CC BY
127Базаркина Д.Ю.1
БОРЬБА С ТЕРРОРИЗМОМ И ЕЕ КОММУНИКАЦИОННЫЙ АСПЕКТ: ОПЫТ ЕС
Ключевые слова: терроризм, безопасность, коммуникация, информационное противоборство, Европейский Союз, Европол, Евроюст, Комитет экспертов по борьбе с терроризмом.
Keywords: terrorism, security, communication, information warfare, the European Unon, Europol, Eurojust, CODEXTER.
При анализе процесса развития антитеррористических структур и практики борьбы с терроризмом в Европейском Союзе в 2001-2013 гг. можно выделить как несомненные достижения антитеррористического курса, так и объективные его слабости.
С 2001 г. терроризм приобретает сетевой характер, организации, имевшие в ХХ в. четко выделенное ядро и действовавшие под его руководством, в XXI в. готовят и осуществляют теракты уже с опорой на разрозненные ячейки в разных странах мира, большое количество которых формируется в Европе. Со временем эти ячейки становятся все менее зависимыми от руководящего центра, в том числе в финансовом отношении, а на последнем этапе изучаемого периода наступает всплеск терроризма одиночек, не связанных напрямую с организацией, вдохновившей их на теракты, как это произошло в случае Андерса Брейвика или «тулузского стрелка» Мохаммеда Мера. Одновременно нарастание кризисных явлений в экономике, политике, социальной сфере позволяет террористическим организациям в своих сообщениях для потенциальных и реальных сторонников манипулировать общественными протестными настроениями с помощью риторики псевдомарксизма, нацизма, что в значительной степени расширяет социальную и членскую базу террористических организаций в исследуемый период.
Такая ситуация требует от спецслужб принципиально новых методов работы, так как предотвращение терроризма сетевого характера или терроризма одиночек -значительно более трудная задача, чем выявление активных централизованных террористических организаций. Оно требует более слаженных действий спецслужб, других государственных органов, институтов гражданского общества. Достижением ЕС в борьбе с терроризмом можно назвать интеграцию работы национальных органов безопасности в общеевропейскую систему, что позволяет сегодня проводить более согласованные антитеррористические операции, координируя действия национальных спецслужб. Так, в ноябре 2004 г., не в последнюю очередь под влиянием терактов в Мадриде, министрами внутренних дел и юстиции стран ЕС была принята Гаагская программа - пятилетний план сотрудничества в борьбе с терроризмом, который, наряду с Антитеррористической стратегией Европейского Союза, принятой в ноябре 2005 г., стал одним из основных документов, определяющих направления институционализации антитеррористической деятельности в ЕС.
Концентрация усилий антитеррористических ведомств и руководящих органов ЕС на борьбе с терроризмом внутри Евросоюза привела к созданию новых антитеррористических структур. Прежде всего, была сформирована система консультативно-экспертных органов. Деятельность Комитета экспертов по борьбе с терроризмом (CODEXTER), созданного в 2003 г., позволила поставить на научную основу анализ террористической угрозы и потенциала силовых структур в борьбе с ней, базирующийся на оперативных данных. Кроме того, Комитет экспертов начал предлагать в общеевропейском масштабе мероприятия, направленные на перекрытие доступа террористов к источникам финансирования, а также осуществление защиты, поддержки, выплаты компенсаций пострадавшим от террористических актов, оценку эффективности национальных судебных систем в противодействии терроризму2. Также важную роль в формировании и развитии общеевропейского сообщества экспертов по проблемам безопасности сыграло создание в 2002 г. Антитеррористического подразделения ОБСЕ.
Другим важным направлением институционализации борьбы с терроризмом в 2001-2013 гг. стало формирование и развитие единого европейского правового пространства, установление единых норм судебной практики в отношении лиц, обвиняемых в терроризме. Евроюст, сформированный в 2001 г., сыграл важную роль в европейской интеграции судебных учреждений, установив ряд соглашений, позволяющих обмениваться судебной информацией и анкетными данными между Европолом, Европейским ведомством по борьбе с мошенничеством, Колледжем европейской полиции, Европейской сетью по обучению сотрудников юстиции, а также органами безопасности ряда стран, не входящих в ЕС3. Координатор Совета Европы по борьбе с терроризмом, чья должность была введена в 2004 г., играет
1 Базаркина Дарья Юрьевна - к.и.н., доцент кафедры журналистики и медиаобразования Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова. Научные интересы: безопасность, терроризм, экстремизм, антитеррористическая деятельность, коммуникационный менеджмент, стратегическая коммуникация, пропаганда и контрпропаганда. E-mail: bazarkina-icspsc@yandex.ru.
2 1090 Meeting, 7 July 2010. 10.1 Committee of Experts on Terrorism (CODEXTER) / Council of Europe. - www.coe.int/document-library/default.asp?urlwcd=https://wcd.coe.int/ViewDoc.jsp?id=1631017.
3 The history of Eurojust. // Официальный сайт Евроюста. - www.eurojust.europa.eu/about.htm
сегодня важную роль в согласовании национальных курсов в борьбе с терроризмом в рамках единого курса ЕС1. Таким образом, была сформирована общеевропейская система антитеррористических ведомств.
Свидетельством успехов европейской интеграции в области полицейского преследования являются результаты операций, проводимых в исследуемый период Европолом - европейской полицией, которая, будучи создана ранее, в 1998 г., приобрела свои современные функции и полномочия именно в 2001-2013 гг. Это привело к тому, что сегодня Европол успешно координирует сотрудничество полиции всех государств - членов ЕС, активно ведя обмен информацией между национальными полицейскими структурами, а его публикации были признаны другими общеевропейскими структурами (в частности, Евроюстом) ценным источником аналитических данных.
Определенные успехи в институционализации борьбы с терроризмом были достигнуты и на национальном уровне. Так, после 11 сентября 2001 г. французские силовые структуры, такие как таможня или жандармерия активизировали технический мониторинг информации по проблеме терроризма. В Великобритании в 2003 г. была принята национальная антитеррористическая стратегия CONTEST, в рамках которой более существенной по сравнению с предыдущими периодами становится роль предотвращения террористических актов, прежде всего, посредством контактов с «группами риска», в которые входят потенциальные сторонники террористических организаций. С 2001 г. более активно участвовать в общеевропейских инициативах в области безопасности начали власти Испании. В ФРГ создаются национальные аналитические структуры, такие как начавший работу 14 декабря 2004 г. Объединенный антитеррористический центр. Вместе с тем, национальные структуры стран Европейского Союза активно сотрудничают в рамках двусторонних или объединяющих большее количество стран проектов. Эти и многие другие меры по развитию антитеррористических ведомств в ЕС свидетельствуют о переходе политики европейской безопасности на новый, действительно общеевропейский путь развития.
Вместе с тем, необходимо отметить и определенные слабости антитеррористического курса ЕС в исследуемый период. Так, несмотря на стремительную и в целом успешную институционализацию борьбы с терроризмом, в странах ЕС не были искоренены социальные факторы сохранения террористической угрозы, такие как безработица, стремительность роста которой отрицается даже в Антитеррористической стратегии ЕС, геттоизация мигрантов, привлекаемых в страны Европы долгие годы в качестве дешевой рабочей силы. Недостаточные усилия по интеграции иностранных рабочих на первых этапах их привлечения наряду с сохраняющимся имущественным и социальным расслоением вызвали рост недовольства среди мигрантов и их детей, которые являются уже полноправными гражданами европейских стран, однако часто не получают тех же гарантий, реализации права на квалифицированный труд, и того же уважения в обществе, какое получают коренные европейцы. Дополнительным фактором обострения межнациональных отношений стало участие военного контингента ряда стран ЕС в конфликтах на Ближнем Востоке в рамках «войны с террором», объявленной Дж. Бушем-младшим после 11 сентября 2001 г.
Низкий уровень образования большого количества геттоизированных мигрантов, слабость работы государственных органов по интеграции мигрантов в более квалифицированную трудовую деятельность, а институтов гражданского общества - по привлечению их к разным формам общественной практики на интернациональной основе - все это делает их потенциальной целевой аудиторией террористической пропаганды, апеллирующей к общности происхождения или религии. А в соответствии с результатами ряда исследований и проанализированными оперативными данными, стремление выразить протест против социальной несправедливости часто провоцирует вступление в террористические организации и довольно квалифицированных европейских специалистов иностранного происхождения.
В то же время реакция на рост безработицы, коррупции, падение уровня образования и одновременно - на рост квазирелигиозной2 террористической угрозы, спровоцировала часть коренных европейцев на образование новых или вступление в уже существующие ультраправые организации. Косвенным подтверждением зависимости ультраправой активности от экономической и социальной обстановки может служить ужесточение терактов неонацистов с 2008 г., то есть с начала мирового экономического кризиса. То же самое можно сказать и об ультралевых, которые активно используют общественный протест для оправдания террористических актов.
Действия спецслужб также в ряде случаев способствовали, вольно или невольно, сохранению террористической угрозы. Так, статистика терактов, приводимая Европолом, говорит о явном преувеличении ультралевой террористической угрозы по сравнению с ультраправой и квазирелигиозной. В отдельных случаях явные теракты с квазирелигиозными мотивами не квалифицировались как теракты3. В то же время поджоги пустых автомобилей, акты вандализма,
1 EU plan of action on combating terrorism - Update. December 2004 / European Council. - ue.eu.int/uedocs/cmsUpload/ EUplanl6090.pdf
2 Автор вводимым термином «квазирелигиозный терроризм» обозначает терроризм, представленный организациями и отдельными лицами, использующими для оправдания терактов религиозную риторику. Термин вводится для того, чтобы подчеркнуть, что манипулируя искренними чувствами верующих, квазирелигиозные террористы, прежде всего, стремятся к решению экономических и политических задач определенных асоциальных групп интересов.
3 В отчете Европола за 2013 г. сделано весьма неоднозначное заявление: «Государства-члены ЕС не сообщили ни об одной атаке в 2013 г., которая может быть квалифицирована как теракт с религиозными мотивами. Однако как минимум в случае двух нападений роль религиозной радикализации очевидна». См.: EU Terrorism Situation and Trend Report (TE-SAT) 2014 / Europol. -Hague, 2014. - P. 21. Далее из текста ясно, что одно из упомянутых нападений - резонансное убийство Ли Ригби. 22 мая 2013 г. в районе Южного Лондона Вулидж посреди дня на улице был убит барабанщик 2-го батальона Королевского стрелкового полка Ли Ригби. Его сбила машина, раненого солдата вытащили на дорогу двое мужчин, сидевшие в машине. После этого они зарезали его ножом, тесаком и мачете. В убийстве принимали участие двое британских граждан нигерийского происхождения. Один из них, 28-летний Майкл Адеболаджо, после убийства потребовал, чтобы прохожие сняли его на камеры своих мобильных телефонов. Не смыв кровь с рук и держа в них холодное оружие, он заявил: «Око за око, зуб за зуб. Вы думаете, что после этого Дэвид Кэмерон выйдет защищать вас, думаете, когда мы возьмёмся за оружие, он пострадает? Нет, страдать будут обычные люди — как вы и ваши дети. Мир наступит только после того, как ваше правительство выведет войска...».
включая нанесение граффити на стены, часто расцениваются как «теракты малых масштабов»1, если они совершены
ультралевыми, что приводит к возрастанию статистических показателей ультралевой угрозы в десятки раз по сравне-
2
нию с другими ветвями терроризма и экстремизма .
Существование подобных двойных стандартов, как и некоторые меры контроля спецслужб над общественной жизнью, такие как прослушивание телефонных разговоров граждан или перлюстрация электронной почты, ведут к снижению общественного доверия к антитеррористическим структурам. На этом фоне существенно затруднился, в частности, поиск информаторов, о чем свидетельствуют неудачи британской службы безопасности МИ-5 в поиске информаторов в этнических сообществах страны. Кроме того, сохранились проблемы организационного характера, в частности, пересечение полномочий антитеррористических ведомств как на национальном, так и на наднациональном уровне, крайне ограниченные полномочия Координатора по борьбе с терроризмом, не позволяющие ему выступать с законодательными инициативами или предложениями по формированию бюджетов силовых структур и т.п.
Существенной проблемой является и то, что террористические организации и террористы-одиночки постоянно совершенствуют свои технические навыки, приспосабливаясь к принимаемым мерам безопасности, примером чего может служить использование террористами механизмов хавалы - системы перевода денежных средств, основанной на доверии, долгое время существующей в странах Востока. Хавалу террористы стали использовать после того, как европейские власти всерьез озаботились пресечением финансирования терактов через банковские системы. Кроме того, террористы в исследуемый период, в отличие от многих своих предшественников второй половины ХХ в., не заявляют открыто о приверженности экстремистской идеологии до и даже во время совершения терактов. Так поступали, в частности, члены ультраправой группы «Национал-социалистическое подполье» в ФРГ. Андерсу Брейвику удавалось скрывать свою подготовку к терактам 2011 г. в течение девяти лет.
Подспорьем в террористической деятельности стало и совершенствование технических средств, в частности, создание радиоуправляемой техники, новых взрывчатых веществ и ядов, облегчение возможности приобретения самых разных товаров, в том числе и необходимых для совершения теракта. Конечно, террористы начали активно использовать и современные технологии коммуникации (Интернет, мобильную связь, социальные сети, спутниковое телевидение), что существенно облегчило распространение сообщений, рассчитанных на потенциальных или реальных сторонников террористической организации.
При изменении структуры террористических организаций и экстремистских движений основным компонентом терроризма неизменно остается политическая окраска действий его исполнителей, которую придает теракту коммуникационная составляющая. В исследуемый период развитие средств коммуникации происходит скачкообразными темпами, а использование этого процесса террористами приводит, в частности, к тому, что огромное количество потенциальных одиночек получает доступ к сообщениям вербовщиков и пропагандистов террористических организаций, и даже не получая финансирования из центра, начинает планировать и осуществлять теракты. В соответствии с новой ситуацией перед силовыми структурами ЕС встает задача выработки адекватного коммуникационного обеспечения антитеррористической деятельности.
Наряду с определенными успехами в развитии коммуникационного обеспечения антитеррористической деятельности, такими как охват сообщениями, нацеленными на предотвращение терроризма, большего количества возрастных групп (особенно это заметно при рассмотрении публикаций спецслужб ФРГ3), налаживание стабильной системы обмена информацией по проблеме терроризма в научном и экспертном сообществе, развитие аналитических служб, чьи рекомендации используются при разработке сообщений на широкие целевые аудитории, следует отметить и объективные слабости коммуникационной стратегии ЕС в борьбе с терроризмом.
Слабости коммуникационного обеспечения антитеррористической деятельности вытекают из общих слабостей в работе антитеррористических ведомств. С самого начала «войны с террором» усилия концентрировались преимущественно в области институциональных преобразований в ущерб решению не менее важных проблем, порождающих социальную базу терроризма. Природа же квазирелигиозного терроризма объяснялась, прежде всего, культурными, религиозными особенностями населения мусульманских стран и мусульман Европы, избегая тех экономических и политических оценок, которые неизбежно привели бы население самих стран Запада к осознанию авантюризма, своекорыстного курса собственных элит.
Наследие «холодной войны», в ходе которой ультралевые террористы представлялись на Западе как «коммунисты», поддерживаемые советскими властями, и т.п., выработало своего рода привычку к оценке ультралевого терроризма, прежде всего, как части марксистского движения. В то же время на второй план отходили объективные экономические и политические факторы возникновения терроризма, анализ интересов правящих кругов и спецслужб в создании стойкой ассоциации образов ультралевых с демократическими прогрессивными силами.
1 Mares M. Extreme Left Terrorism in Contemporary Europe // Central European Political Studies Review. 2007. - Vol. 9, Pt 4. -
P. 298.
2 Cm.: EU Terrorism Situation and Trend Report (TE-SAT) 2007-2014 / Europol. - Hague, 2007-2014.
3 Cm.: Verfassungsshutzbericht 2006-2011. - Köln, 2007-2012; 60 Jahre im Dienst der Demokratie: Bundesamt für Verfassungsschutz. Reden anlässlich des Festaktes 60 Jahre Bundesamt für Verfassungsschutz am 6. Dezember 2010. - Köln, 2010; Autonome Szene im Freistaat Sachsen. Landesamt für Verfassungsschutz (LfV) Sachsen. - Dresden, 2004; Extremismus und Terrorismus im Zeitalter der Informationsgesellschaft. Publikation der Vorträge des 5. Symposiums des Bundesamtes für Verfassungsschutz am 4. Dezember 2006. - Köln, 2006; Extremistische Globalisierungskritik nach Heiligendamm. - Köln, 2008; Feinde der Demokratie. Rechtsextremisten. Eine Information des Verfassungsschutzes. - Potsdam, 2010; Gedenken an Rosa Luxemburg und Karl Liebknecht - ein Traditionselement des deutschen Linksextremismus. - Köln, 2008 h gp.
В документах наднациональных и национальных правительственных структур ЕС, наряду с призывом к толерантности по отношению к представителям других наций, религий и т.п., главным стал призыв к борьбе с «джихадиз-мом», «исламизмом», «марксистско-ленинскими организациями», что создало стойкую ассоциацию религии, требований прогрессивных преобразований и т.п. с террористической деятельностью. Ведущими экспертами в дискуссии по проблеме терроризма в ЕС стали именно эксперты в области религии. Это управленческое решение произвело эффект, обратный ожидаемому: террористические организации представили борьбу с терроризмом как борьбу с теми или иными религиозными или политическими течениями, как проявление национальной нетерпимости.
Таким образом, несмотря на то, что терроризм является средством реализации экономических и политических интересов сравнительно узких групп и может эксплуатировать любую идеологию до тех пор, пока это помогает в достижении его целей, в общественном сознании террор связан (усилиями СМИ, некоторых политиков и т.п.) именно с идеологией - проблемой самоидентификации, выражающейся в политических, религиозных, культурных доктринах.
В этом заключается одна из главных причин того, что террористические ячейки и сети стали так быстро находить новых сторонников: терроризм был признан выражением идеологии, альтернативной несправедливому неоконсервативному курсу, и тысячи людей, недовольных или оскорбленных официальной политикой и ее риторикой, стали посетителями экстремистских и террористических Интернет-сайтов, потребителями экстремистской литературы и т. п. Таким образом, сам подход к коммуникационному обеспечению антитеррористической деятельности в Европейском Союзе провоцирует рост террористической угрозы.
Прямая или косвенная поддержка европейскими странами вторжений США в Афганистан, Ирак, поддержка переворота в Ливии, а сегодня - квазирелигиозных террористических группировок в Сирии и неонацистов на Украине с сопровождением этих действий лозунгами в поддержку демократии привели к обесцениванию в глазах широкой общественности как в самом ЕС, так и за его пределами, самого понятия «демократия». Демократия стала восприниматься как агрессивность во внешней политике и стремление повсеместно утвердить общество потребления (причем с далеко не равными для всех возможностями). Таким образом, термин «демократия» потерял свое истинное значение, слившись с термином «Макмир»1. Эту возможность для манипуляции позитивными ценностями стран Запада, которую Запад во многом создал сам, сразу же максимально эффективно использовали террористы.
Одновременное провозглашение необходимости борьбы с квазирелигиозными террористами, которые ищут социальную базу, прежде всего, в иммигрантской среде, и помощь этим же террористам за рубежом (а они ведут вербовку именно среди европейских иммигрантов), попустительство присутствию в коммуникационном пространстве ЕС таких идеологов «Аль-Каиды», как Анвар аль-Авлаки, подрывает доверие к власти, в том числе приводя к критике «справа», что неизбежно ведет и к распространению ультраправых экстремистских идей внутри стран Союза, например, в виде открытых ревизионистских публикаций, в которых ставится под сомнение Холокост, отмечается высокий уровень подготовки, а подчас и высокие моральные качества солдат и офицеров вермахта.
В эпоху глобального информационного общества коммуникационный эффект любого теракта многократно усиливается из-за возможности передать шокирующее сообщение о нем по официальным и неофициальным каналам в кратчайшие сроки. Кроме того, новые средства коммуникации способствуют сплочению не только представителей прогрессивных движений (и в этом их положительное значение), но и асоциальных групп, благодаря чему ранее разрозненные ультраправые организации смогли создать транснациональные экстремистские сети. Так, радикализация ультраправых часто происходит при общении на тематических форумах, которые стали средством не только для распространения статей и воззваний, но и для оповещения о предстоящих съездах и концертах исполнителей, в чьих текстах песен пропагандируются идеи неонацизма. Такие организации, как «Кровь и честь» или «Хаммерскин», располагают собственными Интернет-сайтами. Аналогичным образом действуют и вербовщики «Аль-Каиды» и схожих с ней организаций и сочувствующие им.
Противодействие этому процессу с помощью обычной цензуры стало невозможным. Перед наднациональными руководящими органами ЕС и государственными властями его стран в исследуемый период встали новые задачи, одна из которых - избавление от внутренних противоречий собственной политики, в том числе в области общественных коммуникаций.
Теракты в Мадриде и реакция на них испанских властей, попытки британской полиции наладить сеть информаторов в мусульманском сообществе страны, операция «Капкейк» и другие примеры показывают как высокий уровень технического обеспечения силовых структур, так и объективную слабость стратегии государственной коммуникации. Практически все подобные случаи не обходились без критики со стороны общественности, а в некоторых случаях прямо указывалось на противоречивость правительственных сообщений. Речь идет, как правило, о публичном обсуждении лишь частных аспектов общественной безопасности, к примеру, проблем пресечения деятельности отдельных террористических групп на территории ЕС, но не более масштабной проблемы устранения факторов роста террористической угрозы в целом (а после теракта в Мадриде общественностью и СМИ были разоблачены корыстные интересы правящей партии в сокрытии истинных исполнителей теракта2). При этом отсутствует системное, последовательное, научно обоснованное и свободное от сиюминутной политической конъюнктуры информирование общества о террористической угрозе и о курсе правительств ЕС на борьбу с ней. Достичь такой системности можно лишь в рамках единой стратегической коммуникации. Однако у ЕС даже в лучшие годы своего существования не было свое
1 Термин, предложенный американским политологом Б. Барбером для обозначения мира, охваченного процессом глобализации под руководством крупнейших транснациональных корпораций.
2 The Handbook of Crisis Communication Ed. by W. T. Coombs, Sh.J. Holladay. - Southern Gate (UK), 2010. - P. 455.
стратегической коммуникации, а в условиях растущей экономической и политической нестабильности на международной арене это объединение испытывает растущие трудности в разработке стратегии своего развития.
Помимо этого противоречивость подходов к коммуникации ЕС в аспекте борьбы с терроризмом вызвана, в частности, уже упоминавшимися попытками европейских властей заигрывать с экстремистскими организациями при осуществлении внешнеполитического курса, одновременно провозглашая своей целью борьбу с экстремизмом и терроризмом внутри Союза.
Сегодня ЕС стоит перед выбором: придерживаться и далее половинчатых мер или осуществлять борьбу с терроризмом на всех направлениях, так как при добротной подготовке антитеррористических спецподразделений наблюдается серьезное отставание в области коммуникационного обеспечения.
Актуальной задачей для властных структур ЕС является сегодня налаживание коммуникации как с иностранными работниками и гражданами ЕС - выходцами из других государств, так и с коренным населением ЕС, которое в сложившейся ситуации все чаще обращается к ультраправым лозунгам. Одним из таких механизмов нормализации отношений могла бы стать более последовательная практика обязательного обучения иностранных работников европейским языкам, направленная на устранение языкового барьера. Конечно, это лишь первый шаг на пути исправления ситуации многолетней дезинтеграции и создания целостного европейского общества на новых основах.
Политика мультикультурализма оказалась малоэффективной даже в коммуникационном аспекте, так как слабо развито столь необходимое сегодня изучение культур народов ЕС всеми группами его населения. Необходимо обучение, нацеленное на сохранение и развитие собственной культуры как части культуры общеевропейской и общемировой, и такое обучение подразумевает знакомство граждан с лучшими образцами литературы, искусства, научными достижениями разных культур мира. Иными словами, для преодоления ультраправых настроений и конфликтов на религиозной почве, которыми так эффективно пользуются террористы, нужно знакомство с теми позитивными ценностями, которые присущи любой нации и сближают, а не разделяют людей.
Диалог властей с профессиональными и другими общественными организациями, протестным движением, сбор и обработка данных «обратной связи», получаемой от его представителей, организация публичных дискуссий в СМИ по актуальным экономическим, социальным и политическим проблемам, предоставление слова признанным общественным лидерам, выступающим против терроризма и за институционализацию гражданского общества могут стать эффективными коммуникационными мерами по предотвращению роста ультралевого терроризма.
Формирование стратегической коммуникации ЕС продолжается до сих пор в крайне медленном темпе, не в последнюю очередь, по причине высокой гетерогенности общества, различий в структуре антитеррористических ведомств, а главное, - в интересах властей стран - участников ЕС, межправительственных и наднациональных образований. Национальные системы стратегической коммуникации также существенно отличаются друг от друга в разных странах Союза, наслаиваясь на общеевропейскую систему. Актуальной проблемой остается спор «атлантистов» и «европеистов», которые по-разному понимают проблему зависимости политического курса ЕС от политики США.
В новых условиях, когда кризис обозначил экономические, социальные и политические проблемы как приоритетные, необходим отход в коммуникации Европейского Союза в сфере борьбы с терроризмом от национального или религиозного дискурса в пользу социально-экономического. Однако это может произойти только при переходе к адекватной социально-экономической политике, что в свою очередь, требует кардинальных политических перемен.
