CC BY
73
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. СЕР. 9. ФИЛОЛОГИЯ. 2010. № 1
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ Н.Н. Краюшкина
«БОРИС ГОДУНОВ» А.С. ПУШКИНА: К ВОПРОСУ О ЧИТАТЕЛЬСКОМ ВОСПРИЯТИИ
Данная статья посвящена трагедии «Борис Годунов», выход которой в конце 1830 г. и стал поворотной точкой для литературной репутации Пушкина. До сих пор дискуссионным остается вопрос о том, как, когда именно и почему происходило кардинальное изменение отношения широкой читательской аудитории к пушкинскому творчеству. Именно в 1831 г. столкнулись «старая» литературная репутация Пушкина - великого творца «Руслана и Людмилы» и «Бахчисарайского фонтана» - и «новая» репутация, весьма неоднозначная. Прохладное восприятие «Полтавы» было первым предзнаменованием этого переворота, но именно отклик читателей на публикацию «Бориса Годунова» стал решающим.
Ключевые слова: Пушкин, «Борис Годунов», литературная репутация, читательское восприятие.
The questions of how, when and why the readers changed their attitude to Pushkin's works are still disputable. The article deals with the drama 'Boris Go-dunov' published late in 1830. It was the beginning of 1831 when the 'old' literary reputation of Pushkin as 'Ruslan and Lyudmila''s and 'The Bakhchisarai Fountain''s great creator collided with his 'new' reputation, very ambiguous and complicated. The article concludes that it was the readers' reaction to the publication of 'Boris Godunov' that became the turning point for Pushkin's literary reputation.
Key words: Pushkin, 'Boris Godunov', literary reputation, readers' perception.
Тема «литературная репутация Пушкина 30-х годов» затрагивалась многими исследователями. В частности, фундаментальное значение для данной работы имеет комментарий к «Борису Годунову», сделанный Григорием Осиповичем Винокуром1. Однако дискуссионным остается вопрос о том, как, когда именно и почему происходило кардинальное изменение отношения широкой читательской аудитории к пушкинскому творчеству. Данная статья посвящена трагедии «Борис Годунов», выход которой в конце 1830 г. и стал поворотной точкой для литературной репутации Пушкина.
В работе «Книгоиздатель А. Пушкин» С.Я. Гессен утверждает, что трагедия «... несмотря на высокую цену и разноречивые толки журналистов, имела огромный материальный успех» [Гессен, 1930:
1 См.: Винокур Г.О. Собрание трудов: Комментарий к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. М., 1999.
106]2. Исследователь судит об этом по замечанию в «Литературной газете», сообщавшей, что в первое же утро по выходе книги было распродано, по свидетельству книгопродавцов, в одном Петербурге до 400 экземпляров, на 4000 руб. «Это доказывает, - заключала «ЛГ», - что неприветливые журналисты напрасно винят нашу публику в равнодушии к истинно хорошему в нашей литературе и вообще ко всему отечественному» [ЛГ, 1831, № 1: 9]. В пушкинской переписке начала января есть сведения, подтверждающие заявление «ЛГ» об успехе трагедии в Петербурге: «Мне пишут из Петербурга, что Годунов имел успех. Вот еще для меня диковинка...» (Пушкин - М.П. Погодину 3 января 1831 г.) [Письма, т. III: 5]. «Пишут мне, что Борис мой имеет большой успех: Странная вещь, непонятная вещь!..» (Пушкин - П.А. Плетневу 7 января 1831 г.) [там же]. В письме Е.М. Хитрово, также датируемом первой половиной февраля, Пушкин удивляется успеху трагедии в Петербурге и предвидит ее дальнейший неуспех [там же: 11]. Письмо к Погодину Б.Л. Модзалевский комментирует следующим образом: «Кто писал Пушкину из Петербурга об успехе "Бориса Годунова" - неизвестно, так как писем к поэту за время конца декабря 1830 г. до нас не дошло ни одного. Правда, по сообщению "Литературной газеты" (1831 г., № 1, стр. 9), в первое же утро по выходе книги было раскуплено до четырехсот экземпляров, но это свидетельствует лишь об интересе к новому произведению Пушкина, давно ожидаемому» [там же: 145]3. «Под криком друзей своих Пушкин подразумевает те восторженные отзывы о "Борисе Годунове", которые были вызваны чтением его самим Пушкиным в Москве, в сентябре 1826 года, и в следующие годы в разных кружках, равно как и отзывы об отдельных сценах трагедии, напечатанных в 1827, 1828 и 1830 гг. (в "Московском Вестнике", "Невском Альманахе на 1830 г.", "Северных цветах на 1828 г." и в "Деннице. Альманахе на 1830 г." М.А. Максимовича)» [там же: 150]. Чтобы разобраться в том, почему Модзалевский называет выход «Бориса Годунова» в печать «давно ожидаемым», что за восторженные отзывы о трагедии уже имели место и о какой московской критике говорит Пушкин, уместно будет, как нам кажется, обратиться к предыстории публикации текста.
2 Подробнее см.: Гессен С.Я. Книгоиздатель А. Пушкин: литературные доходы Пушкина. Л., 1930. С. 30-147; также на тему «Пушкин - книгоиздатель» см.: Гриц Т., Тренин В., Никитин М. Словесность и коммерция. М., 1929. С. 233-234, 265-271; Новиков В.И. Пушкин как книгоиздатель и предприниматель // Общественные науки и современность. 2005. № 1. С. 169-176.
3 Комментарии к письмам Пушкина см.: Пушкин <А.С.> Письма. Т. II. 18261830 / Ред. и примеч. Л.Б. Модзалевского. М.; Л., 1928; Т. III. 1831-1833 / Ред. и примеч. Л.Б. Модзалевского. Л., 1935; Вацуро В.Э. Письма А.С. Пушкина: В 2 т. М., 1982.
«Произведение это окончено в 1825 г., и автор дал ему такое название: «Комедия о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве». Еще не появляясь в печати, оно приобрело громкую известность в литературном кругу. Сам Пушкин выразился таким образом: «.. .трагедия моя известна почти всем тем, мнением которых дорожу». Во время пребывания своего в Москве Пушкин читал свою «комедию» в обществе писателей и ученых. В числе слушателей его были: Веневитинов, Баратынский, Мицкевич, Хомяков, Киреевские, Погодин, Шевырев и др.» [Сухомлинов, 1889: 218]4. О первом чтении С.А. Соболевский вспоминает следующее: «По приезде П<ушкина> в Москву, он жил в трактире "Европа", дом бывший тогда Часовникова, на Тверской. Тогда читал он у меня, жившего на Собачьей площадке, в доме Ринкевича ... "Бориса" в первый раз при М.Ю. Виельгорском, П.Я. Чаадаеве, Дмитрии Веневитинове и Шевыреве. Наверное не помню, не было ли еще тут Ивана В. Киреевского. (Потом читан "Борис" у Вяземского и Волконской или Веневитиновых?) Впрочем (далее по-французски, перевод), это были единственные случаи, когда Пушкин читал свои сочинения, потому что он терпеть не мог читать иначе как с глазу на глаз или в узком кругу» [ПвВС, 1985: 15]. Впечатлениями от первого чтения Соболевский не делится, зато от второго, веневитинского чтения это с избытком делает Погодин: «Октября 12-го числа поутру, спозаранку, мы собрались все к Веневитинову . и с трепещущим сердцем ожидали Пушкина. <.> Какое действие произвело на всех нас это чтение, передать невозможно. До сих пор еще - а этому прошло сорок лет - кровь приходит в движение при одном воспоминании. <.. .> Кого бросало в жар, кого в озноб. Волосы поднимались дыбом. Не стало сил воздерживаться. Один вдруг вскочит с места, другой вскрикнет. У кого на глазах слезы, у кого улыбка на губах. <.. .> Кончилось чтение. Мы смотрели друг на друга долго и потом бросились к Пушкину. Начались объятия, поднялся шум, раздался смех, полились слезы, поздравления.» [там же: 36-38].
Таким образом, чтения «Бориса Годунова» имели успех. Их было больше, чем два: С.П. Шевырев в своих рассказах о Пушкине вспоминает, что тот «очень часто читал по домам своего "Бориса Годунова"» [там же: 50]5.
4 Об истории создания и редакциях текста «Бориса Годунова» см.: Винокур Г.О. Собрание трудов: Комментарий к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. С. 172-248; Ларионова Е.О. «Борис Годунов»: проблема критического текста // Пушкин и его современники. Вып. 4(43). СПб., 2005. С. 279-303; Лотман Л.М. Комментарии к «Борису Годунову» // Пушкин А.С. «Борис Годунов» трагедия / Предисл., подг. текста С.А. Фомичева. СПб., 1996. С. 117-128.
5 О московских чтениях «Бориса Годунова» см.: Веневитинов М.А. О чтениях Пушкиным «Бориса Годунова» в 1826 г. в Москве. М., 1899; Винокур Г.О. Собрание трудов: Комментарий к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. С. 199-211; Пушкин <А.С> Письма. Т. II. 1826-1830 / Ред. и примеч. Л.Б. Модзалевского. М.; Л., 1928. С. 188-189; а также воспоминания Соболевского, Погодина: [ПвВС], 1985: 10-48.
После чтений Пушкин получил письмо Бенкендорфа с требованием объяснений, после чего поэт был вынужден представить рукопись Николаю I. В результате печатать текст без изменений оказалось невозможно, и Пушкин решил не печатать вовсе6. Как видно из «Материалов» Анненкова, к «Борису Годунову» поэт относился с особенным трепетом. «В бумагах Пушкина есть черновое письмо неизвестно к кому, где мы читаем: "с отвращением решаюсь я выдать в свет свою трагедию, и хотя я вообще всегда был довольно равнодушен к успеху иль неудаче своих сочинений, но, признаюсь, неудача "Бориса Годунова" будет мне чувствительна, а я в ней почти уверен"» [Анненков, 1873: 125]. Это особенное отношение к трагедии подтверждает и факт публичных чтений, которые «терпеть не мог» и никогда не устраивал Пушкин (см. выше у Соболевского). Не имея возможности напечатать всю трагедию, Пушкин помещает свою любимую сцену - сцену Пимена - в первом номере «Московского Вестника» за 1827 г. «с целью испробовать на ней вкус публики и узнать впечатление, какое произведет первый опыт драмы, основа которой вращается на историческом изучении и на теории творчества, еще не имевшей у нас приложения. Кажется, что опыт был неудачен. <...> Толки, возбужденные отрывком, привели Пушкина к мысли, что весь спор о классицизме и романтизме был оптический обман, созданный журналами, которому он сам поддался, и что необходимость преобразования литературных форм не лежала в общих потребностях, в действительно возмужалом и изменившемся вкусе публики7. Почти с той же минуты стал Пушкин считать трагедию свою анахронизмом и смотреть с иронией на предложение свое создать народную драму» [там же: 136-137]. Далее Анненков цитирует текст, который, по его мнению, является черновым вариантом письма Пушкина к Н. Раевскому:
«Все это сильно поколебало мою авторскую уверенность: я начал подозревать, что трагедия моя есть анахронизм». «Скоро я в том убедился. Вы читали в первой книжке "Московского Вестника" отрывок из "Бориса Годунова", сцену летописца. Характер Пимена не есть мое изобретение. В нем собрал я черты, пленившие меня в наших старых летописях. <...> Что ж вышло? Обратили внимание на политические мнения Пимена и нашли их запоздалыми; другие сомневались, могут ли стихи без рифм назваться стихами. Г-н З.
6 О цензурной истории текста см.: Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. С. 211-235.
7 О романтизме и классицизме у Пушкина см.: ВиноградовВ.В. Стиль Пушкина. М., 1941. С. 480-513; Ивинский Д.П. От романтизма к классицизму: к вопросу о литературной позиции Пушкина // Ивинский Д.П. О Пушкине. М., 2005. С. 9-23; МордовченкоН.И. Русская критика первой четверти XIX века. М.; Л., 1959. С. 143236; Томашевский Б.В. Пушкин: В 2 т. М., 1990. С. 206-218.
предложил променять сцену "Бориса Годунова" на картинку Дамского Журнала. Тем и кончился строгий суд почтеннейшей публики». «Что ж из этого следует? Что г-н З. и публика правы, но что гг. журналисты виноваты ошибочными известиями, введшими меня в искушение. Воспитанные под влиянием Французской критики, Русские привыкли к правилам, утвержденным сею критикою, и неохотно смотрят на все, что не подходит под ее законы. Нововведения опасны и, кажется, не нужны» [там же: 138-139]. Анненков также публикует два отрывка, написанных по-французски и готовившихся для предисловия к «Борису Годунову»: (перевод) 1) «Для предисловия. Публика и критика, принявшие мои первые опыты с живым снисхождением и притом в такое время, когда строгость и недоброжелательство отвратили бы меня, вероятно, навсегда от поприща, мною избираемого, заслуживают полной моей признательности: они расплатились со мной совершенно. С этой минуты их строгость или равнодушие уже не могут иметь влияние на труды мои»; 2) «Представляюсь с новыми приемами в создании. Не имея более надобности заботиться о прославлении неизвестного имени и первой своей молодости, я уже не смею надеяться на снисхождение, с которым был принят доселе. Я уже не ищу благосклонной улыбки моды. Добровольно выхожу я из ряда ее любимцев, принеся ей глубокую мою благодарность за все то расположение, с которым принимала она слабые мои опыты в продолжение десяти лет моей жизни» [там же: 141-142].
Итак, как же восприняла широкая читательская аудитория трагедию «Борис Годунов»?
Сам Пушкин, говоря об этом, делал принципиальное различие между Москвой и Петербургом (письма к Погодину и Плетневу, см. выше). Данные «ЛГ» (тот факт, что в первое же утро было раскуплено до 400 экз.) подтверждают информацию о большом интересе петербургской публики к трагедии. Но в то же время 16 января А.В. Веневитинов пишет Погодину из того же Петербурга: «"Бориса Годунова" здесь не понимают. Безмозглые!» [Барсуков, 1896: 245]. Таким образом, получаем следующую картину.
В 1825 г. Пушкин заканчивает трагедию. Вскоре она становится известна довольно широкому кругу его друзей и знакомых. Будучи в Москве осенью 1826 г., он читает ее «в обществе писателей и ученых». Чтения имеют огромный успех. Слухи о новой прекрасной трагедии Пушкина не могли после этого не разойтись по всем гостиным Москвы и Петербурга. Дальше - неодобрение высочайшего цензора и невозможность публикации трагедии полностью. Однако Пушкин с особенным чувством относился к «Борису Годунову», и ему совсем небезразлично было именно общее читательское мнение, а не только мнение друзей. В начале 1827 г. он печатает сцену летописца, чтобы «испробовать на ней вкус публики». Эта публикация вызвала очень
слабую реакцию: журналы упоминают о ней хоть и одобрительно, но явно мимоходом, нет ни одной специально посвященной «Борису Годунову» статьи8. Судя по данным Анненкова [Анненков, 1873: 136-142], сам Пушкин оценил публикацию как провал: «Нововведения опасны и, кажется, не нужны» - вот вывод, сделанный поэтом. В любом случае мы можем с уверенностью утверждать, что еще не вышедшая трагедия долгое время была предметом обсуждения, споров о классицизме и романтизме, а главное - огромных ожиданий, ведь интрига ненапечатанного текста известного автора как нельзя лучше этому способствует. Неслучайно автор статьи в «Московском Телеграфе» говорит, что Пушкин «мучит нас, показывая только отрывки из поэмы: "Борис Годунов"» [МТ, 1830, ч. XXII, № 6: 205]. Как отмечает Модзалевский, слухи о выходе «Бориса Годунова» ходили еще в августе 1830 г. - за 4 месяца до печати. Н.М. Языков 28 августа писал брату из Москвы: «Годунов на днях выйдет» [Ист. Вестн., 1883: 530]. Статья «Московского Телеграфа», напечатанная после выхода трагедии, начинается словами: «Давно ожиданное творение Пушкина, наконец, перед судом публики» [МТ, 1831, ч. XXXVII, № 2: 244]; а вот начало статьи «Дамского Журнала»: «Мы прочли в первый раз "Бориса Годунова" очень бегло, удовлетворяя одному только любопытству, столь сильно возбуждаемому каждым сочинением Пушкина, но в особенности "Борисом Годуновым", о котором так давно и так много слышали и слышим» [ДЖ, 1831, ч. XXXIII, № 6: 93-95]. Таких примеров немало.
Таким образом, мы можем с уверенностью сказать, что в первые дни по выходе в свет «Борис Годунов» очень хорошо раскупался, по крайней мере в Петербурге. Трагедию с огромным интересом ждали не только в литературном, но и в широком читательском кругу. Но этот успех определялся именно интересом, а не признанием достоинств трагедии. Все понимали, что «Борис Годунов» будет обсуждаться, и надо было составить собственное мнение. И сделано это было очень быстро: уже 16 января Веневитинов пишет, что трагедию «не понимают». И это тут же сказывается на продажах. Н.М. Языков пишет брату: (11 февраля) «Годунов раскупается слабо. Пушкин точно издал его слишком и слишком поздно»; (18 февраля) «Давно ожидаемый
8 См.: Погодин М.П. Обозрение русской словесности за 1827 год // Московский Вестник. 1828. № 1. С. 59-84; Нечто о характере поэзии Пушкина (И.В. Киреевский) // Московский Вестник. 1828. Ч. 8. № 6. С. 171-196; ПолевойКс. О сочинениях Пушкина // Московский Телеграф.1829. Ч. 27. № 10. С. 219-236; Комментарии к прижизненной пушкинской критике см.: Владимиров П.В Отношение к А.С. Пушкину русской критики с 1820 г. до столетнего юбилея 1899 // Памяти Пушкина. Научно-лит. сб. Киев, 1899. Отд. II. С. 5-17; Пушкин в прижизненной критике 1828-1830. СПб., 2001. С. 327-523; Ларионова Е.А. Услышишь суд глупца. // Журнальные отношения Пушкина в 1828-1830 гг.; Пушкин в русской критике (сб. статей). СПб., 1950. С. 6.
9 ВМУ, филология, № 1
"Борис" вышел из печати. Его встретили холодно, и он плохо раскупается» [Ист. Вестн., 1883: 531]. Н.А. Мельгунов пишет 18 февраля Шевыреву в Рим: «Пушкина пора прошла, а черед Языкова никогда не придет. Не обвиняй меня в вандализме за смелость, с какою я говорю о Пушкине. Вчера еще спросили при мне у Ширяева: что, каково расходится "Борис Годунов" Пушкина. - "Ну, что о Пушкине!" - пробормотал он сквозь нос и отворотился с медвежьей неповоротливостью. - Худо, коли книгопродавцы начинают отворачиваться при имени Пушкина.» [Летопись, 1999, т. 3: 308]. Получив письмо Мельгунова, Шевырев пишет С.А. Соболевскому: «Я заметил из этого письма, что литературные мнения в Москве подверглись большим переменам и что мы найдем большие перевороты. Борис не произвел никакого действия: Ширяев говорит об Пушкине, отворачиваясь.» [там же: 331].
Приведенная цитата может служить косвенным подтверждением того, что именно публикация конца 1830 г. является той поворотной точкой, когда отношение публики к Пушкину и, в частности, к трагедии «Борис Годунов» резко меняется (иначе Шевырев не говорил бы о «больших переворотах»). О том же свидетельствует и статья Надеждина, вышедшая в конце марта в журнале «Телескоп», герой которой, некий Тленский, якобы имеющий отношение к «Московскому Телеграфу», говорит о трагедии в таком контексте: «Да и лучше гораздо предоставить самой публике разломать кумир, перед которым она столь долго благоговела. Чему быть, тому не миновать. обольщение не может существовать долго.» - «И однако ты был первый из обольстителей», подхватил хозяин. «Кто, бывало, трубил трубой об этом Борисе Годунове? Не ты ли проспоривал целые вечера и выходил сам из себя, доказывая, что эта трагедия или комедия - не помню, как ты называл ее - сделает эпоху в нашей литературе и подвинет ее вперед несколькими столетиями?» [Телескоп, 1831, ч. 1, № 4: 554].
В другой статье Плаксин восклицает: «И так, где ж наши надежды, ожидания и преждевременная радость (курсив наш. - Н.К.) - видеть Трагедию, достойную сей эпохи, равную Борису, - Трагедию, которая бы проявляла зрелый талант А.С. Пушкина и, выражая век героя, оттеняла бы мысли и чувствования века Поэта?» [Сын Отечества, 1831, № 28: 93-94]. Статья В.Г. Белинского начинается так: «Странная участь Бориса Годунова! Еще в то время, когда он неизвестен был публике вполне, когда из этого сочинения был напечатан один только отрывок, он произвел величайшее волнение в нашем литературном мире. Люди, выдающие себя за Романтиков, кричали, что эта трагедия затмит славу Шекспира и Шиллера; так называемые Классики в грозном таинственном молчании двусмысленно улыбались и пожимали плечами; люди умеренные, не принадлежащие ни
к которой из вышеупомянутых партий, надеялись от этого сочинения многого для нашей Литературы. Наконец Годунов вышел; все ожидали шума, толков, споров - и что же?» [Листок, 1831, № 45: 95].
Многие отзывы прямо и косвенно свидетельствуют о непонимании, встретившем трагедию в 1831 г. Недаром сразу несколько статей - как положительно, так и отрицательно оценивших «Бориса Годунова» - построены в форме объяснения особенностей трагедии непонятливому читателю: так построены статьи «Дамского Журнала» (№ 10), «Телескопа» (№ 4), брошюрка «О Борисе Годунове, сочинении А. Пушкина. Разговор Помещика, проезжающего из Москвы через уездный городок, и вольнопрактикующего в оном учителя Российской Словесности», вышедшая в мае 1831 г. Как правило, непонятыми оказываются одни и те же аспекты: жанр (трагедия или комедия, драма или поэма?), главный герой (Борис или Самозванец?), композиция (разбросанность сцен). Прямо о холодности, с которой приняли трагедию, говорит Надеждин: публика «привыкла от него <Пушкина>ожидать или смеха, или дикости, оправленной в прекрасные стишки, которые можно написать в альбом или положить на ноты. Ему вздумалось теперь переменить тон и сделаться постепеннее: так и перестали узнавать его!.. Вот тебе разгадка холодности, с которою встречен Годунов!» [Телескоп, 1831, № 4: 573], Камашев: «Есть толки - будто Пушкин уронил себя в своем последнем стихотворении (имеется в виду «Борис Годунов». - Н.К.). Это не правда! Это доказывает только, что или на Пушкина смотрели в увеличительное стекло, или не умеют понять и оценить Бориса Годунова» [Сын Отечества, 1831, № 40: 101-102]. И, наконец, Ив. Киреевский в статье 1832 г.: «Если бы Пушкин вместо Годунова написал Эсхи-ловского Прометея <...>, то, вероятно, трагедия его имела бы еще меньше успеха, и ей не только бы отказали в праве называться трагедией, но вряд ли бы признали в ней какое-нибудь достоинство.» [Европеец, 1832, № 1: 114].
В довершение картины можно привести отрывок из воспоминаний известного современника Пушкина М.М. Попова: «Драма Пушкина при выходе ее в свет не произвела особенного впечатления на читателей. Все ожидали от него драмы романтической, однако же в смысле театральной пьесы. <.> Многие начинали думать, что светильник души поэта угас» [Рус. Стар., 1874: 706-707].
Таким образом, несмотря на огромный интерес к еще не напечатанной трагедии и ажиотаж в первые дни продаж, очень скоро «Бориса Годунова» встретили непонимание - и как следствие холодность читателей. Именно в 1831 г. столкнулись «старая» литературная репутация Пушкина - великого творца «Руслана и Людмилы» и «Бахчисарайского фонтана» - и «новая» репутация, весьма неоднозначная. Прохладное восприятие «Полтавы» было первым
предзнаменованием этого переворота , но именно отклик читателем на публикацию «Бориса Годунова» стал решающим.
Любопытно, что в оценке литературной судьбы пушкинской трагедии мы наблюдаем некое противоречие. После попытки 1827 г. Пушкин был уверен в неуспехе «Бориса» у публики: «.с отвращением решаюсь я выдать в свет свою трагедию, и хоть я вообще довольно равнодушен к успеху или неудаче своих сочинений, но, признаюсь, неудача "Бориса Годунова" будет мне чувствительна, а я в ней почти уверен» [Анненков, 1873: 125]. Тем не менее, он настойчиво добивается публикации трагедии. При этом публика и критика, с нетерпением ожидавшие выхода трагедии из печати, быстро разочаровываются, ознакомившись с ее полным текстом.
Список литературы
Анненков П.В. А.С. Пушкин. Материалы для его биографии и оценки произведений. СПб., 1873. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Т. 1. СПб., 1896. Гессен С.Я. Книгоиздатель А. Пушкин: литературные доходы Пушкина. Л., 1930.
Ист. Вестн. - Исторический Вестник. 1883. № 12. ЛГ - Литературная газета. 1831. №1.
Летопись - Летопись жизни и творчества А. Пушкина. М., 1999. ПвВС - Пушкин в воспоминаниях современников. T. II. М., 1985. «Письма» - Пушкин <А.С.> Письма. Т. II. 1826-1830 / Ред. и примеч. Л.Б. Модзалевского. М.; Л., 1928. Т. III. 1831-1833 / Ред. и примеч. Л.Б. Модзалевского. Л., 1935. Рус. Стар. - Русская Старина.1874. № 8. Сухомлинов М. Исследования и статьи. Т. II. СПб., 1889.
Сведения об авторе: Краюшкина Наталья Николаевна, аспирант кафедры истории русской литературы XX-XXI веков филол. ф-та МГУ имени М.В. Ломоносова. E-mail: [email protected]
9 О том, как «Полтава» была встречена критикой, см., например: Владимиров П.В. Отношение к А.С. Пушкину русской критики с 1820 г. до столетнего юбилея 1899 // Памяти Пушкина. Научно-лит. сб. Киев, 1899, отд. II. С. 11-12.
