CC BY
219
О.Д. Попова, А.Д. Попова
БУНТУЮЩАЯ СЕМИНАРИЯ: ПРОТЕСТНОЕ ДВИЖЕНИЕ В ДУХОВНЫХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ (вторая половина XIX - начало ХХ веков)*
O. Popova, A. Popova
The Rebellious Seminary: The Protest Movement in Spiritual Educational Institutions (second half of the 19th - beginning of the 20th Centuries)
Бунтующая семинария - явление, вошедшее ярким штрихом в историю России начала ХХ в.
Интерес к этой проблеме проявился у отечественных историков сравнительно недавно. Однако большинство из имеющихся исследований пока носят узко региональный характер или хронологически ограничены годами Первой русской революции1. Нельзя не согласиться с мнением А.А. Хохлова, что причины и этапы протест-ного движения семинаристов еще обстоятельно не изучены2. Он же в своей статье отмечает, что в ряде публикаций причины протестов трактуются как досадное недоразумение, вызванное революционным движением. Сам же А.А. Хохлов в качестве провоцирующего фактора отмечает «зажатость» духовных семинарий в рамках одного сословия3.
Представляется, что для понимания сущности протестного движения важным является выделить его основные этапы, проследить причины волнений, насколько сословные традиции оказали влияние на развитие протестного движения, а также показать, как эволюция протестного движения отражала общий ход модернизационных процессов.
* * *
Наиболее ранние сведения о бунтующих семинаристах находятся в мемуарах воспитанника Воронежской духовной семинарии, которые принадлежат предположительно Сердобольскому Александру Петровичу, чья учеба пришлась на 1859-1965 гг. Он пишет, что нередко студенты поднимали бунт по причине плохой еды: «"Бунт" состоял в том, что хлеб или щи в миске брал один из вожаков и шел к эконому (на второй двор) или к инспектору, за ним следовала мас-
* Исследование выполнено при поддержке гранта РФФИ «Мемуары воспитанников духовно-учебных заведений как отражение процесса трансформации ментальности духовенства на рубеже XIX - XX веков» (№ 16-01-00468/17-ОГОН).
39
са товарищей. Явившись с "поличным", они заявляли свою претензию»4. Как отмечает автор, поводом к такому бунту стала совершенно непригодная пища: когда хлеб был очень плох, щи с тараканами и прочее. Причем итог такого бунта мог быть различным: иногда инспектор распоряжался выдать всем по калачу, а иногда зачинщики оказывались в карцере. При этом следует отметить, что такие мелкие бунты даже не доходили до сведения Синода, а остались только на страницах мемуаров.
Дурно приготовленная и малопитательная пища, плохие условия жизни, в общем-то, типичное явление для большинства учебных заведений духовного ведомства. Скудное содержание воспитанников очень часто исходило не только из-за нехватки средств, но из-за ментальных сословных установок. Духовенство рассматривалось как малообеспеченный слой, который по своему уровню недалеко ушел от крестьянского сословия. Очень многие руководители епархий не стремились изыскивать необходимые средства для содержания семинаристов, руководствуясь соображениями, что будущим сельским пастырям не следует привыкать к роскошной и сытой жизни. Поэтому субъективные воспоминания семинаристов об условиях их жизни порой резко разнились с оценкой инспектирующих семинарию ревизоров.
Так, воспитанник Одесской духовной семинарии, чьи годы учебы пришлись на середину 1870-х гг., писал: «Содержали нас, вообще говоря, прилично, хотя кормили опять-таки довольно скудно»5. А ревизор, проводивший ревизию данного учебного заведения в 1873 г., отмечал: «Содержание казнокоштных учеников пищей и платьем удовлетворительные»6.
Модернизационные процессы меняли представления о различных вещах, в том числе о том, в каких условиях должны расти дети, включая и обучающихся в закрытых учебных заведениях. Однако эти изменения происходили медленно и мозаично. Если одни понимали недопустимость плохого питания, то другие крепко придерживались старых представлений и вспоминали свои юношеские годы, когда плохое питание было нормой даже в привилегированных учебных заведениях. Поэтому оценки бытовых условий, даваемые выпускниками семинарий, особенно в конце XIX в., резко отличались от выводов официальных ревизий.
Также серьезным поводом к возмущениям семинаристов могли послужить условия внутренней жизни. Ревизоры, оценившие состояние семинарии, в разделе «воспитательная часть» оценивали только соблюдение семинаристами дисциплины и выполнение христианских обязанностей. Поэтому руководство многих учебных заведений совершенно не заботилось об организации досуга учащихся, развитии их вне учебных занятий и сводило всю воспитательную работу только к контролю за поведением воспитанников. Семинаристы, приехавшие учиться в семинарию, оказывались оторванными
от дома, в очень сложных жилищных условиях и при этом в воспитательной системе, которая порой сводилась к совершенно бессмысленной муштре.
Именно весьма тяжелые бытовые условия жизни и совершенно неумелые попытки навести дисциплину привели к волнениям в Воронежской духовной семинарии в 1879 г., которые не просто дошли до Учебного комитета Синода, но и стали предметом внеочередной ревизии, которую проводил вице-директор канцелярии обер-прокурора Синода действительный статский советник И. Чистович.
Как следует из доклада проверяющего, поводом к беспорядкам послужила деятельность нового инспектора священника Лябо-ринского, который был назначен инспектором семинарии в январе 1879 г. вместо прежнего инспектора Вишневского. Последний распустил дисциплину в семинарии, и поэтому новый начальник сразу ввел ряд дисциплинарных мер: в церкви оградил места для семинаристов, ввел перекличку после богослужения, установил билеты для семинаристов, отпускаемых из училища7.
Непривыкшие к дисциплине семинаристы оценили это как произвол. Воспитанники в начале февраля начали выражать свое возмущение вывешиванием листков с призывом к неповиновению: «Семинаристы, знаете ли вы, что такое человеческое достоинство? Нет, вы не знаете этого. Вы остаетесь глухи и немы, когда инспектор говорить вам «ты», с позорным криком «Пошел вон!» гонит вас из за стола, вытаскивает из брюк рубашку, толкает и производит разные безобразные посягательства на вашу неприкосновенность. <.. .> Вы допускаете ваших надзирателей называть вас свиньями, баранами и издеваться над вами. Вы считаете естественными неосновательные обыски и выворачивание карманов. Ради человеческого достоинства, чтобы не казаться скотами, вы не должны допускать насилия над собой»8.
Кроме публичных листовок, инспектор стал получать и письма с угрозами. В марте недовольство семинаристов вспыхнуло с новой силой, и причиной тому послужила некачественная пища. Размах недовольства был так велик, что дело дошло до губернатора А.В. Богдановича, который назначил ревизию с участием врача. Ревизия показала, что часть припасов совершенно непригодна к пище. Эконома заменили на нового, стол у семинаристов улучшился, но только временно. Летние каникулы не остудили бунтующий дух семинаристов и волнения продолжились. В октябре семинаристы неоднократно разбивали камнями окна в квартирах инспектора и ректора, а 3 ноября в квартиру инспектора была брошена фунтовая коробка пороха, произошел врыв, пострадала квартира инспектора9.
В своем отчете ревизор отмечал, что главной причиной беспорядков стало неумение инспектора работать с воспитанниками, также весьма слабым был подбор помощников инспектора семинарии. При этом в качестве «случайного» повода к волнениям ревизор упо-
минал обстоятельства санитарно-гигиенического плана: отсутствие бани и нормального туалета в семинарии. В результате по итогам проверки инспектор Ляборинский был уволен, ректору семинарии поставили на вид за то, что мало вникал в дела семинарии и дела воспитанников. Однако очевидно, что причины данных беспорядков копились давно, поведение инспектора Ляборинского стало последней каплей.
В отчете ревизора Мирапольского, который инспектировал семинарию годом ранее, в 1878 г., отмечалось, что семинария находится в состоянии «внутреннего и внешнего благоустройства», «воспитательная часть также была поставлена хорошо»10. Хотя от глаз инспектора не ушли ужасное состояние туалетов и отсутствие бани: «"Ретирады - верх безобразия". При первом входе в семинарию посетителя обдает жутким зловонием, которое проникает вез-де»11. Тем не менее, ревизор завершил свои наблюдения о состоянии экономической части семинарии весьма благоприятным выводом: «Хозяйственная часть семинарии вообще велась исправно, хотя мне приходилось слышать, что эконом будто неисправен и не чужд злоупотреблений, но заявления эти были голословные и фактических данных мне не было предоставлено»12.
Таким образом, на первом этапе волнения носили спонтанный и эпизодический характер. В целом это роднит выступления семинаристов с первыми революционными проявлениями в стране, однако в духовных учебных заведениях причины недовольства были усугублены внутренними проблемами духовных семинарий, которые были продиктованы сословным устоями России.
Безусловно, семинарии не могли находиться в изолированном мире. И общественные брожения второй половины XIX в. оказали влияние на течение внутренней жизни духовно-учебных заведений.
Модернизационные процессы будоражили умы всех сословий. Как пишет в своих воспоминаниях воспитанник Костромской духовной семинарии, чья учеба пришлась на начало 80-х гг. XIX в., у учащихся было острое желание обсудить наиболее актуальные вопросы жизни с кем-то из старших. Однако именно условия внутренней жизни, закрытый характер семинарии выступали катализатором к тому, что семинаристы уходили в революционную деятельность: «Ученики духовной школы, как и всякие дети, оставив родительский кров и в нем теснейшее общение со старшими, не могут не чувствовать недостатка в этом общении в школе, наполовину закрытой. Особенно этот недостаток, повторим, чувствуется в переходном от отрочества к юности возрасту, когда начинают создаваться миросозерцание и убеждения, и семинарист, не находя отзыва и сочувствия в казарменной обстановке своего заведения, невольно порывается иметь знакомства со старшими вне его»13.
Семинарская библиотека была очень скудна, чтобы найти в ней какие-то ответы. Поэтому семинаристы активно контактировали с
ссыльными, которые в это время проживали в городе. Материалы ревизии за 1883 г. свидетельствуют, что руководство Костромской семинарии старательным образом принимало меры, чтобы усилить закрытый характер семинарии. После того, как в 1879 г. среди учащихся был случай появления подпольного журнала «Вперед», инспекция приняла меры, чтобы воспитанники не брали книги со стороны без ведома семинарского начальства. При этом ревизор констатировал: «Запас книг в библиотеке достаточен, но учащимся не нравится, что выбор книг в ней сделан со строгим разбором и из числа книг исключены журналы. Поэтому они и стараются добывать на стороне»14.
Автор мемуаров вспоминал, что у семинаристов сформировалась подпольная библиотека, которая комплектовалась по советам ссыльных. И можно предположить, что эта библиотека, несмотря на карательные действия руководства, сохранялась до 1890 г. В 1890 г. у воспитанника Подора Прозорова при обыске, произведенном полицией 4 декабря 1890 г., была обнаружена тетрадь, в которой был перечень литературы самого разного содержания. Возможно, это был каталог той подпольной библиотеки15.
В результате такой ограничительной деятельности руководства семинарии ее учащиеся втягивались в деятельность различных подпольных организаций. Например, 13 февраля 1891 г. из Костромского губернского жандармского управления поступил запрос сразу на 12 учеников. 16 июня 1891 г. на своей квартире было арестовано два ученика 6 класса Евгенов Николай и Княжевский Аркадий. Первый из них вскоре был освобожден, а последний был привлечен к дознанию в качестве обвиняемого по ст. 250 Уложения о наказаниях, был отвезен в С.-Петербург и отдан под стражу16.
Таким образом, модернизационные процессы проникали в закрытый мир духовных учебных заведений, многообразно влияя на умы семинаристов: от осознания недопустимости антисанитарных условий жизни до желания переосмыслить происходящие социальные процессы.
В ответ Синод и правительство ответили на такие движения семинаристов ужесточением дисциплинарных мер. В 1882 г. был издан секретный циркуляр № 151 на имя епархиальных архиереев, который обязывал руководство семинарий следить за содержанием семинарских библиотек, изымать оттуда все либеральные и революционные издания, а также следить за чтением воспитанников. В 1884 г. издается императорский указ «О мерах к возвышению религиозно-нравственного воспитания в православных духовно-учебных заведениях», в соответствии с которым православное духовенство обязывалось следить за поведением семинаристов во время каникул17. 21 июня 1899 г. Синод принимает указ, в соответствии с которым предписывалось немедленно закрывать семинарию в случае возникновения массовых беспорядков, а о случившемся докладывать в
Синод, а согласно циркуляру от 21 декабря 1901 г. предписывалось немедленно увольнять участников забастовки18.
Руководство семинарий порой так ревностно выполняло данные положения, что сами воспитанники оказывались вне какого-либо правого поля. А.А. Хохлов указывает на случай, когда ректор Казанской семинарии в 1901 г. самолично учинил обыск в квартире учеников, подозревая их в хранении нелегальной литературы19.
В современной литературе массовые волнения семинаристов четко связывают с революционными событиями 1905-1907 гг. Между тем волнения в массовом порядке уже начались в первые годы ХХ в. В это время произошли волнения в Ярославской, Вологодской, Полтавской, Ставропольской, Пермской, Тобольской и других семинариях20.
Большинство из них проявлялись в нарушении внутренней дисциплины. Весьма показательным примером являются обстоятельства волнений, произошедших в Рязанской духовной семинарии в марте 1901 г. Сам факт беспорядков дошел до губернатора Н.С. Брянчанинова. Как свидетельствует его доклад на имя обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева, размах волнений был так велик, что пришлось привлекать полицию, усмирять семинаристов приехал вице-губернатор А.А. Лодыженский. Семинаристы устроили массовые беспорядки, которые выразились в массовом нарушении дисциплины, воспитанники разбили все, что можно было разбить, выбрасывали из окон обломки мебели, поленья дров, при этом не давая войти в здание ни полицейским, ни вице-губернатору. В результате руководство семинарии решило приостановить занятия и выдать всем воспитанникам увольнительные билеты. Сам роспуск воспитанников по домам напоминал военную операцию. Для организации отправки домой учащихся, чтобы не возникла новая волна бунта, руководство обратилось за помощью к полиции. 13 марта в семинарию была введена полицейская команда из 45-ти городовых, двух приставов и трех помощников приставов21. Семинаристам было объявлено о прекращении занятий. Каждый семинарист по очереди отводился под наблюдением полиции в гардеробную за вещами и препровождался на вокзал, для чего было привлечено достаточное количество извозчиков22.
Весьма богатый материал для анализа причин волнений дают результаты ревизий, которые проводились по следам произошедших беспорядков чиновниками Учебного комитета Синода. Эти отчеты содержали изложение самих событий в учебном заведении, доклады должностных лиц, а также описание обстоятельств жизни воспитанников, сопровождаемые весьма интересными комментариями о личностях и состоянии дел.
Как отмечал в своем докладе Рязанский губернатор Н.С. Брян-чанинов, он не усматривал в причинах волнений политической подоплеки и просил обер-прокурора Синода К.П. Победоносцева на-
править чиновника для ревизии дел в духовной семинарии23. Сами семинаристы в своей петиции также подчеркивали, что их волнения вызваны именно обстоятельствами внутренней жизни самого учебного заведения. Они требовали увольнения ректора и инспектора. Жалуясь на воспитательную систему, они писали: «Каждый воспитанник жил под страхом увольнения из семинарии. Страх является единственным воспитательным средством.<.. .> Инспектор является автором многих мелочных правил, запрещений и постановлений»24. При этом, как свидетельствует текст петиции, еще одно волнение семинаристов было в 1897 г., и оно было скрыто руководством семинарии от начальства. По словам семинаристов, главная причина их недовольства - это стремление руководства любым способом сократить количество воспитанников в старших классах из-за переполнения. Начальство для решения этой проблемы использовало только один метод - отчисление из семинарии за любой проступок, причем с низкой оценкой за поведение. А низкий балл по поведению в то время означал фактически невозможность устроиться на государственную службу. В петиции также содержалось требование разрешить свободный выход в город. Далее - требование разрешить пользоваться фундаментальной библиотекой семинарии. Дело в том, что в семинарии существовали две библиотеки - ученическая, где была в основном учебная и «программная» литература, и фундаментальная, в которой хранились очень серьезные книги, и брать их семинаристы могли только с особого в каждом случае позволения преподавателя. В этой же петиции были выдвинуты требования по улучшению содержания воспитанников25.
Ревизор, проводивший проверку, отметил, что вся воспитательная система носит карательный характер: воспитанники наказывались за посещение театра, за курение в жилых помещениях, за самовольные отлучки из общежития семинарии. При этом инспектор широко применял такие меры как снижение оценки за поведение, исключение из общежития и отчисление из семинарии. Одновременно в отчете отмечалось, что никакого нравственного общения между учениками и инспекцией не было26. Инспектор или же его помощники заходили в класс только с одной целью - либо сделать объявление, либо произвести внушение воспитанникам. Кроме этого, проверяющий зафиксировал плохие санитарно-гигиенические условия жизни воспитанников: тесные классы со спертым воздухом, не очень чистые спальни, где полы мылись один раз в неделю27.
Совершенно противоположные причины увидел проверяющий, анализировавший обстоятельства беспорядков в Смоленской духовной семинарии в 1903 г., которые состояли в массовом нарушении дисциплины. Член Учебного комитета Синода Тихомиров, осуществляющий проверку, в своем отчете отмечал, что причиной беспорядков стало полное попустительство в воспитательном процессе, проявленное ректором семинарии архимандритом Алипием, кото-
рый был назначен с августа 1901 г. Ректор предоставил большую свободу своим воспитанникам: отпускал их большими группами на концерты, спектакли, где их оказывалось больше, чем воспитанников светских учебных заведений, после концертов они в благородном собрании оставались на танцы. По любому поводу («за вещами», «за теплым пальто», «за скрипкой», «на свадьбу») он отпускал семинаристов во время учебного года за пределы семинарии28. При этом ректор безоговорочно верил всем жалобам воспитанников на преподавателей, ставя последних в неудобное положение.
В целом начальство во многих учебных заведениях было не готово работать в тех условиях, в которых оказались семинарии в конце XIX в. Плохие условия жизни - это не новость в жизни «бурсы». Например, в мемуарах воспитанника Одесского духовного училища, которые относятся к середине XIX в., нарисованы просто жуткие картины быта: «Белье на постелях переменялось очень редко, а в матрацах водились всякие насекомые. Особенно много было вшей, которые свободно разгуливали и по головам, и по платью учеников. Бурсаки притерпелись к насекомым, как неизбежным спутникам своим, и не обращали на них никакого внимания»29. Однако в середине века такие условия порой воспринимались скорее как норма. Описанные выше «бунты» в Воронеже были скорее исключением, чем правилом. В начале ХХ в. многие семинарии продолжали содержаться по старинке, руководство не желало что-то менять в содержании учеников. А вот ученики, мировоззрение которых формировалось на фоне модернизационных процессов, уже такого отношения к себе терпеть не хотели. Если в середине века попустительство руководства или же наоборот жесткий надзор за каждым учеником вполне сходили с рук, то на рубеже веков неумелое руководство становилось дополнительным катализатором волнений.
В качестве одной из существенных причин беспорядков в духовных семинариях следует выделить еще одно обстоятельство. Яркой чертой модернизационных процессов было отмирание сословности. Однако догоняющий характер российской модернизации определил, что это происходило де-факто, а не де-юре, вполне логичный акт об отмене сословий так и не стал элементом ни александровской модернизации, ни Первой русской революции. Особенно болезненно это ощущалось в духовном сословии, для которого было нормой, что сыновья священников должны были также стать пастырями, и соответственно весь режим жизни духовных семинарий должен был их готовить именно к духовному служению. Очевидно, что далеко не каждый рожденный в семье духовенства по наследству вместе с сословным статусом получает осознанное желание быть священником.
Контрреформы Александра III сузили возможности учащихся семинарий поступить в университет, а в самих семинариях усиленно навязывались монастырские порядки, чему воспитанники активно
сопротивлялись. Как отмечается во многих мемуарах бывших воспитанников, одним из самых распространенных нарушений дисциплины было уклонение от посещения богослужений или нарушение порядка во время богослужения. Для многих семинаристов сама служба была формальным делом и многие во время богослужения искали пути разнообразить времяпровождение. Поэтому очень часто элементами бунта были именно беспорядки во время богослужения. Например, в Смоленской семинарии одним из поводов к бунту стало заседание Педагогического совета, где должны были рассматривать меры к ученикам, допустившим грубое нарушение дисциплины. Среди прочих должны были рассматривать поведение воспитанника 6 класса, который 28 февраля во время богослужения, участвуя в церковном хоре и находясь в нетрезвом состоянии, безобразно крикнул при пении 9-го канона30. По наблюдениям ревизора, проводившего ревизию Смоленской семинарии в 1903 г., в кондуитной книге за два с половиной года было зафиксировано 111 фактов уклонения от богослужения, 51 случай уклонения от молитвы31. Поэтому можно сделать вывод, что одной из причин волнений была именно сословная организация жизни семинарии, однако сами воспитанники эту причину ощущали скорее на интуитивном уровне.
Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и влияние общественного подъема и революционного движения. Представляется, что требования рязанских семинаристов беспрепятственно выходить в город были продиктованы не только нуждой в свежем воздухе, как это аргументировалось в петиции, но и желанием уйти от надзора начальства и общаться с молодежью из других учебных заведений. На рубеже веков были не редки факты, когда семинаристы оказывались замешанными в революционном движении и были замечены в распространении нелегальной литературы. Однако все требования семинаристов в основном сводились только к проблемам конкретных учебных заведений.
Таким образом, на рубеже веков сословная причина беспорядков пока проявлялась на латентном уровне, воспитанники выражали ее скорее бессознательно, выдвигая на первый план противоречия непосредственно жизни в семинарии. А вот в ходе Первой русской революции начался новый этап протестных движений в духовных учебных заведениях. В вихрь революционных движений были втянуты как мужские, так и женские духовные учебные заведения. В 1905-1907 гг. волнения среди семинаристов носили массовый характер и имели место в Каменец-Подольском, Вятке, Тифлисе, Рязани, Смоленске, Москве, Екатиринославле, Самаре, Полтаве, Харькове, Ярославле, Саратове, Владимире, Витебске и других городах. Сведения о волнениях в женских епархиальных училищах не нашли такого яркого отражения в периодике и делопроизводстве Синода, но можно, опираясь на документы того же Синода, с уверенностью сказать, что проявления недовольства наблюдались в Курском, Твер-
ском, Тифлисском, Пензенском, Самарском епархиальных училищах.
Традиционные формы бунта, то есть факты нарушения дисциплины в этот период достигли огромного размаха. Например, Тихомиров, проводивший ревизию в Вятской духовной семинарии, отмечал, что воспитанники семинарии в массовом порядке отказывались посещать занятия, пьянство достигло «геркулесовских стол-пов»32. Среди воспитанников распространялись рукописные журналы «Осколки», «Хулиган», «Мысли»; по оценке ревизора, - «литературное ничтожество, духовное убожество, юношеский задор и дешевое политиканство»33. В ряде духовных семинарий произошли покушения на жизнь ректоров и инспекторов классов. Так, в 1906 г. произошло покушение на жизнь ректора Тульской духовной семинарии архимандрита Георгия34, в 1907 г. в Воронежской семинарии - покушение на инспектора классов Романовского35, а в Тамбовской семинарии - на ректора архимандрита Симона36.
В этот период волнения перешли уже на другой уровень не только по размаху и по жесткости по отношению к начальству, но и по форме проявления и организации. Важным новшеством было организованное прекращение занятий и организованная подача петиций воспитанниками начальству, при этом с расчетом уже не на местное начальство, а на Синод. Причем петиции подавали не только семинаристы, но и воспитанницы женских епархиальных училищ. Нередко такие петиции подписывали и преподаватели. Анализ таких обращений показывает, что недовольство сословным характером духовной школы достигло апогея. В большинстве петиций среди первых требований было желание вернуться к идеям устава 1867 г. В частности, витебские семинаристы третьим пунктом своей петиции высказывали следующее пожелание: «Ходатайствовать о скорейшем пересмотре семинарского устава по выделению 2-х старших классов в специальные, с правом поступления во все высшие учебные заведения, выпускников 4-х общеобразовательных классов»37. Точно с таким же требованием выступили воспитанники Орловской духовной семинарии38.
В 1905-1907 гг. эти выступления уже носили организованный характер. Так, протоколы заседания Педагогического совета Смоленской духовной семинарии свидетельствуют, что подстрекать семинаристов к забастовке приехал представитель Харьковской духовной семинарии. Причем поведение последнего было весьма агрессивно, он обзывал «смоленскими подлецами» всех тех, кто не желал присоединиться к забастовке39. Среди самих учащихся мнения разделились, и они даже просили у ректора разрешение провести специальную сходку, чтобы обсудить этот вопрос. В результате голосования мнения разделились: за продолжение занятий было подано 126 голосов, за прекращение - 224 голоса, 14 человек в голосовании участия не принимали40.
Об организованном характере волнений и о фактах угроз в адрес тех семинаристов, которые отказывались от забастовки, публично пытался донести до общественности на страницах газеты «Колокол» (затем данная заметка была перепечатана «Вятскими епархиальными ведомостями») священник Стефан Крекнин, чей сын учился в Вятской духовной семинарии. В своем обращении он писал: «В Вятке я достоверно узнал, что некоторые семинаристы подписали заявление о бойкоте против своей воли, под влиянием сильных угроз»41.
Как показали исследования Н.С. Ватник, волнения в духовных семинариях были частью протестного движения, в которое были вовлечены учащихся всех типов школ. Определенную организационную роль сыграл съезд семинаристов, который состоялся во Владимире в июне 1905 г.42
Бурные выступления семинаристов не обошлись без политического влияния. Бунтующая семинария нередко присоединялась и к акциям политического протеста. В частности, в Ярославле в 1905 г. семинаристы возглавили первомайскую демонстрацию, в ходе которой курсировали на лодках под красными флагами с выкриками лозунга «Долой самодержавие!»43. Однако, как показывают исследования Т.Г. Леонтьевой и Н.С. Ватник, требования питомцев школы (причем не только духовной), были далеки от политики и выражали в первую очередь корпоративные интересы. Анализ петиций и требований воспитанников в первую очередь указывает именно на сословный характер причин волнений. Как отмечает Т.Г. Леонтьева, семинарии в начале ХХ в. стали отражением системного кризиса духовного сословия, что являлось катализатором протестного движения, а не чистым проявлением революционности как таковой44.
Об этом же свидетельствует и тот факт, что брожения среди семинаристов продолжались и в послереволюционные годы. На этом этапе проявился не только организованный характер выступлений, но и то, что семинаристы попытались использовать новые правовые механизмы и те социальные институты, которые родились в годы Первой русской революции. А вот начальство эти новые правовые механизмы не понимало и, более того, рассматривало такие попытки как нарушение существующих норм. В 1908 г. в семинариях стала распространяться листовка тульских семинаристов, в которой содержался призыв к новым выступлениям. Среди прочего авторы ее заявляли о начальстве своей семинарии: «Идя рука об руку с бюрократическим правительством, оно крепко держится своих традиций и желает сделать из нас не истинных граждан своего отечества со светлыми началами жизни, но бессловесных рабов, для которых нет уже свободной личности, ни свободы убеждения, ни свободы совести. Однако наше начальство не довольствуется этим, а идет дальше, он сделало решительный шаг в том направлении, чтобы двери университета были для нас закрыты, другими словами говоря: оно
стремится лишить нас того, что для каждого из нас было заветной мечтой»45. Здесь же содержался призыв обращаться за поддержкой к депутатам Государственной думы. Материалы Учебного комитета Синода свидетельствуют, что это обращение, отпечатанное на машинке, появилось во многих духовных семинариях, в частности в Тифлисской, Орловской и Калужской46.
В 1913 г. эта инициатива вспыхнула с новой силой. По семинариям гуляла прокламация призывающая подписать обращение к депутату Государственной думы Ф.И. Родичеву с просьбой поставить на обсуждение Государственной думы вопрос о допущении семинаристов ГУ-"У1 классов в университеты без экзаменов47.
Поводом послужил юбилей дома Романовых: в этот год поданные российской империи ожидали милостей в честь юбилея. Питали немалые надежды и семинаристы. Подобные листовки ходили в Орловской, Псковской, Черниговской, Воронежской, Тифлиской семинариях. Причем в этом случае сами семинаристы действовали в правовом поле: в соответствии с провозглашенными 23 апреля 1906 г. «Основными государственными законами» поданные имели право «высказывать устно и письменно свои мысли, а равно распространять их путем печати или иными способами»48.
А вот начальство продолжало мыслить старыми категориями. Оно не хотело признавать право семинаристов обращаться в Государственную думу и право детей духовенства на выбор светской сферы деятельности. Все эта инициатива обсуждалась в переписке под грифом «доверительно». Очень показательны в этом плане строки из письма ректора Минской духовной семинарии: «.Если и имел место печальный факт [Подача петиций. - О.П., А.П. ], то можно с уверенностью сказать, что было делом лишь нескольких лиц <...> Среди воспитанников Минской семинарии не так сильно заметно стремление к высшему светскому образованию»49. И остальные руководители семинарий убеждали обер-прокурора Синода В.К. Саблера, что если в их подведомственном заведении и были факты подачи таких петиций, то исходили они от отдельных лиц, а все прочие - это благовоспитанные ученики.
При этом руководство отдельных учебных заведений продолжало поддерживать казарменный режим, жестко контролируя соблюдение христианских обязанностей и не понимая, что именно это и провоцирует беспорядки. Так, одной из причин беспорядков в Псковской духовной семинарии в 1913 г. было поведение инспектора Якубовского. В частности, он, замечая, что не все воспитанники в церкви делают земной поклон, ходил по рядам учеников и делал замечания, при этом сам, делая земной поклон, в этот момент поворачивал голову в сторону учеников и наблюдал за ними50.
* * *
Таким образом, эволюция протестных движений семинаристов является ярким отображением особенностей модернизационных процессов в России. Протестное движение семинаристов проходило вполне логичный путь развития всех протестных движений.
Первым этапом можно назвать середину XIX в. - первые часто стихийные выступления, вызванные недовольством порядками внутреннего быта.
Вторым этапом стал рубеж XIX-XX вв., характерной чертой которого была массовость таких выступлений, катализирующим фактором по-прежнему были внутренние порядки семинарий. Однако на этом этапе уже ярче стало проявляться противоречие между сословным образом жизни, навязываемым молодым людям в семинариях, и модернизационными процессами.
Годы Первой русской революции можно назвать третьим этапом протестного движения семинаристов. Его характеризуют организованность, проявившаяся в подаче петиций и акциях протеста. Однако анализ петиций по-прежнему указывает на сословную причину выступлений.
Четвертым этапом стали послереволюционные годы, на котором бунтующая семинария сочетала протестные формы выступлений с правовыми методами заявления своих прав. Однако опять же все требования касались, прежде всего, организации духовной школы в России.
В этом плане сознание самих семинаристов может быть названо и носителем, и продуктом модернизационных процессов. Они не просто быстрее своих наставников и руководителей осознавали происходившие в стране изменения в плане недопустимости плохого содержания воспитанников, которое само руководство считало нормой, ибо само выросло в аналогичных условиях. Самое главное, они более активно усваивали и новые формы высказывания требований вплоть до использования правовых способов борьбы.
Особенности догоняющей модернизации наложили на протест-ное движение свой неизгладимый отпечаток. Сохранение сословного строя духовных семинарий на фоне фактического постепенного отмирания сословности становилось катализатором протестных движением, придавая ему особенный характер. Неслучайно значительное место среди требований семинаристов стало смягчение монастырских порядков и разрешение поступать в университет.
Примечания
1 Хохлов А.А. О характере внутренней жизни Казанской духовной семинарии на рубеже XIX - XX столетий // Ученые записки Казанского университета: Гуманитарные науки. 2013. № 3-1. С. 93-101; Ватник Н.С. Корпоративное и общегражданское в движении учащихся средних школ в период подъема первой российской революции // Исторические, философ-
ские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: Вопросы теории и практики. 2015. № 9-1 (59). С. 33-36; Прахт Д.В. Протестное движение в Тобольской духовной семинарии в начале ХХ века // Вестник Тюменского государственного университета. Гуманитарные исследования. Humanitates. 2012. № 2. С. 133-138; Ушаков А.В. Движение учащихся духовных семинарий России в конце XIX - начале XX веков // Вестник Московского городского педагогического университета. Серия: Исторические науки. 2011. № 2 (8). С. 8-14.
2Хохлов А.А. О характере внутренней жизни Казанской духовной семинарии на рубеже XIX - XX столетий // Ученые записки Казанского университета: Гуманитарные науки 2013. № 3-1. С. 94, 95.
3 Хохлов А.А. О характере внутренней жизни Казанской духовной семинарии на рубеже XIX - XX столетий // Ученые записки Казанского университета: Гуманитарные науки. 2013. № 3-1. С. 98.
4 С-к-й. Из воспоминаний Воронежского семинариста 1859 до 1865 годов // Воронежские епархиальные ведомости. 1899. № 19. Часть неофициальная. С.777.
5 Галабутский Ю.Г. Воспоминаний о духовной школе 70-х годов. Киев, 1902.C. 17.
6 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 802. Оп. 9 (1873). Д. 62. Л. 60об.
7 РГИА. Ф. 802. Оп. 9. (1879). Д. 31. Л. 2об.
8 Там же. Л. 3.
9 Там же. Л. 5-8об.
10 РГИА. Ф. 802. Оп. 9 (1878). Д. 41.
11 РГИА. Ф. 802. Оп. 9 (1878). Д. 41. Л. 53.
12 РГИА. Ф. 802. Оп. 9 (1878). Д. 41. Л. 54.
13 Из воспоминаний о семинарии // Костромские епархиальные ведомости. 1906. № 21. Часть неофициальная. С. 840.
14 РГИА. Ф. 802. Оп. 9 (1883). Д. 15. Л. 40об.
15 РГИА. Ф. 802. Оп. 9 (1891). Д. 26. Л. 11-43.
16 РГИА. Ф. 802. Оп. 9 (1891). Д. 26. Л. 66об.
17 Хохлов А.А. О характере внутренней жизни Казанской духовной семинарии на рубеже XIX - XX столетий // Ученые записки Казанского университета: Гуманитарные науки. 2013. № 3-1. С. 98.
18 Государственный архив Смоленской области (ГАСО). Ф. 49. Оп. 1. Д. 88 Л. 88об.
19 Хохлов А.А. О характере внутренней жизни Казанской духовной семинарии на рубеже XIX - XX столетий // Ученые записки Казанского университета: Гуманитарные науки. 2013. № 3-1. С. 96.
20 Прахт Д.В. Протестное движение в Тобольской духовной семинарии в начале ХХ века // Вестник Тюменского государственного университета. Гуманитарные исследования. Humanitates. 2012. № 2. С. 135.
21 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1901). Д. 29. Л. 4об.
22 Там же. Л. 5.
23 Там же.
24 Там же. Л. 8.
25 Там же. Л. 8об., 9.
26 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1901). Д. 66. Л. 12.
27 Там же. Л. 36.
28 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1903). Д. 102. Л. 16.
29 Галабутский Ю.Г. Воспоминаний о духовной школе 70-х годов. Киев, 1902. С. 2.
30 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1903). Д. 102. Л. 12об.
31 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1904). Д. 44. Л. 22.
32 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1905). Д. 36. Л. 73.
33 Там же. Л. 79об.
34 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1906). Д. 41.
35 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1907). Д. 35.
36 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1907). Д. 85.
37 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1905). Д. 68. Л. 13.
38 М-в В. На развалинах старой школы // Русская школа. 1906. № 7-8. С. 222.
39 ГАСО. Ф. 49. Оп. 1. Д. 88. Л. 88об.
40 Там же. Л. 87об.
41 Внимание духовенства епархии // Вятские епархиальные ведомости. 1907. № 20. Отдел официальный. С. 500.
42 Ватник Н.С. Корпоративное и общегражданское в движении учащихся средних школ в период подъема первой Российской революции // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение: Вопросы теории и практики. 2015. № 9-1 (59). С. 34.
43 Леонтьева Т.Г. Вера и прогресс: Православное сельское духовенство России во второй половине XIX - начале ХХ вв. М., 2002. С. 81.
44 Леонтьева Т.Г. Вера и прогресс: Православное сельское духовенство России во второй половине XIX - начале ХХ вв. М., 2002. С. 87.
45 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1908). Д. 220. Л. 6.
46 РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1908). Д. 220. Л. 29, 31, 32а.
47 РГИА. Ф. 802. Оп. 11 (1913). Д. 86. Л. 9, 10.
48 Полное собрание законов Российской империи: Собрание 3-е. Т. XXVI. Ч. 1. № 27803.
49 РГИА. Ф. 802. Оп. 11 (1913). Д. 86. Л. 4.
50 РГИА. Ф. 802. Оп. 11 (1913). Д. 85. Л. 33об.
Авторы, аннотация, ключевые слова
Попова Ольга Дмитриевна - докт. ист. наук, профессор Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина od-popova@mail.ru
Попова Анна Дмитриевна - докт. ист. наук, профессор Рязанского государственного университета имени С.А. Есенина
a.d.popova@mail.ru
В статье рассматривается процесс эволюции протестного движения в российских духовных семинариях. Анализируя архивные документы и опубликованные воспоминания, авторы показывают, что протестное движение семинаристов были ярким отражением нескольких взаимосвязанных процессов. С одной стороны, оно отражало общий рост протестного движения стране, было неизбежным следствием догоняющей модернизации. Волнения семинаристов прошли путь от возмущений плохими условиями повседневного быта семинарий к осмысленным политическим требованиям. Эти волнения вливались в общий рост революционного движения. Как представители нового поколения семинаристы быстрее своего церковного начальства и своих учителей осознавали социально-политические изменения в стране. Это выразилось, в том числе, в попытках использовать правовые формы борьбы за свои интересы после Первой русской революции. С другой стороны, волнения семинаристов были порождены особенностями сословной жизни духовенства. Семинаристов не устраивали сохранение внутреннего режима учебных заведений, приближенного к монастырскому, требование соблюдать правила отправления культа, невозможность поступать в университеты. Авторы делают вывод, что специфика протестных движений в семинариях отразила специфику модернизационных процессов в России: догоняющий характер модернизации определил формально-юридическое сохранение сословий, тогда как фактически шел процесс размывания сословных границ.
Русская православная церковь, Синод, церковное образование, духовная семинария, сословие, духовное сословие, учащаяся молодежь, общественное сознание, социальный протест, модернизация, Русская революция 1905-1907 гг.
References (Articles from Scientific Journals)
1. Khokhlov A.A. O kharaktere vnutrenney zhizni Kazanskoy dukhovnoy seminarii na rubezhe XIX - XX stoletiy [On the Nature of the Internal Life of the Kazan Theological Seminary at the Turn of the 19th - 20th Centuries.].
Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta: Gumanitarnye nauki, 2013, no. 3-1, pp. 93-101.
2. Khokhlov A.A. O kharaktere vnutrenney zhizni Kazanskoy dukhovnoy seminarii na rubezhe XIX - XX stoletiy [On the Nature of the Internal Life of the Kazan Theological Seminary at the Turn of the 19th - 20th Centuries.].
Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta: Gumanitarnye nauki, 2013, no. 3-1, pp. 94, 95.
3. Khokhlov A.A. O kharaktere vnutrenney zhizni Kazanskoy dukhovnoy seminarii na rubezhe XIX - XX stoletiy [On the Nature of the Internal Life of the Kazan Theological Seminary at the Turn of the 19th - 20th Centuries.].
Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta: Gumanitarnye nauki, 2013, no. 3-1, p. 96.
4. Khokhlov A.A. O kharaktere vnutrenney zhizni Kazanskoy dukhovnoy seminarii na rubezhe XIX - XX stoletiy [On the Nature of the Internal Life of the Kazan Theological Seminary at the Turn of the 19th - 20th Centuries.].
Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta: Gumanitarnye nauki, 2013, no. 3-1, p. 98.
5. Khokhlov A.A. O kharaktere vnutrenney zhizni Kazanskoy dukhovnoy seminarii na rubezhe XIX - XX stoletiy [On the Nature of the Internal Life of the Kazan Theological Seminary at the Turn of the 19th - 20th Centuries.].
Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta: Gumanitarnye nauki, 2013, no. 3-1, p. 98.
6. Prakht D.V. Protestnoe dvizhenie v Tobolskoy dukhovnoy seminarii v nachale XX veka [The Protest Movement in the Tobolsk Theological Seminary in the Early 20th Century.]. Vestnik Tyumenskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya. Humanitates, 2012, no. 2, pp. 133-138.
7. Prakht D.V. Protestnoe dvizhenie v Tobolskoy dukhovnoy seminarii v nachale XX veka [The Protest Movement in the Tobolsk Theological Seminary in the Early 20th Century.]. Vestnik Tyumenskogo gosudarstvennogo universiteta. Gumanitarnye issledovaniya. Humanitates, 2012, no. 2, p. 135.
8. Ushakov A.V. Dvizhenie uchashchikhsya dukhovnykh seminariy Rossii v kontse XIX - nachale XX vekov [The Student Movement in Russian Theological Seminaries in the Late 19th and Early 20th Centuries.]. Vestnik Moskovskogo gorodskogo pedagogicheskogo universiteta. Seriya: Istoricheskie nauki, 2011, no. 2 (8), pp. 8-14.
9. Vatnik N.S. Korporativnoe i obshchegrazhdanskoe v dvizhenii uchashchikhsya srednikh shkol v period podema pervoy rossiyskoy revolyutsii [The Corporate and the Civil in the Secondary School Student Movement in the Period of the Rise of the Russian Revolution.]. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kulturologiya i iskusstvovedenie: Voprosy teorii ipraktiki, 2015, no. 9-1 (59), pp. 33-36.
10. Vatnik N.S. Korporativnoe i obshchegrazhdanskoe v dvizhenii uchashchikhsya srednikh shkol v period podema pervoy rossiyskoy revolyutsii [The Corporate and the Civil in the Secondary School Student Movement in the Period of the Rise of the Russian Revolution.]. Istoricheskie, filosofskie, politicheskie i yuridicheskie nauki, kulturologiya i iskusstvovedenie: Voprosy teorii ipraktiki, 2015, no. 9-1 (59), p. 34.
(Monographs)
11. Leonteva T.G. Vera i progress: Pravoslavnoe selskoe dukhovenstvo Rossii vo vtoroy polovine XIX - nachale XX vv. [Faith and Progress: The Rural Orthodox Clergy of Russia in the Second Half of the 19th and Early 20th Centuries.]. Moscow, 2002, p. 81.
12. Leonteva T.G. Vera i progress: Pravoslavnoe selskoe dukhovenstvo Rossii vo vtoroy polovine XIX - nachale XX vv. [Faith and Progress: The
Rural Orthodox Clergy of Russia in the Second Half of the 19th and Early 20th Centuries.]. Moscow, 2002, p. 87.
Authors, Abstract, Key words
Olga D. Popova - Doctor of History, Professor, Esenin Ryazan State University (Ryazan, Russia) od-popova@mail.ru
Anna D. Popova - Doctor of History, Professor, Esenin Ryazan State University (Ryazan, Russia) a.d.popova@mail.ru
The article examines the evolution of protest movement at Russian theological seminaries. Through analyzing archival documents and published memoirs the authors show that the protest movement was the vivid manifestation of two interdependent processes. On the one hand, it reflected the general growth of protest movement over the entire country and was caused by catchup modernization. The seminarians passed their way from protesting against poor conditions of the seminaries toward mature political demands. Their protests contributed to the general revolutionary movement which was on the rise. As a new generation, the seminarians were more responsive to social and political changes in the country than their church authorities and teachers. This also involved legitimate forms of struggle for their interests after the first Russian revolution. On the other hand, the seminarians' unrest was caused by the specificity of the life of the clergy as an estate. The seminarians were against the inner monastery-like routine of the institutions, the rigid rules of worship as well as being denied to apply for university. It is concluded that the protest movement in seminaries reflected the particularity of modernization processes in Russia: the catch-up character of modernization accounted for estates being formally and legally kept intact whereas in fact boundaries between estates were being eroded.
Russian Orthodox Church, Synod, religious education, theological seminary, estate, clergy, students, social consciousness, social protest, modernization, Russian revolution of 1905-1907.
