Научная статья на тему 'Боевая позиция как фактор социальной истории Русского фронта первой мировой войны'

Боевая позиция как фактор социальной истории Русского фронта первой мировой войны Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY-NC-ND
120
25
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
НОВАЯ ЛОКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ / NEW LOCAL HISTORY / ПЕРВАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА / WORLD WAR I / РУССКАЯ АРМИЯ / RUSSIAN ARMY / БОЕВАЯ ПОЗИЦИЯ / FIGHTING POSITION / ПРОСТРАНСТВЕННО-ГЕОГРАФИЧЕСКАЯ СРЕДА / SPATIALLY-GEOGRAPHICAL ENVIRONMENT / СОЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ / SOCIAL HISTORY

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Асташов Александр Борисович

В статье исследуется позиция Русского (Восточного) фронта в годы Первой мировой войны в свете новой локальной истории. Выясняются особенности боевой позиции как пространственно-географической среды ратного труда комбатанта, ее насыщенность боевой техникой, снаряжением, средствами коммуникации, влияние на стратегию и на социальную историю русской армии этого периода.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Fighting position as а factor of social history of Russian front of the World War I

In article the position of Russian (East) front in days of the First World War in the light of new local history is investigated. Features of a fighting position as spatially-geographical environment of military work of combatant, its saturation by combat material, equipment, communication media, influence on strategy and on social history of Russian army of this period are found out.

Текст научной работы на тему «Боевая позиция как фактор социальной истории Русского фронта первой мировой войны»

А.Б. Асташов

БОЕВАЯ ПОЗИЦИЯ КАК ФАКТОР СОЦИАЛЬНОЙ ИСТОРИИ РУССКОГО ФРОНТА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

В статье исследуется позиция Русского (Восточного) фронта в годы Первой мировой войны в свете новой локальной истории. Выясняются особенности боевой позиции как пространственно-географической среды ратного труда комбатанта, ее насыщенность боевой техникой, снаряжением, средствами коммуникации, влияние на стратегию и на социальную историю русской армии этого периода.

Ключевые слова: новая локальная история, Первая мировая война, русская армия, боевая позиция, пространственно-географическая среда, социальная история.

В исторической литературе при констатации Первой мировой войны как войны позиционного типа мало внимания обращается на собственно географический ее аспект, то есть на то, что война проходила в определенном пространстве, ландшафте. В новой локальной истории обращено внимание на тот факт, что в таких больших географических пространственных образованиях, как Россия, США и другие, «история» часто делается не только в центре, но в значительной степени на окраинах1. В литературе, посвященной истории фронтира, взаимовлиянию фронтира и «центра», речь идет о постоянных географических, хотя и вновь осваиваемых образованиях: Сибирь, Дальний восток2. XX век, породивший феномен мировых войн, создал также и фронтиры временного образования. Рассмотрение особенностей временных культурно-хозяйственных пространств ХХ в. как особой хозяйственно-трудовой среды в условиях военного конфликта может по-новому представить ход военных действий и социальную историю Русского

© Асташов А.Б., 2012

(Восточного) фронта, ее влияние на военный опыт русского-ком-батанта.

Борьба и жизнь комбатанта Первой мировой протекала в оборонительной полосе как центральной части театра военных действий. На Русском фронте позиционная война велась главным образом с осени 1915 г.3 Строительство долговременных позиций, само принятие «правил» позиционной войны имело на Русском фронте собственную историю, в отличие от Западного фронта войны. Долгое время концепции сплошной оборонительной полосы противопоставлялась концепция «групповой обороны» как части маневренной войны4. Противники позиционной войны указывали на дороговизну позиционной полосы, считали саму ее концепцию вредной, опасались, что защищенность солдат в окопах будет служить потере их активности, а сторонников единой сплошной линии обвиняли в трусости, нежелании идти вперед5.

Только после неудач на Северном и Западном фронтах в декабре 1915 - марте 1916 г. было принято решение о переходе к «активной обороне» на важнейшем Рижском направлении6. Стало ясно, что если в прошлой войне боролись как бы накопленным оружием, средствами, которые одновременно и отражали атаку и контратаковали, то в позиционной войне линия обороны носила сложный характер сбережения сил, истребления сил противника, умения распорядиться резервами7. В это время было решено составить сводные указания по укрепленной позиции на Северном и Западном фронтах, что было осуществлено офицером Главного штаба подполковником В.А. Замбржицким8.

Проект В.А. Замбржицкого, практически списанный с указаний по ведению оборонительных позиций во Франции и Германии, послужил главным положением для строительства позиций, просуществовавших вплоть до зимы 1917/18 гг. В основу такой позиции бралось устройство нескольких, не менее двух, укрепленных полос (позиций) с расстоянием между первой и последней в 5-8 верст. Задача укрепленной площади такой глубины состояла в том, чтобы вызвать для ее разрушения и прорыва полное истощение как материальных (снарядов, людей), так и моральных сил противника9. В позиции устанавливалось четкое деление на полосы и линии. В каждой из полос предусматривалось построение трех линий обороны, собственно окопов и траншей. Первая стрелковая линия - боевая или линия охраняющих частей - состояла из немногих войск. Вторая линия устанавливалась в 150-200 шагах от первой и потому и была главной; она являлась основой всей обороны участка. Здесь находились части поддержки первой линии, почему эта линия называлась также линия поддержки (ротных, частью батальонных

резервов)10. Третья линия, в 400-1000 шагах от второй, представляла групповые опорные пункты, находящиеся во взаимной огневой связи и являлась средством обороны в случае прорыва первых двух линий. В ней находились участковые, преимущественно батальонные, а частью полковые резервы11. Устройство первой полосы исходило из «идейной связи линий», когда задние линии оказывают огневую поддержку передним окопам, и чтобы все три линии окопов, прочно связанные между собой ходами сообщений, образовывали в соответствии с конфигурацией местности ряд узлов (отсеков)12. Задачам позиционной войны подчинялась и линия расположения артиллерийских расчетов13.

Позиционная линия строилась на всем протяжении Русского фронта, длина которого постоянного росла: она составляла 1030 верст в 1914 г., 1120 верст в конце 1915 г. и 1740 верст в 1916 г. При этом протяженность Северного фронта составляла 390, Западного - 480, Юго-Западного - 470, Румынского - 400 верст14. Протяженность фронта для роты составляла 300-500 шагов, для батальона - 1 версту, для полка - 2 версты и для дивизии - 8 верст15. Но реальная картина на фронте была несколько иная: на полк иногда приходилось до 5 верст16. На всем Русском фронте проводились масштабные работы по укреплению оборонительных позиций и в глубину на десятки и даже сотни верст от передовых позиций. На лето 1916 г. такие работы велись на Северном фронте на протяжении 2500, на Западном - 2300, на Юго-Западном - 2500 верст17.

Не только по протяженности, но и по глубине позиции Русский фронт имел значительные отличия от других фронтов Первой мировой войны. В целом в течение войны значительно увеличилась глубина позиций корпуса, дивизии и полка. До войны она составляла соответственно 3-4, 1,5-2 и неопределенное количество верст. К 1917 г. она составляла 10-12, 7-8, 2-3 верст18. На всю оборонительную позицию Русского фронта приходилось свыше 70 тыс. кв. верст в глубину, что составляло почти половину всего театра военных действий на Западном фронте со стороны Франции19.

При всей грандиозности позиции Русского фронта имели серьезные недостатки. Правила построения оборонительной позиции далеко не всегда соблюдались. Важнейшей особенностью позиций на Русском фронте было недостаточно точно определенное ее построение. Еще при начале массированного строительства постоянных позиций весной 1916 г. на одних участках возводили 2 полосы, в то время как рядом только одну20. И далее вопреки предполагавшимся стройным трем полосам в позиции существовала путаница в определении, какая из полос является главной. Реально войска держались за первую полосу в ущерб укреплению второй, основной. И позже,

вплоть до окончания войны на Западном и Северном фронтах, так и не было установлено, какая же из полос является основной21. На Юго-Западном фронте генерал А.А. Брусилов вообще считал нереальным устройство трех полос, как это было на Западном фронте мировой войны22. Главную причину такого состояния позиции инженерное начальство видело в недостатке рабочих, подвод и материалов. Кроме того, переходя с рубежа на рубеж при продвижении вперед, войска поневоле бросали прежние окопы незаконченными23.

Неопределенность, какая полоса является главной, приводила к путанице в инженерных работах, когда войска непроизводительно, с точки зрения общего плана, совершенствовали и занимали участки позиций, подлежащие по условиям местности оставлению или занятию одним охранением24. Нагромождение войск в первой полосе приводило к тяжелым бытовым условиям жизни войск, а попытки заставить эти войска работать на позиции в тылу для строительства второй полосы еще более ухудшали эти условия25. Такая практика фронтовой работы расходилась с представлениями Ставки о роли позиции в современной войне. Начальник штаба главковерха генерал М.В. Алексеев отмечал в январе 1917 г., что даже стратегическое положение находится в обстановке не только позиционной, но часто самой упорной крепостной войны, и что свободное, открытое маневрирование войсковых масс без взаимодействия сложных, тяжелых инженерных и артиллерийских средств почти не может найти применения. Чем дальше, тем менее представлялись возможности для прорывов, подобных Брусиловскому в мае 1916 г. Для этого нужно, чтобы составление планов шло «снизу к верху, а не наоборот», поскольку в позиционной войне «тактика владеет стратегией», а не наоборот, - подчеркивали в Ставке26.

На состоянии позиции сказывалось вообще пренебрежение ролью инженерного ведомства в организации обороны. Так, в Положении о полевом управлении войск сама должность начальника инженерных снабжений была недостаточно прописана27. Только в феврале 1916 г. были исправлены недочеты Положения, началась реорганизация управлений по инженерному оборудованию фронтов. С другой стороны, рост требований к инженерному строительству привел к тому, что в армии недолюбливали деятельность инженерного руководства, от которого ожидали только новых требований по укреплению боевых и тыловых участков28. Такое отношение к инженерам приводило к потере опыта позиционной войны как собственного, так и союзников и противников29. Недостаточный опыт или полномочия самих корпусных инженеров приводили к распылению в оборонительных действиях30.

Путаница в определении главной полосы, пренебрежительное отношение к роли инженерного ведомства, нехватка средств, рабочей силы приводили к множеству недостатков в оборудовании позиций в течение всей войны. Так, в августе 1915 г. отмечалось недостаточное внимание на надлежащее укрепление позиции в 12-й армии, что, при ведении на них боя, вело к напрасным жертвам людьми и облегчению противнику овладения русскими позициями. Главком войсками Северного фронта в феврале 1916 г. А.Н. Куропаткин отмечал, что участки позиций были недостаточно оборудованы для обстреливания впереди лежащей местности, не везде имели достаточно активный характер, а устроенные убежища не защищали от огня тяжелой артиллерии; резервы не были защищены от огня тяжелой артиллерии, проволочные заграждения слабы и т. д. Отсутствие необходимых убежищ наблюдалось и в 11-й армии осенью и зимой 1916 г. Отмечались слабость или даже отсутствие заграждений, убежищ в районе Особой армии31. Главком войсками Северного фронта Н.В. Рузский в октябре 1916 г. считал, что позиции фронта еще далеко не закончены32. Так же незаконченными считал главком войсками Западного фронта А.Е. Эверт, полагавший, что войска не смогут вообще сдержать напор значительных сил противника33. Порою командование вообще констатировало «отсутствие кордона» с противником34.

Ряд недостатков русской оборонительной полосы имел объективные причины. Так, крайне невыгодные позиции русской армии фактически были навязаны противником чуть ли не на всем протяжении фронта в ходе летнего наступления 1915 г. Особенно это было заметно на Западном и Северном фронтах. Часто передовые позиции были открыты для просмотра противнику; еще чаще была открыта местность за первой линией, что фактически отрезало передовые позиции от тыла. В результате множество работ велось только ночью, что крайне изнуряло войска. Значительная часть боевой работы была затрачена просто на перемещение войск для занятия более выгодных позиций35. С другой стороны, войска, окопавшиеся на передовой линии, затратив на это массу времени, не стремились занять более выгодные позиции в тылу, не желая брать на себя новый груз оборонительных работ36. Инициатива же с мест по изменению боевых участков наталкивалась на противодействие или соседних участков, или более высокого командования, опасавшегося перекройки позиции на еще большем участке37.

Бытовые условия нахождения войск на фронте также зависели от инженерных решений позиции. Так, вплоть до конца войны не могли решить проблемы ограждения окопов от воды. В некоторых частях на Западном фронте для сообщения между окопами

пришлось проложить жерди, а в других даже построили лодки38. К бытовым недостаткам позиции следует также отнести фактическое отсутствие света в убежищах, землянках, порою даже для офице-ров39, проблемы с обеспечением теплом40. Трудности, вызванные особенностями позиционной линии, усугубляли другие проблемы армии: нехватка сапог, теплой одежды, пищи и т. п.41

Если боевую полосу представить как производственный цех, то надо поставить вопрос о насыщенности этой рабочей площадки соответствующими техникой, инструментами, сырьем и т. д. Больше всего на фронте отмечался недостаток снарядов: до весны 1916 г. -для легкой артиллерии, и до конца войны - для тяжелой артилле-рии42. Если в армиях союзников и противников количество тяжелых снарядов составляли 25-50 % от их общего количества, то в России всего 3 %43. «Снарядный голод», например, серьезно фигурировал в расчетах на операцию на Северном фронте в поддержку Брусилов-ского прорыва. Немцы знали об отсутствии у русских снарядов для тяжелой артиллерии и спокойно перебрасывали войска в нужном направлении, не реагируя на действия противника, применявшего для «демонстраций» только легкую артиллерию44. Уже с зимних боев 1915-1916 гг. выявилась неэффективность артиллерийского огня в деле разрушения заграждений противника45. В результате войсковое начальство оказалось заражено психологической боязнью перед атаками46, стало больше полагаться на живую силу при взятии окопов47. Это привело к понижению эффективности контратак со стороны русских: в 1916 г. почти 70 % атак являлись безрезультатными, по сравнению с 5 % атак в 1914 г.48 Недостаток снабжения тяжелыми снарядами влиял на ведение обычных операций, тактику, и со всей тяжестью ложился на личный состав, который кровью оплачивал эту проблему49.

Россия значительно уступала в насыщении боевой полосы военным имуществом50. Отставало и развитие авиации в годы войны. Так, за время войны количество боевых самолетов возросло во Франции с 569 до 7000, в Германии - с 300 до 4000, а в России -всего со 150 до 100051. Россия не в состоянии была использовать химическое оружие, лишь эпизодически (например, во время Бру-силовского прорыва) применяя химические снаряды. Множество проблем было и с организацией противогазовой обороны52, тем более с проведением собственных газовых атак53.

Серьезными были проблемы обеспечения армии проволочными заграждениями. Довоенные запасы быстро были истрачены54, а собственные заводы не справлялись с заказами, и проволоку пришлось везти из Америки55. Русская армия отставала от развития заградительных сетей в техническом отношении. Фактически не

было взрывных и электризованных заграждений56. В течение войны существовала значительная необеспеченность шанцевым инструментом, особенно осенью 1915 - весной 1916 гг.57 Не была решена и проблема индивидуальной защиты солдат, поскольку начальство считало, что защита сделает бойца боязливым58. Эти же соображения привели к тому, что русская армия оказалась в годы войны без касок59.

И на стратегии, и на тактике, и на самом ритме жизни войск крайне негативно отражались проблемы железнодорожного и вообще транспортного сообщения. Например, при планировании операций на Северном фронте командование всегда учитывало нехватку железнодорожных сообщений, опасаясь, что при передвижке фронта он будет удаляться от главной линии железных дорог60. На расстояниях 100-200 верст удобнее было перемещать части пешком, чем по железной дороге, на что уходило в 2-3 раза больше времени61. Не меньшие проблемы существовали и с доставкой продовольствия и фуража (последний составлял 50 % от продовольствия)62. В русской армии недостаточно использовались автомобили, в основном - для связи штабов армий, корпусов и дивизий63. В целом по автосредствам Россия далеко уступала и союзникам, и противнику64.

Существовали серьезные проблемы с телеграфной и телефонной связью. Она была далеко еще не упорядочена в организационном и в техническом отношениях. Во время боя провода телефонных сообщений часто рвались, а живую и оптическую связь далеко не везде удалось организовать. Плохо использовались и осветительные ракеты для ночного или дневного боя в темное время суток зимой65. Были сложности в радиосообщении между фронтами: имевшиеся радиостанции обеспечивали связь только на 250 верст при необходимых 40066.

Позиция, носившая крайне сложный характер, была наполнена боевой динамикой, требовала четкой организации и ритмичных действий всех военных структур, воинских частей и комбатантов. Особенностью современной войны является борьба не собственно оборонительных линий, а противостояние площадей, определенным образом технически насыщенных и подчиняющихся организованному ритму действия. Так, подготовка к наступлению включала в себя массу видов боевой работы: ведение фронтовой разведки (авиационной, радиотелеграфной), агентурной (через агентов-ходоков), войсковой (силами разведпартий, дозоров, малых «поисков», непрерывным наблюдением). Одновременно проводилась и артиллерийская, минная разведка. Значительное место для подготовки атаки занимала артподготовка, которая длилась от нескольких часов до 1-1,5 суток67. Сама атака требовала сочетания

всех ее составляющих по времени, четкую слаженность каждой из групп участников (атакующих линий и резервов), их взаимовыручку, согласованность, умение отреагировать на нестандартную ситуацию68, включая возможность нарушения управления и взаимодействия войск, перемешивания частей, что требовало приучить людей становиться под команду своих и чужих младших начальников, а последних - устанавливать связь с ближайшими над собой начальниками, хотя бы и не своей части69. Ночные атаки требовали отлично обученных и дисциплинированных войск70. Организация атаки требовала также сложной подготовки в инженерном отношении71. Но и в периоды бездействия войск (на Северном и Северо-Западном фронтах около 76 % времени, а на Юго-Западном фронте - 65 %72) проводилась большая работа по охранению позиции, включая непрерывное наблюдение за противником, препятствие разведке противника, отражение мелких его частей, охрану своих оборонительных построек и рабочих, сдерживание первоначального натиска противника, предупреждение о газовых атаках и т. п. Довольно сложным мероприятием являлась смена позиций, требовавшая строгого порядка73.

Огромная часть времени, вторая по количеству после собственно боевой службы, занимала работа по инженерному усовершенствованию позиций. Эта работа только частично выполнялась гражданским населением (от 740 тыс. до 1 млн человек)74. Виды работы в течение войны постоянно расширялись и касались как собственно передовых позиций, так и следующих за передовой позицией укрепленных полос, и, наконец, работ по созданию позиций глубоко в тылу на направлениях вероятного наступления противника. Но именно работы для войск менее всего были определены. При постепенном продвижении армий от своих укрепленных стратегических рубежей вперед с удачным боем и с выигрышем пространства, войска должны были сами закреплять новые рубежи тактического и временного характера в зависимости от требования обстановки. Даже числясь в резерве, войска продолжали заниматься окопными работами, включая и работы на соседних участках. В результате невозможно было организовать не только полноценный отдых, но и выделить время для тактического и строевого обучения75.

Тыл фронтов работал в России совсем по-другому. Так, во Франции благодаря наличию хорошо организованного снабжения и путей сообщения, все запасы для армии располагались внутри страны и регулярно подвозились в действующую армию. А в России из-за слабо развитой железнодорожной сети, а также слабой организации снабжения в целом, нужно было иметь значительные

запасы на самом театре военных действий, в тылу, что означало увеличение глубины русского театра военных действий в 3-4 раза по сравнению с другими театрами военных действий мировой войны. В результате командование в значительной степени было обременено хозяйственными задачами, от чего командование на Западе, как во Франции, так и в Германии, было избавлено, поскольку центр тяжести материального обеспечения полевой армии перекладывался на центральные военные органы. Русская армия была вынуждена постоянно вмешиваться в экономику, стремиться расширить театр военных действий на соседние губернии, что обусловливало доминирование «небоевого» элемента в войсках76.

В целом русская армия представляла временную инфраструктуру, заменившую собой полноценную структуру экономики самой войны (или дублировавшую ее). Но это требовало особого порядка распределения потоков, динамики снабжения, организации военных действий, что ложилось и на структуры армии, и на ее состав тяжелой ношей. В боевой полосе русской армии на менее квалифицированный состав пришлась более трудная организация современной войны, с чем ей в целом было намного труднее справиться77 по сравнению с армиями других театров войны.

Конструкция передовой полосы на Русском фронте, ее техническая насыщенность определили и стратегию в решающие 19161917 гг., и в значительной степени боевую работу всей русской армии, и феномен развала армии, его формы на разных фронтах. Для всего Русского фронта было характерно превосходство живой силы над противником при нехватке оборонительных сооружений, вооружений и техники. Это привело к смещению всех оборонительных усилий именно на театр военных действий, а внутри него - на первую оборонительную полосу, что уже создавало серьезную напряженность и потерю темпа в обеспечении боевой полосы предметами вооружений и техникой. Происходил сбой ритма деятельности войск, как в ходе атак, так и в повседневной ратной службе. Если сравнить боевую деятельность, ратный труд русского комбатанта с производственной, промышленной работой в цеху, то следует констатировать нахождение «рабочей силы» в крайне необорудованных «цехах», плохо снабжаемых «сырьем», «рабочим инструментом», но при этом находящихся в условиях крайне напряженного, задаваемого извне трудового ритма. Надо полагать, именно этот фактор сыграл важнейшую роль усталости, накопившейся к 1917 г.78

Подчеркнем и различие оборонительной полосы на различных фронтах русской армии. Необходимость защиты в первую оче-

редь Петроградского района потребовала чрезвычайных усилий именно на Северном фронте и частично на Западном. В сущности, здесь противником была навязана позиционная война в наиболее тяжелой ее форме: постоянные оборонительные работы, сопровождавшиеся методичным натиском противника при невозможности сколько-нибудь серьезно поколебать его позиции. Таким образом, именно деятельность этих фронтов по обеспечению защиты важнейших центров страны и привела к той изнурительной работе войск, каждого комбатанта, к которой они не были готовы. В этом и причина наибольшего революционизирования именно Северного фронта по сравнению с другими фронтами.

Система оборонительных мероприятий определила и характерные только для северной части Русского фронта формы нарушения дисциплины. Условия множества работ на Северном фронте создавали ситуацию полного прикрепления войск к территории, что привело к феномену «бродяжничества» - то есть «законного», с периодическим возвращением в части, нарушения дисциплины солдатами, в отличие от прямого дезертирства на Юго-Западном фронте. Условия ратного труда на Северном фронте, вобравшего в свой тыл Петроградский район, поставили комбатанта в равные условия с основной массой населения, а «ползучее», «легальное» нарушение дисциплины обусловило «незаметное» для властей соединение фронтового (солдатского) и городского (рабочего, беженского) протеста.

Особенности инженерного оборудования на разных фронтах привели и к особенностям стратегических расчетов, а следовательно, и просчетов в ходе боевых действий в 1916-1917 гг. Громадные работы по укреплению, предпринятые на Северном и Западном фронтах, делали чрезвычайно опасным любое наступление на немцев: в случае поражения можно было просто потерять линию обороны, столь дорого доставшуюся в течение ее строительства с осени 1915 по лето 1916 гг. Легче было пытаться эту линию укреплять, что обрекало войска фронтов на пассивность, на невозможность оказания помощи с их стороны другим, главным образом Юго-Западному фронту. С другой стороны, недостаточное оборудование в инженерном отношении Юго-Западного фронта открывало для его армий возможность наступления, а не обороны. Измотанные боями периода маневренной войны 1914-1916 гг., подвергшиеся многодневному сражению под Луцком и Ковелем летом-осенью 1916 г., вынужденные и далее осенью 1916 - зимой 1917 гг. вести тяжелые бои вдоль всей линии фронта, войска Юго-Западного фронта (и частично Румынского фронта) столкнулись осенью 1916 г. с необходимостью

отстраивать постоянную позиционную линию, как это было сделано на других фронтах. Именно это сочетание боев и одновременных строительных работ и привело к крайнему напряжению сил армии, обусловившего волну солдатских бунтов накануне Февральской революции.

Примечания

1 См.: Маловичко С.И., Булыгина Т.А. Современная историческая наука и изучение локальной истории // Новая локальная история. Вып. 1. Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография. Ставрополь, 2003. С. 15-16; Маловичко С.И. «Пространственный поворот» в историографии и новая локальная история // Вспомогательные исторические дисциплины - источниковедение - методология истории в системе гуманитарного знания. Ч. II. М., 2008. С. 439-442.

2 См.: Алексеев В.В., Алексеева Е.В., Зубков К.И., Побережников И.В. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике ХУ1-ХХ века. М., 2004. С. 206-290; Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до ХХ века. М., 1996. С. 285-365.

3 См.: Яковлев В.В. Позиционная война и краткие сведения о крепостях и их атаке и обороне. Пг., 1916. С. 2.

4 РГВИА. Ф. 2071. Оп. 1. Д. 28. Л. 74-75, 176.

5 См.: Яковлев В.В. Указ. соч. С. 20; РГВИА. Ф. 2071. Оп. 1. Д. 28. Л. 8а, 174, 175, 175 об.

6 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 156. Л. 320-321, 397 об.

7 РГВИА. Ф. 2071. Оп. 1. Д. 47. Л. 22-23 об.

8 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 326. Л. 300.

9 Наставление по укреплению позиций войскам армий Западного фронта. 9 января 1916 г. (РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 217. Л. 64); Указания по инженерной подготовке атаки неприятельской позиции (Устройство инженерного плацдарма). Б. м., 1916. С. 3-8.

0 См.: Замбржицкий В. Наставление для борьбы за укрепленные полосы. Ч. I. Б. м., 1917. С. 9.

РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 704. Л. 35 об.; Замбрижцкий В. Указ. соч. С. 8-9. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 704. Л. 27 об.-28.

См.: Замбржицкий В. Указ. соч. С. 49-50; Пасыпкин Е.А., Калишевский В.А. Позиционная война. Пг., 1917. С. 10-11. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 63. Л. 63, 290, 297 об.-298 об.

См.: Пасыпкин Е.А., Калишевский В.А. Указ. соч. С. 50-51; Замбржицкий В. Указ. соч. С. 168.

РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 704. Л. 8-8 об.

17 РГВИА. Ф. 2006. Оп. 1. Д. 10. Л. 125 об.

18 См.: Гордеев Ю.Н. Построение и ведение обороны русскими армейскими корпусами в Первой мировой войне 1914-1918 гг. Автореферат дис. ... канд. ист. наук. М., 1999. С. 15.

19 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 38. Л. 68.

20 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 704. Л. 7.

21 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 38. Л. 35-35 об., 506-506 об.; Д. 217. Л. 182.

22 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 157. Л. 276-284.

23 РГВИА. Ф. 2071. Оп. 1. Д. 54. Л. 135-136 об.

24 Там же. Л. 140, 218, 219 об., 200-202, 220-223, 233-234.

25 См., напр., описание позиций Одоевского полка: РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 703. Л. 8. Неслучайно, что именно в этом полку произошли одни из самых крупных беспорядков до начала Февральской революции.

26 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 63. Л. 210 об.-211 об., 323-325 об.

27 РГВИА. Ф. 2071. Оп. 1. Д. 28. Л. 68.

28 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 18. Л. 38 об.

29 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 156. Л. 176 об.

30 РГВИА. Ф 2003. Оп. 1. Д. 704. Л. 51 об.

31 Там же. Л. 1-2, 3, 36 об., 46, 54, 57-57 об., 79.

32 РГВИА. Ф. 2006. Оп. 1. Д. 12. Л. 3-5.

33 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 38. Л. 58, 61-61 об., 381-382 об.

34 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 82. Л. 14.

35 Там же. Л. 95-97, 100-100 об.; Д. 217. Л. 97.

36 РГВИА. Л. 59 об., 60 об.

37 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 703. Л. 8 об.

38 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 38. Л. 60 об.

39 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 218. Л. 19.

40 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 704. Л. 36 об.

41 РГВИА. Ф. 2048. Оп. 1. Д. 38. Л. 163.

42 См.: Брусилов А.А. Мои воспоминания. М., 2004. С. 114, 115, 125; Гордеев Ю.Н. Указ. соч. С. 11.

43 Мировая война в цифрах: Статистические материалы по войне 1914-1918 гг. Вып. 1. М., 1931. С. 101, 109, 111; Сулейман Н. Тыл и снабжение действующей армии. Ч. 2. Фронт и армия. М.; Л., 1927. С. 479.

44 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 87. Л. 45-46, 85.

45 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 82. Л. 322-322 об.

46 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 326. Л. 173, 301-304 об.

47 См.: Замбржицкий В. Указ. соч. С. 72; Указания по преодолению искусственных препятствий при атаке укреппозиции (РГВИА. Ф. 2071. Оп. 1. Д. 47. Л. 38-40 об.).

48 См.: Гордеев Ю.Н. Указ. соч. С. 27.

49 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 63. Л. 13 об., 199; Ф. 2031. Оп. 1. Д. 87. Л. 85.

50 См.: Сулейман Н. Указ. соч. С. 530, 532-533.

51 Мировая война в цифрах. М.; Л., 1934. С. 31.

52 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 375. Л. 10.

53 Там же. Л. 16, 242, 247, 375, 400-401 об., 769-772 об. См.: Захаров М. Некоторые данные о военно-техническом снабжении в мировую войну // Война и революция. 1931. Кн. 1. С. 52. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 733. Л. 80; Захаров М. Указ. соч. С. 53. См.: Гордеев Ю.Н. Указ. соч. С. 20. Захаров М. Указ соч. С. 53.

РГВИА. Ф. 2006. Оп. 1. Д. 32. Л. 40, 55 об., 62-62 об., 63.

РГВИА. Ф. 2009. Оп. 1. Д. 3. Л. 159, 183; Д. 36. Л. 19; Ф. 499. Оп. 13. Д. 1187. Л. 15. РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295. Л. 146 об. РГВИА. Д. 87. Л. 222; Ф. 2067. Оп. 1. Д. 156. Л. 97-98 об. См.: Сулейман Н. Указ. соч. С. 475.

См.: Козлов Н. Очерк снабжения русской армии военно-техническим имуществом в Мировую войну. Ч. 1. От начала войны до половины 1916 года. М., 1926. С. 13. Статистический сборник за 1913-17 гг. Вып. 2. М., 1922. С. 226; Сулейман Н. Указ. соч. С. 472; Мировая война в цифрах. Статистические материалы по войне 1914-1918 гг. Вып. 1. С. 128.

См.: Абаканович Н.В. Исторический обзор организации и устройства проволочной связи во 2-й армии в войну 1914-1918 г. // Военно-инженерный сборник: Материалы по истории войны 1914-1918 гг. Кн. 1. М., 1918. С. 274, 280, 288-292. РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 714. Л. 364.

67 См.: Пасыпкин Е.А., Калишевский В.А. Указ. соч. С. 2, 3, 17-1 8, 33, 37, 45-46.

68 РГВИА. Ф. 2071. Оп. 1. Д. 47. Л. 47, 61, 70.

69 См.: Замбржицкий В. Указ. соч. С. 140-141.

70 См.: Пасыпкин Е.А., Калишевский В.А. Указ. соч. С. 36-43. Указания по инженерной подготовке атаки... С. 5-6. См.: Гордеев Ю.Н. Указ. соч. С. 3-4.

См.: Замбржицкий В. Указ. соч. С. 147, 173; Пасыпкин Е.А., Калишевский В.А. Указ. соч. С. 12-15, 43, 47.

РГВИА. Ф. 2005. Оп. 1. Д. 51. Л. 1-14, 236; Ф. 2006. Оп. 1. Д. 18. Л. 314.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

75 РГВИА. Ф. 2031. Оп. 1. Д. 295. Л. 133-135.

76 Глубина французского театра военных действий составляла 150 верст и редко доходила до 300, а в России в среднем доходила до 800 верст. Общая площадь театра военных действий достигала на Русском фронте около 1400 тыс. кв. верст, что составляло почти три территории Франции. См.: Сулейман Н. Указ. соч. С. 18-19, 104, 115, 211, 215.

77 См.: Там же. С. 4, 5, 8, 103, 208. Усталость от войны сказалась и в армиях других воевавших стран, однако значительно позднее, на год-полтора, чем в России. См.: Watson A. Enduring the Great War: Combat, Morale and Collapse in the German and British Armies, 1914-1918. Cambridge, 2008. P. 234-237.

66

78

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.