CC BY
72
А. И. Симонов
Управление Министерства культуры Российской Федерации
по Приволжскому федеральному округу
БОГОСЛОВСКО-ФИЛОСОФСКОЕ ВЛИЯНИЕ ВИЗАНТИИ И ЮЖНЫХ СЛАВЯН НА ФОРМИРОВАНИЕ ДРЕВНЕРУССКОЙ «КНИЖНОЙ
ТРАДИЦИИ» В X-XII ВВ.
В статье предлагается проследить процесс рецепции и созидания древнерусской духовной традиции с помощью обращения к переводной византийской и южнославянской литературе. Формирование духовной культуры Древней Руси раскрывается через обращение к понятию «Slavia Orthodoxa», как к категории, отражающей рождение славянского христианского мира, обусловленное единством духовной и книжной среды.
Среди базовых особенностей богословско-философского влияния христианской книжности на формирование русской духовной культуры у истоков ее появления отмечено, во-первых, отсутствие дихотомии светской и религиозной интеллектуальности, присущей византийской учености; во-вторых, склонность к объединению разнородных византийских интеллектуальных традиций в единый фокус христианского предания; в-третьих, показан преимущественно компилятивный характер древнерусской книжной традиции, сокрытый в литературе, раскрывающей христианское вероучение, начиная с догматических и заканчивая культовыми аспектами.
Отмеченные влияния византийской мысли имеют двухуровневое устройство механизма компиляций: общецерковная часть, включающая в себя богослужебную книжность, проповеди, гимнографию, богословие, и социально ориентированная часть, в составе которой, агиографическая, апологетическая и аскетические типы христианской литературы. Отчасти обособленно стоят редкие представители произведений светского содержания (исторические летописи и хронографы, романы и повести, трактаты по медицине и др.). В качестве дополнения к картине влияний на русскую духовную культуру сразу после принятия Православия нами сделан акцент на наличии интеллектуальных связей с латинской и иудаистской интеллектуальностью.
В результате установлено, что Русь, сделав выбор при князе Владимире в пользу христианства в его византийском варианте, задала вектор последующего развития своей духовной культуры и учености. Отечественные книжники наравне с литературным багажом православного учения заимствовали и подходы к решению мировоззренческих, этических и эстетических проблем. Вместе с тем, установленные христианским учением рамки ортодоксии, несмотря на свою догматическую природу, помогли найти национальное прочтение Православия в России.
Ключевые слова: русская духовная культура, «Slavia Orthodoxa», богословие, агиография, апологетика, рецепция, книжная традиция, аскетизм, славянство, Православие.
A. I. Simonov
Department of Ministry of Culture of the Russian Federation in Volga Federal District
(Nizhny Novgorod, Russia)
THEOLOGICAL AND PHILOSOPHICAL INFLUENCE OF BYZANTIUM AND SOUTHERN SLAVS ON THE FORMATION OF THE OLD RUSSIAN BOOK TRADITION IN THE 10th - 12th CENTURIES
The article considers the process of reception and creation of the old Russian spiritual tradition by referring to Byzantine and south Slavic literature in translation. The formation of the spiritual culture of ancient Russia is revealed through the concept "Slavia Orthodoxa" as a category reflecting the birth of the Slavic Christian world due to the unity of the spiritual and book environment.
We can note the following basic features of theological and philosophical influence of Christian ideas on the formation of Russian spiritual culture. This is the lack of dichotomy of secular and religious intelligence. They tend to unite various Byzantine currents of thought into a single focus of Christian tradition. The next feature of the old Russian book tradition is compilation.
The influence of Byzantine idea on Russian literature has two levels of compilation from domestic thinkers of the Middle Ages. Firstly, it's the influence of church literature including liturgical books, sermons, hymnography, theology. Secondly, it's socially oriented Christian literature (hagiographic, apologetic and ascetic types of Christian literature). Rare secular works stand apart (historical annals and chronographs, novels and stories, treatises on medicine, etc.).
The addition to the picture of influences on Russian spiritual culture by Byzantine scholarship is intellectual connections with Latin and Judaic intellectuality. It is established that Russia having made a Christianity choice under Prince Vladimir in its Byzantine version set a development vector of its spiritual culture and scholarship. Domestic thinkers received a wealth of Orthodox teaching. Almost immediately they borrowed the approaches to solving worldview, ethical and aesthetic problems. At the same time despite its dogmatic nature Christian teaching in Russia found its national reading.
Keywords: Russian spiritual culture, «Slavia Orthodoxa», theology, hagiography, reception, book tradition, asceticism, Slavs, apologetics, Orthodoxy.
DOI 10.22405/2304-4772-2020-1 -1-134-147
После крещения русская духовная и интеллектуальная среда, погружается в сложный процесс рецепции и аккумуляции христианской традиции, заключающийся в отборе из транслируемого духовного наследия того, что наиболее отвечало запросам и могло быть усвоено новообращенными. Цель и результат такой работы - внедрение элементов и философских идей христианского вероучения в древнерусскую культуру и их национальная ассимиляция.
Для Киевской Руси, как и для других славянских стран, именно византийская переводная литература стала базисом для появления и культивирования самобытной философско-богословской мысли. Какой была византийская духовная и книжная культура во время ее активной трансплантации в контекст древнерусского мировоззрения?
Специалисты-византологи сходятся во мнении, что в то время интеллектуальное пространство Византии отличалось присутствием дихотомии между светским (гуманистическим) и аскетическим течениями мысли, которая укоренена в сами основы ее культуры.
Аскетическое направление, исходящее из принципа акривии, стояло за строгое соблюдение установлений христианства. При этом не стоит забывать об особом деятельностном потенциале аскетизма, заключенном в реализации христианского учения в особой практике жизни.
Гуманизм же, в противовес аскезе, в первую очередь был ориентирован на античную книжность (интеллектуальную культуру), что выражалось в попытках синтезировать ученость («свободное умозрение») и христианскую аскетическую доктрину («стояние в вере»).
С духовной культурой Руси дело обстояло иначе. Точных сведений о том, какое направление византийской мысли возобладало здесь по принятию христианства, конечно же, нет.
Однако, основываясь на необходимости укрепления христианства, можно говорить, что, скорее всего, возобладали аскетической установки с присущим ее ригоризмом веры. Общеизвестно стремление Русской Церкви стоять до конца за чистоту и неизменность вероучительных начал Православия.
Косвенно об этом свидетельствуют послания и поучения первых митрополитов Киевских, которые отличаются разъяснением православного догмата, культовой и бытовой практик учения, в то время как, богословские вопросы опускаются или даются все в той же форме утверждения веры.
Высказанное мнение подтверждается отношением византийского духовенства к служению в славянских землях, как к миссионерству, т.е. строгому обучению правилам веры. Аскетизм мысли подтверждает специалист по истории русского языка В. М. Живов, ссылаясь на сохранившиеся сведения о деятельности византийцев в новообразованной Болгарской церкви [3, с. 80]. Скорее всего аналогичная ситуация сложилась и на Русских землях. Всякое обращение славян к «вере отцов», отказ от которой произошел совсем недавно, и еще оставалась живая память о ней, только подогревало ее в ущерб христианской проповеди.
Также в пользу превалирования аскетического направления мысли, как считает историк древнерусской литературы И. П. Еремин, говорит отсутствие на Руси (как и у других славян) системы образования, получившей развитие в Византии и основанной на изучении античного наследия [2, с. 9].
Процесс рецепции и ассимиляции византийского наследия древнерусской духовной культурой имел ряд специфических особенностей:
1. Отсутствие дихотомии светской и религиозной интеллектуальности. Присутствие глобального прототекста (Священного Писания), занимающего довлеющее положение. Всякое иное вербальное произведение ориентировано на него.
2. Древнерусские книжники склонны объединять разнородные византийские традиции в единый фокус христианского предания.
В подтверждение данной позиции В. М. Живов приводит «Иудейскую войну» (I в.) Иосифа Флавия. На Руси этот текст был воспринят как часть библейской истории. Именно поэтому древнейший славянский перевод дошел до нас в составе «Иудейского хронографа» (XIII век), в котором также оказались Шестоднев, книга Бытия с толкованием святителя Иоанна Златоуста и ряд других исторические книг Ветхого Завета.
Аналогичная ситуация с «Христианской топографией» (VI в.) Козьмы Индикоплова, которая трансформировалась из произведения по географии в
описание христианского универсума, частью которого является и русская земля [3, с. 97].
В результате восприятие византийской литературной традиции превращается в особую процедуру изменения смыслов и функциональных начал текста-оригинала. В принципе несовместимое для византийца-интеллектуала становится единым произведением в контексте древнерусской духовной культуры.
3. Следующая особенность - преобладание компиляции как самостоятельного жанра. Компилятивная природа древнерусского философско -богословского текста особенно находит отражение в многочисленных проповедях, житиях святых (патериках) и др.
Проповедь/ поучение направлены на вразумление верующего и способствует его духовному спасению. Основываясь на общих принципах организации духовной жизни, торжественные поучения, произносимые епископами с кафедр соборов (например, «Слова» Кирилла Туровского) практически полностью совпадают с аналогичными византийскими.
Определенные отличия находим, когда проповедь касается базовых основ христианского учения: объяснение культовых и бытовых практик Православия, репрезентация духовных знаний, полученных практикой христианской жизни. Такое отсутствие прямых отсылок к греческому первоисточнику мы имеем в «Словах Феодосия, игумена Печерского, о вере крестьянской и о латыньской».
Следы компилятивной работы присутствуют и в житийной литературе. Содержательно жития русских святых того времени находили отклик (дословное заимствование/ перефразирование) в византийской агиографической литературе. Так, в качестве примера В. М. Истрин приводит «Житие Феодосия Печерского» (XI в.), в котором имеются заимствованные фрагменты из «Жития Саввы Освященного» (VI в.) [7, с. 287].
Компиляции можно обнаружить и в книжности светского характера. В многочисленных хронографах прослеживается заимствование (в некоторых случаях дополнительное конструирование), например, самой схемы изложения истории.
Как ни странно, объясняя причины такого уровня компиляции, стоит обратиться к географии. Так, компилятивный характер литературы Древней Руси обусловлен ее удаленным положением относительно территории Византии. Болгария располагалась ближе к Византии и греческий язык здесь был в ходу у книжников, следовательно, и переводов здесь появлялось больше. Древнерусский же книжник, не имея такого притока литературы из Византии, вынужден был прикладывать усилия, чтобы из имеющихся греческих текстов составить что-то новое. Так появляются компилятивные сборники (системы тематических выписок из разных греческих источников).
Переходя непосредственно к рассмотрению процесса внедрения христианского учения в духовный мир Руси, отметим, что интеллектуальным источником выступала непосредственно Византия и южные славяне (в
основном Болгария). Поэтому сразу обозначим два пути влияний: аутентичные тексты на греческом языке (1), которые древнерусскими книжниками переводились самостоятельно; южнославянские переводы (2).
Летописные источники не говорят нам о развитии книжности и переводческой деятельности при князе Владимире сразу после крещения Руси. Они только лишь ограничиваются сведениями о том, как шла христианская проповедь: «нача ставити по градом церкви и попы, и люди на крещенье приводити по всем градом и селом» и «нача поимати у нарочитые чади дети и даяти нача на учение книжное» [6, с. 132].
Появление первых переводов связано с князем Ярославом Мудрым. Так в «Повести временных лет» читаем: «И бе Ярослав любя церковныя уставы <...> и книгам придежа, и почитая е часто в нощи и в дне. И собра писце многы и прекладаше от грек на словеньское письмо. И списаша книгы многы, ими же поучащеся вернии людье наслажаютмя ученья божественаго» [6, с. 166].
Наравне с самостоятельной древнерусской переводческой деятельностью контакт с южнославянской (болгарской) книжностью обуславливает ее аккумуляцию духовной культурой Киевской Руси.
Болгарская переводческая традиция для крестившейся Руси - духовный посредник в рецепции византийского книжного наследия. После обращения в христианство Киевская Русь становится неотъемлемой частью славянского христианского сообщества, получившего название «Slavia Orthodoxa».
Термин «Slavia Orthodoxa» предложен итальянским ученым Рикардо Пиккио для характеристики языковой и литературной общности южных и восточных славян, сложившейся в результате просветительской деятельности Кирилла (827-869) и Мефодия (815-885) в Великой Моравии, а впоследствии его учеников в Болгарии [7, с. 112].
Идеология «Slavia Orthodoxa» предполагала создание самостоятельной христианской культуры славянства, которая могла бы конкурировать с латинским (католическим) и византийским (православным) проектами христианства. Подтверждает такое мнение тот факт, что созданный мировоззренческий и идейный базис в рамках «Slavia Orthodoxa» в определенный момент истории смог включить в себя и координировать общественные и культурные отношения большинства славянских стран и сообществ (Великая Моравия, Болгария, отчасти Польша, Киевская Русь и др.).
Особое место «Slavia Orthodoxa» р - это просветительская и переводческая деятельность. Русь, принимая христианство от Византии, безусловно, входила в ореол византийского церковного влияния, а как следствие, становилась реципиентом ее духовной и книжной культуры через сопричастность «Slavia Orthodoxa».
Таким образом, идея единого славянского пространства, имеющего духовный и культурный фундамент, заложенный Кириллом и Мефодием с учениками, определила вектор развития отечественной духовной культуры. Южнославянская книжность выступила интеллектуальным катализатором процесса.
Массовое появление болгарских переводов христианских текстов в контексте древнерусской книжной среды имело две причины.
а). Во-первых, этому способствовала общность языка.
Условно историческим началом славянского языка считается «моравская миссия» Кирилла и Мефодия. Ее заслуга - знакомство славян с духовной традицией христианской книжности. В последствие она обусловила вхождение русских книжников и простых людей в рамки языкового поля новой религии.
Другая причина заимствования болгарской литературы в том, что Киевская Русь застает сложившийся перевод христианского учения на церковнославянский язык, сделанный для нужд Болгарской церкви. Очевидно, что этот книжный комплекс стал основой и для Русской церкви.
Дошедший до нас пласт церковнославянской книжной традиции специалисты делят на два крупных направления:
- южнославянское (общее), содержащее в себе западноболгарскую (охридскую) церковную традицию;
- восточнославянское (древнерусское), восходящее своим содержанием к восточноболгарской церковной традиции, генетически и содержательно связанной с Первым Болгарским царством (893-971).
Восточнославянский (древнерусский) корпус текстов наиболее полон (частично в него входит южнославянская книжность), его составная конструкция сложнее, а некоторые ее элементы не находят аналогий в южнославянском направлении. Поэтому историк-славист А. А. Турилов русскую книжную традицию XI-XVI вв. называет «культурой-хранительницей» и «культурой-наследницей» по отношению к славянской и византийской книжности в целом [11, с. 192].
Исследователи приходят к выводу, что фонд привозимых на Русь южнославянских переводных текстов расширялся в период с XI в. по XIII в. и в Х1У-ХУ вв. Более того, такое духовное взаимодействие имело и обратную связь. Истории известны случаи обнаружения древнерусских текстов в южнославянской интеллектуальной среде, в Византии и на Ближнем Востоке.
Языковая общность славян не всегда позволяет определить место появления того или иного текста. Такая ситуация дала возможность итальянскому историку Р. Пиккио указать на особое единство духовной и книжной среды южного (Болгария) и восточного (Киевская Русь) славянства. Аналогичное мнение высказывает и русский историк литературы А. И. Соболевский, говоря о том, что переведенная южными славянами литература (до момента крещения Руси) стала неотъемлемой частью культуры Руси [10, с. 5]. Советские исследователи древнерусской литературы Б. В. Сапунов и Д. С. Лихачев, также подчеркивают указанное единство [4, с. 171].
б). Второй причиной появления болгарских переводов христианских текстов в контексте древнерусской культуры могло стать завоевание Первого Болгарского царства Византией при императоре Иоанне Цимисхии (ок. 925976), произошедшее до принятия Русью христианства. Земли восточных славян
могли явиться прибежищем для болгар, потерпевших поражение и несогласных с подчинением Константинополю. Одновременно, местами духовного взаимодействия становились византийские монастыри и места общего паломничества (например, Студийский монастырь, гора Афон и т.д.).
Итак, в общих чертах установив, какова была ситуация в духовной и интеллектуальной культуре Византии в конце X - начале XI в., наметив основные пути «книжных вливаний» на территорию Руси в Х1-Х111 в. и охарактеризовав специфику рецепции и ассимиляции христианского наследия древнерусскими книжниками, перейдем непосредственно к рассмотрению комплексов заимствованных текстов.
Стоит признать, что изучение переводной духовной литературы славян не может дать исчерпывающего перечня рукописей и сводов, бывших в ходу в интеллектуальной среде славянства. Фрагментарность дошедших до нас материалов, достаточно сильная языковая однородность между славянскими странами (имеем в виду Болгарию и Киевскую Русь) - все это, как признают специалисты, накладывает отпечаток, как на датировку источников, так и на определение места совершения перевода.
Руководствуясь этим замечанием, выделим следующие тематические направления.
1. Богослужебная книжность и проповеди. Большая часть сохранившейся переводной литературы - это основные тексты библейского канона христианства, необходимые при совершении церковных служб (Псалтырь, Евангелие, Апостол и фрагменты ветхозаветных текстов, используемых во время богослужения (Паремейники)).
Отдельной темой является славянский перевод Библии. Согласно «Житию Мефодия» (IX в.) основной корпус библейских текстов византийского канона (кроме Макковейских книг) был переведен просветителями славян еще во время их миссии в Великой Моравии. Достоверная информация о сохранности этого перевода у нас отсутствует.
В дальнейшем и в южнославянской, и в древнерусской книжности идея полного перевода Библии не получила популярности.
2. К богослужебной литературе напрямую примыкают проповеди. Среди имевших место быть в среде древнерусской духовной культуры, преобладают образцы гомилий Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Иоанна Дамаскина, Феодора Студита и др. Все они составляют «золотое собрание» христианской гомилетики. На особую популярность проповедей именно Иоанна Златоуста указывает большое количество древнерусских текстов, надписанных именем святителя, но ему не принадлежащих.
Проповеди входили в круг древнерусской духовности вместе с календарными сборниками (минейными и триодными гомилиариями). Так, можно отметить «Златоструй» и «Златоуст», как следует из названий, состоящие из проповедей и слов Иоанна Златоуста; катехизмы и поучения Кирилла Иерусалимского и Феодора Студита, обращенные к оглашенным (людям, готовящимся принять крещение).
3. Церковная поэзия. Древнерусской книжности были известны песнопения, авторство которых принадлежит Иоанну Златоусту, Василию Великому, Иоанну Дамаскину, Андрею Критскому, Роману Сладкопевцу, Феофану Грапту (Начертанному), Иосифу Песнописцу (Гимнографу), Иосифу и Феофану Студиту, Кассии и др.
Однако, эти образцы церковной поэзии Византии в контексте духовной культуры Древней Руси имели исключительно богослужебное значение и смысл. Поэтому они не переводятся в качестве сборников отдельных авторов -поэтов (такая практика существовала в Византии), а только в составе сборников богослужебных песнопений в дни конкретных праздников или памяти святых (Октоих, Минеи служебные, Триоди постная и цветная, Кондакарь, Каноник, Ирмологий, Стихирарь).
4. Агиографическая литература. Переводная житийная литература в древнерусском книжном пространстве представлена как отдельными, текстами житий, так и патериками, представляющими комплекс рассказов о жизни подвижников веры.
Основными и наиболее популярных стали: житие Иоанна Богослова (рассматривалось в качестве дополнительного комментария к Откровению), житие Николая Чудотворца, житие Василия Нового (источник сведений о загробном мире), жития Антония Великого и Саввы Освященного, житие Андрея Юродивого, житие Феклы, житие Феодора Студита и житие Стефана Сурожского.
Также переведены агиографические произведения, носящие скорее вспомогательный характер по отношению к базовым житиям этих святых, как «Чудеса св. Николая Чудотворца», «Сказание о перенесении мощей Николая Чудотворца в Бар», «Чудо св. Иоанна Богослова с гусарем», «Чудо св. Димитрия Солунского с двумя девицами», «Чудеса св. Георгия о сыне попове, о бесноватом отрочати и об иконе, простреленной сарацинином» [9, с. 138].
Среди патериков, распространенных в духовной культуре Руси ХЬХШ в., - Египетский, Римский, Иерусалимский, Азбучный, Скитский, Синайский патерики.
5. Богословская литература. В чистом виде современной (ХЬХШ вв.) византийской богословской литературы в древнерусскую духовную среду привнесено не было. С одной стороны, книжник Руси знакомился с классическими трудами по богословию (Василия Великого, Иоанна Златоуста, Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Дамаскина и др.). С другой, ему были доступны компилятивные сборники, содержащие цитаты богословов и небольшие богословские тексты, преимущественно в вопросно-ответной форме. Такие как, «Ответы Афанасия Александрийского на вопросы Антиоха», «Ответы Анастасия Синаита»; короткие «главы» - «Стословец» патриарха Геннадия (ок. 400-471) [8, с. 181] и др.
Такая фрагментарность трансляции византийского богословского наследия на Русь в ХЬХШ в. и отстранение русских интеллектуалов от процессов генерирования богословских идей связаны с уже отмечаемой нами
аскетической направленностью духовного влияния Византии на новообращенную страну.
6. Экзегетическая переводная литература в контексте древнерусской мудрости имела два стандартных направления:
а) толкования цикла новозаветных книг, среди которых «Толкование на Евангелие», составленное Феофилактом Охридским (1055-1107) на основе творений Иоанна Златоуста; «Толкование на Апокалипсис» Андрея, епископа Кесарийского.
б) толкования ветхозаветных книг представлены переводами толкований на Псалтырь Исихия Иерусалимского (в славянском переводе приписывается Афанасию Александрийскому) и Феодорита Кирского; толкований на пророческие библейские тексты (толкование Папы Римского Ипполита на книгу пророка Даниила, толкование Олимпиодора на книгу Иова); толкований Филона Карпафийского на «Песнь Песней».
Особый интерес древнерусских книжников заметен к космологической, тематике, затрагивающей вопрос творения мира, в связи с чем, широко были распространены «Шестодневы», представлявшие собой совокупность комментариев на библейский текст о сотворении Богом мира.
Так еще болгарскими книжниками в X в. был осуществлен перевод «Девяти гомилий на Шестоднев» Василия Великого, «67 гомилий на книгу Бытия» Иоанна Златоуста, «Шесть глав на сотворение мира» Севериана Габала (Гавальского/ Гевальского). Также в IX в. - начале X в. Иоанном, экзархом Болгарским, написан «Шестоднев», наиболее известный из славянских «шестодневов» и особенно повлиявший на развитие духовной культуры Руси.
7. Полемическая литература. Имеющиеся в рамках древнерусской духовной среды переводы памятников полемической литературы носят скорее характер обличений. Среди таковых: «Послание Петра Антиохийского об опресноках» [9, с. 138], Синодик в Неделю Православия, чины принятия от разных ересей, входящие составной частью в Кормчие книги, отрывки «Панарии» Епифания Кипрского.
Также перу митрополитов Киевских в XI в. принадлежит ряд посланий обличительного характера против церковного учения латинян и церковных ересей.
8. Аскетическая литература. К аскетике можно отнести рассмотренную выше житийную литературу. В дополнение к этому в духовную культуру Древней Руси проникает значительный комплекс наставлений и поучений по практической реализации православной аскезы.
Древнерусскому книжнику известны такие болгарские переводы аскетов, как «Главы (сотницы)» Максима Исповедника, «Лествица» Иоанна Синайского, «Пандекты» Антиоха, «Паренесис» Ефрема Сирина, труды Нила Синаита.
В XI в. также переводятся уже древнерусскими книжниками Студийский устав, «Поучения Феодора Студита» и «Пандекты» Никона Черногорца.
В духовной культуре Древней Руси аскетическая литература обращена не только к монашествующим, но и к мирянам. Основной упор при этом делался на морально-нравственную значимость этого жанра в повседневной жизни.
Несмотря на особое внимание в среде древнерусской духовной мысли ХЬХШ в. к аскезе отметим, что такие классические для аскетики тексты как «Поучения» Дорофея Газского, «О постничестве» Василия Великого и ряд других, остаются неизвестными древнерусскому книжнику. Они появляются в славянском переводе значительно позже - в конце ХШ-ХНУ вв.
9. Апокрифическое направление христианской литературы вызывало значительный интерес со стороны киевских книжников. Среди распространенных переводных апокрифов назовем «Беседу трех святителей», «Вопросы Иоанна Богослова к Христу на Елеонской горе», «Вопрошание апостола Варфоломея», «Разумник», «Житие Моисея», рассказы о Соломоне («Соломон и Китоврас» и «Суды Соломона»), «Житие Макария Римлянина» и т.д. Апокрифические материалы содержатся и в «Палеи Толковой».
Отмечаемый всеми исследователями интерес к такой литературе, связан с тем, что она древнерусскими интеллектуалами не воспринималась как нечто каким-либо образом связанное с еретическими учениями. Это объясняет тот факт, что к апокрифам обращались такие мыслители как Климент Смолятич (использовал «Вопросы Иоанна Богослова») или Кирилл Туровский («Евангелие Иакова»).
10. Несмотря на изоляцию античного интеллектуального наследия, его фрагменты все же проникают на Русь. Трансляция эта не имела постоянной основы, а представляла собой совокупность разрозненных сентенций античных философов, писателей и поэтов в разного рода сборниках: «Пчела», «Мудрость Минандра, «Изборники Святослава» 1073 года (в болгарской традиции «Симеонов сборник») и 1076 года.
Известно, что Иоанн, экзарх Болгарский, перевел псевдоаристотелевский текст «О природе человека». От южнославянской книжности Киевская Русь наследовала произведение стоика Эпиктета - «Энхиридон» (в переработке Максима Исповедника).
11. Наравне с книжным наследием, содержащим в себе христианское учение, в древнерусское духовное и культурное пространство опять же посредством активной переводческой деятельности заносятся элементы светских наук Византии.
Византия к рубежу Х-Х! вв. имела достаточно хорошо развитую светскую науку (биологию, медицину, историографию, географию и др.). Несмотря на то, что славянские переводы текстов данной области очень фрагментарны, можно говорить об определенном знакомстве славянских мудрецов с ней.
С целью включения истории Руси в общехристианской поток истории древнерусские книжники (характерно и для южнославянского направления переводов для своих стран и сообществ) особенно активно переводят и
заимствуют византийские хроники и хронографы. Так, в разное время переведены «Хронограф» Иоанна Малалы, «Хроника» Георгия Амартола, «Избранная Хронография» Георгия Синкелла, «Краткая история» патриарха Константинопольского Никифора, Еллинский и Римский летописец.
Специалисты по древнерусской литературе приходят к выводу, что переводчики и книжники исторические события, описываемые в указанных произведениях, дополняли имеющимися в их распоряжении новыми данными (фрагментами библейских книг или иных исторических текстов). Такая компиляторская деятельность была нужна для дополнительного подчеркивания христианской направленности текста и особого, сакрального, попечения о человечестве Бога.
В качестве примера известный литературовед Д. С. Лихачев приводит включение в «Хронограф» Иоанна Малалы вместо рассказа об Александре Македонском текста «Александрии» Псевдо-Каллисфена. Или дополнение списков с «Еллинского и Римского летописца» фрагментами о захвате Иерусалима римлянами из «Истории.» Иосифа Флавия [4, с. 136].
Интересное преломление в рамках славянской переводной книжности находит «Христианская топография» Косьмы Индикоплова. Из произведения по географии она превращается в практическое подтверждение описанной в Библии картины мироздания и природы.
В комплекс переводной с греческого языка литературы древнерусская интеллектуальная среда заимствует образцы художественного слова -византийские романы и повести. Среди них: «Роман о Трое», «Сказание об Индийском царстве», «Варлаам и Иоасаф», «Александрия» псевдо-Каллисфена, «Сказание о создании храма св. Софии в Царьграде», «Повесть об Акире», «Повесть о прекрасном Девгении», «Повесть об иверской царице Динаре», «Повесть о царе Адарьяне», «Повесть о двенадцати снах Шахаиши» и др.
Среди естественнонаучных текстов древнерусские книжники обладали переводами «Физиолога», «О двенадцати камнях на одежде первосвященника» (медицинский трактат) и ряда астрологических текстов, являвшихся маргинальными по отношению к учению Церкви.
Однако, для славянской книжности оказались не интересны распространенные в Европе и Византии комментарии и схолии к какому-либо известному тексту. Также без внимания - византийская литература о военном искусстве, драма и сатира как литературные жанры.
Отметим также, что кроме обращения к византийскому книжному наследию в древнерусской духовной культуре образовалось два маргинальных течения в переводческой деятельности.
1. Переводы образцов латинской духовной литературы. Специалисты отмечают, что посредством кирилло-мефодиевской традиции, получившей первоначальное распространение в Великой Моравии (и в той или иной мере закрепившейся после изгнания учеников просветителей), на Руси могли оказаться произведения латинского происхождения. Так, историк В. В. Машин среди текстов, попавших на Русь таким образом, называет: Никодимово
Евангелие, беседы папы Григория Великого, комплекс житийной литературы (жития святых Хрисогона, Вита и Анастасия, папы Стефана, Климента, Георгия [5, с. 806], а также ряд молитв, принадлежащих святителю Григорию Двоеслову (Григорий Великий).
2. Переводы литературы на древнееврейском языке, связанные со знакомством с библейскими текстами, а также с околобиблейской, апокрифической литературой.
Исследователи отмечают, что с конца XI в. по ХШ в. в древнерусской книжности формируется достаточно объемный корпус текстов, переведенных с еврейских оригиналов.
Среди библейских книг - Книга Есфири, Книга пророка Даниила, Песнь Песней.
В указанное время также делаются переводы с талмудических ветхозаветных апокрифов. В древнерусском интеллектуальном пространстве появляются компилятивное произведение «Иосиппон» (ГХ-Х вв.), «Житие Моисея», «Суды Соломона», «Соломон и Китоврас», «Житие Моисея», «Слово блаженного Зоровавеля» [1, с. 143].
Отметим, что с начала XVI в. добавляются «Логика» и «Аристотелевы врата» Моисея Маймонида, «Шестокрыл», ряд гадательных и астрологических трактатов [1, с. 142]. Данные переводы связаны с деятельностью сообщества, разделяющего ересь «жидовствующих».
Итак, как мы установили, что древнерусская духовная культура после принятия христианства начинает свою активную книжную и интеллектуальную историю, включаясь в контекст догматической и философско-богословской мысли Византии. Несмотря на фрагментарность и не всегда самостоятельность русской духовной мысли в XI-XIII вв. ей удалось заложить основы национального самосознания - идеологии «Святая Русь», - а, следовательно, воспитать в мировоззрении народа ощущение сопричастности вероучению христианства и духовной культуре, порожденной им. Использование византийского книжного наследия и переводной южнославянской литературы не превратилось в рядовую «пересадку» духовной культуры Православия. Нет, оно творчески пробудило в древнерусском обществе стремление к строительству собственной, самобытной государственности и церковности (духовности).
Литература
1. Алексеев А. А. Песнь песней в древней славяно-русской письменности. СПб.: Наука, 2002. 238 с.
2. Еремин И. П. Литература Древней Руси. Этюды и характеристики. М. ; Л.: Наука, 1966. 263 с.
3. Живов В. М. Разыскания в области истории и предыстории русской культуры. М.: Языки славянской культуры, 2002. 760 с.
4. Лихачев Д. С. Возникновение русской литературы. М. ; Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 240 с.
5. Машин B. В. О периодизации русско-южнославянских литературных связей X-XV вв. // Из истории русской культуры. Т. 2. Кн. 1: Киевская и Московская Русь. М., 2002. С. 805-887.
6. Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI - начало XII века / ред. Л. А. Дмитриева, Д. С. Лихачев. М.: Худож. лит., 1978. 413 с.
7. Пиккио Р. Slavia Orthodoxa. Литература и язык. М.: Знак, 2003. 721
с.
8. Сапунов Б. В. Книга в России в XI-XIII вв. Л.: Наука, 1978. 301 с.
9. Соболевский А. И. История русского литературного языка. Л.: Наука, 1980. 194 с.
10. Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV-XVII веков. СПб.: Тип. Имп. Академии наук, 1903. 472 с.
11. Турилов А. А. Межславянские культурные связи эпохи Средневековья и источниковедение истории и культуры славян: Этюды и характеристики. М.: Знак, 2012. 808 с.
References
1. Alekseev A. A. Pesn' pesnej v drevnej slavyano-russkoj pis'mennosti. SPb.: Nauka, 2002. 238 s.
2. Eremin I. P. Literatura Drevnej Rusi. Etyudy i harakteristiki. M. ; L.: Nauka, 1966. 263 s.
3. Zhivov V. M. Razyskaniya v oblasti istorii i predystorii russkoj kul'tury. M.: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2002. 760 s.
4. Lihachev D. S. Vozniknovenie russkoj literatury. M. ; L.: Izd-vo AN SSSR, 1952. 240 s.
5. Mashin B. V. O periodizacii russko-yuzhnoslavyanskih literaturnyh svyazej X-XV vv. // Iz istorii russkoj kul'tury. T. 2. Kn. 1: Kievskaya i Moskovskaya Rus'. M., 2002. S. 805-887.
6. Pamyatniki literatury Drevnej Rusi. Nachalo russkoj literatury. XI -nachalo XII veka / red. L. A. Dmitrieva, D. S. Lihachev. M.: Hudozh. lit., 1978. 413 s.
7. Pikkio R. Slavia Orthodoxa. Literatura i yazyk. M.: Znak, 2003. 721 s.
8. Sapunov B. V. Kniga v Rossii v XI-XIII vv. L.: Nauka, 1978. 301 s.
9. Sobolevskij A. I. Istoriya russkogo literaturnogo yazyka. L.: Nauka, 1980. 194 s.
10. Sobolevskij A. I. Perevodnaya literatura Moskovskoj Rusi XIV-XVII ve-kov. SPb.: Tip. Imp. Akademii nauk, 1903. 472 s.
11. Turilov A. A. Mezhslavyanskie kul'turnye svyazi epohi Srednevekov'ya i istochnikovedenie istorii i kul'tury slavyan: Etyudy i harakteristiki. M.: Znak, 2012. 808 s.
Статья поступила в редакцию 11.02.2020 Статья допущена к публикации 15.06.2020
The article was received by the editorial staff 11.02.2020 The article is approved for publication 15.06.2020
