CC BY
68
Проблемы и вопросы теории и истории государства и права
БОРЬБА С ХУЛИГАНСТВОМ В ПРЕДВОЕННЫЙ ПЕРИОД И В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ: ИСТОРИКОПРАВОВОЙ АСПЕКТ (НА ПРИМЕРЕ ЮЖНОГО УРАЛА)
В.А. Гусак, кандидат юридических наук, начальник УУР ГУВД Челябин-
ской области
Как известно, в любом обществе находятся люди, нарушающие нормы и правила, регулирующие взаимоотношения между его членами. Наряду с особенностями социально-экономических условий жизни и личных человеческих качеств, причины нарушений кроются также в содержании и форме господствующих в обществе ограничительных поведенческих правил.
При советском тоталитарном строе функционировала система принудительного единомыслия и осуществлялся диктат государственного контроля над образом жизни и образом мысли людей. Действовали официальные догмы и каноны, несоответствие которым рассматривалось как девиантность (отклонение) и влекло применение соответствующих санкций.
Специфика периода Великой Отечественной войны выразилась в сдвиге многих форм отклоняющегося от норм поведения в область криминальной сферы. То, что в мирное время подлежало неформальному контролю, в первую очередь общественному осуждению, а также административному взысканию, становилось уголовно наказуемым: нарушения трудовой дисциплины, распространение ложных слухов и др.
Круг лиц, подпадающих под санкции государства, значительно расширился, при этом нарушителями объявлялись не только отдельные лица, но и целые группы людей, объединяемые по какому-либо признаку. В частности особое и практически неизбежное подозрение вызывали те, кто был в плену или временно проживал на оккупированной территории.
Нельзя не отметить и то, что при ограниченных потребительских ресурсах и скудных средствах к существованию естественное стремление людей к достатку, а также к нако-
плениям и материальной выгоде воспринималось и объявлялось как недопустимое для советского типа личности, а способы достижения этих целей - предосудительными, даже если человек не преступал закона. Так, стремление к более высокой зарплате называлось рвачеством, погоней за «длинным рублем» и т.п.
Господство официальных идеологических и социальных стереотипов привело к тому, что единственно допустимой формой поведения становился конформизм, особенно в условиях массовых репрессий. В свою очередь жизнь по указке и под тотальным контролем государства приводила к деперсонализации личности, повышенной тревожности и беспокойству, зачастую - психологической агрессивности и нетерпимости к другим1.
Применительно к чрезвычайным условиям войны существенным являлось то обстоятельство, что большое число населения во время эвакуации сменило свой социальный статус на более низкий, вынуждено было сконцентрировать свои интересы на стремлении к выживанию и удовлетворении первичных материальных потребностей. Это не могло не привести к усилению деформирования норм межличностного общения и выражалось в цинизме, хамстве, хулиганстве, воровстве и т.д.
Следует отметить, что разгул антиобщественного поведения приобрел размах еще в 20-е гг., в частности среди рабочей молодежи, на правосознание которой наложил отпечаток принцип «революционной вседозволенности», господствовавший в годы гражданской войны и экстраполировавшийся на последующий исторический период. Свою негативную роль играла и окружающая среда, характеризующаяся неблагоустроенными условиями жизни, неорганизованным досугом и пьянством.
Особенностью правоохранительной политики тех лет являлся так называемый клас-
совый подход к личности нарушителя, отсюда
- ее ориентированность, главным образом, на общественное порицание в отношении хулиганствующих элементов из рабочей среды. Более того социальная активность, а, по сути, социальная агрессия «трудящихся» негласно поощрялась государством, например, во время проведения антирелигиозных кампаний и других «классовых» мероприятий.
Уголовный кодекс РСФСР, принятый в 1922 г., определял хулиганство как «озорное, бесцельное, сопряженное с явным неуважением к отдельным гражданам или обществу в целом действие». При этом оскорбление как словом, так и действием или письменно, не входило в данное понятие и квалифицировалось по другой уголовной статье2.
Хулиганские проявления в 20-30-е гг. воспринимались в обществе неоднозначно. Если власти с определенной тревогой констатировали распространение среди населения агрессивности, хамства, языка и культуры криминальной среды, то на уровне бытового сознания хулиганские выходки не связывались с уголовно наказуемыми преступлениями, отношение к ним было либеральным. Под влиянием обыденных представлений работники суда закрывали дела о хулиганстве в качестве малосущественных и незначительных. Этому содействовали не только расплывчатость юридических дефиниций, но и кампанейский характер борьбы с правонарушениями3.
В 1935 г., накануне принятия новой Конституции и провозглашения построения социализма в СССР, законом было установлено максимальное наказание за хулиганство в виде лишения свободы сроком до пяти лет4.
Во второй половине 30-х гг. произошло изменение в определении понятия хулиганства. Оно трактовалось как действия, нарушающие социалистический правопорядок, в которых проявлялось явное неуважение к обществу, Изданный 10 августа 1940 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР особенно подчеркнул этот характерный для хулиганства момент, говоря о хулиганских действиях на предприятиях, в учреждениях и общественных местах. Этим же указом вводилась обязательная уголовная ответственность за хулиганство в общественных местах (без отягчающих обстоятельств) в виде тюремного заключения сроком на один год5.
Новый указ впервые позволил проследить динамику хулиганства. Так, по Челябинской области в первом полугодии 1939 г. было
осуждено в соответствии со ст. 74 УК РСФСР 332 человека, во втором полугодии - 953 человека, в первой и второй половине 1940 г. - соответственно 673 и 3234, в 1941 г. - соответственно 3451 и 6593 человека6.
Как видно из приводимой статистики, налицо была отрицательная динамика: в 1941 г. по сравнению с 1939 г. число осужденных за хулиганство увеличилось почти в восемь раз. Органами милиции Челябинской области во втором полугодии 1941 г. был зарегистрирован 1351 случай хулиганства, в том числе 76 случаев в дерзкой форме7.
Неблагополучным в рассматриваемом аспекте оставался и 1942 г., когда органами милиции области было зарегистрировано 804 случая хулиганства, большинство из них с поножовщиной, при этом 554 преступления данного вида (или 68,8 % от общего количества) было раскрыто. Наиболее криминальными по хулиганству являлись города Челябинск, Златоуст, Магнитогорск, Кыштым, Копейск и Троицк. В сельских районах хулиганские проявления фиксировались очень редко®.
По официальной отчетности Челябинского ОУМ, органы милиции в 1943 г. усилили внимание к обеспечению охраны общественного порядка, число хулиганских проявлений по сравнению с 1942 г. сократилось в области до 77 случаев, т.е. в 10,4 раза9.
Следует отметить, что приведенные цифры не могут не вызывать определенного сомнения, поскольку не согласуются с данными судебной статистики. Количество рассматриваемых судебными органами дел по хулиганству шло нарастающими темпами, увеличившись со 180 дел в 1942 г. до 601 дела в 1943 г., т.е. более чем в три раза (без учета дел, рассмотренных судами Курганской области, выделившейся из состава Челябинской области в феврале 1943 г.)10.
Думается, главной причиной резкого уменьшения случаев хулиганства, раскрытых органами милиции Челябинской области и нашедших отражение в отчете ОУМ за 1943 г., стало не улучшение, а ослабление работы в этом направлении. В крайне напряженном для страны и ее тыловых регионов 1943 г., характеризовавшимся значительным ростом преступности, приоритетной для милиции являлась борьба с трудовым дезертирством и хищениями государственной собственности, а также наиболее опасными видами преступлений: бандитизмом, разбоями и т.д.
Кроме того следует учитывать тенденцию властей к политизации нарушений общественного порядка, в частности хулиганства, по которому часть дел квалифицировалась и рассматривалась судами по иным статьям. В записке прокурора Челябинской области Шляева, направленной в январе 1944 г. в обком партии, подчеркивалось, что расправа с хулиганами и грабителями имеет принципиальное политическое значение11.
В 1944 г. милицейская статистика зафиксировала следующие показатели совершения хулиганских действий в Челябинской области: за первое полугодие - 64 случая, при этом все они были раскрыты, и за второе полугодие
- 137 случаев, из которых раскрыто было 135. Таким образом, общее число хулиганских проявлений составило 201, из которых 199 случаев (или 99 %) органы милиции раскрыли2.
Следует отметить, что в течение войны произошло изменение социального состава хулиганствующих элементов. Если в 1942-1943 гг. распространение хулиганства наблюдалось среди молодежи рабочих общежитий, то в 1944 г. оно совершалось в значительной степени инвалидами войны, бывшими фронтовиками. Их противоправные действия, совершаемые, как правило, в пьяном виде, заключались в оскорблениях граждан, завязывании драк и нанесении побоев, нарушениях порядка в очередях и др.
Наряду с хулиганством инвалиды Отечественной войны были причастны и к более опасным преступлениям. В 1943 г. по стране ими было совершено до 5 % разбоев и 3 % грабежей13.
Во втором полугодии 1944 г. в Челябинской области ими было совершено два убийства, пять разбоев и грабежей, 30 квалифицированных и 35 простых краж, 11 краж скота и 14 мошенничеств. В общем количестве уголовных преступлений по обозначенным категориям удельный вес инвалидов войны составил 2,46 %14.
Психологическое объяснение хулиганству инвалидов следует искать в окружающей их социальной обстановке. Оказавшись после ранений в тылу и зачастую не имея жизненного опыта, кроме военного, они ощущали себя одинокими в непривычной для них тыловой обстановке. Подорвавшие на фронте свое здоровье, потерявшие родных и близких, инвалиды оказались в условиях, где не только испытывали серьезные материальные лишения, но
одновременно сталкивались с человеческим равнодушием и непониманием, а потому, не умея и не пытаясь находить компромиссы в частых бытовых конфликтах, предпочитали решать их по своему, «по-фронтовому».
Такое поведение можно расценивать не только как стихийную форму социального протеста в условиях существующего противоречия между официальной идеологией и реальной действительностью, но и как попытку выместить накопившуюся обиду, привлечь внимание к своим проблемам, как своеобразную психологическую защиту в непривычных обстоятельствах. Известен случай, когда молодой инвалид войны, долго стоящий в очереди, потерял терпение и начал срывать с женщин платки с криками: «Жиды, убью!»15.
В годы войны хулиганство превратилось в одну из главных проблем охраны общественного порядка. Власти били тревогу, считая основной причиной этого ослабление работы правоохранительных органов.
Подтверждением может являться совместный приказ Прокурора СССР и Наркома юстиции СССР от 25 января 1944 г. «Об усилении борьбы с бандитизмом, разбоем, грабежами, хулиганством и кражами», в котором констатировалось ослабление деятельности в данном направлении органов прокуратуры и суда. Наряду с прямым указанием органам прокуратуры на необходимость усиления надзора и ужесточения карательных санкций по отношению к преступникам судебным органам вменялось в обязанность рассматривать уголовные дела, в том числе по хулиганству, в пятидневный срок. Кроме того отдельные и наиболее показательные дела предлагалось рассматривать с обязательным участием прокурора в открытых судебных процессах, с тем чтобы каждый приговор был широко известен населению. В качестве одной из кардинальных мер улучшения ситуации предлагалось прокурорам республик, краев и областей совместно с начальниками управлений НКЮ и милиции внести в местные советские и партийные органы предложения, направленные к обеспечению общественного порядка в городах, рабочих поселках и ликвидации случаев бандитизма, грабежей, хулиганства и краж16.
Исходя из складывающейся криминогенной обстановки, а также установок и приказов свыше, партийное руководство на местах требовало в борьбе с хулиганством принятия действенных мер. Так, в сентябре 1943 г. на заседании бюро Челябинского обкома
ВКП (б) был поставлен вопрос о наведении общественного порядка в Челябинске. В состав специальной представительной комиссии по разработке необходимых мероприятий вошли секретарь горкома партии Панкрушев, начальник УНКВД по Челябинской области Павлов, заместитель председателя горисполкома Самоховец, начальник областного Управления милиции Розов и начальник военного гарнизона Кирнос17.
Через две недели бюро обкома ВКП (б) заслушало комиссию. Ее выводы наводили партийное руководство на серьезные размышления, связанные с необходимостью принятия срочных комплексных мер по охране общественного порядка в областном центре.
Было установлено, что нарушения повседневно происходят практически во всех общественных местах: в трамваях и троллейбусах, на базарах и рынках, где распространены азартные игры, наблюдается большое количество гадалок, пьяных, беспризорных и безнадзорных детей и т.д. В городе совершались грабежи, убийства и раздевания, отмечалось большое количество квартирных и особенно карманных краж. В значительной степени этому способствовало отсутствие уличного освещения, недостаточное количество наружных милицейских постов, конных и пеших патрулей, групп самоохраны и сторожей. Из-за того, что подъезды домов, чердаки и ворота в домовладениях не запирались и не освещались, в них находили себе пристанище преступники и хулиганы.
Для обеспечения надлежащей охраны общественного порядка и безопасности городского населения было решено в числе прочих мероприятий мобилизовать 150 человек с предприятий и учреждений, покрыв ими существующий некомплект рядового состава милиции, улучшить регулирование уличного движения, сформировать специальный отряд сторожей по охране порядка, подчинив его в служебно-оперативном отношении городско-
1 я
му управлению милиции .
Бюро обкома партии обязало начальника ОУМ Розова усилить охрану общественного порядка в городе. С этой целью предлагалось:
- увеличить количество наружных милицейских постов, конных и пеших патрулей, постов по регулированию уличного движения;
- ликвидировать на базарах азартные игры; организовать специальные милицейские группы по обслуживанию базаров и рынков;
- принять решительные меры к искоренению хулиганства на трамвайных остановках, базарах и в других общественных местах, привлекая хулиганов к уголовной ответственности; обеспечить маршрутное сопровождение трамваев работниками милиции;
- запретить несовершеннолетним чистку обуви и уличную торговлю, принять решительные меры к их родителям и опекунам, допускающим безнадзорность детей;
- усилить борьбу с нарушителями правил уличного движения;
- развернуть широкую разъяснительную работу среди населения19. Соответствующие указания были даны и другим ведомствам. В частности начальника военного гарнизона бюро обязало увеличить количество патрулей на городских улицах и базарах, вменив им в обязанность пресекать нарушения общественного порядка военнослужащими и инвалидами Отечественной войны, в часы наиболее интенсивного движения пассажиров выделять ежедневно в помощь милиции 90 человек бойцов для наведения порядка на остановках городского транспорта. Областному прокурору было поручено дела на злостных нарушителей общественного порядка заканчивать за 24 часа, народным судам - рассматривать эти дела в трехдневный срок и др.20
В апреле 1944 г. бюро Челябинского обкома партии специально рассмотрело вопрос о мероприятиях по укреплению общественной безопасности в городах области. От УНКВД бюро потребовало в ближайшие сроки закончить расследование находящихся в органах милиции уголовных дел по хулиганству и другим преступлениям, не допуская в этом вопросе волокиты21.
В марте 1944 г. на заседании бюро Челябинского горкома ВКП (б) обсуждались меры борьбы с уголовной преступностью в городе, в том числе с хулиганством, количество проявлений которого, как отмечалось, заметно выросло. Среди намеченных мероприятий по обеспечению общественной безопасности было предложено горкому ВЛКСМ выделить в помощь милиции 400 комсомольцев для несения дежурства в театрах, кино, скверах и парках, обращено внимание на необходимость срочного трудоустройства инвалидов войны, не занимающихся общественно-полезным трудом, а также укомплектования бригад содействия милиции и проведения показательных процессов над преступниками, в том числе хулиганами22.
Такие процессы были проведены и получили освещение в печати. Например, в Тракторозаводском районе г. Челябинска состоялся открытый судебный процесс над хулиганами, нанесшими ножевые ранения пяти рабочим Кировского завода, в г. Копейске открыто судили хулиганов, совершивших зверское убийство начальника горного участка, на Челябинском кузнечно-прессовом заводе был проведен открытый процесс над группой хулиганов, которые систематически избивали рабочих в общежитиях23.
На завершающем этапе войны хулиганские проявления в южноуральском тылу характеризовались тенденцией к увеличению. Так, в Курганской области во втором квартале 1945 г. в судебных отчетах значилось 258 дел о хулиганстве, в третьем квартале - 287 дел, В Челябинской области за это же время количество судебных дел возросло с 358 до 51524.
Отрицательная тенденция по хулиганству наблюдалась в масштабе всей страны. Если в 1944 г. раскрытых случаев было зафиксировано 27911, то в 1945 г. - уже 46768. Рекордным же для 40-х гг. стал 1946 г., когда было раскрыто свыше 65 тысяч хулиганских проявлений25.
Важно отметить, что приводимые сведения даются лишь по ч. 2 ст. 74 УК, предусматривавшей наказание за хулиганство в виде лишения свободы до пяти лет, т.е. с отягчающими обстоятельствами26. Если же взять статистику по ч. 1 ст. 74 УК, где фигурируют «простые» хулиганские действия на предприятиях, в учреждениях и общественных местах (без отягчающих обстоятельств), караемые тюремным заключением сроком на один год, то речь может пойти уже на сотни тысяч осужденных лиц.
Таким образом, в течение всех военных лет ситуация в сфере борьбы с хулиганством оставалась сложной и требующей значительных усилий со стороны правоохранительных органов. Официальное объяснение росту данного вида преступности сводилось к обвинению милиции как в ослаблении дисциплины в собственных рядах, так и проводимой работы по искоренению хулиганских проявлений. При этом глубинные, сущностные причины, порождающие хулиганство и преступность в целом, если и попадали в поле зрения партийных органов, то по объективным причинам устранены быть не могли.
Главный упор делался на ужесточение санкций, усиление идеологического и психо-
логического воздействия (показательные суды), однако коренного улучшения криминогенной ситуации к концу войны добиться не удалось. Объяснение этому видится в том, что, с одной стороны, антиобщественное поведение стало проявлением и следствием адаптации многих людей к существующим крайне тяжелым условиям труда и быта, с другой - экстремальная обстановка войны усилила деформацию культурного пространства, искаженного в предвоенные десятилетия коренными социальными сдвигами. Эти искажения выразились в утрате традиционных нравственных ориентиров и были заменены абстрактными и неосуществимыми общественными идеалами.
Война не могла не углубить исторически объективного противоречия между официальной идеологией и реальной действительностью, порождающей преступность в массовом масштабе. Отсюда следует, что какими бы ни были меры борьбы с преступностью в тоталитарном обществе, где принуждение и применение санкций в условиях материальных лишений миллионов людей превращаются в главный способ государственного управления, не исключая, разумеется, чрезвычайное по тяготам военное время, в нем всегда будут сохраняться агрессивность межличностного общения и социальные конфликты. По мере же нарастания и обострения внутренних противоречий такое общество неизбежно обрекает себя на неразрешимые проблемы и деструктивный путь развития в наиболее показательном, криминальном проявлении.
1 Лончинская Л .Я. Нарушения общественного порядка в тылу как проявление отклоняющегося поведения // Урал в 1941-1945 годах: экономика и культура военного времени (К 60-летию Победы СССР в Великой Отечественной войне): материалы регионального научного семинара. - Челябинск, 2005. - С. 111.
2 Лунев В.В. Преступность XX века. Мировые, региональные и российские тенденции. - М., 1997. - С. 213.
3 Лончинская Л .Я. Указ. соч. - С. 115.
4 Уголовный кодекс РСФСР: комментарий. - М., 1941. -С. 103.
5 Там же, - С. 104.
6 Лончинская Л.Ю. Указ. соч. - С. 115; Уголовный кодекс РСФСР: комментарий. - М., 1941. - С. 103.
7 Объединенный государственный архив Челябинской области (ОГАЧО). Ф. 288. Оп. 6.
8 Там же. Оп. 7. Д. 226. Л. 13.
9 Там же.
10 Лончинская Л.Ю. Указ, соч. - С. 116.
'1 ОГАЧО Ф. 288. Оп. 8. Д. 228. Л. 6.
12 Там же. Д. 227. Л. 36.
13 Государственный архив Российской Федерации. Ф. 9415. Оп.З. Д. 12а. Л. 28.
14 ОГАЧО Ф. 288. Оп. 8. Д. 227. Л. 36-37. Подсчитано автором.
15 Лончинская Л.Ю. Указ.соч. - С. 117.
16 ОГАЧО Ф. Р. 916. Оп. 22. Д. 20. Л. 5-6.
17 Там же. Оп. 7. Д. 61. Л. 158.
18 Там же. Д. 65. Л. 9-10.
19 Там же. Л. 10.
20 Там же.
21 ОГАЧО Ф. 288. Оп. 8. Д. 36. Л. 28-29.
22 Там же. Ф. 92. Оп. 5. Д. 18. Л. 192-194.
23 Там же. Ф. 288. Оп. 8. Д. 228. Л. 8-9.
24 Лончинская Л.Ю. Указ. соч. - С. 119.
25 Ковалева Е.М. Организационно-правовые основы деятельности Советской милиции по борьбе с преступностью в послевоенный период восстановления народного хозяйства и либерализации политического режима, социально-экономических реформ (1945-1960 гг.): дис. ... канд. юрид. наук. - М., 2002. - С. 149.
26 К отягчающим обстоятельствам относились действия, заключающиеся в буйстве или бесчинстве, или совершенные повторно, или упорно не прекращавшиеся, несмотря на предупреждение органов, охраняющих общественный порядок, или же по своему содержанию отличавшиеся исключительным цинизмом и дерзостью. См.: Уголовный кодекс РСФСР: комментарий. - М., 1941. -С. 103.
