CC BY
10А.А. Платонова
Браки московских мещанок и крепостных в начале XIX века
Проблема социальных перемещений женщин в Российской империи остается практически неизученной. Между тем, в силу действовавшего в этот период принципа определения социального статуса женщины по отцу или супругу, изучение социальной мобильности женщин выходит за пределы исключительно «женской истории» и может дать богатый материал по проблеме формирования и динамики российского общества в целом.
Российское мещанство — низший разряд городских обывателей, самое массовое городское сословие, в течение XIX века было второй по численности после «сельских обывателей» категорией податного населения.
В конце XVIII - начале XIX веков ситуация вокруг личной свободы мещанок, выходивших замуж за крепостных, оставалась юридически неопределенной. Подчинение жены крепостного человека помещику в течение жизни мужа (вне зависимости от ее социального статуса до брака) не ставилось под сомнение и не оспаривалось. Однако известны обращения в суды вдов мещанского происхождения «отыскивающих себе свободу» после смерти крепостных мужей [8: с. 289].
В 1808 г. из судебного прецедента возникла важная для решения рассматриваемого вопроса норма права. Некий Онисим Белоусов — дворовой человек генерала от инфантерии Арбенева — женился на воспитаннице Мещанского училища при Воспитательном доме благородных девиц. Дворовой человек имел письменное разрешение своего господина, жениться на любой женщине, по своему выбору. Вступив в брак, Белоусов стал добиваться освобождения себя и супруги на основании «Учреждения» для Мещанского училища 1765 г. Сенат, рассматривавшей это дело, оставил Белоусова во владении помещика «с предоставлением его жене пользоваться личной свободой». Александр I в порядке исключения распорядился освободить Белоусова с женой, а на будущее постановить следующее правило: брак крепостного с воспитанницей училища приводит к освобождению при условии, если помещик дает разрешение не просто на брак со свободной, но именно на брак с воспитанницей Мещанского училища. Во всех других случаях муж остается крепостным, хотя «вышедшая за него замуж воспитанница пользуется» «личной ея свободою, не сообщая» свободу ни мужу, ни детям [7: с. 82-83]. Указ касался только воспитанниц Мещанского училища, а не мещанок вообще. Однако он косвенно подтверждал, что брак с крепостным не уничтожает прежнего «свободного права» женщины.
В условиях отсутствия четкой правовой нормы, сохранение над вдовами-мещанками помещичьей власти или их освобождение зависело от произвола судей. В России начала XIX века продолжали действовать отдельные нормы Соборного уложения царя Алексея Михайловича 1649 года. Были случаи, когда суды оставляли женщин во владении помещиков, ссылаясь на 85 статью «Суда о холопех» [8: с.287]. Согласно этой статье Уложения, «кто кабалного своего холопа женит у себя на вольной жонке, а после того тот кабалной холоп у него умрет, а та жонка, которая за тем его человеком была, от него збежит... ту жонку по первом ее муже отдати тому ее прежнему боярину.» [9: с. 149]. В других судах вдову признавали свободной, опираясь на запрет времен Екатерины II «укреплять за собой» лично-свободных людей и на вышеописанный прецедент жены Онисима Белоусова [8: с. 287].
Ситуация оставалась юридически спорной до 1815 г., когда был издан указ «О законах, коими должно руководствоваться при решении дел о людях, отъискивающих свободу из помещичьего владения». Указ устанавливал следующую правовую норму: «все вольного происхождения вдовы и девки, вышедшие замуж за помещичьих дворовых людей и крестьян, по смерти мужей их, в число крепостных обращаемы быть не должны» [8: с. 287].
В издании свода «Законов о состояниях» 1842 г. подтверждается, что «браком ни в коем случае не сообщается крепостное состояние; и лица женского пола, вступившие в замужество за крепостных людей, хотя остаются в повиновении помещику по мужу, не теряют чрез то вовсе свободного своего состояния, и по смерти мужа не могут быть обращены в число крепостных». Законные дети, рожденные в браке с крепостным, признавались крепостными, «хотя бы мать их была свободного происхождения» [10: с. 177-178]. Таким образом, крепостное право для мещанки в браке с крепостным де-юре не существовало, но де-факто на период жизни супруга мещанка должна была оставаться «в повиновении помещику».
Москва первой половины XIX века была крупнейшим сосредоточением крепостного населения. Помимо дворовых людей, «жительствующих» в домах господ и обслуживающих своих помещиков, в Москве находились (постоянно или временно) значительное число оброчных крестьян и дворовых людей, занятых в мастерских, на мануфактурах, фабриках и других предприятиях. По данным Я.Е. Водарского в Москве 1811 года крестьяне и дворовые люди составляли 61% населения, в 1852 г. — 58% [1: с. 232]. Старая столица была «общим для многих городов и уездов училищем мастерства и рукоделий». С целью обучения ремеслу и дополнительного заработка в город из уездов стекались государственные крестьяне и господские люди [2: с. 24]. Последние могли отправляться в Москву по приказу помещика. Рабочий М.П. Петров записал воспоминания своего отца — бывшего дворового, который в возрасте приблизительно двенадцати лет был отправлен в Москву «на оброк». «Сдали меня [на котельный завод] за 25 рублей в год, — рассказывал бывший дворо-
вой, — то есть заводчик должен был эти деньги уплатить помещику. Кормить и давать квартиру должен был заводчик, а обучать и одевать должен был помещик...» [6: с. 496].
Анализ метрических книг, хранящихся в фонде Московской духовной консистории (ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 745. Т. 1), позволил установить, что в первой половине XIX века браки между московскими мещанами и крепостными были явлением достаточно распространенным. В 1801 г. доля браков между московскими мещанками и крепостными составляла около 21% всех случаев замужества дочерей и вдов мещан. Двадцать лет спустя, несмотря на законодательное решение о социальном статусе вдов, которое теоретически могло бы стимулировать рост браков между мещанками и крепостными, этот показатель снижается (приблизительно на 8,4%) до 13,6%.
Уменьшение доли брачных союзов крепостных людей и московского мещанства может быть связано со снижением удельного веса крепостных людей в составе населения. В первой половине XIX века отмечается факт падения в общем составе населения доли крепостных: если в 1796 г. они составляли 53,9%, то в 1811 г. — 51,7%, в 1833 г. — 44,9%, а в 1857 г. только — 39,2% [5: с. 166]. Это явление, получившее в исторической литературе название «вымирание помещичьего крестьянства», имеет богатую историографию. Однако его причины остаются дискуссионными.
На диаграмме 1 представлен график изменения общей доли крепостного населения на фоне выявленного в результате анализа автором метрических книг колебания брачного выбора московских мещанок в первой четверти XIX века.
Диаграмма 1
Темпы снижения удельного веса крепостных людей в течение первой половины XIX века нельзя назвать стабильными. За период между пятой (1795 г.) и шестой (1811 г.) ревизиями доля крепостных в составе населения уменьшилась незначительно. Динамика «вымирания помещичьего крестьянства» явно усиливается только с 1830-х гг., когда прекращается рост его абсолютной численности [3: с. 69, 89, 117].
Таким образом, маловероятно, что отмеченное колебание брачного выбора было вызвано исключительно снижением удельного веса крепостных.
Стоит обратить внимание на то, что в 1821 г. прослеживается снижение доли браков московских мещанок с мужчинами, чье сословное состояние определяется в метрической книге как крестьянин. Причем, это относится ко всем категориям крестьян: крепостным, экономическим, удельным и пр. Если в 1801 г. в брак с крестьянами вступали приблизительно 16% мещанок, то в 1821 г. только около 4%. Среди женихов мещанок доля крепостных крестьян опустилась с 7% до 2%, доля других групп крестьян (условно назовем их государственными) — с 9% до 2%.
Крепостное население в России было представлено не только «владельческими» крестьянами, но и дворовыми людьми, которые также с точки зрения закона относились к «состоянию сельских обывателей». Помещик имел право переводить крестьянина в дворовые и дворового в крестьяне по собственной воле без какого-либо юридического оформления. Указ о запрещении помещикам переводить крестьян в дворовые люди вышел только в 1858 г. В историографии дворовые как социальная группа, вычлененная из помещичьего крестьянства, рассматривается весьма редко. Тем не менее, законодательные, частноправовые, литературные источники убеждают, что дворовые если не составляли замкнутого сословия, то, по крайней мере, выступали относительно стабильной, самовоспроизводящейся группой. Один из героев романа Ф.М. Достоевского «Подросток» подчеркивает отличие дворовых от крестьян, говоря: «Макар Иванович прежде всего — не мужик, а дворовый человек, .бывший дворовый человек и бывший слуга, родившийся слугою и от слуги». Дворовые выделялись из массы крепостного населения, в первую очередь, некрестьянским характером трудовой деятельности: служба домашней прислугой в сельской и городской усадьбе, ремесло, работа по найму на промышленных предприятиях.
Именно дворовые люди составляли абсолютное большинство крепостных супругов московских мещанок. Доля дворовых людей среди крепостных женихов московских мещанок за 20 лет вырастает. В 1801 г. на союзы с дворовыми приходилось почти 70% всех браков мещанок с крепостными, в 1821 г. — 85%.
Таким образом, создается впечатление, что снижение доли браков мещанок с крепостными в конце первой четверти XIX века было вызвано, главным образом, уменьшением в Москве доли мещанско-крестьянских браков.
Диаграмма 2
Браки московских мещанок
□ Браки с крепостными (дворовые + частновладельческие крестьяне)
□ Браки с частновладельческими крестьянами
□ Браки с крестьянами других категорий
□I Браки с дворовыми
Чем можно объяснить снижение популярности брачных союзов мещанских девушек с крестьянами? В традиционном обществе существует четкая установка на социальное равенство будущих супругов: браки стремятся заключать внутри собственной или близкой страты. Логично допустить, что распространение и характер межсословных браков в мещанской среде отражали изменение стратификации московского мещанства. Среди стратификационных признаков одна из ключевых позиций принадлежит трудовой деятельности. Группы работников, сходные по характеру выполняемого труда, отличаются специфическим социальным обликом и стилем жизни.
Быт малых российских городов, а также окраин средних и больших городов вплоть до начала ХХ века сохранял черты аграрных поселений. Сельскохозяйственный труд занимал значимое, а иногда и центральное место в жизнеобеспечении мещан.[4: с 233-238]. В Москве конца XVIII века под пашню отводилось 306 десятин или 3,3% общей площади города, земли под сенокосы и выгоны — 1 667 десятин или около 18% [1: с. 366]. Пашни, сенокосы и выгоны в городе использовались только городскими обывателями — мещанами и купцами. В течение последующих пятидесяти лет сельскохозяйственные площади в Москве сокращаются, что отражается на характере трудовой деятельности мещан. В 1865 г. М. Щепкин, исследовавший доходы московских городских сословий, пишет: «Не имея в своем распоряжении никаких земельных угодий, как мещане многих других городов, московские мещане исключительно занимаются мелкой торговлей и ремеслом, а обедневшие, может быть до 10 000 чел., промышляют личным наймом» [11: с. 45] (курсив мой — А.П.).
Можно предположить, что постепенное снижение роли земли и сельскохозяйственного труда в жизни московских мещан обусловило уменьшение
внутри московского мещанства страты, предельно близкой к крестьянству по характеру трудовой деятельности и образу жизни, что в свою очередь отразилось на степени распространенности крестьянско-мещанских браков.
Это предположение подтверждается сравнением брачного выбора мещанок с данными по сословию московских цеховых ремесленников. В отличие от мещан ведущая трудовая деятельность цеховых в силу сословной принадлежности не могла носить сельскохозяйственного характера. В 1801 г. дочери и вдовы московских цеховых выходили замуж за крестьян в два с половиной раза реже, чем мещанки. Причем среди браков с крестьянами абсолютно преобладали браки с крепостными (вероятно оброчными крестьянами), браки с государственными крестьянами встречались крайне редко, составляли менее 1 %. Двадцать лет спустя, доля браков представительниц сословия цеховых с крестьянами еще несколько уменьшилась и составила около 4,5 %. Примерно, такой же процент в 1821 г. составляли браки мещанок с крестьянами всех категорий. Таким образом, в условиях постепенной урбанизации и уменьшения сельхозугодий в черте города процент мещанско-крестьянских браков понизился и вплотную приблизился к аналогичному показателю в среде профессиональных ремесленников.
Диаграмма 3
Браки дочерей и вдов московских цеховых
%
50
40Н
30
20
10
0
Брачный выбор в рамках социальной группы всегда определяется комплексом взаимосвязанных причин. Одна из ведущих причин сокращения браков мещанок с крепостными в Москве первой четверти XIX века была, вероятно, связана с перестройкой трудовой деятельности семей московских мещан на специфически городские виды деятельности, что в свою очередь обусловило поиск брачной партии среди городских сословий.
Литература
1. Водарский Я.Е. Исследования по истории русского города (факты, обобщения, аспекты) / Я.Е. Водарский. - М.: Институт Российской истории РАН, 2006. - 415 с.
2. Гаврилова И.Н. Демографическая история Москвы / И.Н. Гаврилова. - М.: Фаст-Принт, 1997. - 300 с.
3. Кабузан В.М. Изменения в размещении населения России в XVIII - первой половине XIX в. / В.М. Кабузан. - М.: Наука, 1971. - 190 с.
4. Кошман Л.В. Город и городская жизнь в России XIX столетия: социальные и культурные аспекты / Л.В. Кошман. - М.: РОССПЭН, 2008. - 448 с.
5. Миронов Б.Н. Демографическая загадка: уменьшение численности помещичьих крестьян в России первой половины XIX в. / Б.Н. Миронов // Материалы церковно-приходского населения как историко-демографический источник. - Барнаул: Изд-во Алтайского государственного университета, 2007. - с. 164-176.
6. Петров М.П. Мои воспоминания / М.П. Петров // Московская старина: воспоминания москвичей прошлого столетия. - М.: Правда, 1989. - С. 496-504.
7. Полное собрание законов Российской империи I. - Т. XXX. - СПб., 1830.
8. Полное собрание законов Российской империи I. - Т. XXXIII. - СПб., 1830.
9. Соборное уложение царя Алексея Михайловича 1649 года. - М.: Издание Московского юридического института, 1951. - 170 с.
10. Свод законов о состояниях. - СПб., 1842. - 402 с.
11. Щепкин М. Бюджеты трех московских сословий: купеческого, мещанского и ремесленного / М. Щепкин. - М.: Типография Грачева и комп., 1865. - 68 с.
Literatura
1. Vodarskij Ya.E. Issledovaniya po istorii rnsskogo goroda (fakty’, obobshheniya, aspekty’) / Ya.E. Vodarskij. - M.: Institut Rossijskoj istorii RAN, 2006. - 415 s.
2. Gavrilova I.N. Demograficheskaya istoriya Moskvy’ / I.N. Gavrilova. - M.: Fast-Print, 1997. - 300 s.
3. Kabuzan V.M. Izmeneniya v razmeshhenii naseleniya Rossii v XVIII - pervoj po-lovine XIX v. / V.M. Kabuzan. - M.: Nauka, 1971. - 190 s.
4. Koshman L.V. Gorod i gorodskaya zhizn’ v Rossii XIX stoletiya: social’ny’e i kul’turny’e aspekty’ / L.V. Koshman. - M.: ROSSPE’N, 2008. - 448 s.
5. MironovB.N. Demograficheskaya zagadka: umen’shenie chislennosti pomeshhich’ix krest’yan v Rossii pervoj poloviny’ XIX v. / B.N. Mironov // Materialy’ cerkovno-prixod-skogo naseleniya kak istoriko-demograficheskij istochnik. - Barnaul: Izd-vo Altajskogo go-sudarstvennogo universiteta, 2007. - S. 164-176.
6. Petrov M.P. Moi vospominaniya / M.P. Petrov // Moskovskaya starina: vospomi-naniya moskvichej proshlogo stoletiya. - M.: Pravda, 1989. - S. 496-504.
7. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii I. - T. XXX. - SPb., 1830.
8. Polnoe sobranie zakonov Rossijskoj imperii I. - T. XXXIII. - SPb., 1830.
9. Sobornoe ulozhenie carya Alekseya Mixajlovicha 1649 goda. - M.: Izdanie mos-kovskogo yuridicheskogo instituta, 1951. - 170 s.
10. Svod zakonov o sostoyaniyax. - SPb., 1842. - 402 s.
11. Shhepkin M. Byudzhety’ trex moskovskix soslovij: kupecheskogo, meshhanskogo i remeslennogo / M. Shhepkin. - M.: Tipografiya Gracheva i komp., 1865. - 68 s.
