CC BY
57БОРИС АКУНИН В ЗЕРКАЛЕ ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИИ: СЕКРЕТЫ КОММЕРЧЕСКОГО УСПЕХА И ЛИНГВОКУЛЬТУРНЫЙ СМЫСЛ ПСЕВДОНИМА
© Волков В.В.*, Янович С.Г.*
Тверской государственный университет, г. Тверь
В контексте русской лингвокультурологии рассматриваются смысл литературного псевдонима Б. Акунин, концептуальное ядро которого заключается в скрытой декларации принципов «литературного анархизма», продолжающего идейную традицию теоретика социально-политического анархизма М.А. Бакунина, и основывающийся на этих принципах коммерческий успех литературно-издательского проекта «Борис Акунин», ориентированного на массового читателя как «человека толпы».
Ключевые слова: массовая литература; литературно-издательский проект; литературная маска; литературное амплуа; псевдономастика.
Если рассматривать в целом многообразную деятельность ГШ. Чхар-тишвили на поприще отечественной литературы, то едва ли будет преувеличением сказать, что он создатель нового писательского и литературно-издательского амплуа, у которого пока нет однословного именования. Даже в пространной фразе это амплуа не разъяснить. Единственная усматриваемая на данный момент возможность - реконструирование некоего квазисинонимического поля именований, которые используются в целях характеристики его произведений, изданных как под различными псевдонимами (Б. Акунин, Борис Акунин, Анатолий Олегович Брусникин и Анна Борисова), так и под его собственной фамилией.
По биографическому «послужному списку», Чхартишвили - подлинный «человек-оркестр». По роду деятельности - переводчик, редактор, беллетрист, эссеист, писатель, литературный критик, литературовед...
Мощный читательский резонанс вызвали, однако, лишь те произведения, которые вышли под псевдонимом Борис Акунин. Это серии «Новый детектив» (приключения Эраста Фандорина (1998-2012), «Провинциальный детектив» - приключения сестры Пелагии (2000-2003), «Приключения магистра» (2000-2009), «Жанры» (2005-2012), «Смерть на брудершафт» (20072011)) и отдельные книги: «Сказки для Идиотов» (2000), «Чайка» (2000), «Комедия / Трагедия» (2002), «Инь и Ян» (2006), «Фото как хокку» (2011), «Любовь к истории» (2011), «Самый страшный злодей» (2013). В совокуп-
* Профессор кафедры Русского языка, доктор филологических наук, профессор.
* Аспирант кафедра Русского языка.
ности это уже не просто отдельные произведения и / или серии произведений, но явление более крупное, которое часто характеризуют как «Культурный проект "Б. Акунин"», «Литературно-издательский проект "Б. Акунин"» [Сорокин, 2011].
По существу той части литературного амплуа, которое связано с «фандориадой» и циклом романов о сыщице-монашенке Пелагии, Чхарти-швили - создатель уникального квазиисторического детектива, тайну успеха которого литературная критика усматривает в искрометном сочетании разных жанров: «Почему же публика принялась бросать в воздух чепчики? Среди детективного многоцветья 90-х Акунин стал первым, кто рискнул собрать воедино экспрессию криминального романа, традицию "благородного" детектива, постмодернистский "аллюзионизм" и ставшую к тому времени популярной реконструкцию истории. Его романы можно разбирать, как будто это и не книжки вовсе, а конструктор "Лего"» [Чубастых, 2003]. В поэтике и стилистике Акунина, в идейно-тематической основе его произведений, по удачной характеристике Т. Мегрелишвили, отчетливо просматриваются «Шляпа Агаты Кристи, очки Умберто Эко, борода Льва Толстого» [Мегрелишвили]. Результат - романы Бориса Акунина удовлетворяют вкусы самой разнообразной читательской аудитории, а следовательно, коммерческий успех всего предприятия.
Причины читательского и связанного с ним коммерческого успеха «Проекта "Б. Акунин"» усматриваются во внутреннем лингвокультурном смысле авторского псевдонима, основывающемся на аллюзии «Б. Акунин - М.А. Бакунин», который может быть не вполне внятен читателю, но на который -сознательно или полусознательно - ироничный Чхартишвили, по всей видимости, опирался.
Сущ. псевдоним в современном употреблении - оценочно нейтральное слово, выступающее в значении «вымышленное имя, которым пользуются люди искусства, политические деятели и другие публичные лица». Основные словарные идентификаторы - «ненастоящий», «вымышленный», тоже в оценочном отношении нейтральные. Однако «случай Акунина», а точнее, вся совокупность культурных и литературно-издательских проектов Г.Ш. Чхар-тишвили соотносится не только с современным значением сущ. псевдоним, но и с его негативными семантическими этимонами.
Древнегреческий этимон русского префиксоида псевдо- высвечивает значение сущ. псевдоним в этически негативных красках. Др.-гр. сущ. р^'ви-йв8 - это прежде всего «ложь, вымысел, обман», затем «поэтическая фантазия», далее «хитрость, уловка», а глагол pseudд в основном значении - «обманывать, вводить в заблуждение; говорить неправду, лгать» [Дворецкий, 1958: 2, 1797].
При взгляде сквозь призму семантически этимонов псевдоним оказывается в поле именований с этически негативными смыслами: наряду с интри-
гующим маска 'притворный вид, видимость' и несколько шаловливыми плут и мистификатор (тот, кто мистифицирует, то есть намеренно вводит кого-л. в обман, в заблуждение, из фр. mystifier 'обманывать, разыгрывать'), здесь и оценочно более резкие авантюра 'рискованное предприятие', ширма 'прикрытие чего-л., обычно неблаговидного', что уже недалеко до аферы с ее французским этимоном affaire 'дело > коммерческое дело, предприятие', акцентирующим именно коммерческую сторону «проекта "Акунин"» как интриги (фр. intrigue 'интрига, происки; комбинация' - из лат. intricare 'запутывать, смущать, сбивать с толку').
Использование авторами художественных произведений псевдонима вместо своего подлинного имени, с точки зрения функций псевдонима, связывается с проблемой «замаскированной литературы» или «литературными обманами» [Масанов, 1963]; с точки зрения способа псевдонимизации - с понятием псевдономастики как раздела ономастической лексикологии, изучающего псевдонимы [Дмитриев, 1978].
Беллетрист Борис Акунин и его псевдонимические соработники по проекту «Авторы» Анатолий Олегович Брусникин и Анна Борисова с какой-то точки зрения оказывается в ряду таких школьно-хрестоматийных персонажей, как «великий комбинатор» Остап Бендер, «надувало Фагот» и даже, пожалуй, «приобретатель» Чичиков. Эта последняя аналогия находит подтверждение в оценке литературной критики: «... именно Акунин дал повод говорить об окончательной смене литературных вех, благодаря которой современный литератор видит своей конечной целью не место в сонме классиков, а признание толпы, подтвержденное выгодным издательским контрактом» [Чубастых, 2003].
В первых произведениях, опубликованных под псевдонимом Б. Акунин, расшифровки сокращения Б. не было; несколькими годами позже в одном из многочисленных интервью автор пояснил, что «Б.» - это «Борис», уводя тем самым читателя от совершенно неприкрытой исторической основы псевдонима: Б. Акунин, «за минусом» точки в сокращении, - это Бакунин. В романе «Алмазная колесница» писатель предлагает иное прочтение смысла псевдонима - через сущ. акунш (именно с таким ударением): «Акунин - это как evil man или villain [злодей, негодяй (англ.)] ... но не совсем. мне кажется, в английском нет точного перевода. Акунин - это злодей, но это не мелкий человек, это человек сильный. У него свои правила, которые он устанавливает для себя сам. Они не совпадают с предписаниями закона, но за свои правила акунин не пожалеет жизни, и поэтому он вызывает не только ненависть, но и уважение» [Акунин, 2012: 2, 119]. Разъяснение лукавое: с одной стороны, это мистификация, уводящая внимание читателя от анархиста Бакунина; с другой - акцентировка эстетической позиции писателя Чхар-тишвили как некоей игры «сильного человека» (акунта), который сам может устанавливать ее правила.
В филологии для выявления внутреннего смысла псевдонимов принято основываться на простых исходных вопросах: «Для чего были нужны вымышленные имена авторам прошлого и зачем они писателям современности? Какие социальные явления и культурные процессы этому способствуют и сопутствуют? О чем может рассказать псевдоним нынешнего российского литератора читателям последующих поколений?» [Щербинина, 2013]. Содержательный ответ на эти вопросы едва ли найдётся, если опираться на мистифицирующее «акунин», но легко обнаруживается, если считать исходным имя М.А. Бакунина, признанного теоретика анархизма.
Бакунин (как и Кропоткин) - общеизвестное прецедентное имя с устойчивым ассоциативным ореолом (анархизм, революция, равенство).
Как известно, анархизм - «социально-политическое учение, отрицающее позитивную роль государства и политической борьбы и проведывающее освобождение личности от всех форм политической, экономической и духовной власти» [Новая философская энциклопедия, 2010: 1, 106]. Однако, декларируя необходимость освобождения от названных форм власти, анархизм открыто признает необходимость иной власти - от «народа». Бакунин М.А. в своем главном труде «Государственность и анархия» (1873) писал: «...нас называют анархистами. Мы против этого названия не протестуем, потому что мы действительно враги всякой власти, ибо знаем, что власть действует столь же развратительно на тех, кто облечен ею, сколько и на тех, кто принужден ей покоряться. Под тлетворным влиянием ее одни становятся честолюбивыми и корыстолюбивыми деспотами, эксплуататорами общества в свою личную или сословную пользу, другие - рабами» [Бакунин, 1919: 1, 238].
Видимо, М.А. Бакунин совершенно искренне не замечал, что, говоря об анархистах как врагах всякой власти, он призывал к подчинению совершенно конкретной власти, которую именовал словом народ: «Мы, революционеры-анархисты, <.> не только не имеем намерения и малейшей охоты навязывать нашему или чужому народу какой бы то ни было идеал общественного устройства, вычитанного из книжек или выдуманного нами самими, но в убеждении, что народные массы носят в своих, более или менее развитых историею инстинктах, в своих насущных потребностях и в своих стремлениях сознательных и бессознательных, все элементы своей, будущей нормальной организации, мы ищем этого идеала в самом народе. <...> народ может быть только тогда счастлив, свободен, когда организуясь снизу вверх, путем самостоятельных и совершенно свободных соединений и помимо всякой официальной опеки, но не помимо различных и равно свободных влияний лиц и партии, он сам создаст свою жизнь» [Бакунин 1919: 1, 237-238; цит. по орфографии источника].
Ключевое словосочетание в цитированном отрывке, как и в идеологии анархизма в целом, - народные массы, и важно подчеркнуть, что опорное слово в этом словосочетании - вовсе не народный (от народ, что предпола-
гает некую упорядоченную цельность), а именно массы, что предполагает неструктурированную сплавленность, аморфность.
Разумеется, ставить в вину М.А. Бакунину, что он не заметил подмены понятий, нельзя, поскольку масса как философское понятие, оппозитивное народу, было разработано лишь спустя полвека. У Бакунина народ и народные массы - синонимы, тогда как в современном понимании народ и масса -явления, находящиеся в разных плоскостях, пересекающиеся преимущественно «по субстрату», биологически, и в плане социально-психологическом они скорее противоположны, чем близки.
В современной гуманитаристике синоним массы - толпа. Х. Ортега-и-Гассет в своем философском бестселлере «Восстание масс» (1929) дал характеристику, которая стала классической: «Толпа - понятие количественное и визуальное: множество. Переведем его, не искажая, на язык социологии. И получим "массу". <.> Масса - это "средний человек". Таким образом, чисто количественное определение - множество - переходит в качественное. Это - совместное качество, ничейное и отчуждаемое, это человек в той мере, в какой он не отличается от остальных и повторяет общий тип. <.> Масса -всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким же, "как и все", и не только не удручен, но доволен собственной неотличимостью. <.> Масса - это посредственность.» [Ортега-и-Гассет, 2008: 19-20, 23].
Переводя вопрос о «толпе», а вслед за ней о «массе» и «массовой литературе» из философской в историко- и далее в теоретико-литературную плоскость, можно припомнить пушкинскую «чернь», ошарашенность лирического героя ранней поэмы Маяковского «Облако в штанах»: «. думалось: / в хорах архангелова хорала / бог, ограбленный, идет карать! / А улица присела и заорала: / "Идемте жрать!"»; сетования Цветаевой: «Что для таких господ - / Закат или рассвет? / Глотатели пустот, / Читатели газет!» (Читатели газет»).
Противопоставление Поэта - «толпе», «черни», «массе» - устойчивый поэтический мотив, органично связанный с оппозициями «высокое» - «низкое», «сакральное» - «профанное», «элитарное» - «массовое», «вечное» -«преходящее» и т.п.
В этом контексте массовая литература - ничто иное, как «литература толпы», массы в охарактеризованном выше философском смысле, - литература, ориентированная на «среднего человека». А поскольку «средний человек» - это «человек массы», явления «по определению» неструктурированного, аморфного, то художественный метод, лежащий в основе массовой литературы, - литературный анархизм. Никаких «авторитетов», никаких жанровых, стилистических, мировоззренческих, религиозных и прочих границ и ограничений, кроме единственного, но непреложного - желаний / ожиданий «публики» (читай: «толпы», «черни» в пушкинском смысле слова). И в резонанс - желание автора избавиться от скуки, развлечься как ведущая творческая интенция.
Реальный, а не псевдонимный автор о том, как «появился автор Борис Акунин», рассказывает так: «Дело было первого апреля. Мне было сорок лет. Я проснулся утром и подумал, что жизнь у меня сложилась хорошая. В профессиональном плане у меня все замечательно. И я понимаю, что со мной произойдет через десять и двадцать лет. И мне стало смертельно скучно. Многие в моей ситуации женятся на девушке, которая их на двадцать лет младше, а я поменял жанр литературы, начал писать детективы» [Григорий Чхартишвили].
Так началась литературная игра, которая «постепенно превращается в производственный процесс» [Светова, 2008], автор-игрок оказывается в амплуа трикстера, выступает как продолжатель начатых в 1960-е годы в отечественной литературе попыток «конвертации трикстерской свободы в нецинические формы» [Липовецкий, 2009].
Чтобы понять существо этого амплуа, обратимся к истории культуры. В мифологии трикстер (< англ. trickster 'обманщик; ловкач' - от trick 'хитрость, обман; фокус, трюк; шутка, шалость') - отрицательный вариант, «комический дублёр» культурного героя, который, «действуя асоциально и профанируя святыни», часто прибегает «к хитрым трюкам для достижения успеха в самых серьёзных деяниях», служит «легальной отдушиной», известным «"противоядием" мелочной регламентированности»; в трикстере «как бы заключён некий универсальный комизм, распространяющийся и на одураченных жертв плута, и на высокие ритуалы, и на асоциальность и невоздержанность самого плута» [Мелетинский, 1988: 26-27].
Акунин, по укоренившемуся в литературной критике оценочному штампу, - «виртуоз имитации». Булгаков, Достоевский, Тургенев, Чехов... (см., например: [Ранчин, 2004; Надозирная, 2011]). В качестве «трикстера» - имитатора, мистификатора, шута - он постоянно меняет маски, точнее, носит одновременно несколько, «все сразу».
Это приносит коммерческий успех, но едва ли обогащает Литературу (не стесняясь, пишем с заглавной буквы), что фиксируется, в частности, в отзывах людей, пользующихся достаточно широкой известностью.
Леонид Парфенов: «Ну нет у нас на сегодняшний день никакой "великой русской литературы", а то, что есть, - это по большей части обычная беллетристика. И она может (даже должна) жить по законам "проекта"» [Что вы думаете о Борисе Акунине?].
Алексей Слаповский: «Если раньше я относился к Акунину добродушно, сейчас утверждаю, что он - мой классовый враг. Шутка. Почти. В чем суть? Есть культура и есть масс-культура, сколько бы ни твердили о слиянии, смыкании, размывании границ и т.п. Конечно, хороший детективщик может быть лучше среднего или плохого "нормального" писателя. Но хороший нормальный писатель всегда лучше хорошего детективщика. Ибо есть иерархия жанров и иерархия художественных ценностей. Акунин не желает
быть просто детективщиком, у него претензии. Сколько бы он ни твердил обратное, амбиции налицо. Мысль моя проста: попса в чистом виде безопасна; попса, мимикрирующая под культурное явление, зловредна. Тенденция массовиков-затейников к экспансии очевидна» [Что вы думаете о Борисе Акунине?].
Наверное, полезно в этом контексте не без ностальгии вспомнить недавние времена. Первые строки «Молитвы перед поэмой» Е. Евтушенко «Братская ГЭС» (1965) стали не просто его личной поэтической декларацией - крылатой фразой, четко разграничившей призванность и нарочитость, деланность: «Поэт в России - больше, чем поэт. / В ней суждено поэтами рождаться / лишь тем, в ком бродит гордый дух гражданства, / кому уюта нет, покоя нет». В советские годы эта поэма входила в обязательную часть школьного курса литературы, строки Евтушенко рассматривались в рамках темы «Поэт и поэзия» наряду с пушкинским «Пророком», некрасовским «Поэт и гражданин», приучали детей к мысли, что призвание Поэта - «глаголом жечь сердца людей».
Эти времена, видимо, прошли. Почетное место лидера в поэтическом цехе от «поэта-гражданина» сначала перешло к «поэту-песеннику», автору шлягеров, а затем и вовсе утратило общественную значимость. Основной критерий успешности поэта сейчас - признание в узком кругу единомышленников или немногих любителей.
В прозе иные критерии успешности. Ее «общественную значимость» ныне можно оценивать по вполне исчислимому критерию массовости тиражей, успешность измерять объемом продаж. Поскольку лучше всего продается развлекательная массовая литература, то именно за ней несомненное место лидера - не «с точки зрения вечности», непреходящих эстетических ценностей, не «по почитаемости», а «по читаемости».
Синонимичные сущ. беллетристика и литература последовательно ан-тонимизируются; в основе их восприятия как антонимов - актуализация семантических этимонов: с одной стороны, беллетристика (< фр. belles-lettres 'художественная литература, беллетристика' (букв. «изящная словесность») - от beau, belle 'красивый, прекрасный' + lettre 'буква > письмо, послание; записка' > мн.ч. lettres 'филология; литература ' < лат. littera 'буква; почерк, рука') - это повествовательная художественная, преимущественно развлекательная литература; с другой стороны, собственно литература (< лат. litteratura 'написанное (рукопись, сочинение); азбука, алфавит; преподавание начальной грамоты; языкознание, филология; образованность, ученость' - от littera 'буква > почерк, рука') - художественные произведения, имеющие общественное (публичное) значение.
Список литературы:
1. Акунин Б. Алмазная колесница: роман: в 2 т. - М., «Захаров», 2012.
2. Бакунин М.А. Избранные сочинения: в 5 т. Т. 1. Государственность и анархия. - Петербург: Книгоизд. «Голос труда», 1919. - 320 с.
3. Григорий Чхартишвили [Электронный ресурс] // Сноб. - Режим доступа: http://www.snob.ru/profile/5232/about.
4. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский словарь. В 2-х т. - М.: Гос. изд-во иностр. и нац. словарей, 1958.
5. Дмитриев В. Г. Псевдономастика // Краткая литературная энциклопедия. - М.: Совет. энцикл., 1962-1978. Т. 9: Аббасзадэ - Яхутль. - 1978. -Стлб. 649-650.
6. Липовецкий М. Трикстер и «закрытое» общество [Электронный ресурс] // НЛО. - 2009. - № 100. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/ 2009/100/И19-рг.Ы:т1.
7. Масанов Ю.И. В мире псевдонимов, анонимов и литературных подделок. - М.: Изд-во Всесоюз. кн. палаты, 1963. - 318 с.
8. Мегрелишивили Татьяна. Шляпа Агаты Кристи, очки Умберто Эко, борода Льва Толстого (комментарии к прозе Бориса Акунина) [Электронный ресурс] // На холмах Грузии. - Режим доступа: http://kholmy-gruzii.kla-murke.com/01/megrelischwili_akunin.htm.
9. Мелетинский Е.М. Культурный герой // Мифы народов мира: Энциклопедия: в 2 т. Т. 2 / Гл ред. С.А. Токарев. - М.: Сов. энциклопедия, 1988. -С. 25-28.
10. Надозирная Т.В. Две «Чайки» под одной обложкой или Акунинские игры в классику / Т.В. Надозирная // Вюник Харшвського национального ушверситету iм. В.Н. Каразша. Сер.: Фшолопя. - 2011. - № 936, вип. 61. -С. 208-211.
11. Новая философская энциклопедия: в 4 т. / Научно-ред. совет, предс. В.С. Степин. - М.: Мысль, 2010.
12. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. Дегуманизация искусства. Бесхребетная Испания. - М.: АСТ: СТ Москва, 2008. - 349 с.
13. Ранчин А. Романы Б. Акунина и классическая традиция: повествование в четырех главах с предуведомлением, лирическим отступлением и эпилогом [Электронный ресурс] // НЛО. - 2004. - № 67. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2004/67/ran14-pr.html.
14. Светова З. Чужая слава. Почему авторы российских бестселлеров боятся раскрывать свое настоящее имя [Электронный ресурс] // Новые известия. - 04.04.2008. - Режим доступа: http://www.newizv.ru/society/2008-04-04/87812-chuzhaja-slava.html.
15. Сорокин С.П. Гетеронимия в контексте литературно-издательского проекта «Б. Акунин» // Ярославский педагогический вестник. - 2011. - № 2. -Т. I (Гуманитарные науки). - С. 279-282.
16. Что вы думаете о Борисе Акунине? [Электронный ресурс] // Сеанс. № 23/34. Время проекта «Стреляйте в пианиста. Акунин». - Режим доступа: http://seance.ru/category/n/23-24/strelyayte-v-pianista-akunin/seansu-otvechayut.
17. Чубастых Евгений. Хроника объявленной смерти [Электронный ресурс] // Итоги. - 2003. - № 52/394. - Режим доступа: http://www.itogi.ru/ar-сЫуе/2003/52/90787.Йга1.
18. Щербинина Ю. Нимбы псевдонимов [Электронный ресурс] // Знамя. -2013. - № 1. - Режим доступа:http://magazines.russ.ru/znamia/2013/1/s10-pr.html.
ТРАНСФОРМИРОВАННЫЕ ПРЕЦЕДЕНТНЫЕ ЕДИНИЦЫ В РЕГИОНАЛЬНОЙ ПРЕССЕ
© Джамбинова Н.С.*
Калмыцкий государственный университет, г. Элиста
В данной статье исследуются трансформированные прецедентные тексты в дискурсе региональных печатных СМИ. Преобразование прецедентных текстов порождает не только структурные, но и смысловые трансформации. Интерпретации смыслов преобразованных прецедентных текстов требуются широких фоновых знаний, включенность в внеязыковую ситуацию.
Ключевые слова прецедентный феномен, модификация смысла, глубинное значение, прецедентный текст, газетный дискурс.
В настоящее время особый интерес в языкознании представляет язык газеты, одного из средств массовой информации. Причина этого связана с нарастающим воздействием СМИ на общество. Как отмечают ученые, «в СМИ функция воздействия, убеждения начинает вытеснять остальные языковые функции» [Ильясова, Амири, 2009: 11]. Создавая свой материал, газетчик стремится к его понятности для читателя любого уровня культуры и привлечения внимания к содержанию статей. С этой целью он создает экспрессивный эффект разными средствами, В связи с этим современные публицисты зачастую прибегают к использованию в текстах статей прецедентных феноменов (далее ПФ), в число которых входят прецедентные имена, ситуации, высказывания и тексты. К прецедентным феноменам мы относим, вслед за В.В. Красных, особые феноменальные единицы, по известности -«имеющие сверхличностный характер»; по актуальности - «актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане»; по частотности использования - постоянно возобновляемые «в речи представителей того или иного лингвокультурного сообщества» [Красных, 2002: 44].
Прецедентные феномены апеллируют к ментальным процессам в сознании адресата, побуждающей к использованию экстралингвистических и
* Заместитель декана Гуманитарного факультета, старший преподаватель кафедры Русского языка и общего языкознания, кандидат филологических наук.
