CC BY
119DOI 10.31168/2618-8570.2019.4
Иван ПЫРВЕВ
Борьба за мировое господство и Восточный кризис (1875-1878)*
Аннотация:
В статье автор оценивает российскую и британскую политику во время Восточного кризиса 1875-1878 гг., рассматривая двусторонние отношения в контексте глобальной оппозиции между Англией и Россией, начиная с 1815 г. После окончания Крымской войны 1853-1856 гг. и до начала 1870-х годов в расстановке сил в Европе произошли серьезные изменения, связанные с созданием Германской империи в 1871 г. Возможность российско-германского геополитического союза представлялась, однако, плохим глобальным сценарием для Великобритании. Поэтому английская политика во время Восточного кризиса не так решительно противостоит России и не поддерживает Османскую империю любой ценой. Это делает политический компромисс между Лондоном и Санкт-Петербургом вполне возможным, что и является в конце концов основой решений Берлинского конгресса 1878 г.
Ключевые слова:
Россия, Великобритания, Восточный вопрос, Восточный кризис 18751878 гг., Османская империя, мировое господство, Германская империя.
Ivan щРЛЯУЕУ
The Struggle for World Domination and the Great Eastern Crisis of 1875-1878
Abstract:
The proposed analysis evaluates Russian and British policies during the Great Eastern Crisis (1875-78), with bilateral relations being placed in the context of the global hostility between England and Russia lasting from 1815 onwards. In the period between the end of the Crimean War (1853-56) and early 1870s there were serious changes in the balance of power in Europe, which was related to the creation of the German Empire in 1871. The possibility of
* Статья подготовлена при финансовой поддержке болгарского Фонда научных исследований, проект ДНТС/Русия/02/17 — «Россия, Болгария, Балканы. Проблемы войны и мира. XVIII—XXI вв. (Мифы и реальность)».
Russian-German geopolitical union however was a bad global scenario for the United Kingdom. Because of this, English policy during the Great Eastern Crisis was not that strongly opposed to the Russia one, and did not support the Ottoman Empire at all costs. This made it possible to establish political compromise betWeen London and St. Petersburg, which eventually became the basis of the Congress of Berlin in 1878.
Keywords:
Russia, Great Britain, Eastern Question, the Great Eastern Crisis of 18751878, the Ottoman empire, world domination, the German empire.
51 Одной из особенностей существующего в историографии J_L о традиционного взгляда на Восточный кризис 70-х годов XIX в. и освободительной для болгар русско-турецкой войны 1877-1878 гг. является чрезвычайно сильная концентрация фактологии для относительно краткого периода истории Болгарии и Балкан. Конечно, это «погружение в детали» имеет свое логическое объяснение, так как события тех лет не только радикально изменяют политическую карту Юго-Восточной Европы в результате восстановления болгарской государственности, но и оформляют некоторые из тех «камней преткновения», которые в конечном счете приводят к развязыванию Первой мировой войны.
С другой стороны, пристальное всматривание в связанные с Восточным кризисом 1875-1878 гг. фактологические детали иногда не позволяет увидеть и понять происходящее в рамках общего исторического контекста. При этом можно вспомнить знакомую крылатую фразу немецкой культурной среды: «Из-за слишком большого количества деревьев не можешь увидеть леса» (русский вариант: «За деревьями леса не видно»). Типичным примером подобного «смотришь, но не видишь» можно назвать повышенное внимание к осаде Плевена (Плевны) во время войны. Немало исследователей и журналистов, которые по различным причинам не испытывают особых симпатий к России как к феномену в прошлом и в современных реалиях, считают эту осаду ярким примером бездарности российского военного командования, допустившего ряд грубых ошибок, которые могли бы привести к полному провалу всей военной кампании. Не будем останавливаться на позиции некоторых румынских коллег, которые убеждены, что если бы в конфликте не участвовала армия
Румынии, то Россия наверняка проиграла бы войну. Что, однако, можно констатировать, если с высоты «птичьего полета» бегло проследить все «турецкие войны», которые российская держава вела с конца XVII в. до второй половины XIX в. И тогда мы увидим, что из восьми победоносных войн, война 1877-1878 гг. была не только самой короткой, но и самой успешной, в смысле продвижения к Константинополю. Никогда российская армия прежде не продвигалась в пределы Турции так далеко — даже войска Николая I в 1829 г. дошли только до Адрианополя1.
Конечно, можно указать и на другие случаи подобного «размывания исторического взгляда» в зависимости от того, куда направлен исследовательский фокус — к микро- или макроистории, воздействует ли на него императив актуальной политической конъюнктуры и пр. Интересно, например, акцентирование внимания на этническом составе русской армии и «установление» задним числом ее современной связи с государствами, которые в XIX в. не существовали, — Финляндией, Белоруссией, Украиной, Казахстаном и др. Естественно, мы можем подсчитать различные этнические компоненты российской армии или ее командного состава (что заняло бы немало времени), но от этого армия, которая 140 лет тому назад победила Османскую империю, не станет менее имперской, а война 1877-1878 гг. не превратится в войну коалиции Белоруссии, Казахстана, России, Финляндии и Украины против Османской империи. Так же непропорционально сильно акцентируется внимание (особенно в СМИ) на подвигах Болгарского ополчения во время войны и особенно при обороне Шипкинского перевала. Сколь бы это ни радовало нас, как патриотов своей страны, и ни побуждало гордиться нашими предками, но нельзя заставить серьезных историков поверить в прекрасную сказку о том, что болгары сами, без чужой помощи освободились от власти султана2.
В связи с этим следует подчеркнуть, что ни один народ в Юго-Восточной Европе не смог бы получить свободу от империи «Великого турка» без вмешательства могучего европейского противника Высокой Порты. Это относится и к венграм, которые получили свободу в результате экспансии австрийских Габсбургов на Юго-Восток в конце XVII — начале XVIII вв., это отно-
сится и к сербам, грекам и болгарам в XIX веке, когда военное вмешательство России привело к созданию их государств. Между прочим, судя по общим тенденциям европейской политики во второй половине XIX в., а также рассматривая ее в общем глобальном контексте, русская политика могла бы достичь умеренного геополитического реванша на Балканах и без вооруженного конфликта. В этом случае «Болгарское освобождение» могло бы остаться, как и прежде, лишь политическим проектом с неясным будущим. История избрала другой путь развития, но это не отменяет констатации, что благодаря войне 1877-1878 гг. болгары прямо-таки «поймали последний поезд» для своего национального освобождения.
Всё сказанное выше показывает, что иногда действительно стоит посмотреть на драматические события 140-летней давности и в контексте более масштабных исторических процессов, которые не всегда видны в массе мелких фактологических деталей.
2. Могут ли проблемы, связанные с Восточным кризисом и русско-турецкой войной, рассматриваться только в региональном, балканском плане? Да, это возможно, но полученная обобщенная картина будет наверняка неполной, сколь и подробными будут фактологические исследования. Эта картина, например, не сможет дать ответа на вопрос, почему Россия не смогла отстоять полученные ею преимущества, зафиксированные в Сан-Стефанском мирном договоре 3 марта 1878 г., несмотря на то, что русские диктовали его условия в пригороде османской столицы? Почему Российская империя согласилась на столь серьезные геополитические и геостратегические уступки, зафиксированные в Берлинском договоре? Только лишь на основе исследовательского акцента на одном Балканском полуострове это трудно понять. Для этого следует расширить масштаб исторического взгляда с помощью «континентальной» или «глобальной призмы».
Для некоторых более наблюдательных современников той отдаленной эпохи вопрос, находившийся в основе Восточного кризиса 1875-1878 гг., заключается не в том, сохранится ли власть султана на Балканах или нет. Ставка была намного больше, и суть ее очень точно передана английской королевой Викторией в разговоре с лордом Биконсфилдом (Бенджамин Дизраэли): «Во-
прос не в том, будет ли поддержана Турция; вопрос в том, будет ли мировое господство британским или русским»3.
XIX век с точки зрения истории дипломатии и военных конфликтов отличается от предыдущих столетий одной очень существенной деталью. Если в Раннее новое время, то есть в XVI-XVIII вв., столкновения между европейскими державами традиционно происходят за региональное или континентальное господство, то с конца Наполеоновской эпохи появляется новый тип противостояния, а именно — глобальное. Кто-то мог бы оспорить подобный тезис, напомнив, что и в XVI, и в XVIII вв. происходили столкновения между европейскими державами — между Англией и Испанией, между Францией и Великобританией и др. Это действительно так, но в данном случае речь идет скорее о борьбе за континентальное господство, которое имеет помимо своих фронтов в Европе и линии противостояния, например, в обеих Америках.
Новое для эпохи, начавшейся после 1815 г., состоит в том, что впервые в истории осуществляется то, что впоследствии теоретики-геополитики (напр., Альфред Тайер Мэхэн4, Халфорд Макиндер5 и др.) определят как столкновение между «морем и материком», от чего зависит, кто будет мировым гегемоном. Две враждебные страны в указанном новом глобальном столкновении — Великобритания и Российская империя, символизирующие соответственно «море» и «материк».
Может быть, сейчас время сделать некоторые предварительные оговорки об указанном «глобальном противостоянии» и его характерных чертах, которые наблюдались в последние два века, начиная с 1815 г. В отличие от региональных и континентальных конфликтов, которые очень часто переходили в реальные военные столкновения, «глобальное противостояние» не ведет к глобальной войне между двумя враждебными полюсами, в которой обе стороны используют весь свой военно-политический потенциал, чтобы победить в прямом поединке. В этом смысле «глобальное противостояние» имеет свой собственный «код поведения». При нем, возможно, дело дойдет до всеохватывающего пропагандистского или экономического столкновения, может иметь место в каком-либо варианте «холодная война» между глобаль-
ными противниками, возможны провокативные региональные столкновения, в которых при необходимости, в той или другой форме, будут участвовать оба полюса, но только с частью своего потенциала. Другими словами, «глобальное противостояние» (или «борьба за мировое господство») должно рассматриваться с точки зрения теоретического анализа скорее как своеобразная «контекстуальная рамка», в которой развиваются региональные и континентальные столкновения. Если задуматься, то крупные мировые конфликты за прошедшие два века на самом деле являются своеобразным продолжением столкновений за континентальное господство, но не вооруженным столкновением между полюсами в «глобальном противостоянии». Поэтому Великобритания и Россия были союзниками во время Первой мировой войны, поэтому СССР и США воевали вместе против нацистской Германии во Второй мировой войне. Вероятно, в определенные моменты и для двух враждебных полюсов в «глобальном противостоянии» более выгодно не допускать, чтобы третья сила нарушала установленное «глобальное равновесие сил».
3. Как выглядит в XIX веке «глобальная конфронтация» между Россией и Великобританией? Непосредственно после 1815 г. указанные две империи сравнительно быстро оформляют полюсы глобального противостояния. Общий враг Наполеон оказался лишь временной и непрочной спайкой между Лондоном и Санкт-Петербургом. С точки зрения дальнейшей перспективы для Великобритании, Россия казалась ей уже слишком опасной и создающей угрозу. Проблема, конечно, была не в военно-морских силах, а в сухопутных: Российская империя владела землями на трех континентах — в Европе, Азии и Северной Америке, обладала самой многочисленной армией; в пределы России входили территории в Скандинавии (Великое княжество Финляндия) и в Восточной Средней Европе (значительная часть Польши с Варшавой), а на Балканах — Валахия, Молдавия и Сербия находились под российским покровительством. Если к этому добавить слабость Османской империи, сильное политическое влияние Санкт-Петербурга в Германском союзе (через тесные отношения с Веной и Берлином), а также воспоминания о том, как русские войска дошли до Парижа, стремление Великобритании ограни-
чить дальнейшее усиление России, как территориально, так и сферы ее влияния, выглядит объяснимым.
Именно через эту «глобальную призму» и следует рассматривать вступление Англии в Крымскую войну. Тут не стоял вопрос о Святых местах или о праве России быть покровительницей христианских подданных султана (русские правители и так воспринимались как защитники православных в силу традиции и религиозной логики). Проблема была в страхе, что дополнительное усиление русского влияния на Балканах — через создание болгарского государства, путем присоединения земель за Дунаем в направлении Константинополя, — превратит Российскую империю в бесспорного гегемона в Европе, а затем и всего евразийского материка. Конечно, эвентуальная победа русских над Турцией в 1853-1856 гг. не означала бы, что Россия одержит победу и в «глобальной конфронтации» с Англией, но для Лондона существовал бы риск, что англичане не смогут найти ни одного европейского союзника, готового воевать против империи Романовых.
Если смотреть сквозь призму глобального британо-русского противостояния, результаты Крымской войны наносят удар по авторитету России как непобедимому военному фактору в Старом свете. Замена русского протектората над Валахией, Молдавией и Сербией коллективным покровительством всех великих держав, нейтрализация Черного моря и потеря Южной Бессарабии также ослабляют русское влияние в Балканском регионе6. С другой стороны, «глобальное столкновение» между Лондоном и Санкт-Петербургом в трансконтинентальном контексте большой европейской политики продолжает существовать и после 1856 г.
«Великое возвращение» России на Балканы начинается с отмены нейтрализации Черного моря (1871 г.), что было в полном противоречии с Парижским мирным договором 1856 г., подписанным после окончания Крымской войны. Во время Восточного кризиса 1875-1878 гг., когда Санкт-Петербург шаг за шагом приближается к войне против султана, британская дипломатия не проявляет намерения активно и любой ценой защищать целостность Османской империи. Это приводит к объявлению русско-турецкой войны, во время которой Лондон остается безучастным зрителем.
Очень странная метаморфоза — немногим более 20 лет тому назад при подобной ситуации британцы без колебаний становятся союзниками турок и воюют вместе с французами и сардинцами против России. Что же в сущности изменилось?
Прежде всего, Российская империя продает в 1867 г. Соединенным Штатам Америки Аляску, в результате чего упоминаемое выше «глобальное противостояние» приобретает немного более спокойные геостратегические измерения, разумеется, преломленные через английскую «призму». С этой точки зрения «компенсаторный» русский взгляд на Балканы выглядит легитимным и не столь скандальным, как в середине XIX в. В сущности, однако, большая перемена наступает в Центральной Европе. В 1871 г. в результате франко-прусской войны была создана Германская империя, а это означало конец политической раздробленности Средней Европы, связанной с созданным в 1815 г. Германским союзом. И припомним, что политическое противоборство между Пруссией и Австрией, поощряемое и Англией, и Россией, было выгодно и двум полюсам «глобального противостояния».
Именно радикальное ослабление Франции и Австро-Венгрии в начале 70-х годов XIX в. и усиление Германии меняют не только соотношение сил в центре Европы, но и своеобразным образом воздействуют на «глобальную конфронтацию» между Великобританией и Россией. Относительное ослабление «русского полюса» Парижским мирным договором и потеря Аляски7, без сомнения, были встречены Лондоном с удовлетворением. Конечно, напряжение в ареале между южными русскими границами и британской колониальной империей в Азии продолжалось, но постепенно в Англии укрепляется убеждение, что русское глобальное влияние можно будет «укротить» таким образом, чтобы оно не представляло угрозу для британского морского и экономического господства в мире, поскольку у России нет ни столь сильного флота, ни мощной индустрии, которая могла бы конкурировать с английской.
Это, несомненно, выгодное для Великобритании глобальное статус-кво могло быть нарушено в пользу России только одним-единственным способом, а именно: если каким-либо образом германская геополитическая и промышленная мощь «перель-
ется» в российское имперское пространство. При таком крайне плохом для англичан сценарии евразийский материк вполне возможно может не только начать «глобальную войну» против Британской империи, но и иметь очень большие шансы на достижение окончательной победы.
По той же причине во время Восточного кризиса 1875-1878 гг. британская политика на Балканах представляет собой своеобразный «чемодан с двойным дном»: официально региональной целью является сохранение основных турецких владений в Европе, то есть Лондон позиционируется против России на полуострове, но истинная, я бы сказал, глобальная цель в сущности — помешать углублению политической конвергенции между тремя Северными державами (если мы можем использовать этот английский термин), а именно Россией, Германской империей и Австро-Венгрией. Особенно между Берлином и Санкт-Петербургом.
4. Удается ли Великобритании достичь своих региональных и глобальных целей во время Восточного кризиса? Ответ — определенно «да». Россия не в состоянии сохранить выгоды, которых она достигла для себя в рамках Сан-Стефанского договора. Санкт-Петербург не справился даже с задачей достичь понимания со своими, по крайней мере в теории, союзниками — Австро-Венгрией и Германией — о компромиссном пересмотре предварительного мира. Глубоко разочарованная позицией Берлина и Вены, российская дипломатия в конце концов договаривается со своим «глобальным противником» о новых границах на Балканах, зафиксированных впоследствии Берлинским конгрессом.
Была ли готова Великобритания воевать с Россией, если бы император Александр II решил не отступать от основных достижений, отраженных в Сан-Стефанском мире? Конечно, нет. Проблема в том, что Англия сумела внушить российской дипломатии, что и в 1878 г. возможно повторение крымского сценария. В этом смысле, если следует указать на более серьезную ошибку Российской империи во время Восточного кризиса, то это, без сомнения, слишком завышенная оценка британской враждебности в рамках «глобальной конфронтации».
Англия достигает не только очень серьезного успеха в региональном плане, она успевает до такой степени расстроить союз-
ные отношения между Санкт-Петербургом, Берлином и Веной, что 7 октября 1879 г. Германия и Австро-Венгрия подписывают тайный оборонительный договор, так как опасаются русского нападения8. Александр II и его приближенные воспринимают О. Бисмарка как главного виновника неудачи русских на Берлинском конгрессе. Так Великобритания сумела сохранить удобные для нее рамки «глобального противостояния» с Российской империей, сведя до минимума риск немецко-российского «геополитического синтеза», который бы обеспечил победу «материка» над «морем» в борьбе за мировое господство. И, поистине, была права королева Виктория: «Вопрос не в том, будет ли поддержана Турция; вопрос в том, будет ли мировое господство британским или русским».
Примечания
1 Более подробно о войнах между Россией и Османской империей см.: Широко-рад А.Б. Русско-турецкие войны, 1676-1918 гг. Минск, 2000; он же. Османская угроза России — 500 лет противостояния. М., 2016.
2 В данном случае достаточно указать на детали, связанные с боевыми действиями у Шипки, чтобы стало очевидно, что болгарские ополченцы хотя, несомненно, и проявляли героизм в критические моменты атак турок 21 и 23 августа 1877 г., но русское командование всё же предпочитало, чтобы оборона перевала находилась в руках регулярных армейских частей, и 25 августа ополчение было отведено с позиции. Это было логичное решение, так как в принципе ополченцы не были профессиональными солдатами. В сущности мало известен факт, что подразделения двух враждующих армий сохраняли свои позиции на Шипке до начала декабря 1877 г. Более подробно о войне и роли болгар в ней см.: Генов Ц. Освободителната война 1877-1878. София, 1986. Еще в конце XIX в. были опубликованы воспоминания об участии болгар в военных действиях. См.: Кисов С. Българското опълчение в Освободителната руско-турска война 1877-1878 г. Действието на 3-та дружина от бълг. опълчение. Възпоменание на Стефан И. Кисов. София, 1897.
3 Първев И. Балканите и Източният въпрос (1688-1774). София, 2017. С. 256. Прим. 2: „It is not a question of upholding Turkey; it is a question of Russian or British supremacy in the world".
4 См.: Mahan А.Т. The Influence of Sea Power upon History, 1660-1783. Boston, 1890. Это основное сочинение автора. У него есть и другие исследования, напр.: The Influence of Sea Power upon the French Revolution and Empire 1793-1812. Boston, 1894.
5 Наиболее известное сочинение автора: The geographical pivot of history // The Geographical Journal, 23 (1904). Р. 421-437.
6 О Крымской войне существует большое количество литературы. Среди основных сочинений следует отметить следующие: Тарле Е.В. Крымская война. М., 1950; Schroeder P.W. Austria, Great Britain and the Crimean War. The destruction of the European concert. Ithaca-London, 1972; Baumgart W. Der Friede von Paris 1856.
Studien zum Verhältnis von Kriegführung, Politik und Friedenswahrung. München, 1972. См. также недавно вышедшую книгу: Badem C. The Ottoman Crimean War (1853-1856). Leiden, 2010.
7 О русской власти на Аляске в XIX веке. см.: Littke P. Vom Zarenadler zum Sternenbanner. Die Geschichte Russisch-Alaskas. Essen, 2003; Vinkovetsky I. Russian America. An overseas colony of a continental empire, 1804-1867. Oxford, 2011. О дипломатических и финансовых аспектах см.: Миронов И. Роковая сделка. Как продавали Аляску. М., 2007.
8 Хотя договор и являлся секретным, но обе державы считают необходимым уведомить официально Санкт-Петербург о его подписании. О соглашении 1879 г. см.: Bagdasarian N.D. The Austro-German rapprochement, 1870-1879. From the Battle of Sedan to the Dual Alliance. [Rutherford, N.J.] 1976; Rumpler H. (Ed.). Der «Zweibund» 1879. Das deutsch-österreichisch-ungarische Bündnis und die europäische Diplomatie. Wien, 1996.
