского типа» (хотя он чаще и справедливо говорит о «немецкой модели», заданной классическим немецким идеализмом) в глобальном мире умер. «Гумбольтовский университет» с его установкой на развитие горизонтальных связей «профессор - студент», «научное исследование - преподавание», «производство (критическое и творческое) нового знания - трансляция нового знания студентам как субъектам гражданского общества», а тем самым и далее - в культуру зрелого модерна, где оно выполняет роль «большого нарратива», идеологии, легитимирующей нацию-государство и формообразующей национальную культуру в глобализирующемся мире, умер.
Ему на смену пришел «университет совершенства», где упор делается не на «новое знание», а на его доведение до совершенства, формальную технологизацию и репродукцию; где на место ректора-учёного, как «первого среди равных профессоров», стал ректор-администратор на вершине иерархии новой академической власти. Горизонталь классического университета превратилась в вертикаль, в которой студенты и профессора заняли подножие пирамиды, а «академический менеджмент» занят репродукцией эпистемологической и технологической эффективности, оцениваемой в
1 См.: Бабинцев В.П., Римский В.П. Матрица русофобии и ментально антропологические типы русской интеллигенции // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». №16 (159). Вып. 25. Белгород, 2013. С. 16-28; Игнатова И.Б., Гричаникова И.А. Инновационно-ориентированное развитие вуза искусств и культуры - фактор достижения устойчивости на рынке образовательных услуг БГИИК сегодня // Вестник высшей школы «Alma mater». 2013. №5. С.4-9; Игнатова В.С., Римский В.П. Проблема «традиции - инновации» и генезис научно-инновационных субкультур: (культурно-цивилизационный контекст) // Наука. Культура. Искусство. Научный журнал БГИИК. №1. Белгород, 2012. С. 34-57; Игнатова В.С., Римский В.П. Генезис науки, инноваций и научного университета (к девяностолетию со дня рождения М.К. Петрова). // Наука. Культура. Искусство. Научный журнал БГИИК. №1. Белгород, 2012. С. 61-75; Игнатова В.С., Шамардин, Н.Н. Университет как институт производства научно-инновационного знания в региональных системах образовании и культуры // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». № 23 (166). Вып. 26. Белгород, 2013. С. 244-251; и др.
2 См.: Ридингс Б. Университет в руинах. М., 2010.
пиар-индикаторах и маркетинговых рейтингах, позволяющих университету войти в глобальный рынок инновационно-образовательных услуг и зарабатывать деньги. Университет превратился в транснациональную бизнес-корпорацию, которую больше не интересует национальная культура и национальное государство, а лишь некие абстрактные «ценности», производимые фактически для собственного использования. «Иными словами, - писал он, - апелляция к совершенству означает, что больше нет никакой идеи Университета, или скорее, что эта идея утратила все свое содержание. Будучи нереференциальной единицей ценности, функционирующей целиком внутри системы, совершенство обозначает лишь момент саморефлексии технологии... Сегодня Университет - это точно такой же паразитический нарост на ресурсах, как биржа или страховые компании - наросты на промышленном производстве. Подобно бирже Университет является местом самопознания капитала, он позволяет капиталу не просто управлять рисками или разнообразием, но извлекать из этого управления прибавочную стоимость. В случае Университета данное извлечение является результатом спекуляции на разнице в информации» . Это, так сказать, «глобальная предпосылка» бюрократизации системы высшего образования. Перейдём, однако, к российской специфике.
Мы, опираясь на контент-анализ информационных ресурсов и представленных там документов наших ведущих и периферийных университетов4, попытаемся рассмотреть проблемы, стоящие перед нашей системой высшего образования, прежде всего, в локальной, региональной среде.
В 90-е годы прошлого века ряд учреждений ВПО нашей страны, ранее имевших статус «институтов» (это и педагогические, и инженерно-технологические институты), пошли по пути интеграции и превращения в «университеты», укрупненные и усиленные научно-образовательные и научно-инновационные комплексы, часто получавшие статус «классических университетов». Это наблюдалось в конце 80-х и начале 90-х годов прошлого века и на Западе.
В начале нового века российские реформаторы, озабоченные выживанием нашей системы высшего образования в глобальном мире научных инноваций и развития глобального рынка образовательных услуг, пошли по пути создания огромных «федеральных университетов» и «исследовательских университетов», которые обрели и статусную, и финансовую капитализацию. Некоторые из них почти ничего не меняли в своем структурно-инситуциональном статусе, так как были готовы к переходу на инновационный путь развития (например, бывший Томский политехнический университет и Томский государственный университет, получившие статус «исследовательских»).
3 Там же, с. 69.
4 См.: Белгородский государственный национальный исследовательский университет» // URL: http://www.bsu.edu.ru; Белгородский государственный технологический университет им. В.Г. Шухова // URL: http://www.bstu.ru; Курский государственный университет» // URL: http://www.kursksu.ru; Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова // URL: http://www.msu.ru; Санкт-Петербургский государственный университет // URL: http://spbu.ru; Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского // URL: http://www.sgu.ru; Национальный исследовательский Томский политехнический университет» // URL: http://tpu.ru; Национальный исследовательский Томский государственный университет» // URL: http://www.tsu.ru; Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского // URL: http://www.unn.ru; Новгородский государственный университет им. Ярослава Мудрого // URL: http://www.novsu.ru; Орловский государственный университет» // URL: http://www.univ-orel.ru/newversion/ogu; Тульский государственный университет» // URL: http://tsu.tula.ru; Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина // URL: http://urfu.ru/home; Южный федеральный университет» // URL: http://sfedu.ru.
Одним из самых интересных феноменов инновационного развития в системе научно-образовательного рынка стал прорыв Белгородского государственного национального исследовательского университета (НИУ «БелГУ»). Когда-то рядовой педагогический университет, как и многие университеты в это время на Западе, он пока стихийно, но раньше многих в нашей стране, в начале 90-х годов прошлого века пошел по пути динамичного, ускоренного инновационного рывка. Руководство Белгородской области, ректор тогда еще Белгородского государственного педагогического института Н. В. Камышанченко и некоторые представители «академического оплота» начали не только трансформацию пединститута в педагогический университет, а затем и в «классический», путем создания диверсифицированной базы финансирования (прежде всего, Фонда развития БелГУ). Это позволило уже к началу 2000-х годов расширить предложение по новым программам производства знаний, востребованным работодателями и населением, дало возможность в тот сложный период не только сохранить научно-педагогические кадры, но и привлечь молодежь, повысив заработную плату преподавателям университета на порядок выше, чем в других региональных и российских вузах. В эти годы БелГУ создал мощную материально-техническую базу, дополненную репутационным «символическим капиталом» Именно уже тогда, в конце 90-х годов ХХ века, в России заговорили о «феномене Белгородского университета».
Это были реальные достижения: приглашены иногородние и выросли собственные научные кадры, резкое развитие получила материально-техническая и научно-технологическая база, радикально обновились образовательные программы, научная работа стала соответствовать уровню лучших классических университетов отечественной системы образования. И этот прорыв произошел уже к концу 90-х годов прошлого века.
Новый виток прорыва в развитии «феномена БелГУ» с 2002 г. был также реальным: объем финансирования НИР (гранты и пр.) вырос с нескольких миллионов рублей в 2002 г. до сотен миллионов буквально через 5-7 лет, колоссально выросло качество и количество научных публикаций в рейтинговых журнала, имеющих престижные индексы цитирования. Конечно, в этом большая заслуга областного руководства во главе с губернатором Е.С. Савченко, но и всего коллектива, который в чем-то стихийно начал следовать рациональной, ситуационной логике развития инновационного университета. В начале столетия создавалась достаточно гибкая структура управления научно-инновационной работой учреждения ВПО, завершено в общих чертах формирование контура из тех пяти системно-структурных, институциональных оснований инновационного университета по Б. Кларку5. В БелГУ с 2002 г. сложилась фактически одна из первых в стране система экономического стимулирования научной активности преподавателей (внутренние и внешние гранты, оценка результатов НИР по подвижной шкале баллов). Правда, она касалась в основном докторов наук, что и повысило уровень их зарплаты. Были налажены тесные связи с центральными и региональными институтами - «грантодержателями» и заинтересованными в инвестировании в образование и науку организациями, в том числе региональными. Действовали экспертные группы и сообщества, составленные из инициативных и авторитетных преподавателей, которые прямо влияли на оценку научной активности преподавателей. Были сформированы УНИКИ, в которых и планировалось развитие междисциплинарных исследований по всем направлениям, в том числе приносящих доход от НИР и платных образовательных услуг.
5 Подробнее см.: Кларк Б.Р. Создание предпринимательских университетов: организационные направления трансформации. М., 2011; Кларк Б.Р. Поддержание изменений в университетах. Преемственность кейс-стади и концепций. М., 2011.
Собственно, все это, как и созданная в 90-е годы материально-техническая, научно-техническая база, интеллектуальная и символическая капитализация, позволило БелГУ получить статус «национального исследовательского университета», перепрыгнув в определенной мере через ступени формирования корпоративной культуры (духа!) «классического университета» (что, как стало очевидным позже, не было положительным моментом в развитии). Но уже к 2010 году университет столкнулся как с некоторыми управленческими, так и ментально-психологическими проблемами, которые, как выяснилось, мало зависят от воли отдельных руководителей, но отражают глубинные социокультурные и организационные процессы. Что это за проблемы?
Во-первых, стала остро ощущаться, что морально-психологическая атмосфера ухудшается. Многие преподаватели открыто, а большинство кулуарно, заговорили о том, что в университетах тон задает не академическое сообщество, ученые и преподаватели, а бал правит бюрократия, царит атмосфера не творческого и критического решения проблем, как это было в 90-е годы. Опыт показывает, что подобная атмосфера сложилась и в других, даже самых «продвинутых» учреждениях ВПО России. Но в работах и Б.Кларка, и Б. Ридингса нечто подобное фиксируется и в атмосфере западных университетов. Эта общая тенденция балансирования «управленческой эффективности» на грани целерациональности, по Веберу, и бюрократизации, по Ленину.
Но самое главное: основная масса преподавателей оставалась и остается вне каких-то экономических и моральных стимулов к научным инновациям. Реальная и номинальная заработная плата основной их массы за последние десять лет фактически не росла. И не только потому, что федеральный центр оставил вузы на периферии своих экономических интересов. Казалось бы, наоборот: с появлением новых статусов финансы на «исследовательские» и «федеральные» университеты должны были только стимулировать вузы. Но с переходом в новые статусы основные внебюджетные средства, полученные от образования, университеты вынуждены вкладывать в софинансирование программ (например, это условие предоставления финансов «исследовательским университетам»). Кстати, такова судьба и многих европейских вузов, в которых финансы были потрачены не на развитие собственно исследований и подготовку научной смены (аспирантура и докторантура), а на приобретение оборудования6. Исключения составил лишь Китай7. Наверное, многие и сейчас готовы терпеть финансовый дискомфорт ради каких-то определенных морально-психологических ценностей, корпоративной идеологии и миссии «национальных исследовательских университетов». Но это без воспроизводства исторической аксиологической культуры «классического университета» становится делать всё труднее.
Но главный морально-психологический раскол начался в коллективах, когда с созданием НИУ начали выделяться так называемые «приоритетные научные направления». Когда первоначально создавался проект НИУ, то в нем планировалось участие в качестве приоритетных научных направлений всех подразделений «академического оплота», в том числе и гуманитарных, для чего, в частности,
6 См.: Липман М. От редактора // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 2-3; Радаев В. Пять принципов построения нового университета // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 6-18; О' Коннор Т. Российское высшее образование: сопоставление с США. // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 72-80; Федюкин И., Фрумин И. Российские вузы-флагманы // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 19-31.
7 Балзер Х. Обучение инновациям в России и в Китае // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 52-71.
создавались УНИКи (Учебно-научные инновационные комплексы). Но УИНИКи во многом остались «на бумаге»... Целые факультеты и кафедры (прежде всего, гуманитарные) были исключены из процесса стимулирования инновационной деятельности, в том числе и морально-психологического.
Понятен приоритет естественнонаучных и инженерных направлений, так как в стране за годы «реформ» удар был нанесен именно по этой сфере, а без прорыва в естествознании и инженерно-технических науках ни о какой модернизации нельзя вести речь. Но ведь и гуманитарные факультеты и кафедры, которые в 90-е и 2000-е годы давали основной массив публикаций и защит диссертаций, большое количество грантов, тем самым обеспечив трансформацию, например, БелГУ в классический, а затем исследовательский университет, вели и ведут подготовку основного числа аспирантов и докторантов фактически были исключены из активной инновационной политики. Гуманитарные науки, на которых всегда держался классический университет, в данный момент находятся на грани морально-интеллектуальной фрустрации. Анализ информации сайтов всех «национальных исследовательских университетов» показывает, что там наблюдаются аналогичные тенденции с некоторыми поправками на «специфику», которая почти не просматривается, так как все они вышли из советской версии проекта «гумбольтовского» классического университета.
Наряду с этим, многократно усиливает степень формализации вузовской среды ее бюрократизация. Приоритетное значение в работе вуза приобретает система формальных показателей результативности деятельности, значительная часть которых определяется чисто механически и далеко не всегда учитывает содержательную составляющую профессионального образования. В учреждениях ВПО активно вводятся разнообразные стандарты и регламенты, формируются рейтинги оценки деятельности преподавателей и сотрудников, внедряется «система менеджмента качества».
Формальные показатели научной и образовательной деятельности нужны, чтобы получить определенный статус на рынке научно-инновационных и образовательных услуг, произвести капитализацию интеллектуального и человеческого капитала и, в конечном счете, получить капитал экономический. Это требует, прежде всего, выполнение показателей эффективности вузов, которые оцениваются по системе определенных индикаторов, разрабатываемых министерством. Казалось бы, система персональных и коллективных рейтингов вуза должна быть направлена на выполнение этих показателей и доказывать свою эффективность. Но это далеко не так.
Мы все в погоне за формальными показателями, связанными с получением экономического капитала (индивидуального и коллективного), не должны забывать о той простой истине, которая известна на Западе всем экономистам, социологам, всему западному экспертному сообществу и участникам рынка материального и духовного производства, что в инновационной экономике материальный (экономический) капитал не может прирастать без опережающего развития символического, интеллектуального и человеческого капитала, которые в мире постиндустриализма становятся все более определяющими. У нас в стране этого до сих пор то ли не знают, то ли не понимают, то ли все вместе. Это связано с тем, что мы, по-прежнему, погружены в советскую индустриальную ментальность. Мы не будем вдаваться в теорию, а проиллюстрируем на двух парадоксах: можно зафиксировать советский «парадокс Петрова» и постсоветский «парадокс Перельмана».
«Парадокс Петрова»: в 70-е годы прошлого века М.К. Петров, ростовский ученый, фронтовик, родоначальник отечественного науковедения, философии и социологии науки, по идеологическим соображениям был отстранен от преподавания, но, благодаря поддержке ректора РГУ Ю.А. Жданова, получил первую в стране лабораторию социологии науки в СКНЦ ВШ, много писал, больше «в стол», но после
смерти результаты его работы получили мировое и всероссийское признание, но - увы! -в постсоветской России уже не дали того эффекта, его наследие до сих пор слабо учитывается и коллегами, и управленцами, не продвигается на международный рынок
"8 тт
идей . И это при том, что он провел исследование системы научных инноваций и коммуникаций не менее эффективно, чем, например, такая знаменитая западная школа «исследования науки и технологии» (БТБ) во главе с Бруно Латуром, возникшая в те годы.
«Парадокс Перельмана»: мы все знаем, что задолго до своего отказа от престижной премии В. Перельмана просто изгнали из научно-исследовательского института, так как он, видите ли, не отчитывался по «формальным показателям», т.е. не публиковал статьи, не участвовал в конференциях и т.п., а занимался решением одной единственной «формулы». Но зато какой.
Очевидно, что в обоих случаях не только отдельные образовательные и научные институты, но и страна в целом, потеряли громадный символический, интеллектуальный и человеческий капитал.
Следствием гипертрофированной установки на стандартизацию и регламентацию становится повышение роли всех видов отчетности. Нарастают объемы бумажных и файловых потоков, ориентированные на руководителей низшего уровня, в первую очередь - на заведующих кафедрами. Объем выполняемых ими административных функций многократно увеличивается, что отчетливо фиксируется общественным мнением. В частности, в ходе проведенного Центром социальных технологий НИУ «БелГУ» в 2011 году опроса заведующих кафедрами (п = 78) 54,39% респондентов согласились с утверждением, что в последние годы стало больше «бумажной» работы. 29,49% респондентов в качестве главной причины неудовлетворенности своей работой назвали большое количество формальных обязанностей, отвлекающих от основной деятельности. Ощущение аномальности ситуации заставляет руководство учреждений ВПО более или менее активно внедрять новые информационные системы (например, апробированную в органах государственного и муниципального управления систему «Мотив»), но их результативность нередко оказывается низкой вследствие недостаточной подготовленности персонала и технических трудностей.
Возможно, сама по себе формализация образовательной среды не приводила бы к обесцениванию ее интеллектуального и человеческого капитала. Но проблема заключается в том, что во многих случаях формальные требования противоречат элементарной логике, индуцируют ситуации абсурда, в которых показатели или индикаторы, зачастую не имеющие научного обоснования, довлеют над содержанием образовательной деятельности.
Значимым следствием формализации вузовской среды является рост численности административного персонала, который зачастую формируется не по принципу профессиональной компетентности, а на основе неформальных механизмов типа непотизма (или по-русски «кумовства») . Это - вузовские клерки, многие из которых по своим профессиональным и личностным качествам не соответствуют традиционным, классическим стандартам системы высшего образования. Но именно они зачастую
8 См.: Михаил Константинович Петров / под ред. С.С. Неретиной. М., 2010.
Непотизм (от итальянского nepote, племянник) - эта «управленческая технология», которая вошла в европейский обиход с легкой руки римских пап и епископов, уже в Средние века практиковавших раздачу «доходных должностей» в отсутствие законных детей (по причине целибата) ближайшим родственникам, в основном племянникам. Позже это перешло в практику европейских абсолютистских монархий, а затем в политику и административное управление «демократических государств», став фактически превращенной формой для прикрытия теневых протекционистских и коррупционных схем.
начинают формировать повседневную среду общения в вузе, существенно снижая качество отношений, существенно нивелируя интеллектуальный потенциал. При отсутствии жесткого регулирования вследствие этого корпоративная атмосфера в вузе с течением времени начинает напоминать атмосферу государственного или муниципального учреждения, концентрируя при этом далеко не лучшие характеристики последней.
Практика показывает, что вузовская среда, несмотря на ее, казалось бы, изначально интеллектуальный характер, не имеет иммунитета в отношении негативных последствий формализованных практик и довольно легко поддается бюрократическим модификациям.
Существенные различия в «габитусах» участников образовательной деятельности затрудняют, а в ряде случаев делают, практически, невозможным конструктивный диалог, казалось бы, естественных партнеров образовательного процесса: администрации и профессорско-преподавательского коллектива. Ранее такой диалог всегда базировался на признании вузовскими «чиновниками» особого характера деятельности ППС как носителей интеллектуального начала, имеющего конкретное личностное воплощение. Сегодня интеллектуальный фактор существенно обесценился, равно как и значимость отельной личности. Преподаватель или научный сотрудник все чаще воспринимаются в качестве абстрактных обезличенных фигур, определяемых понятием «кадры», что так далеко от современных тенденций стимулирования развития человеческого и интеллектуального капитала.
Бюрократизация вузовской среды стимулирует руководство к разработке и реализации формально масштабных, но, вместе с тем, усложненных программ и проектов, значительная часть которых не может быть в полном объеме реализована в силу дефицита необходимых условий и низкого уровня мотивации работников. Казалось бы, системное проектирование должно стимулировать интеллектуальную активность работников учреждений ВПО. В какой-то мере это имеет место. Но, поскольку проектная деятельность становится своеобразной модой, происходит ее массофикация, элиминирующая смысл проектирования как интеллектуальной технологии.
Наконец, к числу наиболее негативных проявлений бюрократизации учреждений ВПО относятся имитации инновационной деятельности, выражающиеся в демонстрации якобы достигнутых высоких результатов. Имитации, как правило, обусловлены необходимостью соответствовать высоким рейтинговым показателям, сформированным на федеральном уровне и все более определяющим перспективу развития вузов и их ресурсное обеспечение, что мы и отметили выше. В этой связи важно отметить, что имитационные практики становятся универсальными в российском обществе, выступая одновременно как явление и как процесс9. Имитационные практики изначально антиинтеллектуальны, поскольку, во-первых, ориентированы на упрощение реальных процессов, а потому изначально исключают интеллектуальный и человеческий фактор, как необходимое требование к их участникам. Право на интеллект сохраняется в данном случае лишь за сценаристами имитаций. Во-вторых, имитации манипулятивны по своей форме, поскольку предполагают скрытое управление сознанием объекта, дающее инициаторам односторонние преимущества.
Мы полагаем, что проблема бюрократизации является универсальной не только для образования, но отражает общую линию социокультурного развития России и, в конечном итоге, всей современной цивилизации. Эта линия может быть определена как
9 Шалюгина Т.А. Имитация в современном российском обществе: сущность, субъекты воздействия, социальное пространство проявления: Автореферат дис. ... доктора филос. наук: 09.00.11. Ростов-на-Дону, 2012. С. 28.
превращение бюрократической субкультуры из субкультуры одного, хотя и довольно влиятельного профессионального сообщества, в культурный мейнстрим постиндустриальной цивилизации.
Чиновничья субкультура в течение довольно длительного периода отечественной истории была сознательно изолирована от «материнской культуры». Бюрократия оберегала свой мир, целенаправленно фабрикуя мифы о его идентичности с повседневными практиками «простого человека». Подобное конструирование было эффективным способом защитить его, сделать неуязвимым для критики. Но ситуация существенно изменилась в последние годы под влиянием комплекса разнородных обстоятельств.
Во-первых, повсеместное распространение новых информационно-коммуникационных технологий существенно снизило возможности маскировки корпоративных культурных образцов, не вполне адекватных отечественным традициям. Во-вторых, на периферии бюрократии сформировалась огромная маргинальная группа «получиновников», которые, с одной стороны, получили, хотя и ограниченный, но доступ к бюрократическим ценностям и смыслам, сумели «примерить» их на себя. С другой стороны, во многих отношениях сохранили культурные стереотипы небюрократической среды. В эту периферийную группу входят работники государственных учреждений и предприятий, учреждений бюджетной сферы. В последнее время отечественная бюрократия активно создает «околобюрократическое» окружение на границе между государством и гражданским обществом, используя механизмы общественных палат, в состав которых она стремится ввести, прежде всего, руководителей общественных объединений. На первый взгляд, данная практика вполне разумна и оправдывается тем, что именно эти люди контролируют общественное мнение. Но для чиновников важным оказывается другое -возможность управлять «формализованными» лидерами общественного мнения, хотя бы потому, что большинство общественных объединений, по меньшей мере, на региональном уровне не могут существовать без государственной поддержки.
В социокультурном отношении маргинальные «полубюрократические» группы представляют своеобразный «гибрид» бюрократии и интеллигенции (и вообще, не надо её путать с «интеллектуалами»10), нередко заимствующий от обоих слоев далеко не лучшие качества. Наконец, в-третьих, общий идеологический фон в стране в настоящее время, очевидно, стал настолько комплиментарным бюрократической субкультуре, что ее носители уже более не считают нужным скрывать свои жизненные установки, склонны предлагать их как эталонные. И одним из следствий этого, в частности, становится огромное количество молодых людей, желающих поступить в вузы по направлению «Государственное и муниципальное управление». Чиновники, что было не принято еще лет пятнадцать-двадцать назад, становятся публичными, открыто формулируя свою позицию, даже если она противоречит доминирующим в общественном сознании взглядам. Достаточно вспомнить в этой связи конфликт между позицией министра образования и науки Д. Ливановым и вузовской общественностью.
Бюрократизация вузов в контексте субкультурных изменений отражает масштабную тенденцию распространения бюрократической субкультуры на различные сферы общественной жизни. Неизбежным ее следствием и являются формализация и унификация вузовской среды, которая, в конечном итоге, в российских условиях чаще всего ведет к утрате ими «лица необщего выражения», к упрощению и примитивизации образовательного процесса, что обычно (и неправомерно) преподносится общественности как его технологизация. В данной связи возникает довольно серьезное противоречие. Объективно
10 См.: Бабинцев В.П., Римский В.П. Матрица русофобии и ментально антропологические типы русской интеллигенции // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». №16 (159). Вып. 25. Белгород, 2013. С. 16-28.
образовательный процесс должен становиться все более вариативным, вузовские системы -нелинейными, а управление ими - креативным. Между тем, бюрократическая самоорганизация с ее установкой на стандартизацию, нормативно закрепленную административной реформой, олицетворяет собой противоположный тренд, проявляющийся деятельности большинства работников. Ситуация усугубляется еще и тем, что, в силу диффузии субкультур шаблонность (стандартность) мышления возвышается до уровня универсальной ценности.
Несомненно, процесс бюрократизации привнес в региональные вузы ряд позитивных моментов. Они выражаются в более четкой, чем в 90-е годы прошлого века, формулировке норм и правил организации научно-образовательного и воспитательного процесса, улучшении планировании деятельности и более или менее последовательном внедрении проектного управления. Но позитивные изменения затрагивают, как правило, процедурные аспекты профессионального образования, оставляя за рамками проблему связанных с ними содержательных модификаций, непосредственно сказывающихся на интеллектуальной составляющей образовательной деятельности.
Во-первых, в, казалось бы, относительно автономных и довольно специфических пространствах региональных вузов синхронно элиминируется терминальное наполнение ценности образования и замещается ее чисто инструментальной трактовкой, которая имеет все меньше отношения к интеллектуальной культуре личности. О довольно очевидной форме такой подмены, связанной с интерпретацией образовательной деятельности как вида «социальной услуги» много сказано в ходе публичной полемики и написано в научной литературе и публицистике. Однако существует более опасный по своим перспективам вид ценностной трансформации. Он заключается в стремлении вузовских администраторов представить, практически, любую новацию в качестве самостоятельной и безусловной ценности на основе нескольких конвенционально установленных субъектами управления формальных признаков. Наглядным примером может служить вводимая в некоторых вузах волевым решением практика проведения занятий со студентами на английском языке в ситуации, когда почти все обучающиеся не просто не имеют минимально необходимой языковой подготовки, но слабо знают свой родной язык.
В результате изменения содержания образовательных ценностей существенно меняется статус вуза. Из учреждения, которое всегда было ориентировано на социализацию и совершенствование личности, а в перспективе мыслилось в качестве своеобразного локомотива регионального развития, он все более превращается в продолжение администрации субъекта РФ, в своеобразный «псевдоинтеллектуальный протез» региональной системы управления.
Во-вторых, в результате бюрократизации окончательно лишается оснований ценность академической свободы, без которой интеллектуальная деятельность лишается значительной доли смысла. В России она никогда не была приоритетной, однако даже в советское время государство учитывало, что вузовская среда имеет довольно отчетливо выраженную специфику. Считалось (и обоснованно), что здесь в полной мере неприменимы методы управления, используемые органах государственного управления. Научно-образовательная деятельность сохраняла для чиновников элемент сакральности; ученая степень требовала уважения, хотя бы потому, что лишь немногие из них могли похвастаться ее наличием, как свидетельства неординарности. Все это осталось в прошлом, частично потому, что получение ученых степеней званий государственными и муниципальными служащими было поставлена на поток и максимально технологизировано; «тайна» процесса их обретения - ликвидирована. Ученый перестал быть для чиновника авторитетом, репрезентирующим не вполне очевидную для него социокультурную реальность. Вуз в сознании своих контрагентов утратил статус особой
структуры, нормы и правила функционирования которой требуют безусловного уважения.
В-третьих, бюрократизация минимизировала ценность университетского корпоративизма, поскольку стала фактором, расколовшим вузовские коллективы по вертикали. Этот процесс привел к формированию коллективной диспозиции администрации, которая в силу своего статуса не просто активно способствовала трансферу бюрократических технологий в образовательную среду, но согласилась со своей ролью репрезентанта в ней административно-управленческой элиты региона и отказаться от претензий на автономию и своеобразие. Но такая роль пока не воспринимается большей частью научно-педагогического сообщества, для которого характерна установка на традиционные ценности и статусы. И если для административно-управленческого персонала вуза чаще всего приоритетное значение приобретают формальные аспекты процесса образования, то для преподавателей и сотрудников остаются весьма весомыми содержательные.
Расхождение в диспозициях прослеживается едва ли не по всем направлениям. Но бюрократическая система управления ВПО, в ее действующем виде, склонна их не замечать, подменяя обсуждение «по существу», формальными декларациями, усиливая бюрократизацию образовательной среды. В результате она сама становится барьером в ходе модернизации образования и решения задачи его инновационного развития, несмотря на всю кажущуюся инновационную ангажированность.
Итак, управленческий фактор может вызвать в ближайшее время негативный сценарий развития: нашим учреждениям ВПО грозит утрата реальных инновационных достижений и превращение в РЯ-симулякры. При этом у нас не только в вузах, но и в регионах, и в масштабах страны отсутствует эффективная система аттестации управленческих кадров. И если таковую возрождать (она существовала даже в 80-е годы), то в ней должны участвовать авторитетные преподаватели всех подразделений вуза, а не сами «эффективные менеджеры». Назначение на руководящие должности в университете должно учитывать эффективность того или иного «управленца» в своем профессиональном сообществе, как ученого и преподавателя, что всегда соблюдалось в лучшие времена СССР.
В плане управления постиндустриальное общество и научно-инновационная экономика требуют не «вертикальной иерархии» и «подведения всех под единый управленческий алгоритм», а «горизонтальных отношений», самостоятельности и поддержки творческой инициативы. Кстати, как только В.В. Путин и Д.А. Медведев только заговорили о научно-инновационной модернизации, так в повестку дня был поставлен вопрос и о «горизонтальной демократизации» на всех уровнях государственного управления.
Научно-инновационный постиндустриализм ориентирует управление не просто на поддержку, а на культивирование и проектирование институционального и структурно-функционального многообразия и разнообразия. Ведь упрощение, как известно, ведет только к однообразию, творческой тоске и застою. В этой ситуации мы можем получить лишь эффект мультиплицирования бюрократических функций. Никаких «активизаций» и «рывков» в «научных инновациях» мы не получим, а лишь очередную имитацию в управлении11. И это одна из самых больных проблем как для дальнейшего совершенствования морально-психологического климата в любом современном российском учреждении ВПО: необходимо развитие традиций университетского самоуправления (преподавателей и студентов), как исторических, так
11 Подробнее см.: Бабинцев В.П. Имитационные практики в государственном и муниципальном управлении // Власть. 2012. №5. С. 24-29.
и отечественных, классический университет всегда держался на правах и свободах преподавателей и студентов, без чего невозможно развитие атмосферы свободного научного поиска и культурного творчества.
Если будет оставаться тот же уровень бюрократического администрирования в учреждениях ВПО, то никакой «модернизации» и «инновационного прорыва» в стране не будет. Если будет ставка на «технократов», «эффективных менеджеров», на естественные и инженерные науки, то никакие вливания денег и программы вхождения в «мировые рейтинги» нам не помогут. Надо думать, что и те предложения, которые сейчас министерство образования и науки РФ по «вхождению в мировые рейтинги» и приглашению «заграничных кадров», обернутся очередным провалов. Мы живем не во время Петра I или Александра I.
Список литературы
1. Бабинцев В.П. Имитационные практики в государственном и муниципальном управлении // Власть. 2012. №5. С. 24-29.
2. Бабинцев В.П., Римский В.П. Матрица русофобии и ментально антропологические типы русской интеллигенции // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». №16 (159). Вып. 25. Белгород, 2013. С. 16-28;
3. Балзер Х. Обучение инновациям в России и в Китае // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 52-71.
4. Игнатова И. Б., Гричаникова И. А. Инновационно-ориентированное развитие вуза искусств и культуры - фактор достижения устойчивости на рынке образовательных услуг БГИИК сегодня // Вестник высшей школы «Alma mater». 2013. №5. С.4-9;
5. Игнатова В.С., Римский В.П. Проблема «традиции - инновации» и генезис научно-инновационных субкультур: (культурно-цивилизационный контекст) // Наука. Культура. Искусство. Научный журнал БГИИК. №1. Белгород, 2012. С. 34-57;
6. Игнатова В.С., Римский В.П. Генезис науки, инноваций и научного университета (к девяностолетию со дня рождения М.К. Петрова). // Наука. Культура. Искусство. Научный журнал БГИИК. №1. Белгород, 2012. С. 61-75;
7. Игнатова В.С., Шамардин, Н.Н. Университет как институт производства научно-инновационного знания в региональных системах образовании и культуры // Научные ведомости БелГУ. Серия «Философия. Социология. Право». № 23 (166). Вып. 26. Белгород, 2013. С. 244-251; и др.
8. Кларк Б.Р. Создание предпринимательских университетов: организационные направления трансформации. М., 2011.
9. Кларк Б.Р. Поддержание изменений в университетах. Преемственность кейс-стади и концепций. М., 2011.
10. Липман М. От редактора // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 2-3.
11. Михаил Константинович Петров / под ред. С.С. Неретиной. М., 2010.
12. О' Коннор Т. Российское высшее образование: сопоставление с США. // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 72-80.
13. Радаев В. Пять принципов построения нового университета // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 6-18.
14. Ридингс Б. Университет в руинах. М., 2010.
15. Римский В.П., Римская О.Н. Феномен субкультурных религий. Saarbrücken, Germany: LAP LAMBERT Akademik Publischinq GmbH&Co.KG, 2012.
16. Федюкин И., Фрумин И. Российские вузы-флагманы // Pro et Contra. Журнал российской внутренней и внешней политики. Т. 14. №3 (49), май - июнь 2010. С. 19-31.
17. Шалюгина Т. А. Имитация в современном российском обществе: сущность, субъекты воздействия, социальное пространство проявления: Автореферат дис. ... доктора филос. наук: 09.00.11. Ростов-на-Дону, 2012. С. 28.
THE BUREAUCRATIZATION OF THE UNIVERSITY AS AN ANTI-INTELLECTUAL PROCESS
V.P. Babintsev1), V.P. Rimskiy2)
Belgorod state national research university 1)e-mail: babintsev@bsu.edu.ru 2)e-mail:rimskiy@bsu.edu.ru
The process of bureaucratization of scientific and educational environment of the university, which is presented as a process of social and cultural changes reflecting the transformation of the subculture of officialdom in cultural mainstream of Russian society. It is proved that bureaucracy creates serious barriers to intellectual activity in the education system.
Keywords: bureaucracy, red tape, imitation, social and cultural transformation.
