CC BY
17УДК 821.112+821.139
БОДЛЕРОВСКИЕ АЛЛЮЗИИ В РОМАНЕ КЛАУСА МАННА «МЕФИСТОФЕЛЬ»
Аркадий Анатольевич Шевченко
студент магистратуры Пермского государственного национального исследовательского университета
614022, г. Пермь, ул. Букирева, 15. arc.box@mail.ru
Статья посвящена изучению романа Клауса Манна «Мефистофель» в контексте поэтической традиции Шарля Бодлера, выявлению контактных связей в творчестве писателей, художественно реализующихся на уровне аллюзий и текстуальных ассоциаций. Во-первых, это прямое упоминание с цитированием в романе немецкого писателя К.Манна сборника французского поэта Ш. Бодлера «Цветы зла», связанное с прототипом чернокожей возлюбленной героя в обоих текстах (образ «Черной Венеры» - Жанны Дюваль у Бодлера и Джульетты Мартенс у Манна). Во-вторых, это атмосфера Парижа и состояние лирического героя Ш. Бодлера, прямо и косвенно (через статьи В. Беньямина) повлиявшие на роман К. Манна.
Ключевые слова: Клаус Манн, роман «Мефистофель», Шарль Бодлер, поэтический сборник «Цветы зла», контактная связь, аллюзия
Текстуальное пространство романа Клауса Манна (Klaus Mann, 1906-1949) «Мефистофель» (Mephisto. Roman einer Karriere, 1935) содержит многочисленные ассоциативные связи и параллели, отсылающие читателей к творчеству других писателей. По формату указанные типы литературного взаимодействия эксплицируются в различных средствах передачи контактной связи: в прямой цитации, использовании эпиграфов, аллюзий и реминисценций, эксплуатации мотивов и образов из других произведений и т. п.
Наиболее очевидны, конечно, отсылки к немецкой литературе. В качестве эпиграфа к роману «Мефистофель» Клаус Манн использует слова из первой части дилогии И. В. Гёте о Вильгельме Мейстере: «Все слабости человека прощаю я актёру, и ни одной слабости актёра не прощаю человеку» [Манн 1999], которые задают тематическую направленность и однозначно маркируют авторскую позицию, заявленную в повествовании. В третьей главе седьмой книги романа «Годы учения Вильгельма Мейстера» слова, ставшие афоризмом, произносит Ярно в диалоге с Вильгельмом: «Все человеческие пороки я прощаю
п© Шевченко А.А., 2013
актеру и ни одного актерского порока не прощаю человеку» [Гете 1978: 357]. В оригинале параллелизм этой фразы, варьируемой переводчиками, еще более очевиден: «Alle Fehler des Menschen verzeih ich dem Schauspielers, keine Fehler des Schauspielers verzeih ich dem Menschen» [Goethe 1958: 455]. Конфликт актера и человека получит дальнейшее развитие в европейской литературе XIX и ХХ вв. [Бочкарева 2000: 47-57, 197-216; Роман о художнике 2008: 8-29].
На протяжении романа Клауса Манна многократно варьируется образ Мефистофеля, сопровождаемый ссылками и цитатами из «Фауста» И. В. Гёте, в том числе и в сцене диалога главного героя — Хендрика Хефгена — с вымышленным образом Гамлета, предрекающим комедианту Хефгену театральное фиаско. В тексте романа представлены и реплики из трагедии «Гамлет» У. Шекспира в сцене бездарного театрального исполнения одноимённого образа Хендриком Хефгеном.
Определённое сходство роман Клауса Манна обнаруживает с творчеством Генриха Манна, и, в частности, с сюжетно-композиционным строем романов «Земля обетованная» и «Верноподданный». Сближает роман «Мефистофель» с указанными произведениями Генриха Манна и использование определённых технических средств конструирования художественного образа, из которых наиболее интенционально значимой является актуализация понятия «маски»: «Подобно Генриху Манну, автор лепит маску, вернее, множество масок, которые примеряет и носит актёр-мим» [Пронин 1999, 11].
Интересной и актуальной в контексте романа «Мефистофель» выглядит литературная интеграция творчества Клауса Манна и французской поэтической традиции Шарля Бодлера (Charles Baudelaire, 18211867). Роман немецкого писателя не только обыгрывает некоторые образы и мотивы поэтического сборника «Цветы зла» (Les Fleurs du Mal, 1857-1861), демонстрирует сходные в художественном ракурсе ассоциации, но и содержит конкретные текстуальные отсылки. «Цветы зла» упоминаются в романе Клауса Манна дважды, причём в ключевые моменты повествования.
Во-первых, в диалоге из сцены первого свидания Хендрика Хефге-на со своей любовницей — танцовщицей негритянского происхождения Джульеттой Мартенс — Чёрной Венерой цитируется строка из стихотворения «Гимн Красоте» ("Hymne à la Beauté ") сборника «Цветы зла»: « -Viens-tu du ciel profond ou sors-tu de l'abîme — o Beauté? -Что это ещё за чушь? - перебила она» [Манн 1999: 80] («Was ist denn das für ein Quatsch? — fragte sie ungeduldig» [Mann 1981: 79]); «Это вот из той прекрасной книги, — объяснил Хефген, показывая на французский томик в жёлтом переплёте, лежавший рядом с лампой на кури-
тельном столике, — это были «Les Fleurs du Mal» Бодлера...» [Манн 1999: 80] («...Das ist aus diesem herrlichen Buch da», — erklärte er ihr, und deutete auf eine gelbbroschürte, französische Edition, die neben der Lampe auf dem Rauchtisch lag — es waren «Les Fleurs du Mal» von Baudelaire» [Mann 1981: 79-80]). Именно страстные любовные отношения с Джульеттой станут для Хефгена источником творческого вдохновения, они же будут его роковой ошибкой.
Во-вторых, французский томик в желтом переплете упоминается в сцене, когда Хендрик Хефген осознаёт свой театральный провал после исполнения роли Гамлета, свою театральную несостоятельность: «У меня не получился Гамлет, — думал он скорбно ... Я был фальшив, я был плох ... Когда я вспоминаю тот пустой голос, каким я декламировал «Быть или не быть...» — всё во мне сжимается...» [Манн 1999, 342] («Ich war nicht Hamlet...Ich war falsch, ich war schlecht...Wenn ich mich des hohlen Tons erinnere, mit dem ich «Sein oder Nichtsein» deklamiert habe, dann zieht sich alles in mir zusammen...» [Mann 1981, 381]). На этот раз упоминается только название книги: «Он опустился в кресло, стоявшее у раскрытого окна. Книгу, попавшуюся под руку, он бессильно отложил в сторону: то были «Цветы зла», они напоминали ему о Джульетте...» [Манн 1999, 342] («Er ließ sich in einem Lehnstuhl nieder, der am geöffneten Fenster stand. Das Buch, nach dem er gegriffen hatte, legte er enerviert wieder zur Seite: es waren «Les Fleurs du Mal», sie erinnerten ihn an Juliette» [Mann 1981, 381-382]).
Примечательно, что в обоих эпизодах функционирует образ Джульетты Мартенс: в первом случае — фактически, во втором — ассоциативно, что позднее будет проанализировано как свидетельство прямых и опосредованных литературных связей между Клаусом Манном и Шарлем Бодлером. Наличие конкретных текстуальных ссылок, аллюзий и упоминаний подтверждает факт прямой контактной связи: непосредственное знакомство Клауса Манна с текстом поэтического материала сборника «Цветы зла» Шарля Бодлера.
Вместе с тем, «французская книжка в желтом переплете» (eine gelbbroschürte, französische Edition) вызывает известные ассоциации с романом «Портрет Дориана Грея» и судьбой Оскара Уайльда, во время ареста державшего в руках томик в желтом переплете. Вспомним, что Дориан Грей первой губит актрису, исполняющую роль Джульетты в известной трагедии Шекспира (сходство с именем Джульетты Мар-тенс). В мастерской художника Бэзила Холлуорда герой Уайльда читает стихи Т. Готье («книжечка в веленевой обложке»), а лорд Генри дает ему «книжку в желтой, немного потрепанной обложке» — «роман без сюжета» о «молодом парижанине» [Уайльд 1990: 107, 117]. Дориан
выписывает в Париже девять роскошно изданных экземпляров этой книги и заказывает для них переплеты разных цветов. Протопипом этой «желтой книги» большинство литературоведов считают роман Ж.-К.Гюисманса «Наоборот» [Бочкарева 2000: 172], в котором герой дез Эссент, среди других книг, издает изысканнейшим образом, с переплетом из «чудесной свиной кожи телесного цвета», сборник стихотворений Ш. Бодлера: «Там, у рубежа, за которым открываются извращение, болезнь, странный паралич духа, угар разврата, брюшной тиф и желтая лихорадка, поэт под покровом скуки обрел целый мир идей и ощущений» [Гюисманс 1995: 96].
Между Клаусом Манном и творчеством французского поэта могла возникнуть контактная связь и иного рода — опосредованная — через знакомство с научно-публицистической деятельностью философа и мыслителя Вальтера Беньямина, чьи работы посвящены творчеству Шарля Бодлера. Прежде всего, это работа «Шарль Бодлер: лирический поэт в век позднего капитализма», в которой Вальтер Беньямин размышляет об утрате аурастического опыта и шоковой структуре переживания в поэзии Бодлера, и трактат «Париж второй Империи у Бодлера», в котором мыслитель исследует урбанистические мотивы творчества Бодлера — тесноту и отчуждение города, трактовку города как единства отчуждения и толпы, как «чужой», «угрожающей» среды обитания; а также тему экзистенциального одиночества человека, его отчуждения и поиска способов маскировки, сокрытия этого отчуждения.
Основания для предположения о наличии указанной опосредованной контактной связи подтверждаются определёнными биографическими фактами. Известно, что и Клаус Манн, и Вальтер Беньямин эмигрировали в Париж в 1933 г. после установления в Германии фашистского режима. Более того, существует документально засвидетельствованный факт прямого контакта Клауса Манна и Вальтера Беньямина: Клаусу Манну, заказавшему Беньямину рецензию на «Трёхгрошовую оперу» Бертольда Брехта для своего журнала «Die Sammlung», пришлось вернуть рукопись автору, так как тот запросил за неё 250 французских франков, а Манн соглашался заплатить только 150 (см. [Winckler 1987: 79]). Данный факт подтверждается материалами личной переписки Вальтера Беньямина с Теодором Адорно от 24.05.1934 г.: «Писал ли я вам уже о своей последней работе — не знаю. Она называется «Автор как производитель» и представляет собой эквивалент более ранней работы об эпическом театре. Сейчас я веду переговоры с журналом Sammlung, от него, правда, требуется некоторая решительность» [Winckler 1987: 79-80].
Ассоциативные связи между романом «Мефистофель» и сборником «Цветы зла» прослеживаются также и на уровне повествовательной тональности. Так, темы кризиса художника, его отчуждения, разочарования в жизни, чувство неудовлетворённости героя, обозначенные Клаусом Манном во втором текстуальном упоминании о «Цветах зла», художественно репрезентируются и в самом поэтическом сборнике Шарля Бодлера, особенно в циклах «Сплин и идеал» (стихотворения «Маяки», «Больная муза», «Прежняя жизнь», «Одержимый», «Призрак», «Тревожное небо», «Непоправимое», «Сплин»), «Парижские картины» (стихотворения «Пляска смерти», «Самообман») и «Цветы зла» (стихотворение «Разрушение»).
Очевидной бодлеровской аллюзией в романе Клауса Манна является заимствование образа Чёрной Венеры: именно таким прозвищем наделяет автор романа Джульетту Мартенс — танцовщицу негритянского происхождения, любовницу Хендрика Хефгена, Одним из ее прототипов является Жанна Дюваль (Jeanne Duval, 1820-1862) — чернокожая статистка парижского театра, любовница Ш. Бодлера, которую он встретил в 1842 г. и называл Чёрной Венерой, посвятив ей один из циклов стихотворений в сборнике «Цветы зла». Интерес к негритянской культуре возник у французского поэта после морского путешествия на остров Св. Маврикия в индийском океане: «Итогом этого путешествия стал культ чёрной Венеры — как говорил сам поэт, он не мог более смотреть на белых женщин; мулатка Жанна Дюваль, статистка одного из маленьких парижских театров, стала спутницей всей его жизни» [Лютикова 1999: 6].
Жанна Дюваль символизировала для Ш. Бодлера опасную красоту, сексуальность, и тайну креольской женщины середины девятнадцатого столетия. Представленные образы сходны не только по внешним описаниям и колориту, но и по значимости, душевной близости к подвластным им мужчинам (Дюваль — к Бодлеру, Мартенс — к Хефгену), о чём свидетельствуют стихотворения из цикла Жанны Дюваль в сборнике «Цветы зла» - «Экзотический аромат», «Волосы», «Я люблю тебя так, как ночной небосвод», «Танцующая змея», «Вампир», «Кошка», «Балкон», «Одержимый». Наиболее ярко и отчётливо ассоциативная взаимосвязь образов Джульетты Мартенс и Жанны Дюваль просвечивает в стихотворении «Гимн красоте», строчки из которого заимствует Клаус Манн для своего романа, чтобы подчеркнуть сходство женских образов и выразить авторское эстетическое кредо:
«Tu marches sur des morts, Beauté, dont tu te moques.
De tes bijoux l'Horreur n'est: pas le moins charmant.
Et le Meurtre, parmi tes plus chéres breloques Sur ton ventre orgueilleux, danse amouresement...»
«Ты ступаешь по трупам, Красота, ты смеёшься над ними, Ужас — не последнее из твоих украшений, И убийство — один из драгоценнейших твоих брелков — Влюблённо танцует на гордом твоём животе...» [Манн 1999: 80].
Клаус Манн сохраняет оригинальную цитацию на французском языке, которую и использует в романе, отказавшись от переводческой ассимиляции. Такая авторская установка позволяет без малейших усилий восстановить контекст творческого взаимодействия Клауса Манна и Шарля Бодлера. Выбор немецким писателем цитируемого поэтического материала также нельзя назвать спонтанным, так как стихотворение «Гимн красоте» непосредственно предшествует циклу Жанны Дюваль в поэтическом сборнике Шарля Бодлера. Образы Жанны Дюваль и Джульетты Мартенс концентрируют в себе не только созидательное, но и разрушительное начало. Из фактов биографии Шарля Бодлера известно, что Жанна Дюваль, «экзотическое и корыстное существо», преследовала французского поэта всю жизнь и «побудила» его к наркотической зависимоости (интегральная черта биографий Ш. Бодлера и К. Манна: сохранились документальные свидетельства, фиксирующие употребление обоими писателями наркотических веществ). Джульетта Мартенс, скомпрометировавшая Хендрика Хефгена, послужила источником агонии возлюбленного, сломленного «идеологической машиной». Сходство между Жанной Дюваль и образом Джульетты Мартенс продиктовано и трагичностью их судеб. Ж. Дюваль, заразившись сифилисом и став инвалидом, умерла за 5 лет до смерти Ш. Бодлера. Дж. Мартенс в романе К. Манна была насильным образом разлучена с Хендриком Хефгеном и экстрадирована из Германии, после чего о её судьбе в романе ничего не говорится.
Образ Парижа в романе «Мефистофель» — ещё один элемент, творчески осмысленный Клаусом Манном в аспекте бодлеровской поэтической традиции. По сюжету романа, Хефген, оказавшийся во временной парижской эмиграции, ощущает холодность, неприветливость, угрюмость французской столицы, что заставляет героя рефлексировать о своей судьбе, о судьбе родной Германии, имитировать приступ душевной хандры и творческого кризиса:
«Праздный, нервный, Хендрик бродил по парижским улицам. Он не знал города, но ему вовсе не хотелось радоваться его очарованию или попросту его замечать» [Манн 1999: 213] («...Er kannte die Stadt nicht, war aber keineswegs in der Stimmung, sich an ihrem Zauber jetzt zu erfreuen oder ihn auch nur zu bemerken» [Mann 1981: 232]); «Итак, мрачный период парижских мук позади! С одинокими прогулками вниз по бульвару Сен-Мишель или по Елисейским полям покончено!» [Манн 1999: 217] («So war die trübe Leidenszeit in Paris beendet! Keine einsamen Spaziergänge mehr, den Boulrvard St. Michel hinunter, am SeineUfer oder durch die Chaps-Elysees, für deren Schönheit man so blind gewesen war» [Mann 1981: 238]).
Сходный образ Парижа создается Шарлем Бодлером в цикле «Парижские картины» (стихотворения «Лебедь», «Игра», «Сумерки утра»), где урбанистические мотивы, суета города, его мрачность и извращённая «изнанка» провоцируют у лирического героя Бодлера тоску, уныние и ощущение усталости, граничащие с душевной патологией. Вальтер Беньямин в статье «Париж, столица XIX столетия» размышляет об образе Парижа в поэзии Бодлера: «У Бодлера Париж впервые становится предметом лирической поэзии.
Эта лирика - не воспевание родных мест, взгляд аллегорического поэта, направленный на город, - скорее взгляд отчужденного человека. Это взгляд фланера, чей образ жизни еще окружает будущее безотрадное существование жителя мегаполиса примиряющим ореолом» [Беньямин 1996].
Вальтер Беньямин рассматривает образ Парижа в качестве генерирующего образа, объединяющего в себе образы женщины и смерти в аспекте «мёртвенной идиллики»: «Лирика Бодлера уникальна Тем, что образ женщины и смерти пересекаются в третьем образе -образе Парижа. Париж его стихотворений - ушедший в пучины город, больше подводный, чем подземный. Хтонические элементы города -его топографическая основа, старое, высохшее русло Сены - нашли у него некоторое выражение [там же]. Развращённость Парижа, воспроизведенная в стихотворениях Ш. Бодлера, позволяет В. Беньямину говорить о поэтическом статусе Парижа как о «товарном знаке». В связи с этим, актуальное звучание в обрисовке Парижа получает изображение различных фетишей, включая сексуальные, образа проститутки и образцов негритянской культуры (образ Жанны Дюваль), связанных с эсхатологическим мироощущением и вызывающих у лирического героя кризис рефлексии.
Таким образом, кроме очевидных немецких влияний (И.В. Гете, Генрих Манн и др.) и английских параллелей (В. Шекспир, О. Уайльд),
в романе К. Манна «Мефистофель» обнаруживаются французские аллюзии и реминисценции, в том числе связанные с поэтической традицией Ш. Бодлера, которые наделяют роман колоритной экзотикой (образ Джульетты Мартенс — Чёрной Венеры) и почти натуралистическим ощущением упадка, затрагивающего самые основы человеческой экзистенции («отчуждённый» образ Парижа, тема кризиса художника — Хендрика Хефгена).
Список литературы
Беньямин В. Париж, столица девятнадцатого столетия / пер. и прим. С.А.Ромашко // Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе. М: Медиум, 1996. URL: http://dironweb.com/klinamen/dunaev-ben2.html.
Бодлер Ш. Цветы зла / сост. и пер. с фр. С. Лютиковой. СПб.: Терция, Кристалл, 1999. 448 с.
Бочкарева Н.С. Роман о художнике как «роман творения»: генезис и поэтика. Пермь: Пермский гос. ун-т., 2000. 252 с.
Гете И.В. Годы учений Вильгельма Мейстера / пер. с нем. Н.Касаткиной // Гете И.В. Собр. соч. в 10 т. М.: Художественная литература, 1978. Т. 7. 326 с.
Гюисманс Ж.-К. Наоборот / пер. с фр. Е.Л.Кассировой под. Ред. В.М.Толмачева // Наоборот: три символистских романа. М.: Республика, 1995. С. 3-142.
Лютикова С. Предисловие // Бодлер Ш. Цветы зла. СПб.: Терция, Кристалл, 1999. 448 с.
Манн К. Мефистофель: Роман / пер. с нем. К. Богатырева. М.: ТЕР-РА, 1999. 352 с.
Пронин В. Наследник гения / Манн К. Мефистофель: Роман / пер. с нем. К. Богатырева. М.: ТЕРРА, 1999. 352 с.
Роман о художнике: проблематика и поэтика / автор- сост. Н.С.Боч-карева. Пермь, 2008. 52 с.
Уайльд О. Портрет Дориана Грея / пер. с англ. М.Абкиной // Уайльд О. Избранное. Свердловск: Изд-во Урал. ун-та, 1990. С.19-195.
Goethe Wilhelm Meisters Lehrjahre // Goethes Werke in 10 Bd. Volksverlag Weimar, 1958. Bd. 6. 651 S.
Mann K. Mephisto. Roman einer Karriere, Reinbeck 1981. 401 S..
Winckler L. Artist und Aktivist. Zum Künstlerthema in den Exilromanen Klaus Manns / Text+Kritik: Zeitschrift für Literatur, Klaus Mann / hrsg. von Heinz Ludwig Arnold. Verlag edition text+kritik GmbH. München. 1987. 144 S.
ALLUSIONS TO THE POETIC TRADITION OF CHARLES BAUDELAIRE IN THE NOVEL "MEPHISTO" BY KLAUS MANN Arkadiy A. Shevchenko
Student of MA Course of
Perm State National Research University
614990, Russia, Perm, Bukirev str., 15. arc.box@mail.ru
The article is devoted to the study of the novel Klaus Mann's "Mephisto" in the context of the poetic tradition of Charles Baudelaire, revealing to the contacts in the work of writers, artistically realized at the level of textual allusions and associations. Charles Baudelaire's "Les Fleurs du Mal" is mentioned and cited in Mann's novel in connection with the ptototype of black-skinned beloved of the main character in both texts (Ch. Baudelaire's Jeanne Duval, "The Black Venus" and K.Mann's Juliette Martens). The atmosphere of Paris and the character's state, depicted by Charles Baudelaire, which had influenced K.Mann (through W.Benjamin's articles) is also mentioned.
Key-words: Klaus Mann, the novel "Mephisto", Charles Baudelaire, the poetry collection "Les Fleurs du Mal", the literary contact, allusion
