CC BY
77
БОРИС ИСААКОВИЧ ГУСЛИЦЕР
К 85-летию со дня рождения
Восемнадцать лет рядом с хорошем человеком
Борис Исаакович Гуслицер родился 29 апреля 1922 года в г. Петрограде. Детство и юность его прошли в г Калягине, где накануне начала Великой Отечественной войны, в 1941 году, он окон-
Старший мотрос В. И. Гуслицер
чил среднюю школу. В армию не взяли по состоянию здоровья, и их семья эвакуировалась в Татарию, где он поступил в Казанский университет на химический факультет. В 1943 году был призван в армию и до весны 1947 года служил на Черноморском флоте старшим матросом. После армии он поступил на географический факультет Крымского университета в Симферополе, откуда в 1948 году перевелся в Казанский педагогический институт. Все годы учебы Борис Исаакович увлеченно занимался научной и общественной работой, руководил различными научными семинарами. Он пользовался у своих сокурсников непререкаемым авторитетом, поскольку прошел войну и был старше их на десять лет. На 1-м курсе он познакомился со своей будущей женой и верной спутницей до конца его жизни — Ниной Павловной. Он был очень целеустремленным и добросовестным студентом и институт закончил в 1951 году с отличием. По окончании института Борис Исаакович получил направление в аспирантуру Ленинградского университета, но в силу ряда причин он не мог туда поступать и рас-
пределился в Рождественскую школу Татарстана, где три года был директором и преподавал географию.
Но желание заниматься наукой не проходило, и в 1954 году он поступает, сдав все экзамены на «отлично», в аспирантуру Коми филиала АН СССР по специальности «геоморфология». В 1955 году в Сыктывкар переезжает его семья. К тому времени в семье Гусли-цера было уже двое маленьких детей — дочери Света и Мила.
Его научным руководителем стала великая Вера Александровна Варсано-фьева, в чем ему крупно повезло, да он и сам об этом не раз говорил. Борис Исаакович всегда с огромной любовью вспоминал Веру Александровну и говорил, что в значительной степени, благодаря ей, он стал геологом, а не остался только геоморфологом. Рассказывал часто, как они работали вместе в поле и как однажды он потерял геологический молоток —реакция Веры Александровны заключалась в единственной фразе: «Настоящий геолог никогда не потеряет молоток, молотки способны терять только негеологи». Больше Борис Исаакович молотков не терял никогда, хотя был человеком достаточно рассеянным. Но рассеянность его проявлялась исключительно в быту, видимо, потому что голова его была постоянно занята мыслями о работе, о науке. А память у него была потрясающая! Первое время он «шокировал» меня тем, что, не заглядывая в пикетажку, мог очень точно и подробно описать разрез, на котором работал 3—4 года назад. И при повторном, совместном посещении разреза все совпадало с описанием Бориса Исааковича: и привязка, и количество слоев, и их мощности, и характер контактов между слоями.
В конце 1964 года Борис Исаакович был избран по конкурсу заведующим лабораторией геоморфологии и четвертичной геологии и руководил ею 21 год. Я пришла работать в лабораторию, когда Борис Исаакович с огромным увлечением начал заниматься ископаемыми мелкими млекопитающими — грызунами, которые в силу их быстрой эволюции являются наиболее эффективными для определения возрастной принадлежности четвертичных отложений. Он с фанатизмом разраба-
тывает и совершенствует методику поисков их местонахождений и механической массовой отмывки палеонтологических остатков. Несколько лет мы возили в поле огромное количество разнообразной техники. Среди этой техники любимой Бориса Исааковича была мотопомпа — агрегат достаточно прожорливый: для того, чтобы она работа-
В. И. Гуслицер. 1975
ла, нужно было забросить вертолетом 2—3 тонны бензина. Кроме того, для ее работы, направленной на размывание береговых обнажений с целью вскрытия «костеносного» горизонта, необходим был целый ворох пожарных шлангов, брандспойтов, для закрепления которых выстраивалось целое сооружение из деревянных кольев, связанных шнурами. Чем-то это сооружение напоминало промприбор, который я видела в артели В. Туманова «Печора». А еще мы возили с собой сконструированный им (кстати, Борис Исаакович имел знак «Изобретатель СССР») агрегат для отмывки костей из рыхлых отложений, состоящий из промывочного аппарата, представляющего собой огромную блестящую бочку высотой 2 м, и станка для сит. Надо было видеть, как мы плыли на резиновых лодках (а их было 7—8), и на одной из лодок возвышалась эта бочка, очень похожая на плывущую стелу. Зрелище было достаточно живописным и необычным для местных жителей — цыгане едут!
Вспоминается один запрет, который он вводил в поле: категорически запрещалось в обед варить кисель, поскольку он действовал на Бориса Исааковича как снотворное. Грешна: мы, тогда
совсем молодые, этим иногда пользовались, когда приходили к выводу, что пора передохнуть. А работал Борис Исаакович самозабвенно. Утро в лагере начиналось не позже 7 часов, Заканчивали работу в 7—8 вечера, а в 10 часов все должны были быть в «кульках» (в спальных мешках). А полевые отряды у него были очень многочисленны по нынешним меркам: человек по 10— 14, поскольку приходилось промывать огромное количество отложений «костеносных» горизонтов и просматривать большие массы концентрата с целью отбора палеонтологических остатков. В основном это была молодежь.
Конечно, такой трудовой распорядок нас не устраивал, поскольку был несовместим с нашими представлениями о геологической жизни, связанной с романтикой, вечерними посиделками с гитарой у костра и т. д. По этой причине мы иногда взбрыкивали: ставили свои палатки метрах в 150—200 от его, и вечерами, после работы оттягивались: сидели у костра, разговоры разговаривали потихоньку, потом уходили в палатку и начинали бренчать на гитаре и петь. И почти в тот же момент появлялся Борис Исаакович, откидывал вход в палатку и укоризненно-раскатистым голосом говорил: «Громодяне!». Признаться, до сих пор не знаю, что сие слово значит, но в те времена в устах Бориса Исааковича оно явно означало: «Имейте совесть, завтра ведь рано вставать на работу! Сейчас же спать!». Впрочем, ему могло просто не нравиться наше пение, поскольку у него был великолепный голос и прекрасный репертуар: он очень любил петь романсы и знал их великое множество. Вообще, он был очень интересным и содер-
жательным человеком, знал очень много стихов, часто читал их наизусть, очень интересовался политикой и хорошо разбирался в ней. Многое можно было бы вспомнить, много было интересного в наших совместных экспедициях...
А поле он очень любил, поле было его второй жизнью. Выезжал Борис Исаакович на полевые работы практически ежегодно: на его счету около 30 полевых сезонов. Уезжал он в поле раньше всех сотрудников института (в мае-июне), а возвращался позже всех (в сентябре-октябре). И самое интересное, что при этом он никогда не болел,
был здоровым и выносливым человеком, и в поле чувствовал себя очень комфортно.
И еще я не помню, чтобы он когда-нибудь отсутствовал, был в отпуске и отдыхал. По-моему, на работе он был всегда: рано утром, поздно вечером, в выходные и в праздники. Борис Исаакович популяризировал свою любимую четвертичную геологию: он прочитал огромное количество лекций по линии общества «Знание», выступал с ними в школах, в различных организациях города и республики, выступал по радио и на телевидении, публиковался в центральной и местной печати. Он находился в постоянном контакте со многими коллегами, курировал исследования по северному региону, руководил работами по составлению региональной стратиграфической схемы четвертичных отложений по поручению Межведомственного стратиграфического комитета (МСК), был координатором Международного проекта МПГК-24 «Четвертичные отложения северного полушария». Он организовал и про-
вел несколько всесоюзных совещаний: полевой семинар на Печоре по стратиграфии антропогена и палеолиту Печорского Приуралья и два совещания на Вычегде — полевую школу-семинар по методике поисков и массовой отмывки палеонтологических остатков с помощью изобретенного им промывочного агрегата и полевой семинар по геологии плейстоцена.
Борис Исаакович был полон замыслов, идей, планов, собирался работать и сделать еще много. Но человек предполагает, а бог располагает... В середине 1986 года обстоятельства сложились так, что, несмотря на то, что он был руководителем лабораторной научноисследовательской темы, ему пришлось уйти на пенсию. Он был трудоголиком, без работы себе жизни не представлял. Геология была его хобби, а его хобби была геология. Его здоровье стало ухудшаться, хотя он и продолжал приходить на работу, продолжал заниматься наукой. Умер Борис Исаакович 29 апреля 1989 года — в день своего рождения.
Восемнадцать лет назад ушел Борис Исаакович, было ему всего 67 лет. Он был талантливым исследователем, яркой личностью. Но жизнь идет, мы продолжаем работать, пытаясь решить проблемы теперь уже и нашей любимой четвертичной геологии. Но временами до сих пор очень не хватает Бориса Исааковича, его доброжелательности, эрудиции, профессиональной компетентности, юмора. В каждом, кто знал Бориса Исааковича Гуслицера, надолго останется светлая добрая память о нем.
Д. г.-м .н. Л. Андреичева
Под крылом Гуслицера
С Борисом Исааковичем я познакомилась полвека назад, когда пришла на работу в Коми филиал АН СССР. Тогда, в 1957 г., он только что закончил аспирантуру по специальности геоморфология и был переведен на должность младшего научного сотрудника отдела геологии. Кандидатскую диссертацию по теме «Геоморфология и четвертичные отложения бассейна р. Уньи» он защитил в 1963 г.
В первые годы моей работы в отделе мы с Б. И. пересекались мало, только, может быть, на общих заседаниях отдела, поскольку работали над разными темами и на разных территориях. Он занимался темой по геоморфологии и четвертичной истории западного скло-------------------------------25
Короткие минуты отдыха. 1971 г. Гуслицер Б. И., Андреичев В. Л., Андреичева Л. Н., Кыштымова Л. Т., Морохина Л. П.
на Урала в бассейне верхней Печоры.
Осенью 1963 г., после беседы с сотрудниками Гидропроекта, рассказавшими о палеонтологических находках близ деревни Бызовая на Печоре, у Бориса Исааковича и археолога В. И. Ка-нивца возникла идея тут же собрать экспедиционный отряд. До этого они уже сделали ряд археологических открытий на верхней Печоре. Предложили и мне поехать с ними, и я с радостью приняла это приглашение. В состав отряда вошли и авторы открытия — сотрудники Гидропроекта А. Н. Симонов, Е. М. Тимофеев и А. И. Юдкевич. За 10 дней, с 1 по 10 октября (уже выпал снег), было собрано много костей животных и каменных орудий древнего человека.
Царила атмосфера дружеского взаимопонимания, подъема. Жили мы в большой 10-местной палатке и вечерами замечательно проводили время. Юдкевич обычно брал с собой в поездки гитару. Он знал массу бардовских песен, сочинял сам, пел, и все охотно его поддерживали. В это пенье всегда вплетался бас Бориса Исааковича; у него был хороший голос и слух, и он пел в хоре нашего Коми филиала. Эта поездка, во время которой состоялось открытие стоянки Бызовая, запомнилась мне на всю жизнь.
После отъезда в Москву В. А. Вар-санофьевой, которая руководила нашей лабораторией после кончины в 1963 г. А. А. Чернова, в июне 1964 г. Борис Исаакович был назначен исполняющим обязанности заведующего лабораторией геоморфологии и четвертичной геологии, а в декабре того же года по конкурсу был избран на должность заведующего, в которой и проработал более 20 лет.
Лаборатории было предложено выполнять единую тему, и Борису Исааковичу пришлось пожертвовать своим увлечением — изучением карста — и вплотную разрабатывать вопросы стратиграфии четвертичных отложений. Он продолжал заниматься и археологией и в 1970 г. опубликовал совместно с В. И. Канивцом монографию по палеолиту востока Северной Европы. Хотя мы выполняли единую тему, но работали на разных территориях и писали разные главы отчета. Лишь однажды, в 1967 г., мы с Борисом Исааковичем поехали в экспедицию вместе, поработали один месяц на Печоре и Усе и поняли, что нам лучше работать раздельно, поскольку у каждого из нас сложился свой стиль работы, и описывать
одни и те же разрезы вдвоем не имело смысла. Но помню, как он беспокоился и заботился, когда я простыла и слегла с высокой температурой на пару дней.
В 1964 г. в Сыктывкар на очередную геологическую конференцию приехало много геологов из разных концов страны. Тогда мы познакомились с Варварой Львовной Яхимович из Уфы, и наши дружеские отношения продолжались много лет, несмотря на то, что придерживались мы разных взглядов на возраст и происхождение широко развитых в регионе толщ валунных суглинков. В те годы бурно развивалась дискуссия по этим вопросам. Варвара Львовна была сторонницей морского и ледово-морского их происхождения и плиоценового возраста, мы же с Борисом Исааковичем стояли на позиции ледникового генезиса этих отложений и их четвертичного возраста. В. Л. ввела нас в состав Волго-Уральской четвертичной комиссии (ВУЧК), а Б. И. вошел в состав бюро этой комиссии и был избран куратором по северному региону. По поручению комиссии он организовал и провел на Печоре полевой семинар по стратиграфии антропогена и палеолиту Печорского При-уралья в августе 1968 г. Семинар проходил на арендованном теплоходе в течение двух недель, за время которых мы проплыли от д. Бызовая до Усть-Циль-мы, останавливаясь по пути возле наиболее интересных разрезов, заранее расчищенных и подготовленных к просмотру. Жаркие дискуссии начинались у разрезов и продолжались на теплоходе; сталкивались мнения убежденных гляциалистов и маринистов. А вечерами все объединялись в кают-компании, слушали разные интересные истории и пели. На заключительном заседании участники семинара отметили разногласия по вопросам генезиса и возраста отложений и приняли решение созвать через несколько лет следующее рабочее совещание. И Борис Исаакович организовал и провел в 1979 г. полевую школу-семинар для обучения методике поисков и массовой отмывки палеонтологических остатков и в 1981 г. Всесоюзный семинар по геологии плейстоцена на Вычегде. Пленарные заседания проходили в Институте геологии, а потом несколько дней изучали разрезы на правом берегу Вычегды в районе д. Часово.
Будучи членами ВУЧК, мы не раз приезжали в Уфу на заседания комис-
сии. В 1982 г. Варвара Львовна приурочила одно из таких заседаний к своему юбилею, и мы тогда увидели, как много у нее друзей и близких знакомых, и было приятно быть в их числе.
Главным в жизни Бориса Исааковича была его работа. За время его руководства лабораторией мы общими силами написали пять многолетних отчетов, в которых собрали огромный фактический материал. Именно в эти годы
Б. И. Гуслицер делает доклад на Всесоюзном семинаре по геологии плейстоцена. 1981 г.
сложился полноценный коллектив, объединявший разносторонних специалистов. Итогом общей работы явились разработка и создание региональной стратиграфической схемы четвертичных отложений Тимано-Печоро-Выче-годского региона. В них приняли участие не только сотрудники нашей лаборатории, но и других организаций, а руководство осуществлял Б. И. по заданию Межведомственного стратиграфического комитета (МСК), поскольку он координировал работы на севере европейской части СССР. В этой схеме были выделены, названы, обоснованы и охарактеризованы все стратиграфические горизонты плейстоцена. Схема была принята и опубликована в 1976 г. и с тех пор не претерпела никаких существенных изменений, т. е. ею пользуются до сих пор. И сейчас мы фактически продолжаем его дело, получая новые данные, подтверждающие его идеи.
Кроме стратиграфии антропогена, Б. И. Гуслицер внес огромный вклад в проблему происхождения валунных суглинков, а также в карстоведение, геоморфологию, микротериологию и изучение палеолита северо-востока Европы. Он всегда был в поиске, старался
улучшить методику сбора палеонтоло- ром, руководил в институте семина-гических остатков и получил несколько ром «Актуальные проблемы совре-авторских свидетельств за свои изобре- менного международного положе-тения. ния», был председателем группы на-
Лыжная прогулка: Г. К. Хуревич, Л. П. Логинова, Б. И. Гуслицер, М. И. Канева, Д. А. Дурягина и собака Дайна. Март 1980 г.
В те годы существовала практика обсуждения в лаборатории всех готовящихся к печати рукописей, поэтому каждый был в курсе всех работ, а материалы были апробированы. Борис Исаакович был очень требовательным к себе и сотрудникам. Прежде чем опубликовать статью, он тщательно обдумывал и взвешивал все полученные результаты и никогда не гнался за количеством публикаций. Несмотря на возникавшие порой некоторые разногласия по тем или иным вопросам и даже споры, он никогда не переносил рабочие моменты на личные взаимоотношения и всегда оставался корректным и доброжелательным. Мы с ним тоже, бывало, спорили, но это не мешало сохранять нам добрые деловые отношения.
Он был коммунистом в самом хорошем понимании этого слова. Сейчас модно критиковать КПСС. Но нельзя забывать о том, что бульшая часть рядовых членов вступала в партию не из карьерных побуждений; обычно шли туда самые достойные, преданные делу люди. Пусть так нас учили, но мы действительно верили в идеалы и честно делали свое дело. Таким был и Борис Исаакович. Он был человеком общественным и компанейским; активно работал в парторганизации института и филиала, руководил шефской работой Института геологии в школе, читал лекции на различные темы, был пропагандистом и агитато-
родного контроля, публиковал научно-популярные статьи, выступал по радио и телевидению; участвовал в спортивных состязаниях и в самодеятельности, играл в шахматы и ходил на лыжах. Он был человеком очень эрудированным, был всегда в курсе событий в стране и за рубежом и мог прокомментировать любую новость; знал массу стихов и крылатых выражений и при случае их цитировал.
У меня сохранилась старая фотография. Как-то мы в лаборатории провели лыжную вылазку вместе с гостями из Белоруссии диатомологами Г. К. Хурсе-вич и Л. П. Логиновой, приехавшими в 1980 г. ко мне учиться работать на электронном сканирующем микроскопе, который появился в нашем институте раньше, чем во многих центральных. И в этой прогулке принял участие и Борис Исаакович вместе со своей любимой собакой.
Он относился к людям с распахнутой душой, но был человеком ранимым, переживал любую несправедливость. Уход на пенсию он воспринял очень болезненно — ведь он был еще полон сил, энергии и планов на будущее. И еще несколько лет он приходил в институт, выезжал даже в экспедицию, писал статьи. Но здоровье было подорвано, и в 1989 г. в возрасте 67 лет он умер.
С ним было интересно работать, иногда трудно, но большей частью легко, потому что он поддерживал все начинания, никогда не мешал работе, позволяя заниматься разными проблемами, хотя и не одобрял, как он говорил, «разбросанности». Все заботы он брал на себя, и я чувствовала себя, как за каменной стеной.
Многие из ныне работающих в институте общались с ним в разных ситуациях и еще прекрасно помнят его, и неплохо было бы собрать сборник воспоминаний об этом незаурядном человеке.
Д. г.-м. н. Э. Лосева
К
феррегіїо Фаису Т'еоргие&Ну
с 25 -летием роботи
6 Институте геологии!
ж Г'
л
сренсого удоры.#, и бсего наилугшего!
Ж
