CC BY
0ИЗ ОПЫТА ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ РАБОТЫ
УДК 378.1+316.6+169.96
А. В. Кудреватых "BULLYING" В ВЫСШЕЙ ШКОЛЕ
Введение. Прежде чем начать описание ситуации, с которой мне не посчастливилось столкнуться на моем счастливом пути преподавания, я хочу погрузить себя и Вас в краткий обзор литературы с размышлениями на крайне важную и актуальную для современного мира тему буллинга, с которой будет связан мой кейс.
Буллинг (запугивание, травля) — это нежелательное агрессивное поведение среди детей школьного возраста, которое влечет за собой реальный или предполагаемый дисбаланс сил [1]. Такое определение дает нам официальный сайт правительства США «stopbulling. gov», но только ли школьники становятся жертвами буллинга? Если мы обратимся к литературе и истории формирования проблемы и термина «Bullying», то мы сможем увидеть, что концепция определения менялась от первого упоминания в 1905 году до настоящего времени, и разными авторами в разное время давалось разное определение данному понятию [2]. Для меня наиболее отражающим суть данного социального явления яв-
ляется определение скандинавского ученого и психолога Д. Олвеуса, который определяет буллинг, как насилие со стороны индивида или группы в отношении индивида, который не способен себя защитить, и продолжающиеся на протяжении долгого времени [3]. Успех данного определения, на мой взгляд в его лаконичности, то есть Д. Олвеус не загоняет нас в понятийные рамки, а напротив, раскрывает их, как бы подчеркивая, что мир буллинга очень разнообразен и широк в своем проявлении, и что никто не защищен от данного феномена. «Травля» не ограничивается стенами школы, или подростковым возрастом, или количеством лиц, которые участвуют в данном виде социальных взаимоотношений. Единственное на чем делает акцент автор — это длительность. Таким образом, мы понимаем, что субъектом или субъектами и объектом буллинга может быть кто угодно, а также где и когда угодно, но самое важное, что это имеет временную длительность. Так, например, ситуация разовой агрессии в метро одного
человека или группы лиц относительно другого индивида, согласно определению, не будет относиться к категории буллинга, возможно это будет классифицироваться, как хулиганство, конфликт или агрессивное поведение. Акцент на длительности, а не на объекте или возрасте крайне важен, потому что нахождение человека в неблагоприятной среде длительное время с точки зрения травматизации куда более опасное явление, чем пятиминутная ссора или даже драка. У данного вида травматизации есть свои прямые и косвенные, моментальные и отдаленные последствия. Так буллинг в детстве на сегодняшний день рассматривается не только, как проблема взаимодействий или социальное явление, но и как серьезная проблема общественного здравоохранения, которая увеличивает риск ухудшения здоровья, социальных и образовательных результатов в детстве и подростковом возрасте [4]. Несмотря на то, что первые научные статьи с содержанием ключевого слова «Bullying» в медицинской литературе датируются 1987 годом [5], современные авторы подчеркивают низкую степень заинтересованности медицинскими работниками данной проблемой, хотя уже существуют свидетельства взаимосвязи между буллингом и развитием не только психиатрических, но и соматических заболеваний [6]. Наиболее распространенными расстройствами психоэмоционального спектра у лиц, подвергшихся травле, являются депрес-
сия, неустойчивая самооценка, переживание одиночества, генерализованная и социальная тревожность [7]. Немаловажным является не только акцентировать внимание на жертве данного девиантно-го взаимодействия, но и не забывать о главном агрессоре, так как жажда к любому виду насилия, чаще всего, является следствием уже имеющегося какого-то неэкологичного воздействия на индивида. Известно, что агрессоры оказываются в группе риска по суицидальному поведению и совершению насильственных действий во взрослой жизни [8]. Здесь еще раз хочется подчеркнуть, что буллинг не начинается и не заканчивается школой и подростковым возрастом, его корни могут прорастать из самого младенчества, в условиях воспитания ребенка родителями с эмоциональной незролостью, асоциальным поведением, аддикция-ми или агрессией, направленной на ребенка, других членов семьи или даже общества. Вероятно, существует огромное количество других факторов, которые определяют участников «буллингового взаимодействия» — «жертву» и «тирана», ведь в социуме не все люди становятся прямыми участниками данного сценария. Однако существует еще одна группа людей, которые также являются участниками, но второстепенными — это группа наблюдателей. Данную группу можно разделить на две подгруппы — это пассивные наблюдатели и активные наблюдатели — спасатели.
На сегодняшний день тема бул-линга активно обсуждается исследователями разных областей науки, авторы разных стран пытаются оценить распространенность бул-линга в современном обществе и опубликованные цифры, мягко говоря, неутешительные. Так, по данным ЮНЕСКО процент лиц, столкнувшихся с буллингом колеблется от 7—74% в разных странах, данные Р^А-2018 дают схожие результаты — от 8 до 68%. В России по данным Р^А-2018 года распространенность буллинга составляет 37%, что на 10% больше, чем в 2015 году [9]. Однако очень высока вероятность, что данная оценка не отражает реальную действительность происходящего. Кроме того, общий градус агрессии в российском обществе растет, что мы можем ежедневно наблюдать в общественных местах, кроме того, ужасные и печальные события, произошедшие в Москве в конце марта 2024 года, не способствуют общему снижению уровня тревоги и настороженности в обществе, что может повлечь за собой рост общей агрессии общества и, как следствие, росту процента травли, которому подвергаются люди. Кроме того, я снова возвращаю Вас к вопросу повсеместности неэкологичного взаимодействия, а ведь данная цифра приведена только в рамках оценки буллинга в школах. Исследований, направленных на общую оценку буллинга у взрослых, обучающихся в вузах, нет. Существуют единичные публикации, оценивающие процент
травли в конкретных вузах, и их результаты тоже оставляют желать лучшего [10].
Таким образом, мы видим, что проблема буллинга крайне актуальна, но при этом создается впечатление о табуированности данной темы, на мой взгляд. Недостаточность внимания, привлеченного к проблеме, рождает неосведомленность и, что самое страшное бессилие при столкновении с данным нередким социальным феноменом. Сами участники процесса не сообщают об этом авторитетным лицам: агрессору страшно понести наказание за деяния, жертве страшно, что сообщение о насилии над ним повлечет за собой еще большее насилие, пассивные наблюдатели беспокоятся, чтобы самим не стать жертвами буллинга, а активные наблюдатели (я назвала их «спасатели») пытаются разрешить конфликт чаще своими силами, чем обратиться за помощью авторитетных лиц (взрослые, преподаватели, учителя, начальники, органы власти). Но даже если данный конфликт наблюдает преподаватель, авторитетный взрослый или начальник, чаще всего (на мой взгляд) выбирается тактика игнорирования, а связано это с низкой осведомленностью о правильном поведении и инструментах воздействия в данной ситуации.
Конфликт студентов и реакция преподавателей: опыт в педагогической практике. Я являюсь ассистентом кафедры неврологии и мануальной медицины ФПО около 7 лет и все эти годы я проводила за-
нятия со студентами 6 и 4 курсов лечебного факультета. Последние 3 года произошло увеличение нагрузки, и наша кафедра стала ответственной за цикл «Научно-исследовательская работа» у студентов 1-го курса стоматологического факультета.
Следует отметить, что я заметила большую разницу в поведении, дисциплине, ответственности, количестве попыток обмана и манипуляций, совершенных над преподавателем между студентами 4 и 6 курсов лечебного факультета и студентами 1-го курса стоматологического факультета. Естественно все негативные поведенческие черты наблюдаются в большем объеме у студентов 1-го курса. У студентов 4 и 6 курсов есть свои особенности поведения, но они уже скорее связаны с усталостью от нагрузки и необходимостью студентов совмещать учебу и работу. Не думаю, что характерологические особенности групп зависят от факультета, скорее все же они зависят от взросления и формирования в стенах ПСПБГМУ им. акад. И. П. Павлова. К 4-му курсу студенты уже понимают, что школьные манипуляции не работают, а преподаватель не заинтересован в студентах, которых нужно тащить за уши при отсутствии желания у студента учиться, что преподаватель не враг и не соперник, а наставник. Формируется уважение и, как следствие, доверительные отношения, открытые диалоги на занятиях и вне занятий. Студент понимает, что лукавить и манипули-
ровать бессмысленно, так как понести ответственность и отработать занятие все равно придется. К 4-му курсу учащимся становится понятно, что лучше сказать правду о своем отсутствии или невыполненном задании и сохранить свое «лицо» перед преподавателем, который всегда пойдет навстречу, если студент будет с ним честен и открыт. Молодые люди осознают, что манипуляции и жульничество всегда вычисляется опытными преподавателями и может влечь за собой неблагоприятные последствия в виде утраты доверия. Таким образом формируется правильное понимание ответственности и ее принятии. Всего выше сказанного нельзя сказать о студентах 1-го курса, они переносят школьную модель поведения и взаимодействий в ВУЗ, но данный паттерн поведения не работает. Возможно, преподаватели, которые работают только с младшими курсами, этого резкого перехода не замечают, но ведь именно они формируют из «гадких утят» «лебедей» уже к 4-му курсу обучения, и за это им низкий поклон. Потому что работа со студентами 4—6 курсов, это работа со сформированными личностями и «маленькими врачами», а не вчерашними школьниками!
Такое длинное отступление было необходимо, чтобы можно было лучше представить психологический портрет группы, в которой случился инцидент и психологический портрет моего восприятия данной ситуации. Итак, исто-
рия случалась со студентами 1-го курса стоматологического факультета. На первом занятии я всех студентов делю на группы по 3 человека (в группе студентов стоматологов 1-го курса, как правило по 15 человек) в которых они проводят эксперимент, на основании которого они в этих же самых группах пишут научно-исследовательскую работу. Так было сформировано 5 групп, одна группа состояла из девушки (назовем её Катя) и двух парней, остальные группы состояли из девушек. Мы занимались 1 раз в неделю, весь курс длился 10 недель.
Общий портрет группы: без особенностей, никакого специфического впечатления данная группа на меня не произвела, ребята не отличались слишком высокой заинтересованностью предметом, но и нельзя сказать, что уровень интереса в общем у группы отсутствовал. Единственным, что следует отметить — это наличие парней в группе, так как гендерно смешанные группы, особенно если количество мужчин превышает 1, отличается от групп, состоящих только из девушек. Как правило, смешанные группы отличаются повышенной активностью, лучшим общим фоном настроения.
Портрет Кати: студентка 17—18 лет, ничего примечательного до инцидента я за Екатериной не замечала, училась она хорошо, была активна на занятиях. После инцидента я обратила внимание, что Катя дружила с двумя мальчиками из группы и одевалась несколько откровенно. Дружбы с девочками я за Екатериной не замечала, одна-
ко и не могла предположить, что имеется какая-то враждебная обстановка.
Портреты остальных студентов обычные, ничего примечательного ни про одного из остальных участников группы сказать не могу.
Мы провели с данной группой 7 недель, все было хорошо, занятия проходили в рабочем режиме, ребята активно вступали в диалоги, приносили свои работы на проверку, мы дискутировали, я вносила правки, студенты неплохо писали проверочные работы. На 8-й неделе занятие с данной группой проводил другой преподаватель (психолог). (Замена преподавателя установлена программой и не являлась форс мажорной ситуацией). Вечером мне звонит психолог и говорит, что у меня в группе бунт, что все девочки негативно настроены против Кати и, что Катя плакала на занятии. Я, естественно, была очень удивлена и крайне расстроена. Я тут же позвонила старосте группы и попыталась выяснить, что случилось с Катей и с обстановкой в группе. Староста мне сказала, что ничего не случилось и все в порядке, я мягко, но настойчиво продолжала задавать вопросы о ситуации, которая произошла на занятии с психологом, но староста так ничего вразумительного мне не ответила. Через неделю я пришла в эту группу на 9-е занятие и начала с обсуждения того, что произошло. Все молчали. Обстановка в группе была напряженной. С Катей никто из девочек не общался, Катя с мокрыми от слез глазами уверяла меня, что все в по-
рядке и ничего не произошло. Я чувствовала бессилие, я очень хотела помочь и разобраться в данной ситуации, но не знала как. Доступные мне методы не привели к открытому диалогу, и я так и не смогла узнать, что же произошло. 10-е занятие прошло в обычном режиме, когда Катя сдавала работу я тихо спросила у нее, все ли в порядке? И если ей нужна помощь, то она может со мной поговорить, мы найдем выход, но Катя вежливо отклонила мое предложение. Больше мы с этой группой не виделись, наш цикл был завершен. Но память о Кате, которой я ничем не смогла помочь, живет во мне и это стала ложкой дегтя в моей преподавательской бочке меда.
Заключение: Описанный случай, развернувшийся на моих глазах, нельзя классифицировать как бул-
линг, так как для меня, как наблюдателя, он имел короткий срок, однако я не могу быть уверена, что эта ситуация не имела развития. Поэтому я взяла на себя ответственность и озаглавила данный инцидент «буллингом», так как оказывалось психологическое давление со стороны больного числа лиц на одного индивида. Схематично взаимодействие лиц можно представить следующим образом (рис. 1).
Данной историей я бы хотела привлечь внимание коллег к проблеме «буллинга» в нашем ВУЗе, так как неблагоприятная психологическая обстановка не должна быть только проблемой группы и / или конкретного студента, а должна быть проблемой всего нашего Университета. Наш долг, как преподавателей, не только в передаче знаний и умений, а также в прове-
Рис. 1. Взаимодействие участников неблагоприятного социального взаимодейстия (буллинга)
дении воспитательной работы (о которой мы слушали на лекции настоящего цикла), помощи в психологической адаптации и формировании благоприятной среды. Студенты, подвергшиеся буллингу могут не дойти до конца обучения или дойти с психологическими травмами, которые понесут в свою профессиональную жизнь. Мы должны выпускать не только хороших технически специалистов, но
и личностей с высоким уровнем эмпатии к пациентам, так как это залог успешной работы любого врача. Но для того, чтобы мы могли стать участливыми, нам нужны инструменты, которых у меня было недостаточно, и я не смогла распутать клубок конфликта. Из «активного спасателя» я перешла в стадию «пассивного игнорирования», чего не должно быть в подобных ситуациях.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. What Is Bullying? [Электронный ресурс]: A federal government website managed by the U.S. Department of Health and Human Services // URL: https://www. stopbullying.gov/bullying/what-is-bullying (дата обращения: 28.03.2024).
2. Мосина О. А., Устенко В. С. Проблема буллинга в образовательной среде // Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2016. Т. 29. С. 144-148 // URL: http://e-koncept.ru/20l6/56567.htm.
3. Бочавер А. А. Хломов К. Д. Бул-линг как объект исследований и культурный феномен // Психология. Журнал высшей школы экономики. 2013. Т 10. № 3. С 149-159.
4. Paediatr M. Bullying in children: impact on child health // British Medical Journal paediatrics open. 2021. Vol. 5, №1: e000939.
5. Gilmartin B. G. Peer group antecedents of severe love-shyness in males// Journal of personality. 1987. Vol. 55, № 3. P. 467-489.
6. Szabo C. Bullying and skin diseases // Journal of the European Academy of Dermatology and Venereology. 2024. Vol. 38, № 4. P. 641-642.
7. Hawker D. S., Boulton M. J. Twenty years research of Peer Victimization and Psychosocial Maladjustment: A Meta-analytic Review of Cross-sectional Studies // Journal of child psychology and psychiatry and allied disciplines. 2000. Vol. 41. № 4. P. 441-455.
8. Holt T., Fitzgerald S. et all. Assessing the risk factors of cyber and mobile phone bulling victimization in a Nationally Representative Sample of Singapore Youth// International Journal of Offender Therapy and Comparative Criminology. 2014. Vol. 60, № 5. P. 598-616.
9. Новикова М. А. Реан А. А. и др. Буллинг в российских школах: опыт диагностики распространенности, половозрелых особенностей и связи со школьным климатом // Вопросы образования. 2021. № 3. С. 62-90.
10. Горлова И. Ю., Кузнецова О. З. Буллинг в образовательных учреждениях // Электронный научно-методический жупнал Омского ГАУ. 2019. Спецвыпуск № 6 // URL: https:// cyberleninka.ru/article/n/bulling-v-obrazovatelnyh uchrezhdeniyah/viewer (дата обращения: 28.03.2024).
Поступила в редакцию: 11.05.2024 г.
