CC BY
157
34. Аксаков С.Т. - Т. 3. - С. 609.
35. Там же. - С. 8.
36. Там же. - С. 7.
37. Там же. - С. 7.
38. Там же. -С. 622.
39. Брянчанинов Игнатий, святитель. Собр. соч.: В 7 т. - М., 2001. - Т. 1. - С. 627.
40. Воронин Т.Л. История русской литературы XVIII столетия. - М.: Изд-во ПСТГУ 2009. - С. 6.
41. Воропаев В.А. Н.В. Гоголь: жизнь и творчество. В помощь преподавателям, старшеклассникам и абитуриентам. - 3-е изд. - М.: Изд-во МГУ 2002. - С. 3.
42. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. - Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. - С. 5.
43. Кожинов В.В. Победы и беды России. -М.: Алгоритм, Эксмо, 2006. - С. 105.
44. МинераловЮ.И. Теория художественной словесности (поэтика и индивидуальность): Учеб. для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений. -М.: ВЛАДОС, 1999. - С. 3.
45. Машинский С.И. С.Т. Аксаков. Жизнь и творчество. - М.: Гос. изд. худож. лит., 1961. - С. 4.
46. Нестерова Т.П. Национальное самосознание в русской поэзии первой трети XIX века. -М.: Высшая школа, 2007. - С. 188.
47. Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. - М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. -Т. 5. - С. 164.
48. Шаврыгин С.М. А.А. Шаховской и духовная культура его времени: Научно-методическое пособие. - Ульяновск: УлГУ, 1996. - С. 7.
49. НикитинаЕ.П. Творческая индивидуальность С.Т. Аксакова в историко-функциональном и сравнительно-типологическом освещении: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Магнитогорск, 2007. - С. 9.
50. Там же. - С. 4.
51. Там же. - С. 9.
52. Колодина Н.А. Проза С.Т. Аксакова. Контекст и поэтика: Дис. ... канд. филол. наук. - Иваново, 2003. - С. 3.
53. Там же. - С. 4.
54. Там же. - С. 43.
УДК 882.09
Каткова Майя Михайловна
Московский педагогический государственный университет
katkova_mm@yahoo.com
БРИТАНСКАЯ РЕЦЕПЦИЯ РОССИИ В ПОВЕСТИ А. ПЛАТОНОВА «ЕПИФАНСКИЕ ШЛЮЗЫ»
В статье рассматриваются британская рецепция России и образ британского самосознания на примере повести «Епифанские шлюзы» А. Платонова.
Ключевые слова: А. Платонов, рецепция, британское самосознание, национальный характер.
В повести «Епифанские шлюзы» А. Платонов изображает британскую рецепцию России, возникающую у инженера Бертрана Перри, приглашенного Петром I для строительства судоходных шлюзов и каналов. На наш взгляд, рецепция Перри обнаруживает признаки, позволяющие охарактеризовать специфику постижения британским сознанием не только «русской темы» в целом, но и русской литературы, в частности художественного сознания писателя А. Платонова.
Повесть принадлежит к ранним произведениям Платонова. Она написана в начале 1927 года в Тамбове, куда Платонов был направлен для работы в должности подотделом мелиорации губернского земельного управления. Содержание повести несет отпечаток тамбовских впечатлений писателя.
В работе над повестью Платонов пользовался «наиболее близким ему, как инженеру, историческим материалом из книги инженера А. Легу-на “Воронежско-ростовский водный путь” (1909)» [12, с. 460]. Однако у нас есть все основания полагать, что писатель художественно воссоздал исторический документ капитана и строителя доков и каналов при Петре I англичанина Джона Перри, который по результатам своей службы у русского царя напечатал сочинение «The State of Russia under the Present Czar» (1716) («Состояние России при нынешнем царе»).
Наличие сходных черт в судьбах реального Джона Перри и платоновского персонажа Бертрана Перри позволяет утверждать то, что либо писатель был хорошо знаком с данным историческим документом, либо художественный гений
Платонова с помощью особого не дискурсивного метода исследования сумел поразительно точно воссоздать рецепцию России английским инженером и воспроизвести образ британского сознания в целом.
По приглашению Петра I английский инженер Джон Перри в 1702 году приступил к сооружению канала, который должен был соединить реки Дон и Волга. Сочинение Д. Перри являет собой изложение его «тяжкой судьбы и затруднений», которые он претерпел, находясь в России в течение четырнадцати лет службы русскому царю.
Не отрицая меркантильный интерес своего пребывания в России, англичанин Перри делает акцент на невозможности честного исполнения своего дела вследствие «недоброжелательного отношения и постоянных препятствий в работах», мздоимстве начальников и равнодушии народа: «Я терпел недостаток в людях, в материале»; «<...> строился флот и предпринимались работы для заведения судоходства по рекам; все это русские считали ненужным, так как ни они, ни отцы их, не имели об этом понятия и без этого прожили» [8, с. 45]. Несмотря на объективно-беспристрастный тон повествования о России, Перри с симпатией отзывается о русском царе-рефор-маторе, восхищаясь масштабностью происходящих реформ в стране и выражая сожаление о невозможности дальнейшей службы царю.
В повести Платонова «Епифанские шлюзы» английский инженер Бертран Перри приезжает в Россию по совету своего брата Уильяма с целью заработать денег на службе у Петра I, помогая ему в строительстве большого канала между Доном и Окой. Из-за недооцененности масштаба проекта, отсутствия помощи местных властей, невежества и суеверия простого народа инженер терпит неудачу в строительстве шлюзов, за что его казнят в Москве по приказу царя. Несмотря на сходство платоновского персонажа с его реальным прототипом, для Платонова важно воссоздать внутренний мир английского инженера, раскрыть характер британской личности с ее устойчивыми признаками и тем самым показать особенность английского восприятия России.
Все происходящие события в «Епифанских шлюзах» мы воспринимаем через автора и через сознание английского инженера Перри. В начале повести Платонов выстраивает культурную диспозицию «свой» - «чужой» путем изображения «субъектно-объектного» отношения Б. Перри ко
всему, что он видит в России. В основе этого отношения лежит принцип отчуждения, который, с точки зрения диалогической философии М.М. Бахтина, является неподлинным типом меж-человеческих отношений. Отсюда появляются деформационный образ в восприятии «чужого» по контрасту со «своим».
С самого начала восприятие России Перри построено на контрасте: бескрайние «сокровенные» пространства «азийского» континента противопоставляются ландшафту «теплой, людной гавани», «мрак и безлюдье» «чуждого города» -«многошумной Европе» и «многолюдству Нью-кестля». Перри на своем опыте убеждается в правдивости слов брата Уильяма, писавшего ему о «тоске пустынножительства» в чужой стране: «Четыре года в дикарях живу, и сердце ссохлось, и разум тухнет» [10, с. 124].
Мотив тоски, пустынножительства, заявленный в самом начале повести, связан с тревогой и беспокойством по поводу неизвестных и огромных пространств земли и вод России. О необъятных пространствах России писали практически все британцы, побывавшие в стране в разное время и оставившие свои воспоминания. По мнению Н.П. Михальской, «величие необозримых русских пространств» всегда определялось англичанами как один из «источников силы» России [7, с. 9]. С другой стороны, в природе России для иностранца таятся неожиданности и поражающие его контрасты.
Восприятие России британцами обусловливается их менталитетом и национальным характером, сформировавшимся под влиянием английской природы. По контрасту с бесконечными однообразными равнинами и непроходимыми лесами России в Британии все небольшое. О масштабных различиях между двумя странами, оказывающих влияние на характер наций, писала В. Вулф в своей статье «Русская точка зрения»: «.В Англии царит не самовар, а чайник; время ограничено; пространство заполнено людьми» [3, с. 242].
Таким образом, ландшафт незнакомой страны с ключевыми словами «пустынный», «обширный», «обильный» и «страшный» формирует отчужденность и непонятную тревогу, которую Перри постоянно ощущает. Все, что он видит по прибытии в Россию: природу, городской пейзаж зимнего Санкт-Петербурга, свои покои, - вызывает у него чувство замешательства, тоски и одиночества. «Бертран <...> ступил на землю -
в чуждый город, в обширную страну, где его ожидала трудная работа, одиночество и, может быть, ранняя гибель» [10, с. 125]. «Иногда он забывался и, резко оборачиваясь, ожидал встретить родную комнату в Ньюкестле, а за окном - ландшафт теплой, людной гавани и смутную полоску Европы на горизонте» [10, с. 126-127].
Обнаружив себя среди бескрайних русских просторов, непривычно высокого неба, англичанин испытывает тоску по привычному для его взора британскому пространству и пейзажу и невольно изолирует себя от окружающего его русского мира. «Жил он в тех же покоях; адмиралтейских и штатских ассамблей не посещал и знакомств с дамами и их мужьями чуждался...» [10, с. 129]. Платонов подчеркивает эту пространственную замкнутость, говоря о покоях Перри, и использует ее в описании психологического состояния героя: «Малоизвестный язык, странный народ и сердечное отчаяние низложили Перри в трюм одиночества» [10, с. 139].
Понятие тоски, по мнению Д.С. Лихачева, всегда соединено с «понятием тесноты, с лишением человека пространства» [6, с. 423]. В данном случае неспособность английского инженера Перри выйти «во внешний мир» формирует мотив одиночества в повести и является причиной оппозиционного восприятия внешнего пространства, выраженного в классической схеме «свой» - «чужой»: «родной, веселый Ньюкестль, родимая Англия, многошумная Европа, ландшафт теплой, многолюдной гавани / чуждый город, обширная, мрачная и страшная страна, «грустнейшая Пальмира», мрак и безлюдье на улице». Опасливое отношение к «чужому» как незнакомому и непонятному во многом объясняет недоверие британского инженера ко всему иному и его стремление изолироваться от окружающей его действительности.
На первом этапе восприятие Перри России носит субъектно-объектный характер, то есть Россия предстает как «другая» и абсолютно «чужая» страна. Подобный негативно оценочный образ чужого, по мнению М.М. Бахтина, является совершенно естественным на первом «психофизиологическом» этапе восприятия [9, с. 15]. Напряженность между диспозицией «свой» -«чужой» исчезает по мере узнавания и определенного понимания «другого» [4, с. 17]. В повести Платонов выводит проблему преодоления отчужденности на первый план, показывая, как
Перри постепенно устанавливает контакт с другой культурой и как он пытается преодолеть ограничения, налагаемые на него британским характером и воспитанием.
В повести Платонова мы видим, что английский инженер, воодушевленный могущественным государем и его великой затеей, трудился тяжко, расходуя на работах энергию своей души. Также Перри искренне верит в то, что его невеста Мери Карборунд полюбит его только в качестве великого строителя и инженера петровской эпохи и что заработанные на службе у российского императора деньги позволят ему обрести семейное благополучие. Однако незадолго до отъезда из Санкт-Петербурга в Епифань Бертран получает письмо от Мери, в котором она, упрекая Перри в наивности, жестокости и тщеславии, извещает его о своем недавнем замужестве. Письмо Мери служит одной из главных причин трагедии Перри, но в то же время оно подталкивает его к началу диалога с первоначально чуждой для него русской культурой.
Перри пытается преодолеть отчужденность «другого» путем постепенного выхода во внешнее пространство. Предпосылки возникновения диалога Перри с русской культурой заключаются в его наблюдении за своеобразием русской природы, которая теперь вызывает у него не ужас, а восхищение: «Он с обожанием наблюдал эту природу, такую богатую и такую сдержанную и скупую. Встречались земли - сплошные удобрительные туки, но на них росла непышная растительность: худая, изящная береза и скорбящая певучая осина» [10, с. 135]. «Перри видел океаны, но столь же таинственны, великолепны и грандиозны возлежали пред ним эти сухие косные степи» [10, с. 138]. С удивлением англичанин открывает для себя «укромный» уклад жизни россов: «Казалось, что люди здесь живут с великою скорбию и мучительной скукой. А на самом деле - ничего себе. Ходили друг к другу на многие праздники, пили самодельное вино, ели квашеную капусту и моченые яблоки и по разу женились» [10, с. 148]. Стараясь преодолеть свой «национальный изоляционизм», Перри начинает интересоваться «другой» культурой, беседуя с тестем немца Форха Тарасом Родионовым о «чумаках-солевозах, татарских нашествиях и о сладких травах старых ковыльных степей».
Снятие напряженности между «своим» и «чужим» осуществляется через участие в Бытии «на
уровне личного общения и коммуникации» [5, с. 199]. Платонов показывает, как Перри напряженно ищет выход из своего изолированного положения в России путем переориентации с отчужденно-негативного первичного восприятия в сферу более пристального и внимательного вторичного восприятия.
Культурное сознание англичанина обрисовано писателем со сложным чувством симпатии и тревоги. Условия, в которые попадает герой Платонова, мало чем отличаются от условий, в которых находился его реальный прототип Джон Перри. Оба англичанина сталкиваются с роковым недостатком людских и материальных ресурсов, непониманием и недоброжелательным отношением местного населения к работам: «Я продолжал встречать недоброжелательство и постоянные препятствия в работах. .. .Я терпел все тот же недостаток в людях, в материале» [8, с. 79]. Платоновский Перри всеми силами хочет довести работы до конца, но чиновники умирают или сбегают, а мужики не выходят на работы. Обладая твердой уверенностью разума и чувством ответственности за порученное ему дело, платоновский инженер не сдается, в отличие от своих коллег немцев и балтийских мастеров, которые бегут по «потаенным дорогам на родину, ухватывая великие деньги». Привезя в Россию свои технические навыки, профессиональную и личную порядочность, Бертран Перри, несмотря на уверенность в своих силах, чувствует провал масштабного проекта из-за того, что он не принял во внимание ту российскую реальность, в которой он оказался. Его точно выверенные в Петербурге технические числа не посчитались с местными натуральными обстоятельствами и местным населением, которое не могло заниматься земледелием, будучи мобилизованным на работах. «Арифметический» рассудок англичанина не находит выхода из тупиковой ситуации. Перри отчетливо видит различие между «избыточностью» российского типа мышления и своим собственным и понимает, что он «не выберется живым из этих просторных суходолов». Сам того не желая, англичанин выступает как свидетель трансцендентной реальности, то есть реальности, непостижимой разумом. О непостижимости разумом русских пространств ему писал брат Уильям: «Сколь обильна сокровенность (курсив мой. - М.К.) пространств, то непостижимо даже самому могучему разумению и нечувственно самому благородному сердцу!» [10, с. 121]
Платонов с симпатией и сочувствием рисует образ самозабвенно преданного своему делу английского инженера с его острым интеллектом, индивидуальным сознанием и благородной натурой, который против воли оказывается вовлечен в безжалостный водоворот реформируемой России.
Перри смотрит на сокровенность русских пространств через «окно» своего национального пространственного и духовного кода культуры. Пространственный код британской культуры сформирован зеленым разнообразным британским ландшафтом в пределах небольших размеров страны, а в основе духовного кода культуры коренится представление о человеческом достоинстве как о высшей ценности, имеющей приоритет над всем внешним. С.С. Аверинцев в своей статье «Британское зеркало для русского самопознания, или Еще раз о “Сельском кладбище” Грея-Жуковского», размышляя над словами Вяч. Иванова о том, что «славяне почерпнули в недрах английского духа откровение о личности», приходит к мысли о чрезвычайной важности данного элемента английской культуры для русских классиков. Урок о человеческом «в глубинах своей конкретно-приватной обыденности» был дан именно английской культурой [1, с. 263].
Данное утверждение позволяет понять не только «сокрытость» характера платоновского инженера Бертрана Перри, но и ответить на вопрос, насколько важен для Платонова был тот факт, что Перри именно англичанин. Строгий, спокойный и сосредоточенный на своем деле национальный характер Перри, построенный на свободолюбии, в перспективе которого человек не должен быть рабом чужой воли, вступает в конфликт с неистовой русской избыточностью.
Реальный Джон Перри, будучи не в силах вынести этого, покидает Россию, платоновский персонаж - погибает в объятиях «огромного хама», лютого палача одной из башен Московского Кремля.
Кроме того, в своей повести Платонов поднимает очень важную тему - тему простых людей, которым обстоятельства не дали себя проявить иначе, как погибнуть на строительстве грандиозного проекта в эпоху реформации. Помимо казненного англичанина Перри, на строительстве шлюзов погибли как другие иностранцы, умершие от болезней, так и русские крестьяне. «Пришлые люди .чуть не все лежат больны. Великий
упадок им живет», а жены и дети мобилизованных на работы «пухли от голода» [10, с. 141]. В революционную эпоху в XX веке происходило то же самое - сотни и тысячи безвестных людей гибли на великих стройках коммунизма: Волго-Донском, Беломоро-Балтийском канале и других.
В связи с этим возникает еще одна тема - тема человеческого достоинства, которую, по мнению С.С. Аверинцева, для русской литературы открыла английская культура еще в XIX веке (поэзия Жуковского, Пушкина, Лермонтова). Эта тема по-новому зазвучала в середине двадцатых годов XX века в связи с политическими обстоятельствами, в которых находился писатель Платонов и его страна. Эпоха революционных и технических достижений - с одной стороны, а с другой - время очередного насилия над личностью, начавшегося с Петра I. Именно в этот революционный период чувство собственного достоинства, порядочность и рационализм английского характера представляются чрезвычайно важными Платонову -человеку и инженеру, который, выполняя обязанности губернского мелиоратора, подобно своему персонажу, тоже испытывал сопротивление предложенной им системе работ и тоску одиночества: «Я действовал разумно (курсив мой. -М.К.) и как чистый строитель. .У меня одно облегчение - я действовал беспристрастно, исключительно с точки зрения пользы строительства» [12, с. 470].
Существует еще одно подтверждение, отчасти объясняющее важность английской культуры с ее «откровением о личности» для русского писателя и его современников. Подтверждение находится в рецензии Платонова на произведения известного американского писателя Э. Xемингуэя «Прощай, оружие!» и «Иметь или не иметь»: «Из чтения нескольких произведений американского писателя Эрнеста Xемингуэя мы убедились, что одной из главных его мыслей является мысль о нахождении человеческого достоинства. .Главное же - достоинство - следует еще найти, открыть где-то в мире и в глубине действительности, заработать его (может быть, ценою тяжелой борьбы) и привить это новое чувство человеку, воспитать и укрепить его в себе» [11, с. 100]. Интересно то, что на Западе долгое время Xемингуэя рассматривали как писателя, воспевающего насилие и жестокость, но Платонов сумел разглядеть в творчестве своего американского коллеги сокрытое от внешнего взгляда сострадание. Существует нема-
ло подтверждений тому, что Xемингуэй был знаком с работами Платонова и с восхищением отзывался о его рассказе «Третий сын», оценив глубину и экспрессивность платоновского стиля [13, с. 7].
Таким образом, оба писателя уловили в творчестве друг друга озабоченность дегуманизацией современного общества и содержание темы, которую Г. Адамович применительно к Платонову назвал «отстаиванием человека от пренебрежительно-безразличных к нему стихийных или исторических сил» [2, с. 298]. На наш взгляд, это отчасти объясняет наследование Платоновым и Xемингуэем традиции английской культуры с ее пониманием человеческого достоинства как высшей ценности, имеющей приоритет над всем в любую историческую эпоху.
Библиографический список
1. Аверинцев С. С. Британское зеркало для русского самопознания, или еще раз о «Сельском кладбище» Грея-Жуковского // Связь времен. -Киев: Дух и Литера, 2005. - С. 260-268.
2. Адамович Г Шинель // Адамович Г Критическая проза. - М.: Изд-во Литературного института, 1996. - С. 293-304.
3. Вулф В. Русская точка зрения // Атарова К. Англия, моя Англия. Эссе и переводы. Сборник.-М.: Радуга, 2008. - С. 240-258.
4. Диспозиция «свой-чужой» в культуре: монография / Под ред. А.И. Кравца. - Воронеж: Изд-во Воронежского государственного университета, 2007. - 257 с.
5. Коплстон Фредерик. История философии. XX век. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2002. - 269 с.
6. Лихачев Д.С. Заметки о русском // Лихачев Д.С. Избр. Работы: В 3 т. - Т. 2. - Л.: Xудоже-ственная литература, 1987. - С. 418-494.
7. Михальская Н.П. Образ России в английской художественной литературе ГХ-ХГХ вв. - М.: Литературный ин-т им. А.М. Горького, 2003. - 150 с.
8. Перри Джон. Состояние России при нынешнем царе. - М.: Директ-Медиа, 2010. - 100 с.
9. Пивоев В.М. Рациональное и иррациональное в методологии гуманитарного познания // М.М. Бахтин и проблемы методологии гуманитарного знания. - Петрозаводск: Петрозаводский государственный университет, 1999. - С. 7-27.
10. Платонов А . Епифанские шлюзы // Платонов А. Эфирный тракт: повести. - М.: АСТ Москва, 2006. - С. 122-178.
11. Платонов А. Навстречу людям: (По поводу романов Эрнеста Xемингуэя «Прощай, оружие!» и «Иметь и не иметь») // Платонов А. Размышления читателя: статьи. - М.: Советский писатель, 1970. - С. 100-109.
12. Платонов А. Письма из Тамбова. 19261927 гг. //Архив А.П. Платонова. Книга 1. Научное издание. - М.: ИМЛИ РАН, 2009. - С. 442-499.
13. Andrey Platonov. The fierce and beautiful world. Transl. by Joseph Barnes, Introd. By Yevgeny Yevtushenko. - New York: E.P Dutton, 1970. - 252 p.
Малкова Татьяна Юрьевна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
tymalk@mail.ru
ЗНАКИ САКРАЛЬНОГО В РОМАНЕ М.А. БУЛГАКОВА «МАСТЕР И МАРГАРИТА»
Благодаря использованию ряда символов, в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» создаётся парадигма, отражающая предельно обобщающий характер мифа. Это даёт возможность исследовать образы и мотивы произведения в мифопоэтическом аспекте. Сама «жанровая ситуация» романа обусловливается кризисным состоянием мира и человека.
Ключевые слова: М.А. Булгаков, «Мастер и Маргарита», космоцентричность, полимиры, знаки сакрально-
го, архетипы, амбивалентность.
Проблема интерпретации образов романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» напрямую связана с вопросом о жанре этого произведения. Мы согласны с мнением Б.М. Гаспарова, И. Белобровцевой, С. Кульюс, В.В. Агеносова, Л.И. Сазоновой, М.А. Робинсон, отметивших мифологическую природу романа.
Как верно отметила Л.И. Сазонова, «присутствие мифа и связанных с ним архетипических представлений и мотивов влияет на внутреннее устройство романа таким образом, что почти в каждой точке его повествования образуются дополнительные, множащиеся смыслы и значения, проступают исходные контексты» [4, с. 764].
Понимание «Мастера и Маргариты», безусловно, невозможно без учёта мифологического подтекста, поскольку многочисленность перекличек романа Булгакова с другими произведениями, аналогичными по тематике, на наш взгляд, объясняется в первую очередь отражением в них древних архаических представлений о силах зла.
По мнению исследователей (В.Н. Топоров, В.В. Кожинов), развитие литературы пошло по пути расшатывания антропоцентрического видения мира и было связано с обращением к архетипам.
В чем проявляется космоцентричность мифопоэтического в «Мастере и Маргарите»? На наш взгляд, прежде всего, в способности романа отражать различные полимиры. Перед нами воз-
никают бытийные миры (мифомир мифологизированного прошлого - «воображаемый Ерша-лаим»; мифомир жизни после смерти - инобытие романа), миры состояния (мифомир сна).
Миры сакрального верха и низа в их оппозиции формируют особую пространственную ось романа. Но традиционная семантика реализована лишь частично. Вспомним: в мифомире сна Ивана Николаевича Понтий Пилат «поднимается всё выше к луне» [1, с. 492], а в мифомире инобытия «Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, и вслед за ним, шумя, обрушилась его свита» [1, с. 480]. В данном случае сохранена традиционная иерархическая оппозиция «верха» - «низа», где «верх», являясь локусом Иешуа, источником света, олицетворяет добро и истину, а «низ» - локус сил демонических, пребывающих в бездне. Но, как точно отметили И. Бело-бровцева и С. Кульюс, «в московской сюжетной линии соотношение «верха» - «низа» чаще всего травестировано. Воланд в Москве по большей части пребывает наверху» [2, с. 64].
Исследуя роман, мы приходим к выводу, что Булгаков последовательно использует мифопоэтические символы, знаки сакрального. Это проявляется не только в отражении различных поли-миров, но и в наличии специальных маркеров преодоления их границ. В романе «Мастер и Маргарита» такими маркерами являются, например, медиаторы-локативы (речка, ручей, мостик). В главе 19 Маргарите «приснилась .неизвестная
