CC BY
129
УДК 811=35
М. Ч. Кремшокалова
Благопожелание (хох) как жанр речи в кабардино-черкесском языке
В статье исследуются тексты благопожеланий (хохов) как особые жанры устной речи. Автор рассматривает данный жанр с точки зрения их иллокутивной модальности, коммуникативной стратегии, ситуативности, роли адресанта и адресата, семантической структуры и использования суггестивных средств. Отмечается также привязанность данного жанра к определенным ритуальным действиям.
In the article the author makes an attempt to study the texts of good wishes (hohs) as a special genre of speech. The author examines the genre in terms of its illocutionary modality, communicative strategies, situationality, the role of addresser and addressee, the semantic structure and the use of suggestive tools. There is also attachment of the genre to a specific ritual actions.
Ключевые слова: жанры речи, хох (благопожелание), иллокутивная модальность, коммуникативная стратегия, адресат, адресант, тост, ритуал, суггестивный текст.
Key words: speech genre, hoh (good wishes), illocutionary modality, communicative strategy, the addresser, the addressee, a tost, ritual, suggestive text.
Современная лингвистическая наука интенсивно занимается исследованием речевых жанров в различных аспектах: лингвистическом, прагматическом, дискурсивном, коммуникативном, когнитивном, риторическом и др. При таком многогранном, широком понимании термина «жанр» вполне закономерно неоднозначное, размытое представление предмета исследования. Как справедливо отмечает В.Е. Гольдин, «понятие жанр речи «втиснуто», если можно так выразиться, между понятиями речевого акта, текстового типа, тональности общения и некоторыми другими» [7, с. 5]. Следует отметить, что многие модели и принципы изучения речевых актов (по Дж. Остину) легли в основу современных теорий речевых жанров. В то же время можно сказать, что установилась определенная терминосистема и методология изучения жанров речи в различных аспектах благодаря усилиям многих исследователей, среди которых особо хочется отметить работы В.В.Дементьева. Лингвистический аспект изучения речевых жанров, по его мнению, следует обозначить термином «генристика», а прагматическое изучение - «жанроведением», речевые жанры как средство формализации социального взаимодействия рассматриваются в коммуникативной генри-стике. «Сейчас ощущается потребность в синтетическом направлении тео-
© Кремшокалова М. Ч., 2012
рии речевых жанров, где рассматривались бы как диалогические, так и лингвистические аспекты речевых жанров» [8, с. 29].
Достаточно разнообразны критерии выделения речевых жанров. Коммуникативная стратегия является одним из важнейших аспектов выявления речевых жанров. Реальный диалог, смена речевых субъектов (говорящих), определяющих границы высказывания и его специфическую завершенность, по мнению М.М. Бахтина, формируют жанровую особенность. Многообразие речевых жанров автор определяет тем, «что они различны в зависимости от ситуации, социального положения и личных взаимоотношений участников общения... Они требуют определенного тона, то есть включают в свою структуру и определенную экспрессивную интонацию» [4, с. 216]. Бахтинская теория речевых жанров нашла свое продолжение в семантической теории элементарных смысловых единиц А.Вежбицкой. В ее концепции моделирование каждого жанра происходит «при помощи последовательности простых предложений, выражающих мотивы, интенции и другие ментальные акты говорящего» [5, с. 241].
Модель речевого жанра, разработанная Т.В.Шмелевой, включает семь ситуативных признаков: коммуникативная цель, образ автора, образ адресата, образ прошлого, образ будущего, параметр диктумного содержания, языковое воплощение. Опираясь на эти параметры, она выделяет четыре класса речевых жанров: информативные, императивные (просьба, советы и т.д.), этикетные или перфомативные (приветствия, поздравления и т.д.) и оценочные [13, с. 91-92].
Опираясь на иллокутивный критерий типологии речевых жанров, Н.Д. Арутюнова предлагает пятичленную типологию: информативный диалог(make-know discourse), прескриптивный диалог (make-do discourse), обмен мнениями с целью принятия решения или выяснения истины (make-belive discourse), диалог, имеющий целью установление или регулирование межличностных отношений (interpersonal - relation discourse), праздноречевые жанры (fatic discourse): а) эмоциональный, б) артистический, в) интеллектуальный [2, с. 650]. Вместе с тем она отмечает, что названные жанры редко бывают представлены в чистом виде, они различны по своим целям (прямым и косвенным), степени запрограммированности ответных реакций, распределению ролей и коммуникативных интересов, «правовому кодексу», протяженности, структуре, связности, интенциональным состоянием собеседников, условиям успешности, развитию диалоговых тактик, по своим «вырожденным» и сублимированным формам, наконец, по своим модальным характеристикам. Следует заметить, что предложенные критерии, наверное, не могут охватить всех аспектов функционирования речевых жанров и вряд ли можно считать этот раздел генристики исчерпавшим свои возможности.
Можно заметить, что вышеперечисленные критерии определяют речевой жанр как диалоговый процесс, результат которого во многом может
зависеть от различных факторов, основным из которых, на наш взгляд, является соблюдение параметров жанра, выбранного в данной ситуации общения, соблюдение дискурсивного пространства, а также этических и этикетных правил.
В данной работе перед нами ставится цель исследовать один из частных устно-речевых жанров - благопожелания (хохи) в кабардиночеркесском языке. Поскольку эти высказывания исследовались в этнографии как этикетные формулы вежливости и компоненты фатического общения, а также находились в поле исследования фольклористов, можно предположить, что они носят характер четко оформленных текстов и возможно их исследование в аспекте современных критериев речевых жанров. В жанр благопожеланий включаются различные (по объему и структуре) тексты, которые в кабардино-черкесском языке определены единым термином «хох». З.М. Налоев делит их на шесть групп: 1) хохи к началу каких-либо действий, 2) сельскохозяйственные, обращенные к богу Тхагалегу, 3) животноводческие, обращенные к богу Амиттту, 4) торжественные, событийные (свадебные), 5) застольные и 6) хохи по разным жизненным ситуациям [12, с. 163-164]. В современной речевой практике 2-ой и 3-ий виды хохов существуют как сакральные тексты, мало применяемые в коммуникативном общении, но напоминающие ценностные и культурные реалии языкового пространства кабардинцев. Они могут быть исследованы как образцы жанра с точки зрения композиции, адресной направленности, лексических и синтаксических особенностей, формирующих прагматику и риторику жанра. Все остальные группы в той или иной форме присутствуют в коммуникативном пространстве по законам жанра.
Во многих случаях данные тексты имеют ритуализированный характер или сопровождают определенные ритуальные действия. Так, например, ритуал жертвоприношения сопровождается речевым высказыванием, обращенным к богу, причем речевое действие предшествует ритуальному, как бы «прокладывает добрый путь» магическому обряду. Культовая речь, обращенная к богу, в этом случае начиналась со слов: «Принося эту жертву, всевышний, тебе, как это делали наши предки, мы просим даровать нам твою благость...». Как считают Т.А. Агапкина и Л.Н. Виноградова, «ритуал благопожелания не выступает самостоятельно, а всегда функционирует в более широком обрядовом контексте» [1, с. 187]. По их мнению, типичные благожелательные формулы имеют одновременно и социально-нормативную, коммуникативную функцию, и магическую цель воздействия на действительность. Они одновременно регламентируют взаимоотношения между людьми и контакты человека со сверхъестественными силами, способными обеспечить благополучие.
Хочется в данном случае провести некие параллели между славянскими и кабардинскими благопожеланиями, сопровождающими ритуаль-
ные обряды. По данным Т.А. Агапкиной и Л.Н. Виноградовой, «ритуально-магическое действие, как правило, несет на себе основную смысловую нагрузку и «хронологически» предшествует слову, его сопровождающему» [1, с. 185]. Вербальное сопровождение ритуала во многих случаях считается не столь важным, значительным и, скорее всего, более поздним явлением в культуре. Данные авторы утверждают, что наиболее архаичным можно считать ритуал, при котором вербальный компонент отсутствовал вообще. В кабардинской культуре отмечается явление, что всякий ритуал обязательно сопровождается словесным текстом, пространным или коротким, в соответствии с ситуацией коммуникативного и обрядового акта. В некоторых случаях можно говорить об исполнении обряда только в вербальной форме при отсутствии ритуального действия.
Впрочем, у кабардинцев все дела принято начинать с благопожеланий, которые мы можем рассматривать не только как тексты, соответствующие вежливому речевому поведению, но и как культурно значимые, отражающие когнитивные представления народа. В благопожеланиях синтезируются ценностные представления, которые могут быть равнозначными для участников данного коммуникативного акта. Единое культурное и ценностное пространство обеспечивает адекватную коммуникацию и способствует удачному ритуальному действию. В то же время вклад участников коммуникации не может быть одинаковым, поскольку они выполняют различную роль получателя и отправителя речи, активного и пассивного участника речевого и ритуального акта.
Важнейшим критерием данного жанра является его интенциональная направленность. В основе любого благопожелания лежит позитивная иллокутивная модальность, которая способствует эффективному коммуникативному акту. Данные тексты принято произносить по случаю праздников, важных событий в жизни человека или всего социума, на свадьбах, при рождении ребенка, но их не используют на похоронах. Позитивный эмоциональный настрой участников позволяет успешно вести общение и благополучно его завершить. При этом учитываются интересы адресата и адресанта речи, которые в некоторых ситуациях могут обмениваться своими ролями. Но вместе с тем условия общения в ситуации произнесения хо-ха не всегда симметричны, поскольку один из коммуникантов находится в активной позиции говорящего, а другой - в пассивной позиции, вынужденного принимать данный вербальный текст. Дискурсивный дисбаланс определен также локусом общения, так как один является хозяином, а другой - гостем, т.е. в таком общении учитывается фактор своего и чужого, который моделирует в какой-то степени поведение участников речевого акта. При таком виде общения принято говорить о симметричности и несимметричности коммуникации. В кабардинском культурном пространстве можно в основном говорить о несимметричности коммуникативного акта, поскольку говорящий обычно находится в более выгодной позиции,
так как хохи произносятся не произвольно, а предписанным по нормам этики и этикета лицам.
Немаловажное значение имеет также локус общения: нахождение в собственном доме (своем пространстве) дает возможность чувствовать себя более свободно. Но вместе с тем культурная традиция пытается внести некий баланс в коммуникацию определенными механизмами, в частности, почитанием гостя, предоставлением ему более свободного пространства, проявлением всяческих форм вежливости. Что касается симметричных коммуникативных и ритуальных кодов, которые происходят в нейтральной территории, когда перестает работать механизм «свое-чужое», когда отношение к ритуальному обряду уравнивается, поведение коммуникантов может быть равноправным, такая ситуативная позиция встречается крайне редко, даже если происходит как встреча на улице. Важными составляющими дискурсивного пространства кабардинской коммуникации являются статусные, возрастные, гендерные факторы, а также степень родства, знакомства, дружбы, характер отношений между людьми, что оказывает существенное влияние на формирование градуальности общения.
Ярким примером коммуникативного ритуального общения может быть застольная коммуникация. З.М. Габуниа и С.К. Башиева утверждают, что «наиболее ярко ритуализированные формулы речевого поведения проявляются в застольном этикете кавказцев... Лексические, интонационные, стилистические особенности тостов демонстрируют знание оратором тонкостей языка, культурный уровень, умение общаться с аудиторией» [6, с. 61]. Роль старшего (тамады) в застольной коммуникации не только кабардинцев, но и всех кавказских народов велика. На них лежит ответственность воспитания (особенно речевого) адыгагъэ (адыгства), благодарения бога за его благодеяния, особенно за пищу, соблюдение всех правил приличия, уважительного отношения к другим, почитания старших в доме и в роду, правильной оценки происходящих событий, почтительного отношения к женщине-матери и хозяйке дома и т.д. Именно во время трапезы за столом молодые люди, обслуживающие старших, получали уроки нравственности и этикета, учились красноречию. В связи с этими факторами старшим мог быть только, как правило, мудрый и опытный человек, пользующийся авторитетом в обществе, служащий образцом нравственного поведения и обладающий ораторскими способностями. В данном случае можно говорить о факторе языковой личности в данном жанре, который выступает как носитель национального сознания, представитель этнического миропонимания. Как справедливо утверждает В.В. Красных, «языковая личность. формируется в обществе в процессе социализации, приобретая при этом некую систему национально маркированных координат» [9, с. 17].
Мастерство тамады оценивается не только искусством произнесения тостов, а также талантом направления и управления застольными речами.
Привычные для современного общества светские беседы не очень характерны кабардинским застольям, поскольку основные речи произносятся старшим, и именно он определяет темы разговора и их оценку. Своеобразное тоталитарное управление застольной коммуникацией устраняет хаос, определяет доминантные направления течения речей. Личность говорящего, которая является здесь сама по себе абсолютной ценностью, выводится на приоритетную позицию, поскольку он является носителем культурных ценностей и формирует нравственные устои. В связи с этим он должен знать и передавать слушающим (сидящим за столом) различные назидательные истории, легенды, хабары, касающиеся ситуаций нравственноэтического выбора в нестандартной обстановке. Например, выбор между жизнью / смертью и родственниками / друзьями), проявления подвига в простой жизненной ситуации и т.д. Многие бытовые, военные, астрономические и т.п. знания можно узнать из речей мудрецов за столом. Именно поэтому считается, что застолье воспитывает человека, дает ему урок жизни.
Фактор старшинства за столом прослеживается и в последовательности произнесения тостов, регламентируемой тамадой, которому предписано произносить первые три тоста. Затем слово может быть предоставлено старшему по мужской линии, потом старшему гостью, старшему по женской линии и т.д. Основным этикетным предписанием участникам данной ситуативной коммуникации можно назвать соблюдение субординации по отношению к старшему за столом. Своеобразие ритуальности застольных речей, на наш взгляд, заключается в особом построении текстов тостов, которые должны быть обязательно обращены к всевышнему. В просьбах к Богу первостепенными являются пожелания мира и спокойствия, благополучия народа (рода), достатка в доме, здоровья всем, долголетия старшим, счастья и процветания детям, сохранение моральных и нравственных принципов в обществе и т. д.. Для русской культуры тексты тостов за столом носят в основном нарративный характер и имеют конкретную адресо-ванность (например, за юбиляра, за договор, за молодую жену). В кабардинских тостах обычно отсутствуют повествовательные сюжеты, построенные по модели: как-то кто-то сказал, что. Например,
Один старый мудрый грузин сказал:
Если хочешь быть счастлив одну минуту - покури!
Если хочешь быть счастлив один день - напейся!
Если хочешь быть счастлив одну неделю - заболей!
Если хочешь быть счастлив один месяц - женись!
Если хочешь быть счастлив один год - заведи любовницу!
Если хочешь быть счастлив всю жизнь - будь здоров!
Так выпьем же за счастье все присутствующих - за здоровье!
А. Вежбицка предлагает моделировать жанр тоста с учетом интенций, мотивов говорящего по следующей формуле:
- говорю: я хочу, чтобы произошло нечто хорошее для Х;
- представляю себе, что если мы говорим это, выпивая, то это произойдет;
- говорю это, потому что хочу сказать, что мы питаем добрые чувства к Х [5, с. 247].
Фрагменты предложенной А. Вежбицкой модели так или иначе присутствуют в кабардинских хохах, но дополняются обязательным композиционным составляющим:
- я (мы) прошу (просим) Бога, чтобы он ниспослал (сделал) нам .;
- желаем, чтобы наше слово дошло до Бога и он реализовал наши мечты и т.д.
Композиционное построение текста, обращенного к Богу, подчиняется во многих случаях особенностям вторичного жанра молитвы, особенно в части оформления адресации и выстраивания ценностных приоритетов. Например, примерно так выстраиваются тексты хохов, произносимых в честь дома:
Мы унагъуэм сохъуэхъу:
Уардэ унэ зэщ1ысу,
Хьэщ1э епсыхып1эу,
Хьэху щхьэк1э мылъа1уэу,
Я 1уэгум мэлыр изу,
Гуэлым хуэдэр я гъэшу,
Шэрхъым хуэдэр я кхъуейуэ...
Я 1эщхэри лъэбжьанэпэ жанхэу,
Т1урыт1ылъхуэхэу...
Дунейм и дыгъэр къатепсэу,
Куэдрэ псэуни тхьэм ищ1.
Букв.: Я желаю этой семье, чтобы:
Большой дом был дружным,
Гостей было много,
Никого ни о чем не просили,
Весь двор был полон овец,
Молока было целое озеро,
Сыры были размером с колесо,
Скотина была с острыми когтями и Телилась только двойнями.
Дай бог, чтобы все жили Солнцем жизни согретые.
Если русские тосты обычно содержат оценку человека по прошлым и настоящим событиям, то кабардинские содержат в основном обращение к будущему. Футуристическая направленность речей - одно из важнейших черт данного жанра. Здесь можно говорить о том, что эти речи моделиру-
ют позитивное будущее, и коллективное сознание поддерживает эту перспективу, присутствующие являются соучастниками такого направления речей, а впоследствии и действий.
Несомненно и то, что данные речи обладают огромной силой воздействия на слушающих. Суггестивная направленность данного жанра предопределена прежде всего лексическим наполнением текста, интонацией, иллокутивными и перлокутивными модальностями, а также некоторыми обрядовыми действиями, сопровождающими речевые акты, всеобщей поддержкой, согласием с высказанным текстом. Застольные речи реализуют интегрирующую функцию, так как «совместное принятие пищи скрепляет социальные связи, представляя собой магический консолидирующий акт, в высшей степени актуальную, богоугодную форму социальной связи» [3, с. 133]. Хотя в застольном этикете магические действия как таковые отсутствуют, но существует словесная магия, подкрепленная коллективным сознанием участников данного общения. Адресованность хохов всевышнему, а также ответные реплики, содержащие благопожелания самому говорящему, например, «Алыхьым жи1э», «Тхьэр аразы къыпхухъу» («Дай бог», «Пусть бог будет к тебе благодушен») переводят плоскость общения на совершенно неземной уровень, придают коммуникации сакральный характер. Интересно отметить, что такое общение не навязывается участкам коммуникации, а наоборот, разделяется всеми участниками, в каком-то смысле конвенционально присутствует в сознании носителей культуры.
В традиционном кабардинском застолье во время коллективной трапезы происходит обмен информацией не только между людьми, но и «налицо был и диалог между людьми и богами, в том числе и обожествленными предками. Именно поэтому мы говорим, что ритуал жертвоприношения - праобраз коллективной трапезы - является формой общения не только между членами рода, но и с духом рода» [11, с. 10]. Практически во всех хохах за столом принято обращаться к духам предков с надеждой на снисхождение и благословение их деяний на земле. Поэтому в застольных тостах предметом адресации речи можно также отметить и духи умерших родственников, духи дома. Этикет предусматривает при упоминании имен умерших привстать с произнесением сакральных фраз.
Если тексты застольных хохов в основном монологичны и не допускают комментариев и дополнений типа грузинского алаверды, то в других текстах благопожеланий отмечается диалогичность, связанная с обязательной ответной репликой. В основном это касается ситуаций непринужденных, житейских, имеющих конкретную предметную адресацию. К таким ситуативным благопожеланиям можно отнести, например, покупку дома, автомобиля, какой-либо вещи, по поводу которых высказываются короткие хохи типа: «Угъурлы ухъу» (Пусть к счастью будет), «Узыншэу тхьэм
уригъэс» (Чтоб во здравие пользовался), «Насып куэд алыхьым фи унэм щЫвигъэлъагъуэ» (Чтоб много счастья в доме видели), «Ф1ык1э зуухьэ» (Чтоб с добром носил). Не отвечать на подобные благопожелания нельзя, хотя во многих случаях фразы стандартные, трафаретные, иногда и семантически пустые. В некоторых случаях они являются знаковыми, дифференцирующими статусно-возрастные и гендерные отношения, но иногда ответная фраза несет, скорее всего, характер демонстрации вежливости.
В любой коммуникативной ситуации, в том числе и изучаемых нами форм общения текстами благопожеланий, предусматривается следование требованиям этикета, в основе которых лежит толерантность и вежливость. Как справедливо утверждают М.А. Кормилицына и Г.Р. Шамьенова, категория вежливости позволяет создать условия для успешного общения. Содержание категории вежливости «складывается из следующих смысловых компонентов: проявления уважения, симпатии, доброжелательности, внимания по отношению к собеседнику, готовность оказать услугу; сдержанность в выражении негативных оценок, эмоций и в обнаружении собственных достоинств; следование правилам поведения, принятым данной общественной средой» [10, с. 257]. В хохах проявление вежливости и следование всем правилам достигает как бы наивысшей точки.
Таким образом, кабардинские благопожелания (хохи) представляют собой тексты, передающие различные позитивные интенции и ментальные ценностные представления говорящего и слушающего. Они воплощают заданную ситуативную коммуникативную цель, образуют образ автора и адресата, соединяют образ прошлого и будущего, образуют параметры диктумного содержания и передаются устоявшимися языковыми средствами. В этом смысле они вполне соответствуют требованиям жанра, и их изучение может лежать в плоскости современной генристики и жанрове-дения.
Список литературы
1. Агапкина Т. А., Виноградова Л. Н. Благопожелание: ритуал и текст // Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. - М.: Наука, 1994. - С. 168-208.
2. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. - М.: Языки русской культуры, 1999.
3. Байбурин А. К., Топорков А. Д. У истоков этикета: Этнографические очерки. -Л., 1990.
4. Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Социальная психолингвистика. Хрестоматия. - М.: Лабиринт, 2007. - С. 197-236.
5. Вежбицка А. Речевые жанры // Социальная психолингвистика. Хрестоматия. -М.: Лабиринт, 2007. - С. 237-249.
6. Габуниа З. М., Башиева С. К. Риторика как часть традиционной культуры. -Нальчик: ЭЛЬ-ФА, 1993.
7. Гольдин В. Е. Проблемы жанроведения // Жанры речи. Сборник научных статей. - Саратов, 1999. - Вып. 2. - С. 3-6.
8. Дементьев В. В. Коммуникативная генристика: речевые жанры как средство формализации социального взаимодействия // Жанры речи. Сб. научных статей.- Саратов, 2002. - Вып. 3. - С. 18-40.
9. Красных В. В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология: Лекционный курс. - М.: Г нозис, 2002.
10. Кормилицына М. А., Шамьенова Г. Р. Категория вежливости в оценочных речевых жанрах // Жанры речи. Сборник научных статей. - Саратов, 1999. - Вып. 2. -С. 257-266.
11. Ма Янь ли. Застольный ритуал и концепт «застолье» в китайской и русской лингвокультурах: дисс. ... канд. филол. наук. - Волгоград, 2005.
12. Налоев З. М. Адыгская паремиология. - Нальчик: Эльбрус, 2008 (на кабардинском языке).
13. Шмелева Т. В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Сборник научных статей. Вып. 1. - Саратов: Колледж, 1997. - С. 88-98.
