CC BY
55
УДК 81'23
Г. Т. Хухуни
доктор филологических наук, профессор;
профессор каф. общего и сравнительного языкознания МГЛУ;
e-maiL: [email protected]
БЫТОВЫЕ РЕАЛИИ В САКРАЛЬНОМ ТЕКСТЕ: ПРОБЛЕМЫ МЕЖЪЯЗЫКОВОЙ ПЕРЕДАЧИ
В статье рассматриваются вопросы, связанные с передачей содержащихся в Священном Писании бытовых реалий, не имеющих специально религиозного характера. В качестве примера анализируются обозначения нижней и верхней одежды (xitrnv и ipanov) в тексте Нагорной проповеди, содержащейся в Евангелия от Матфея (Мф. 5: 40). Материалом для исследования послужили наиболее значимые для отечественной культуры версии (церковнославянская Елизаветинская Библия XVIII в., перевод Российского библейского общества (РБО) первой четверти XIX в. и Синодальный перевод 1876 г.) Отмечается, что, хотя в плане понимания указанные единицы не вызывают у переводчиков каких-либо затруднений, характерное для реалий отсутствие однозначных эквивалентов в переводном языке приводит к вариативности при их передаче. При квалификации тех или иных решений в рассматриваемых переводах необходимо принимать во внимание возможные семантические сдвиги соответствующих единиц переводного языка. С другой стороны, сопоставление названных версий друг с другом позволяет выявить определенное различие в построении словосочетаний в церковнославянском и русских фрагментах указанного места Евангелия от Матфея, которое также может влиять на восприятие текста читателем указанных переводов.
Ключевые слова: Евангелие от Матфея; Евангелие от Иоанна; оригинал; перевод; церковнославянский; русский; реалия; текст.
G. T. Khukhuni
Doctor of PhiLoLogy, Professor;
Professor at the Department of the GeneraL and Comparative Linguistics, Moscow State Linguistic University; e-maiL: [email protected]
CULTURAL WORDS DENOTING REALITIES OF EVERYDAY LIFE IN SACRAL TEXTS: THE PROBLEM OF INTERLINGUAL TRANSLATION
The present paper is dedicated to issues, connected with the transLation of the cuLturaL words of the non-reLigious character in HoLy Writ, refLecting the reaLities of the everyday Life. The anaLysis reLies on exampLe with the components %itwv and ipänov, denoting respectiveLy the underwear and outerwear in the Sermon of the Mount (Mat. 5: 40). Research reLies on the Church SLavonic ELizabeth BibLe of the 18th century and two Russian versions important for the Russian cuLture - the New Testament of the Russian BibLe Society created in the first quarter of the 19th century
and the Synodal. Translation of the 1876. Although the said words are not difficult for understanding, they don't have fuLL equivalents in the target Language, which is typical. of this kind of LexicaL units. So, their representation in different translations is characterized by variability. The semantic changes of the used equivalents must aLso be taken in account. On the other hand, in Church SLavonic and Russian fragments of (Mat. 5: 40) there is a difference in the way words combineon, that may infLuence the interpretation of the text by the reader.
Key words: GospeL of Matthew; GospeL of John; originaL; translation; Church SLavonic; Russian; cuLturaL words; text.
Проблематика, связанная с передачей лексических единиц, обладающих национально-культурной спецификой и, вследствие этого, как правило, не имеющих однозначных межъязыковых эквивалентов, принадлежит к числу наиболее традиционных и, вместе с тем, наиболее актуальных вопросов теории и практики перевода, в первую очередь, перевода художественного. Причем, если приемы их передачи в целом можно считать достаточно установившимися и неоднократно описанными (в любом учебном пособии можно найти соответствующий раздел, в котором будет идти речь о транскрипции / транслитерации, лексическом и семантическом калькировании, функциональном аналоге, перифрастическом переводе, видо-родовой и родо-видовой замене (гиперонимическом и гипонимическом переводе) и т. п. - иногда с несколько варьирующейся терминологией), то в каждом конкретном случае их применение требует учета ряда факторов, а полученные результаты нередко оказываются в значительной степени спорными.
Среди русскоязычных работ, посвященных различным аспектам передачи интересующего нас пласта лексики наиболее известной и популярной до настоящего времени, вероятно, остается классический труд болгарских переводоведов С. Влахова и С. Флорина «Непереводимое в переводе», первое издание которого вышло еще в 1980 г. С тех пор оно неоднократно переиздавалось, и без ссылок на него вряд ли можно представить себе в нашей стране работу, затрагивающую данную тему. Действительно, в ней представлен, классифицирован и проанализирован обширный корпус данных, причем на материале весьма большого количества текстов. Однако фактически вне сферы внимания авторов (думается, по вполне понятным причинам) оказались тексты сакрального характера - прежде всего Библия (если не считать вопроса о передаче библеизмов), хотя, как известно, она является наиболее часто переводимой и тиражируемой книгой.
Разумеется, существует большое количество трудов, посвященных специальным вопросам переводов Священного Писания (из недавно появившихся работ на русском языке можно назвать [Деснцикий 2015]), а одна из наиболее известных концепций, возникших во второй половине прошлого века - теория динамической эквивалентности Ю. Найды, разрабатывалась как раз для целей библейского перевода. Но при этом, что вполне естественно, внимание как самих переводчиков, так и теоретиков перевода привлекали либо лексические единицы, связанные с предметами религиозного культа, где споры о том или ином способе их репрезентации не всегда носили чисто филологический характер (например, еще в XIX в. замена в одной из русских версий ковчега на сундук, а скинии собрания на сборный шатер была воспринята как «стремление к десакрализации текста» [Снигирев 2008, с. 189]), либо те случаи, когда для передачи связанной с той или иной реалией коннотации ее заменяли на лексему, более привычную в данной функции для культуры переводного языка (хрестоматийно известный случай - передача хлеба насущного в китайской версии через рис насущный, а в алеутской - через рыбу насущную (пример взят из [Десницкий 2011]). Уделялось внимание и имеющимся в Священном Писании случаям, когда точное значение той или иной реалии не может быть восстановлено, что, естественно, приводило к различным, порой весьма несхожим интерпретациям (примером может служить лексема кесита, в церковнославянском тексте переданная как агница, а в Синодальном переводе - как монета (подробнее см. [Хухуни, Осипова 2018]).
При всей несомненной значимости исследования подобного рода явлений, заслуживают внимания, на наш взгляд, и такие случаи, когда ни о культурной несовместимости, ни о «темноте» значения той или иной единицы говорить не приходится, однако отмеченное выше отсутствие однозначного эквивалента также способствует вариативности предлагаемых переводчиками решений. Причем, поскольку сами переводы выполнялись в различное время, на выбор того или иного варианта могли повлиять и процессы эволюции самого переводного языка.
В качестве примера нами были взяты две единицы, относящиеся к лексико-семантическому полю «одежда» (/1Т^ и щапог), фигурирующие во фрагменте Нагорной проповеди (Мф. 5: 40), где речь идет о необходимости отдавать больше требуемого (ка\ тф беЯоутг 001
крг0^уаг ка\ тоу хгтОуа той АаРеГу аф89 аи'тф ка\ то 1ц,атгу [Библия на греческом языке. Новый Завет. Электронный ресурс]. Рассмотрена их репрезентация в церковнославянской Елизаветинской Библии, создание которой относится к середине XVIII в. (воспроизводится по [Библия на церковнославянском языке... Электронный ресурс]), версии Российского Библейского общества первой четверти XIX в. (мы пользовались изданием 1822 г., содержащим параллельный текст Нового Завета на русском и церковнославянском языках [Господа нашего Новый Завет. 1822]) и Синодальном переводе 1876 г., по изданию [Новый Завет. Псалтырь 2016].
Выбор названных источников определяется, прежде всего, их несомненной значимостью в истории отечественной культуры. При этом Елизаветинская Библия была отнюдь не первой в отечественной традиции. К ней предъявлялся и предъявляется ряд претензий (ср. заглавие одной из работ видного отечественного богослова Н. А. Еле-онского [Елеонский 1902]), однако именно она является тем текстом, который принят Русской Православной Церковью, хотя вопрос о его пересмотре ставился неоднократно. Значение перевода РБО было в свое время подробно освещено в статье А. А. Алексеева [Алексеев 2001], к которой мы и отсылаем читателя. Что касается Синодального текста, то он до настоящего времени является основным в отечественной традиции, используется, по существу, во всех сферах, кроме литургической, и, как правило, именно по нему даются и переводятся цитаты из Священного Писания, не фразеологизированные в церковнославянской форме. При этом необходимо принимать во внимание, что, как неоднократно отмечалось в специальной литературе, при подготовке Синодального перевода «были приняты уже существующий перевод Нового Завета и подготовленные тексты Ветхого, но все они подверглись самым серьезным исправлениям, так что фактически нужно говорить о появлении нового перевода, а не просто о редактуре старых» [Десницкий 2015, с. 226]. Указанное обстоятельство, вероятно, целесообразно учитывать и при анализе репрезентации в них тех или иных фрагментов библейского текста, включая рассматриваемый в предлагаемой статье.
Однако начать его анализ мы сочли целесообразным с известного эпизода романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина», где супруг главной героини в разговоре с ее возлюбленным произносит следующие
слова: «...я хочу отдать рубаху, когда у меня берут кафтан» [Толстой 1948, с. 379].
Даже не слишком искушенный в Священном Писании современный читатель, вероятно, легко опознает здесь аллюзию на интересующие нас слова Иисуса из Евангелия от Матфея. Однако, как указывалось выше, скорее всего, он знаком с соответствующей цитатой по Синодальному переводу, а там она представлена в следующем виде: «. и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду» [Новый Завет 2016, с. 10].
Одно расхождение чисто лексического характера бросается в глаза сразу - наличие слова кафтан. Второе, возможно, менее заметно и носит уже несколько иной характер: в привычном нашим соотечественникам Синодальном переводе предлагается отдать верхнюю одежу, если требуют нижнюю, тогда как в цитате из толстовского романа дело обстоит противоположным образом.
Начнем с лексического момента. Представленные в оригинале единицы в наиболее полном в отечественной лексикографии древнегреческо-русском словаре И. Х. Дворецкого толкуются следующим образом (приводятся значения, имеющие отношение к данному контексту): «xitqv, <...> 1. хитон (нательная одежда, преимущ. из льняной ткани, поверх которой обычно надевались фйро^, x^aiva или ipmiov); 2. (вообще) одежда, платье»; «i^Tiov то (iца) <.> 2. гима-тий, плащ, (верхняя) одежда (платье, носившееся поверх хитона, ср. лат. pallium, и состоявшее из длинного куска ткани, который перебрасывался через левое плечо и укреплялся над или под правым) <...>; 3. (у римлян) тога <. >» [Дворецкий. Древнегреческо-русский словарь. URL].
До анализа пути от хитона и гиматия к рубахе и кафтану представляется целесообразным вкратце рассмотреть их репрезентацию в латинском переводе - знаменитой Вульгате Блаженного Иеронима, где данная цитата дана в следующем виде: et qui vult tecum iudicio contendere et tunicam tuam tollere remitte ei et pallium [Vulgata... 1975, c. 1532]. В латинско-русском словаре И. Х. Дворецкого первая из интересующих нас лексем квалифицируется следующим образом: «1. туника (нижняя домашняя одежда римлян без рукавов, поверх которой мужчины надевали тогу, а женщины - столу» [Дворецкий 2003, с. 790], а вторая - «<...> 3. паллий (паллиум), просторный греческий
плащ (один из внешних признаков древних философов) <...> 4. верхнее платье (вообще)» [Дворецкий 2003, с. 549].
Как видим, обе единицы переданы не посредством транскрипции / транслитерации, а с использованием слов, обозначающих аналогичные предметы в переводном языке, как это полтора тысячелетия спустя сделали и русские переводчики. Однако если, учитывая близость греческой и римской культур, тунику вполне можно считать эквивалентом хитона, а паллий - гиматия, то с соответствующими русскими словами дело обстоит иначе. Особенно сказанное относится к кафтану, который сейчас явно воспринимается как нарушающий и временную соотнесенность, и национально-культурную специфику исходного текста, т. е. свидетельствует, используя известное выражение С.Влахова и С.Флорина, «о введении в текст перевода анало-цизмов и анахронизмов, реалий, не совместимых с местом и временем действия оригинального произведения» [Влахов, Флорин 1986, с. 130]. Действительно, представить себе обитателей Палестины I в., щеголяющих в кафтанах в том представлении, которое это слово вызовет у нашего современника (а в словарях русского языка оно обычно определяется как старинная долгополая мужская верхняя одежда, что явно не совпадает с тем описанием, которое представлено выше для гиматия), довольно затруднительно, и вряд ли найдется в наши дни переводчик, который будет склонен к такому решению. Однако проецировать подобное представление на текст, создававшийся два столетия назад, вероятно, будет не совсем справедливо.
Поскольку до появления Нового Завета РБО в русском культурном пространстве практически безраздельно доминировал церковнославянский текст Священного Писания (впрочем, многие представители дворянской образованности вообще предпочитали знакомиться с ним в переводах на европейские языки), постольку представляется целесообразным при рассмотрении интересующего нас фрагмента обратиться к нему. Здесь последний выглядит следующим образом: «И хотящему судитися с тобою и ризу твою взяти, отпусти ему и срачицу» [Библия на церковнославянском языке. Электронный ресурс].
Таким образом, гиматий передан ризой. Последняя в восприятии современного читателя имеет отчетливую церковно-религиозную коннотацию (ср. ее дефиницию в одном из наиболее популярных толковых словарей: «1. Облачение, одежда священника при богослужении <...>
2. Оклад на иконе» [Толковый словарь. 2008, с. 833]), которая в данном случае в исходном тексте явно отсутствует. Однако заслуживает внимания то обстоятельство, что в церковнославянском употреблении семантика данного слова представлена как гораздо более широкая. Так, в словаре Г. Дьяченко зафиксированы значения «.платье, одежда, верхнее платье, плащ» [Дьяченко 2011, с. 549], что позволяет считать передачу данной лексемы в Елизаветинской Библии, если исходить из норм церковнославянского языка, вполне адекватной.
Что касается срачицы, толкуемой в церковнославянском словаре Г. П. Дьяченко как «<...> хитон <...> сорочка, рубашка, нижнее платье» [Дьяченко 2011, с. 549], то в целом, как видим, ее вполне можно рассматривать как синонимичную рубашке Синодального перевода. Однако представляется не лишенным интереса, что в другом церковнославянском словаре конца XIX в., принадлежащем протоиерею А. И. Свирелину, трактовка указанных единиц отличается, если можно так выразиться, некоторой размытостью: риза определяется как «верхняя одежда, хитон», в то время как сам хитон - «нижняя одежда, рубашка» [Свирелин 2008, с. 189, 242]
Обратимся теперь к Новому Завету в версии РБО: «И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и кафтан» [Господа нашего Новый Завет. 1822, с. 14]. Вопрос о появлении в тексте романа Л. Н. Толстого этой последней лексемы получает, таким образом, соответствующее разъяснение: скорее всего, здесь воспроизводится (с некоторой вариативностью рубаха / рубашка) именно текст РБО. Однако пока не совсем ясно, почему его создатели (а переводчиком Евангелия от Матфея был один из крупнейших отечественных библеистов Г. П. Павский, которому при Николае Первом пришлось претерпеть немало неприятностей за «самочинные», т. е. не санкционированные церковными и светскими властями переводы книг Ветхого Завета) предпочли использовать эту лексему при всей ее, на первый взгляд, неуместности в данном контексте.
Думается, ответ заключается в том, что она претерпела в рассматриваемый период определенный семантический сдвиг в ходе происходивших в лексической системе эволюционных процессов. Действительно, в известном Словаре древнерусского языка И. И. Срезневского, наряду с привычным конкретным значением кафтана («верхняя одежда, простирающаяся почти до пят, с длинными рукавами, с пуговицами
и петлицами для застежки на переди»), находим и дефиницию: «вообще верхняя одежда» [Срезневский 1912, стлб. 1200]. Аналогично в Словаре Академии Российской конца XVIII в., фиксировавшего нормы русского литературного языка, которыми руководствовались создатели перевода Российского библейского общества, дефиниция данного слова также отмечает присущее ему обобщенное значение: «Верхнее мужское платье, делаемое из разных тканей и разного покрова бывает» [Словарь Академии Российской. URL, стлб. 460-461].
Что касается хитона, то он, как видим не нашел отражения в данном фрагменте ни в одной из рассматриваемых версий. Однако в Евангелии от Иоанна, в рассказе о том, как римские воины делили одежду Христа (Ин. 19: 23), картина несколько иная - во всех трех версиях это слово транслитерировано. Греч. «^v 8s о'%irwv &рафо< ¿к töv &vö0bv йфа^со« 8i' оА,ои» в церковнославянском соответствует «бе же хитон нешвен, свыше исткан весь» [Библия на церковнославянском языке. Электронный ресурс]), в версии РБО (переводчиком Евангелия от Иоанна в ней был архимандрит Филарет, впоследствии знаменитый митрополит Московский, сыгравший важнейшую роль в создании Синодального перевода): «Хитон же был не сшитый, а тканый, весь сверху до низу» [Господа нашего Новый Завет. 1822, с. 391], в самом Синодальном переводе: «Хитон же был не сшитый, а весь тканый сверху» [Новый Завет. Псалтырь 2016, с. 151]. Возможно, поскольку речь шла об одежде самого Спасителя, использование греческого слова представлялось более подходящим со стилистической точки зрения, чем имеющие чисто бытовую коннотацию рубашка или сорочка. Отметим, что в латинской Вульгате какого-либо расхождения в выборе лексической единицы по сравнению с Евангелием от Матфея не наблюдается: «Erat autem tunica inconsutilis desuper conexta per totum» [Vulgata... 1975, с. 1693].
Вернемся к цитате из «Анны Карениной». Как уже отмечалось, она, в основном, опирается на текст перевода РБО, но в то время как в последнем, подобно греческому и Синодальному текстам, говорится о готовности отдать верхнюю одежду, когда требуют нижнюю, герой Л. Н. Толстого, как отмечалось выше, выражает стремление пожертвовать и нижней одеждой, когда забирают верхнюю, т.е. следует церковнославянскому тексту. Каких-либо объяснений названной перестановке в специальной литературе нам не встречалось; однако позволим
себе заметить, что она, на наш взгляд, сохраняя в целом общий смысл фразы, несколько меняет ее акценты. В оригинале подчеркивается готовность отдать более ценную вещь, нежели требуемая, в церковнославянской версии - пожертвовать последней одеждой, прикрывающей наготу (ср. выражение отдать последнюю рубашку). Кстати, внешне церковнославянский текст, на наш взгляд, выглядит в данном случае логичнее: для того чтобы заполучить нижнюю одежду, с человека необходимо сначала снять верхнюю. Заметим, что по этому же пути пошли и составители «славянизированных» версий русского Нового Завета В. А. Жуковский и К. П. Победоносцев, переводы которых, однако, предметом настоящей статьи не являются.
Подводя итоги рассмотренному нами материалу, можно прийти к следующим выводам:
• При квалификации тех или иных решений в рассматриваемых переводах необходимо принимать во внимание возможные семантические сдвиги соответствующих единиц переводного языка, как это имеет место с применением лексемы кафтан для передачи греческого в переводе, выполненном в начале позапрошлого века.
• Во всех рассмотренных версиях отсутствует попытка использовать для передачи греческого слова прием транскрипции или транслитерации; его заменяют аналогами риза и кафтан и словосочетанием с обобщенным значением верхняя одежда, в то время как с лексемой ситуация выглядит более сложной: все рассмотренные выше переводы отказались от ее воспроизведения в отрывке из Нагорной проповеди, предпочтя различные аналоги (срачица, рубашка), однако сохранили хитон в том фрагменте Евангелия от Иоанна, где речь идет об одеянии самого Иисуса, что может объясняться стилистическими соображениями.
• Изменение в церковнославянском тексте и восходящих к нему версиях последовательности отдачи нижней и верхней одежды, на первый взгляд, не играющее существенной роли, в определенной степени может повлиять на интерпретацию смысла высказывания.
• Разнообразие способов передачи бытовых реалий в переводах Библии представляет большой интерес как с историко-культурной, так и с собственно лингвистической точки зрения, и их изучение может быть признано актуальной задачей отечественной филологической науки.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Алексеев А. А. Первый русский перевод Нового Завета в издании 1823 г. // Роль переводов Библии в становлении и развитии славянских литературных языков. М. : Институт славяноведения, 2001. С. 7-38.
Библия на греческом языке. Новый Завет. URL : www.magister.msk.ru/library/ bible/greek/greek.htm (дата обращения: 18.09.2018).
Библия на церковно-славянском языке. Гражданский шрифт. URL : www.my-bible.info/biblio/bib_tsek_rus/ (дата обращения: 19.09.2018).
Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М. : Высшая школа, 1986. 416 с.
Господа нашего Новый Завет на славянском и русском языке. Иждивением Российского Библейского общества. Вторым тиснением. Санктпетер-бург: В Типографии Российского Библейского Общества, 1822. VIII + 820 с.
Дворецкий И. Х. Древнегреческо-русский словарь. URL : gurin.tomsknet.ru/ alphaonline.html. (дата обращения: 28.09.2018).
Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь. М. : Русский язык-Медиа, 2003. 846 с.
Десницкий А. С. Современный библейский перевод. Теория и методология. М. : Издательство ПСТГУ, 2015. 432 с.
Десницкий А. С. Сорок вопросов о Библии. М. : Даръ, 2011. URL : libking.ru/ books/sci-/sci-religion/569129-andrey-desnitskiy-sorok-voprosov-o-biblii. html (дата обращения: 29.09.2018).
Елеонский Н. А. Примеры сделанных Елизаветинскими справщиками исправлений текста первопечатной славянской Библии, не служащих к ее усо-вершению // Христианское чтение. 1902. № 2. Т. I. С. 657-685, 841-852.
Новый Завет. Псалтырь. М. : Издательство Московской Патриархии Русской Православной Церкви, 2016. 472 с.
Полный церковно-славянский словарь / сост. протоиерей Григорий Дьяченко. М. : Отчий дом, 2011. 1168 с.
Свирелин А. Церковнославянский словарь для толкового чтения Святого Евангелия, Часослова, Псалтири, Октоиха (учебных) и других богослужебных книг. Н.-Новгород : Христианская библиотека, 2013. 272 с.
Словарь Академии Российской 1789-1794 гг. : электронное издание. Ч. III. От З до М. URL : it-claim.ru/Projects/ESAR/SAR/PDFSAR/Framesetpdf. htm (дата обращения: 24.04.2018).
Снигирев Р. Л. Русские переводы Ветхого Завета середины XIX в. // Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература. Серия 9. 2008. Вып. 4. Ч. II. СПб. : Изд-во Санкт-Петербургского университета, 2008. С. 189-197.
Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб. : Типография Императорской Академии наук, 1912. Т. I. IX с. + 1420+49 стлб.
Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / отв. ред. Н. Ю. Шведова. М. : Издательский центр «Азбуковник», 2008.
Толстой Л. Н. Анна Каренина / Л. Н. Толстой. Собрание художественных произведений. Т. 7. М. : Издательство «Правда», 1948. 400 с.
Хухуни Г. Т., Осипова А. А. «Неопределенные реалии» и их передача: об одном аспекте диахронического перевода // Вестник Московского университета. Серия 22. Теория перевода. 2018. № 1. С. 96-108.
Vulgata. Biblia Sacra iuxta Vulgata Versionem. T. II. Stuttgart : Württembergische Bibelanstalt, 1975. P. 956-1980.
