CC BY
58Олег Кильдюшов
Больше, чем футбол
Спортивные флнлты в роли грдждлнского о6щества
38
Установить, расследовать и посадить! И разобраться со следователями, которые отпустили виновных. Зачем они это сделали? Испугались? За деньги? Мы же знаем, как это делается...
Дмитрий Медведев, Президент РФ
Roman stole his fucking money
from the poor And policemen will be knocking at his door. KGB has got his number, And his Chelsea's going under, Cause he stole his fucking money
from the poor!
Фанатская кричалка про Абрамовича
Одним из главных смыслов Чемпионата мира по футболу-2018 для самой России должно стать налаживание нормальных отношений между русской и кавказской молодежью.
Семен Новопрудский, зам. гл. редактора газеты «Время новостей»
К постановке проблемы
Массовые протесты русской молодежи, прошедшие по всей стране в декабре прошлого года, вызвали у опешившей публики самые разные оценки и реакции: от одобрения долгожданного отпора «зарвавшимся кавказцам» до ужаса перед «фашиствующими молодчиками под стенами Кремля». Однако среди многочисленных откликов почти никто не задавался главным вопросом, касающимся всей государственной жизни современной России: как случилось так, что единственной эффективной силой нашего общества,
сумевшей призвать к ответу разложившееся государство коррумпированных чиновников, оказались футбольные болельщики?
Почему именно пацанам со спартаковскими «розами»1 впервые удалось обратить внимание властей предержащих на то, что те упорно отказывались видеть: на банды новоявленных абреков, открыто и безнаказанно терроризирующие обывателей наших городов при полном попустительстве, а иногда и покровительстве самих властей и продажных «правоохранителей»? Каким образом те, кого в либерально-интеллигентских кругах именуют не иначе как «подонками» и «отбросами общества», смогли взять на себя функцию гражданского общества и потребовать защиты прав демократического большинства? Ведь по сути «мясные», а также примкнувшие к ним «кони», «бомжи», «динамики» и «паровозы»2 выступили в непривычной для себя роли защитников прав униженных и оскорбленных, а в данном конкретном случае — даже убитых и избитых. И это в то время, пока сами «всечело-веки», заседающие в различных «Советах по развитию прав человека», традиционно реагируют лишь на «нарушения прав» чеченских террористов и ограбивших страну жуликов.
1 На болельщицком жаргоне: фанатский шарф, ключевой элемент атрибутики футбольного болельщика.
2 «Мясные», «кони», «бомжи», «динамики», «паровозы» — на сленге обозначение фанатов «Спартака», ЦСКА, «Зенита», «Динамо» и «Локомотива» соответственно.
Более того, с точки зрения политической теории простые 15-17-летние подростки предстали в качестве субъекта политического процесса, когда не просто потребовали восстановления справедливости — наказать убийц и коррумпированных чиновников, но заявили о необходимости учреждения принципиально нового государства. Демократического государства, действующего в интересах большинства, в любом случае такого, где этнические банды не могли бы безнаказанно убивать в русских городах. Думается, до властей явно дошел простой и ясный посыл молодежи, подкрепленный уличными действиями: или вы займетесь решением реальных проблем, или мы обойдемся без вас...
Эта поразительная на первый взгляд констатация одновременно является печальным итогом развития государства российского за последние двадцать лет. Разложение идеи и практики современной государственности (даже в советском варианте), приватизация государства нелегитимными кликами и установление власти клептократии, прикрывающейся фиговым листком демократуры, — все это вынуждает самих людей, еще способных на коллективное действие, прийти и заявить о своих правах. Для начала — о праве на жизнь и безопасность в собственной стране, давно переставшей быть таковой.
Но почему именно фанаты? Некоторые ответы на данный вопрос лежат на поверхности, некоторые требуют знания специфики этого общественного движения, а некоторые отсылают в глубь социальной истории спорта.
Краткий экскурс в историю спорта
Для начала необходимо рассмотреть исторические условия, сделавшие возможным появление такого социального явления, как футбольные фанаты. Или, говоря словами выдающегося французского социолога Пьера Бурдьё, «какие социальные
условия сделали возможным создание системы институтов и агентов, прямо или косвенно связанных с существованием спортивной деятельности и развлечений?»3. Эта система включает в себя общественные и частные «спортивные ассоциации», которые представляют интересы спортсменов и определяют стандарты, производителей и продавцов товаров (брендов спортивной одежды, обуви и другого инвентаря), а также различных специалистов, занятых в спорте (тренеров, спортивных врачей, спортивных журналистов). То есть всех тех, кто прямо или косвенно живет за счет спорта. С определенного периода эта система стала не просто полем конкуренции, но и местом столкновения агентов, имеющих особые интересы. При этом Бурдьё предупреждает о невозможности установления прямой корреляции между происходящим в системе с интересами институтов и агентов, связанных со спортом: «сущность спортивных явлений в данный момент времени и в данной социальной среде невозможно понять, напрямую связав их с экономическими и социальными условиями соответствующих обществ: история спорта — относительно автономная история, которая, даже когда на ней сказываются крупные события экономической и социальной истории, имеет свое время, свои законы развития, свои кризисы, короче говоря, свою особую хронологию»4.
Историки спорта Пайффер и То-биас подтверждают, что превращение спорта в массовый феномен происходит в 1920-е гг., причем при активной поддержке армии. Речь идет прежде всего о футболе, поскольку «идеальный образ футбольного игрока отвечал всем требованиям к современному солдату». Более того, в политизиро-
3 Бурдьё Пьер. Как можно быть спортивным болельщиком? // Логос. 2009. № 6. С. 100.
4 Там же.
ванной оптике 20-х и 30-х произошло отождествление клубов с определенными социальными стратами. Так, во многих крупных городах Европы возникли представления о «народных» («красных») командах социальных низов и (более) «элитарных» («буржуазных») командах средних слоев. Например, в Милане так было окрашено противостояние «Милана» и «Интера», в Мюнхене — «Баварии» и TSV 1860. Таким образом, произошла проекция классовой борьбы на спортивные соревнования. И хотя сегодня подобное политическое восприятие борьбы местных команд вряд ли уместно тем не менее эхо былых социальных битв по-прежнему присутствует в семантике клубной идентичности и бо-лельщицком фольклоре.
Пьер Бурдьё не уставал подчеркивать, что «социальное определение спорта является объектом борьбы, что поле спортивных практик — это область борьбы, в которой на кону среди прочего стоит монопольная возможность навязывать легитимное определение спортивной практики и легитимную функцию спортивной деятельности»5.
Бросается в глаза, что многие спортивные понятия заимствованы, по сути, из языка войны6. Причем речь идет не только о словах из терминологии и сленга силовых противоборств (схватка, бой) или игровых видов спорта (нападение, защита, фланг, бомбардир, тренерский штаб), но и таких базовых категориях соревновательной конкуренции, как борьба, победа, поражение, разгром и т.д. И хотя в языке спорта нет понятий враг или противник, семантика и прагматика, казалось бы,
40
5 Там же. С. 103.
6 На тему взаимосвязи спорта и войны я уже писал в другом месте: Кильдюшов Олег. О спорт, ты — война? Спортивные игры Современности как субститут вооруженных конфликтов // Сократ. Журнал современной философии. 2010. № 2. С. 188-191.
более мирного словечка соперник часто приобретают всевозможные импликации языка ненависти, например, в случае принципиального («исторического») противостояния сторон. Причем это может касаться как конкуренции между клубами одного региона (феномен локального «дерби» вроде матчей «Торино»-«Ювентус», «Спартака-ЦСКА и т.п.), так и между национальными командами. Примером последнего рода могут служить футбольные матчи Англия-Аргентина или Англия-Германия. Исторически мотивированная милитаристская семантика спортивных игр всячески подогревается прессой. Например, никогда не отличавшиеся особой щепетильностью медиа Великобритании не упускают случая напомнить немцам о нацистском прошлом, пытаясь представить каждую встречу сборных Германии и Англии как очередной раунд исторического противостояния цивилизации и варварства.
Язык трибун, свободный от какой бы то ни было политкорректности, прямо выражает ситуацию войны, когда описывает спортивные игры как некие сражения на поле битвы. Российские болельщики также пытаются осваивать эту скользкую дорожку, используя семантические ресурсы отечественной истории: так, их баннеры все чаще содержат аллюзии Полтавы при встрече наших спортсменов со шведами, Сталинграда и «Ледового побоища» — с немцами и т.п. Примечательно, что современные клубные фанаты пытаются конструировать символическое пространство борьбы, когда говорят, например, о «союзниках», «нейтралах» и даже «дипломатических коалициях», заключаемых с болельщиками других команд с целью противостояния третьим. Что уж говорить о духоподъем-ных речевках и песнопениях «ультрас», являющихся, по сути, полноправными наследниками боевых кличей и песен времен культурной юности человечества. Ощущение и манифестация воин-
ского братства болельщиков находит свое полное выражение особенно на так называемых «выездах» — во время организованных поездок торсиды на вражескую территорию — то есть на стадионах «принципиальных» соперников, во «враждебном окружении» фанатов местного клуба и местных же сил правопорядка...
К социологии фанатов
Современное движение футбольных фанатов представляет собой интересный с точки зрения социологии феномен: «22 человека играют в футбол, а тысячи и десятки тысяч смотрят на их игру. Обступив футбольное поле, они критикуют, горланят, свистят, выносят компетентные суждения, подбадривают игроков, чествуют любимцев, рукоплещут всем удачам, бранят судей, и, наконец, мечтают сами принять участие в игре. Они охвачены футбольным психозом и уже не мыслят себя вне спортивного матча, как будто это не только их матч и победа, но всемирный матч и всемирная победа, венчающая любую, даже самую убогую игру».
Такой диагностировал футбольную лихорадку, охватившую Европу почти сто лет назад, немецкий социал-демократический политик Гельмут Вернер. С тех пор многое изменилось, кроме одного: футбол продолжает привлекать к себе миллионы поклонников, независимо от возраста, пола, образования и социального статуса. Эти миллионы современных людей производят уникальную и чрезвычайно разнообразную фанатскую культуру. Вот как описывает это многообразие немецкий историк футбола Гюнтер Пильц: «Диапазон фанатов велик — в эту среду попадают и подростки, и седовласые деды. Одни фанаты спускают себя с тормозов, чествуя свою команду, а другие сохраняют хладнокровие при потреблении любимого зрелищного продукта. Одни фанаты — миролюбивые бездельники, а другие — играющие мышцами хулиганы. Одни никогда
не пьют, а другие напиваются перед каждым матчем. Среди фанатов могут быть и радикальные левые, и убежденные правые»7.
Говоря о социальных характеристиках современного футбола, следует иметь в виду, что он с самого начала был игрой индивидов, давно утративших связи с традиционными сообществами. В этом смысле фанатское движение также использовало тенденции индивидуализации XX века и компенсировало их различными способами. По мнению историков спорта, футбол заимствовал свои общественные идеологии у уже существующих сообществ, прежде всего у национальных. И действительно, сегодня мы уже вряд ли можем представить современный спорт вне националистических идентификаций. Хотя в утрированно-патриотическом угаре «боление за своих» может приобрести такие же нелепые черты, что и «пение за Родину» на каком-нибудь «Евровидении».
И хотя страсть к футболу столь же стара, как и сама игра, культура фанатов появилась в тот момент, когда этот вид спорта стал коммерческим и «событийным» настолько, чтобы привлекать повышенное внимание окружающих ко всем своим перипетиям и эпизодам. При этом очевидно, что существует большая разница в том, идет ли речь о команде городского района, игроков которой приветствуют в каждой пивной, или о группе легионеров со всего мира, которых ничего не связывает ни друг с другом, ни с фанатами, кроме контракта с данным клубом.
Несколько десятков лет назад началось объединение болельщиков в союзы8, первоначально — с целью организации поездок на игры «своей»
7 Пильц Гунтер А. Футбол — это наша жизнь: перемены и процессы дифференциации культуры футбольных фанатов // Логос. 2009. № 6. С. 114-115.
8 На сленге российских фанатов — «фир-
мы».
команды. Естественно, вся жизнь подобного союза пронизана ценностями товарищества и братства, которое ощущается во всей своей полноте на стадионе, во время игры с очередным «противником». Здесь у фанатов срабатывает автоматизм отождествления спортивного соперника не просто с ситуативным противником, но и с экзистенциальным врагом. Ведь фанаты приходят на стадион не просто посмотреть футбол, но и пережить триумф «своей» команды. Для достижения этой цели они готовы пожертвовать своими деньгами, временем, здоровьем, а иногда и жизнью. И все это в противостоянии команде соперника, а также судьям, спортивным чиновникам и органам правопорядка. Но прежде всего — фанатам конкурирующих клубов9.
Фанатское движение по определению является «футболоцентричным»: фанаты полностью отождествляют себя с любимой командой, что напрямую выражается в одежде, носящей цвета определенного клуба или футбольного союза (шарфы, бейсболки, футболки и т.д.). Именно фанаты создают на стадионе ту особую атмосферу, к которой мы все привыкли: трибуны в клубных цветах соперничающих команд, речевки и песнопения.
Между тем с появлением непреодолимой дистанции между фантами и профессиональными футболистами, угрожающей превратить футбол просто в очередную отрасль индустрии развлечений, произошли серьезные изменения статуса самих фанатов. Они все больше стали осознавать свою роль как полноправных участников, поскольку теперь зрители стали очень чутко относиться к своему собственно-
42
9 Тем более ценными предстают акции солидарности болельщиков многих российских команд, поддержавших праведный гнев спартаковских фанатов после убийства Егора Свиридова («Седого») бандой кавказцев 6 декабря 2010 г.
му присутствию на стадионе: «зрители идут на стадион не только для того, чтобы посмотреть, но и чтобы стать важной частью события под названием профессиональный футбол»10.
В этом смысле трудно представить себе большее заблуждение относительно роли фанатов в современном футболе, чем суждение, высказанное обозревателем «Советского спорта» Ю. Цибаневым в заметке под красноречивым названием «При чем здесь футбол?», где он призывает «отделить футбол от военной угрозы с ним рядом», раз «"фанаты" уже могут обойтись без футбола»11.
Футбол и насилие
Спортивные и особенно футбольные болельщики никогда не вписывались в ту роль, что предписывалась им официальной доктриной и правилами игры. Причем это касается не только стран Запада, но и Советской России, где футбол также возник в городской среде и распространился среди пролетарских слоев. По мнению некоторых историков, советские футбольные болельщики — подобно своим западным собратьям — также были шумными, крикливыми и драчливыми. Так, опираясь на сообщения советской прессы 20-30-х гг., они утверждают, что для этой части зрительской публики были характерны не только недисциплинированность, но и дикие выходки и даже массовые драки. Роберт Эдельман описывает один из самых известных случаев такого рода, произошедший в Одессе в 1926 г. Тогда, во время матча между одесской и московской командами, сопровождавшегося массой нарушений правил, болельщики выбежали на поле, и разогнать их смогла лишь конная милиция. Историк отмечает, что и позже, в 30-е гг., футбольные бо-
10 Пильц Гунтер А. Указ. соч. С. 118-119.
11 Цибанев Юрий. При чем здесь футбол?
// Советский спорт. Футбол. № 49. 14-20 дек.
2010. С. 3.
лельщики считались опасными и неуправляемыми. А пресса, как и сегодня, часто критиковала их за «некультурное поведение»12.
Интересно, что власть была вынуждена мириться с подобным положением дел, так как из-за широкой популярности футбола не могла запретить эту игру, имевшую уже в предвоенный период довольно двойственную репутацию — и как гордости, и как позора советского спорта. Р. Эдельман подчеркивает, что «драки, нечестная игра и прочие нарушения были свойственные не только периоду НЭПа с его якобы расшатанными нравственными стандартами. Непростительная грубость никуда не делась и в тридцатые годы. На одном из матчей Московского городского турнира 1935 года игрок был дисквалифицирован за нанесение противнику ударов ногой по голове. Годом ранее один из матчей в Ленинграде вылился в массовый скандал, его пришлось прекратить. Во время игры в Симферополе два "известных хулигана", братья Большеновы, принялись избивать вратаря команды-соперницы. На других играх в Симферополе футболисты выходили на поле в нетрезвом виде, матч быстро перерастал в мордобой»13.
А Джеймс Риордан в своей книге «Спорт в советском обществе» рассказывает о других случаях насилия в раннем советском футболе. Так, 24 июля 1937 г. на матче «Динамо» (Москва) — «Динамо» (Ленинград) произошли беспорядки, которые возникли в результате низкого уровня дисциплины на футбольном поле: три ленинградских игрока получили серьезные травмы. Именно с тех пор на всех основных матчах болельщиков от поля всегда
отделяло милицейское оцепление14. (И эта традиция продолжается до сих пор.)
То же самое в это время мы наблюдаем и в Европе. По мнению немецкого историка спорта Кристианы Айзенберг, Первая мировая война стала для спорта своеобразной «рекламной акцией», поскольку вернувшиеся с войны фронтовики толпами повалили в спортивные клубы и на трибуны стадионов. Причем исследовательница отмечает связанные с этим изменения в спорте на нескольких уровнях. Во-первых, в результате массового наплыва людей соревнования утратили былой элитарный характер. Во-вторых, прошедшие во время войны спортивную социализацию фронтовики «не избавились от усвоенного понимания спорта, как избавились от военной формы», что повлекло за собой резкое изменение характера соревнований в сторону небывалого роста нарушений правил и грубости. Изменился даже язык спорта: соревнования превратились в привычный для солдат Kampf, а Sportfreund — в Sportkamerad15.
Если обратиться к более близким временам, то на Западе уже с середины 70-х гг. традиционное понятие «болельщик» вытесняется понятием «футбольный фанат». Оно тут же получило негативную окраску в значении «футбольных громил» (rowdies) или «футбольных рокеров» (rockers). А с середины 80-х самым распространенным становится термин «футбольные хулиганы»16. В этом смысле в современном футболе одновременно произошли две дифференциации: в то время как игроки перестали быть «своими парнями», превратившись в своеобразных звезд спортивного шоу-бизнеса,
12 Edelman R. Serious Fan: A History of Spectator Sports in the USSR. Oxford, 1993. P. 53-54. Здесь и далее цит. по: О'Махоуни Майк. Спорт в СССР: физическая культура — визуальная культура. М.: НЛО. С. 87.
13 Там же. P. 54.
14 Riordan J. Sport in Soviet Society. Cambridge, 1977. P. 133.
15 Айзенберг Кристиана. Футбол как глобальный феномен. Исторические перспективы // Логос. 2006. № 3. С. 91-104.
16 Пильц Гунтер А. Указ. соч. С. 119.
43
параллельно этому из толпы болельщиков выделилось движение фанатов, приобретшее собственную, часто социально опасную динамику. Так что здесь можно говорить о двойной профессионализации в футболе, ставшей заключительной стадией взаимного дистанцирования игроков и зрителей: «Фанаты и звезды — две стороны одной медали, актуальные и прогрессивные варианты испытанных профи. Если у игроков профессионализм имеет денежное выражение, то ведь и хулиган теперь элитарен, он умеет быть "крутым" и "прикольным", и он так же уже не связан со своим кварталом и, накидывая новый шарфик, идет туда, где ожидается "лучшая акция"»17.
В заключение подметим известным изоморфизм между поведением футболистов и футбольных фанатов: и те, и другие постоянно нарушают не только правила (игры, и не только), но и наши представления о том, что есть футбол как социальный феномен. В любом случае российским фанатам вполне удалось сделать это своим недавним солидарным выступлением протеста против беззакония со стороны властей.
Вместо заключения
21 декабря 2010 г. в Министерстве спорта прошла встреча премьер-министра РФ Владимира Путина с представителями организаций футбольных болельщиков, на которой премьер-министр сказал, что считает убийство болельщика «Спартака» трагедией и атакой на все сообщество болельщиков России: «Вы должны воспринимать это как атаку против вас всех, вне зависимости от места жительства, национальной или религиозной принадлежности. Погиб молодой человек Егор Свиридов. Это большая трагедия». Вечером того же дня Путин посетил Люблинское кладбище, где возложил цветы на могилу Егора.
Стоит признать, что подобные жесты власти давали фанатам право на определенную надежду — надежду на изменение ситуации. Однако пока на практике происходит все наоборот: экстремистами объявили самих болельщиков. Испугавшаяся, но, видимо, так ничего и не понявшая власть словно пытается загнать вырвавшегося джина обратно в бутылку. Дискредитировавшие себя «правоохранители» уже пришли в себя и приступили к привычному для себя делу — прессовать лидеров и активистов фанатских группировок: сотрудники милиции являются по домашним адресам болельщиков, проверяют документы, опрашивают, например, на предмет участия в погроме на Манежной площади. При этом гости в форме фотографируют болельщиков. По словам главы Всероссийского объединения болельщиков Александра Шпрыгина, определенного эффекта «органы» уже достигли: «Лидеров группировок приглашают в кабинеты повыше, на Петровку, 38, посещение которой не добавляет им нервных клеток. Никто из фанатов не любит туда ходить. Всплывают перед глазами картины: а вдруг будут пытать, вдруг в подвал затащат?!»18.
Возвращаясь же к поставленному вначале вопросу: «Почему именно фанаты стали той силой, что смогла привести публичную повестку дня в соответствие с реальностью?», — стоит заметить, что политкорректный «ком-ментариат» сразу выдал на-гора вполне ожидаемый ответ, отличающийся от автора к автору разве что стилистически. Наиболее популярной версией здесь выступает «теория совращения малолетних». Например, в такой редакции (Борис Волхонский в «Русском журнале): «Именно группы фанатов сегодня становятся легкой добычей и
44
17 Там же. С. 120.
18 Иванов Сергей. Фанатов — под колпак. В связи с волнениями милиция взялась за лидеров фанатских группировок // Советский спорт. № 189. 17 дек. 2010 г. С. 15.
Как российская власть разошлась с русским обществом
удобным инструментом для политического манипулирования. Болельщики молоды, их психика не устоялась, а формировалась в условиях тотальной ненависти всех ко всем и ежесекундного деления любой конфликтной ситуации по оси "свои-чужие". Такими группами (в силу их многочисленности складывающимися в массы) манипулировать очень легко, и этим с удовольствием пользуются силы, которым наплевать и на футбольные страсти, и на чистоту славянской расы, а нужно только одно — вытеснить конкурентов из занимаемых ими лакомых рыночных ниш»19. Данное объяснение внешне выглядит логичным и указывает на ряд характерных для футбольных фанатов черт: они молоды, организованы и мобилизуемы, способны отличать «своих» от чужих» и т.п. Одним словом, подходящее описание для «плохих парней», ставших проблемой для остального общества. «Как бы ни открещивались фанатские объединения от событий на Манежной, проблема встала со всей очевидностью»20.
Жаль только, что сторонники подобных версий пытаются подменить
19 Борис Волхонский. Парни с Ленинградки // http://www.russ.ru/Mirovaya-povestka/ Рагш^^ешп§гаёЫ
20 Там же.
функцию фанатов в данном конфликте: ведь если бы убитый Егор Свиридов не был фанатом «Спартака», то это убийство попросту осталось бы незамеченным. То есть преступникам это сошло бы с рук, как часто происходило в тех случаях, когда выходцы с Кавказа безнаказанно совершали преступления, прикрываясь защитой своих этнокорпораций, имеющих тесные коррупционные контакты с властями и «правоохранителями». Как выразил это Дмитрий Медведев: «Испугались? За деньги? Мы же знаем, как это делается.».
Таким образом, футбольные фанаты — то есть «молодые», «несмышленые», «сбитые в стаи» и проч. — подростки в данном контексте оказались более зрелыми, чем многие институты так называемого гражданского общества, профессиональные спикеры которого попытались тут же заболтать проблему этнической несовместимости в духе «дружбы народов». Не говоря уже об институтах государства, в очередной раз продемонстрировавших свою абсолютную нефункциональность. В таких случаях на авансцену выходит именно тот, кто способен на солидарное действие. Тогда не стоит удивляться, что этим действием может оказаться и восстание на «Манежке»...
Александр Севастьянов
Как российская власть разошлась с русским обществом
Определимся с понятиями, о которых пойдет речь. Что такое Власть? Что такое Общество?
С Властью определиться просто.
Под Властью мы, в соответствии с Конституцией России, будем понимать три ее официальные ветви: законодательную, исполнительную (плюс
