CC BY
314БИОСЕМИОТИКА КАК НАУКА: КОДЫ, ЗНАКИ, ЛОГИЧЕСКИЕ КОНФЛИКТЫ И ПОРОЖДЕНИЕ СМЫСЛА
(Сводный реферат)
Brier S.
Can biosemiotics be a «science» if its purpose is to be a bridge between the natural, social and human sciences? // Progress in biophysics and molecular biology. - Oxford; N.Y., 2015. - Vol. 119, N 3. - P. 576-587.
Kull K.
Semiosis stems from logical incompatibility in organic nature:
Why biophysics does not see meaning, while biosemiotics does // Progress in biophysics and molecular biology. - Oxford; N.Y., 2015. -Vol. 119, N 3. - P. 616-621.
Биосемиотика призвана добавить семиотический взгляд в процесс моделирования биологических систем и тем самым создать основу для исследования эволюции познания и коммуникации во всех живых системах, выходящих за рамки механической молекулярной биологии. Эту позицию аргументирует в своей статье «Способна ли биосемиотика стать подлинной наукой, если ее цель - быть "мостом" между естественными, социальными и гуманитарными науками» ее автор Сёрен Бриер.
Биосемиотический взгляд предполагает выход за рамки чистых моделей обработки информации, которым также не хватало эмпирического, феноменологического, а также герменевтического аспектов анализа того, как работает связь на семиотическом уровне, находящемся ниже уровня человеческого языка. Внимание при этом концентрируется не только на внешней коммуникации между организмами (экзосемиотика), но и на внутренней связи между органами и клетками многоклеточных организмов (эндосемиотика).
Попытки создать общую теоретическую концепцию, увязывающую опытное познание с поведением биологических систем, предпринимались рядом этологов: нобелевским лауреатом Конрадом Лоренцом, Марком
190
Бекоффом и Гриффином. Однако эти попытки не увенчались успехом. Современная наука может описывать динамику жизни на молекулярном уровне, но пока не способна объяснить процесс опытного познания.
Чилийские биологи Матурана и Варела предприняли новую попытку заложить немеханистический трансдисциплинарный фундамент для описания динамики живых систем, включающий процесс познания. Введенное ими понятие аутопоэзиса позволяет идентифицировать живые системы среди неживой природы как способные к самовоспроизводству. Живые системы, по Матуране и Вареле, представляют собой «аутопоэтические машины» -сети процессов производства, трансформации и разрушения своих собственных компонентов с заданной топологией таких сетей. Концепция Мату-раны и Варелы основана на кибернетике второго порядка фон Фёрстера и может быть названа «метабиологией». Ее также часто считают разновидностью радикального конструктивизма, с чем сами чилийские биологи изначально не были согласны.
Проблему интеграции теории аутопоэзиса Матураны и Варелы в социальные науки попытался решить Никлас Луман, создавая на теоретико-системной и кибернетической основе универсальную теорию коммуникации, включающую в себя триадическую концепцию аутопоэзиса для биологических, психологических и социологических аспектов реальности. По Луману, воплощенные телесно психические системы нуждаются в структурном соединении с системой коммуникации для функционирования в социуме. То есть требуется разновидность языка или хотя бы система знаков. Сообщение не является непосредственно доступным для психической системы, так как она имеет только свой собственный замкнутый мир смысла, мыслей и чувств. Психические системы не общаются друг с другом напрямую, а только посредством различного рода систем коммуникации. Нет никаких «потоков» объективной информации: информация всегда является частью сообщения, которое нуждается в интерпретации.
Бриером отмечается тот факт, что Матурана и Варела никогда не санкционировали использование своей концепции аутопоэзиса за пределами биологии и даже были откровенно против такого использования. И Бриер полагает, что самой по себе теории аутопоэзиса недостаточно, чтобы объяснить эмпирическую живую систему, поскольку этой теории не хватает фанероскопических (в смысле теории Чарльза Сандерса Пирса) и герменевтических аспектов в ее философии.
Как справедливо указал Хоффмайер, необходимо более широкое теоретическое обоснование для понимания осмысленности значения и коммуникации, для того чтобы стало ясно, почему биологические системы становятся субъективными и интерпретирующими знаки. В качестве одного из важных аспектов такого обоснования можно рассматривать «кодовую двойственность» (code-duality). Кодовая двойственность объясняет, как организмы содержат в своих генах оцифрованные версии самих себя, одновременно будучи аналогами этих версий. В популяции эта оцифрован-
191
ная версия изменяется выборочно из поколения в поколение с помощью эволюции, путем естественного отбора и других интерактивных процессов. Таким образом, гены представляют собой своего рода обобщенные истории, которые всегда немного отличаются от особи к особи из-за смешения генов при половом размножении. Поэтому воплощенный фенотип имеет конкретную собственную историю. Тем самым создается своего рода биологическая субъективность.
Хоффмайер рассматривает тело как «рои» клеток, организованные в «суперрой» через семиотические связи между нервной, гормональной и иммунной системами. Исходя из этой кибернетической, системной и семиотической точки зрения интеллект не понимается как нечто, возникающее из «центрального контроллера», а рассматривается как зарождающийся из суперроя клеток феномен, способный к самоорганизации. Хофштадтер в дополнение к этому утверждает, что аутопоэтическая система мышления организована не сверху - в классическом логическом порядке, а снизу -через множество актов подсознательной деятельности: не мы манипулируем символами, а символы манипулируют нами, пребывая не на уровне нейронных сигналов, а на уровне вербализации.
По Бриеру, истинный единичный элемент эволюции располагается между организмом и аспектами окружающей среды, в которой он действует. Это то, что Икскюль назвал термином «умвельт». Для Матураны это когнитивная область. Бейтсон назвал это истинной единицей развития, а Хоффмайер - семиотической нишей. Живущие вместе организмы образуют среду для координации друг с другом своей внутренней организации во взаимных структурных соединениях - как это имеет место быть, например, между хищниками и жертвами. Такую «координацию координацию» поведения Матурана и Варела назвали «лингвизацией» (languaging), которую Бриер, вдохновленный Лоренцем, интерпретирует с этологической точки зрения как основное требование взаимной рефлексии среди представителей биологического вида для развития воплощенных знаковых игр.
В этологии ритуализованное инстинктивное поведение становится набором знаков-стимулов для координации действий различных животных: например, представителей разных полов одного биологического вида в их брачных играх. Это означает, что некоторые действия животного или цвет оперения птицы становятся знаком для координации поведения в определенных случаях - таких как спаривание или уход за малышами. Эти случаи и их контекст определяют биологический смысл таких знаков. Красный живот самки колюшки является репрезентаменом (в смысле теории Пирса) для двойственной кодовой аутопоэтической системы лингви-зации самца, стремящегося к спариванию, превращая его в интерпретанта, определяющего через цвет живота самки ее готовность к спариванию.
К сожалению, ни Тинберген, ни Лоренц, ни любой из их последователей не разработали общую семиотику, охватывающую их концепцию знаков. Это сделал Томас Себеок, создавший зоосемиотику, основанную
192
на понятии умвельта Якоба фон Икскюля и семиотике Чарльза Сандерса Пирса. Эта зоосемиотика была позже обобщена в биосемиотику под влиянием работы Мартина Крампена по фитосемиотике.
В своей философии языка Людвиг Витгенштейн говорит о том, что значения слов или знаков могут быть определены только в языковой игре -такой как флирт или написание научной статьи. Хотя мы отказались от представления о животных, имеющих языки с синтаксисом и генеративными грамматиками, это вовсе не означает, что знаки, которыми они обмениваются, не имеют никакого смысла, структуры или динамики. Брачные игры могут быть очень сложными последовательными диалогами. Если что-то не так с синхронизацией или последовательностью, пусть даже только на долю секунды, спаривания не произойдет. Таким образом, основанная на понятии языковой игры Витгенштейна концепция знаковой игры позволяет сформулировать биологическую основу языка, не претендуя на то, что таковой имеется у животных.
Марчелло Барбьери внес существенный вклад в развитие биосемиотики, и поэтому Бриер считает необходимым рассмотреть его концепцию «кодовой биологии» вкупе с соответствующими дискуссиями о том, что собой представляет настоящая наука. Для включения социальных и гуманитарных наук в свое видение биосемиотики Бриер предпочитает использовать немецкую концепцию науки - как «Wissenschaft» - вместо английской концепции науки - как «science». Wissenschaft охватывает естественные, технические, социальные и гуманитарные науки. Это важное отличие от интерпретации науки, которая включает только естественные науки и количественный аспект социальных и технических наук. Взгляд же на науку Барбьери, однако, сфокусирован на понятии механизма: по его мнению, научное знание получается путем построения моделей того, что мы наблюдаем в природе. При этом он утверждает, что механизм - это не редукционизм, поскольку концентрируется на целом, а не распадается на части, не детерминизм, поскольку выходит за рамки классической физики, и не физикализм, поскольку не ограничивается физическими величинами. Кроме того, механизм состоит из моделей, не совпадающих с реальностью, а значит, механизм неполон и постоянно развивается. По Барбьери, механизм практически эквивалентен научному методу. Разница заключается в том, что гипотезы научного метода заменяются моделями, т. е. описаниями полностью функциональных рабочих систем. Механизм, другими словами, есть научное моделирование. С момента своего первого появления в начале научной революции механизм был весьма эффективным в решении проблем, и в то же время он показал экстраординарную способность изменяться при возникновении такой необходимости.
Позиция Барбьери требует расширения в сфере философии науки определения того, что значит быть научным, и поэтому он предлагает свое такое определение, а именно - основанное на использовании механистических моделей в качестве объяснения природных явлений на основе дан-
193
ных, полученных с помощью строгих эмпирических и воспроизводимых методов. Тем самым исключается существование каких-либо качественных наук.
Однако в биологии существует множество открытых проблем, решение которых с помощью построения механистических моделей представляется Бриеру весьма сомнительным. Такова, например, проблема подачи сигнала об опасности: подающая такой сигнал особь должна сообразовывать степень однозначности такого сигнала для членов своей группы с риском обнаружить своим сигналом местонахождение группы перед хищниками. Другой пример представляют исследования когнитивных способностей домашних кур, познавательные и коммуникативные способности которых оказались сопоставимыми с таковыми у приматов. То есть простое увязывание объема головного мозга со степенью развития познавательных способностей не срабатывает. Более того, опыт животных и интерпретация ими их экологической ниши имеют непосредственное влияние на их поведение, что также необъяснимо, по Бриеру, с помощью механистических моделей.
Гуссерль в своей известной книге «Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология» писал о том, что чрезмерная рационализация привела к однобокому развитию наук после Галилея. Предпринятая им попытка разработать чистую феноменологию была направлена на решение возникшего кризиса. Другой подход предложил Чарльз Сандерс Пирс с его интеграцией семиотики с феноменологией (фанероскопией). Трансдисциплинарный подход Пирса не сразу получил признание по той простой причине, что сам Пирс так и не свел воедино свои концепции в одной книге. Поэтому до сих пор исследования в области когнитивного (например, бихевиоризм) основывались на статистическом понятии информации. Тем не менее Бриер отмечает, что поворот в сторону пирсовских концепций медленно происходит в настоящее время. По его мнению, парадигма, основанная на статистической теории информации, термодинамике и общей теории систем, не способна превратиться в полноценную науку в смысле «Wissenschaft», а не только в смысле «science». Бриер считает, что Марчел-ло Барбьери с его «кодовой биологией» разделяет эту мысль.
Барбьери утверждает, что эволюция от одиночных клеток к многоклеточным животным была чем-то гораздо большим, нежели простым увеличением роста и сложности: это была настоящая макроэволюция, приведшая к возникновению не существовавших до того восприятия, чувства и способности к интерпретации информации из окружающего мира. Соответственно, Барбьери разделяет два типа семиозиса в живых системах: основанный на кодировании / декодировании органический семиозис и основанный на интерпретации животный семиозис.
Представляет интерес существенное расхождение взглядов Барбьери и Бриера на перспективы использования пирсовской семиотической философии и соответствующего анализа в качестве основы биосемиотики. Бар-
194
бьери считает, что такой подход может завести биосемиотику в тупик. Тогда как Бриер утверждает, что со времен возникновения эволюционной теории не было ничего более смелого, нежели попытки использования пирсовских концепций в биосемиотике. По его мнению, просто «перекинуть мост» из мира природы в мир культуры невозможно, поэтому создание трансдисциплинарной основы для совместного изучения двух миров представляется неизбежным. Бриер видит потенциал в «киберсемиотике» - сочетании общей теории систем с кибернетикой и пирсовской семиотикой.
Барбьери утверждает, что наличие смысла в органическом мире не более странно, чем наличие в нем кода. Смысл и код являются «двумя сторонами одной медали»: смысл есть ментальная сущность, когда код -посредник между психическими объектами, и органическая сущность, когда код - посредник между органическими молекулами. Таким образом, его концепция кодирования может работать только на основе концепции смысла. Но чтобы уйти от семиотической философии Пирса, Барбьери предлагает не разделять знак и значение, превращая таким образом семиотику в изучение знаков и смыслов вместе. Но именно пирсовское разделение знаков на репрезентамены и интерпретанты, его концепции изменения знаков по мере утраты ими энергии и воздействия знаков на объекты, по мнению Бриера, могут быть полезны для семиотического анализа смыслового содержания. Тогда как теория информации Шеннона адекватна лишь для технических систем связи. Биты не могут быть знаками сами по себе -вне какого-либо контекста, и из них нельзя получить пирсовские символы простым «нанизыванием» битов одного за другим. Концепция кода для того и нужна Барбьери, чтобы уйти от пирсовского понятия знака. По Бар-бьери, код - это всегда набор правил, которые устанавливают соответствия между двумя независимыми мирами. Сами эти правила не диктуются законами физики и химии. В этом смысле они являются произвольными, а количество произвольных соответствий между двумя независимыми мирами является потенциально неограниченным. И тогда код - это небольшой набор произвольных правил, выбранных из потенциально неограниченного их числа, для того чтобы обеспечить определенное соответствие между двумя независимыми мирами.
Парадигма «кодовой биологии» (code biology) Барбьери, по его собственному утверждению, призвана решить проблему конфликта между объяснением поведения биологических систем на основе анализа химических реакций и на основе подхода, рассматривающего информацию. Бар-бьери также претендует на то, что его «кодовая биология» способна дать больше, нежели пирсовская и аутопоэтическая биосемиотики. Однако Барбьери использует пирсовскую концепцию абдукции: если поведение многих животных можно объяснить «программами», состоящими из нейронных кодов, то способность некоторых животных к интерпретации на основе ограниченной информации, поступающей из окружающего мира,
195
не сводится к индукции или дедукции и требует рассмотрения процесса абдукции.
Барбьери предпочитает говорить о «кодопоэзисе» - сочетании ауто-поэзиса Матураны и Варелы с кодовой концепцией самого Барбьери. Тогда клетка становится кодопоэтической системой, способной создавать и сохранять собственные коды. Однако Бриер не находит в такой теории места для смысла, хотя Барбьери и ведет речь о дуализме смысла и кодов и о двух различных типах семиозиса - на основе кодов и на основе интерпретации, что идет вразрез с пирсовской семиотикой, в которой интерпретация присутствует в любой форме семиозиса.
Таким образом, согласно Барбьери мы имеем уровень органических кодов - как систем, которые могут быть удовлетворительно смоделированы как механические (без смысла), а затем у нас есть уровень органических кодов с возникающей способностью производить интерпретацию. Абдуктивные интерпретирующие способности, связанные с возможностью приобретения опыта и осознания и необъяснимые механистически, -это и есть тот интересный взгляд на эволюцию, которым мы обязаны Барбьери. Его теория предполагает, что абдуктивные способности возникают на основе новых нейронных кодов, производящих эмоции. Тем не менее Бриер полагает, что теория Барбьери пока далека от тех перспектив, которые предлагает биосемиотике концепция Пирса, разрабатывавшаяся в течение всей его жизни.
Но модель Барбьери бросает вызов механистической парадигме, объясняя проблемы возникновения жизни из физико-химического мира и появления опыта самоорганизации живых систем процессами производства новых кодов. В такой кодовой модели чувства не являются спонтанным результатом процессов более низкого уровня в головном мозге, а возникают в качестве «артефактов мозга», будучи произведенными нейронным устройством в соответствии с правилами нейронных кодов. Такое устройство представляет собой систему производства кодов, получающую информацию от органов чувств и доставляющую приказы двигательному аппарату. Таким образом, параллель между жизнью и разумом состоит из трех различных параллелей: одной - между белками и чувствами, другой -между генетическим и нейронным кодами, а третьей - между клетками и системой производства кодов.
Критика Бриера приведенной теории не основывается на том, что существует другая теория, в лучшей степени решающая рассматриваемые Барбьери проблемы. Напротив, Бриер отдает должное Барбьери за его теорию. Критике подвергается антипирсовский посыл теории Барбьери. Двойственное определение знака, данное Барбьери, ближе к соссюровско-му и далеко от триадической динамики Пирса с его первичным, двойственным и тройственным. Упреки в «ненаучности», адресованные Пирсу Барбьери, парируются Бриером: он полагает, что одного только механистического моделирования недостаточно, для того чтобы решить пробле-
196
му ума и сознания. Нужна трансдисциплинарная структура, охватывающая естественные, социальные и гуманитарные науки. Пирс является одним из немногих исследователей, которые предприняли серьезную попытку создания такой трансдисциплинарной структуры.
Барбьери хочет отделить восприятие от умозаключения. Но это все равно, что отрицать непрерывную связь между бессознательным и «преднамеренной» мыслью. Тем самым устраняется возможность того, что не только восприятие включает в себя логический вывод, но и последний включает в себя реальный опыт, как это следует из подчеркиваемой в пир-совской теории преемственности между неявной и явной логиками. По мнению Бриера, совершенно очевидно, что нет ни одной точки в эволюционной истории, где исчезают инстинкты животных и начинается человеческое рассуждение, где неявная логика природы вдруг становится явной.
По мнению Бриера, то, что наука называет «мозгом», представляет собой физиологическую концепцию или модель материальной субстанции, неразрывно связанную с производством нашего восприятия и субъективных ощущений. Тем не менее «мозг» является моделью объективной субстанции. Это не субъективное переживание. Наш мозг - это не мы. Поэтому «мозг» не может иметь субъективных чувств и мыслей, и он не может сам по себе быть субъективным; такими можем быть только мы. Бри-ер полагает, что моделирование субъективных процессов не есть моделирование мозга. Очевидно, что мозг вместе со всем телом участвует в процессе приобретения опыта, но пока непонятно, каким именно образом. По этой причине Бриер сомневается в возможности кодовой модели адекватно описать причинно-следственные связи между работой мозга и производством опыта.
Информация Шеннона определяется независимо от среды ее конкретизации. В биосфере, однако, нельзя отделить информацию от материала, в котором она конкретизируется. Если в мире компьютеров информация, не изменяясь, может циркулировать между различными устройствами, то в мире живой материи это уже не так: как мы знаем, один и тот же генотип дает разные фенотипы.
По Шеннону, в упорядоченной последовательности чисел содержится меньше информации, чем в случайной, поскольку первую можно предугадать на основе встроенной в нее закономерности. Тогда получается, что упорядоченные совокупности клеток, каковыми являются живые организмы, содержат меньше информации, нежели случайные наборы клеток. Бриер видит здесь фундаментальное противоречие.
По мнению Бриера, попытка Барбьери использовать концепции Пирса об абдукции и семиотической интерпретации, игнорируя пирсов-ские философские основы, упирается в проблему отсутствия в механистической науке понятий для опыта и смысла.
В эволюционных исследованиях, по мнению Бриера, мы видим различные варианты развития в направлении форм, адекватных окружающей
197
среде. И тогда, если ген является символом, он должен включать в себя индексальные и знаковые функции, для того чтобы быть информативным. Однако Бриер полагает, что из идей Пирса это не следует. Пирс определяет символ как тип или вид. Так, генотип является символом, но не конкретный ген или массив генов внутри конкретной клетки. Конкретный ген, действующий в конкретной клетке, не является символом, но служит его репликой. Символ является символом, даже если он не воплощен. Его реальность не зависит от существования, хотя он может быть выражен только тогда, когда воплощен в репликах. Символы не являются статичными. Они растут и, как правило, становятся сложными. Их рост происходит, когда они воплощены в репликах. И возникающие совершенно случайно при этом росте новшества, обобщаясь, становятся частью самого символа.
Пирс не утверждал, что физическая реальность смешалась со знаками. Скорее нужно говорить о вселенной дискурса, открытой для разных семиотических структур и тем самым пересекающей искусственно установленную границу между природой и культурой. Сочетание семиотики Пирса с теориями аутопоэзиса и умвельта, по мнению Бриера, может позволить прийти к подлинной трансдициплинарности и выйти за рамки естественных наук в их нынешнем виде. Простое добавление информации к физическим и химическим процессам не даст того, что может дать пирсовская биосемиотика, основанная на понимании того, что логическая (она же -семиотическая) вселенная «охватывает» вселенную сущностей, а не наоборот.
Выход за пределы физического осуществляет в своей статье «Происхождение семиозиса из логических конфликтов в живой природе. Или почему биофизика не способна увидеть смысл, а биосемиотика его видит» и Калеви Кулль, предлагающий модель, в которой речь идет о возникновении феноменального мира через натурализацию логического противоречия или несовместимости (более широкого понятия, включающего в себя логическое противоречие). Физические модели исключают противоречия. Однако, по мнению Кулля, семиозис возникает на основе принятия решения в ситуации логического конфликта, происходящего в феноменологическом настоящем, с помощью «строительных лесов», воздвигнутых предыдущими актами принятия решений.
Связь физического с феноменальным была одной из самых сложных проблем для теоретической биологии, а также для философии и науки в целом. Икскюль обвинил физикалистски настроенных биологов в «слепоте по отношению к смыслу» (Bedeutungsblindheitd). Действительно, физическая методология, описывающая все процессы на основе вычислительных моделей, не нуждается в концепции смысла. Более того, она не обладает инструментами, чтобы изучать смысл, чтобы даже хотя бы заявить это. Выход состоит в том, чтобы дополнить модели биофизики методологией, которая может работать со смыслами, дополнить семиотикой - изучением «производства смыслов». Ведь, по Хоффмайеру, эмпирическая состав-
198
ляющая жизни является ее неотъемлемым аспектом, имеющим собственную историю эволюции от примитивных форм до сложных видов умвель-та в больших организмах.
Кулль отмечает то обстоятельство, что говорить о смысле в логически совершенных системах абсурдно: такие системы безотказно работают на основе непреложных законов - подобно машинам, и если такая система и сломается, то это не проблема самой системы, а проблема ее пользователя. Смысл появляется только там, где возможны ошибки. Именно таковы живые системы. Поэтому и необходимо изучать логические конфликты в таких системах, в которых возможны ошибки.
Можно заметить, что определенная логическая несовместимость является необходимым условием для любого диалога, для производства смысла, а также для конструктивного общения (даже для автокоммуникации). Это происходит потому, что диалог имеет место быть, если есть определенное качественное различие между коммуникантами, если что-то непонятно или несопоставимо. Кроме того, такая логическая несовместимость является условием для возникновения процессов адаптации, изучаемых в биологии. Казалось бы, логические конфликты или смысловая несовместимость очень часты в поведении живых существ. Тем не менее трудности в формализации этих явлений весьма симптоматичны, поскольку большинство существующих моделей процесса биологической адаптации не включают в себя наличие смысла. Смысл есть реальная возможность, не выражаемая в вероятностных терминах.
Многие процессы живых систем можно описать как операции общего вида «Если А, тогда выполнить Б», где связь между А и Б в процессе не следует непосредственно из физических или химических законов, но приобретается через историю, эволюцию, обучение, компиляцию - т.е. через какой-либо процесс в живой природе. Что действительно характерно для живых систем - так это способность сохранять связь между такими объектами, которые не обязательно связываются друг с другом спонтанно при реконфигурации. То же самое характерно и для семиотических систем. Например, вещество А вне клетки может регулярно сопоставляться с веществом Б внутри клетки посредством передачи сигнала-фермента, в то время как вещества А и Б могут быть вообще никак не связаны в химическом смысле - могут никак не взаимодействовать в случае непосредственного контакта.
Операции «Если А, тогда выполнить Б» не являются семиозисом сами по себе - по причинам, которые мы обсудим в ближайшее время; тем не менее они, как правило, продукты семиозиса, или, вернее, они являются своего рода дегенерировавшим семиозисом - семиозисом, превратившимся в привычку (и таким образом потерявшим способность создания смыслов). Такие привычки можно рассматривать как коды в смысле теории семиотики Умберто Эко.
199
По Чарльзу Пирсу, семиотика есть обобщение логики. Эта точка зрения полезна при рассмотрении того, как логические отношения возникают в живых системах. Предположение о существовании таких знаковых и логических отношений дает возможность распознавать прелингвистиче-скую логику как этап в развитии лингвистической логики. Лингвистическая логика (а в дальнейшем и формальная логика) затем будет рассматриваться в качестве ступеней или уровней в развитии сознания.
Существуют знаковые отношения и привычки в живых системах, отличных от человека, которые можно рассматривать как гомологичные (т.е. не только аналогичные) прекурсоры лингвистических отношений (как логических в более общем смысле) и которые являются структурно негомологичными химическим взаимодействиям. Это происходит потому, что знаковые отношения и привычки (как операции) приобретаются.
Поскольку нет практически никаких ограничений на комбинации предпосылок и следствий в знаковых или логических операциях, способность выполнять которые может быть приобретена независимо в случае каждой отдельной операции, то существует вероятность того, что некоторые комбинации операций могут быть несовместимы друг с другом и противоречивы. Этот пункт может потребовать дополнительных объяснений. Физический мир в обязательном порядке описывается с помощью непротиворечивых законов. По определению физические законы (как детерминированные и стохастические) не могут противоречить друг другу, они не могут иметь исключения (это фундаментальное предположение для физических теорий). Операции не являются законами. Операции - это правила, используемые в поведении. Операции не являются универсальными, они являются локальными. Операции могут иметь исключения даже в пределах одного организма. Операции могут противоречить друг другу.
Кулль делает очевидное для него предположение о том, что живые организмы способны устанавливать некоторые правила своего поведения. Условные рефлексы могут служить хорошим примером таких правил. В случае минимальной модели несовместимости существуют по крайней мере две различные операции, которые сохраняются с помощью прямого или косвенного самовоспроизведения, в то время как эти две операции несовместимы. Имеется в виду, что возникает ситуация, в которой более чем одна операция применяется в тот момент, когда они не могут быть выполнены одновременно. Особый случай несовместимости появляется на уровне языка как противоречие. Таким образом, несовместимость является более общим понятием, чем противоречие.
Вполне возможны операции, совместимые по отдельности. Тогда их несовместимость проявляется только в том случае, когда эти операции должны выполняться одновременно.
Несогласованность операций, их несовместимость сами по себе обусловливают стремление к диалогу (переговорам, по Умберто Эко, переводу, по Юрию Лотману). Это логический конфликт, путаница, которая не
200
может спокойно сохраняться и желает перейти в непротиворечивое, совместимое состояние.
Поскольку мы склонны использовать (не только в науке, но и в повседневной жизни) непротиворечивые модели, путь к построению таких моделей лежит через устранение различных видов противоречий или несоответствий. Таким образом, несовместимости представляют собой общий и необходимый этап в возникновении непротиворечивых моделей.
Аналогичной точки зрения придерживается Рикёр, утверждающий, что семантическая несовместимость - больше, чем сигнал для интерпретации, и фактически является составной частью самого производства (смысла).
Ситуация несовместимости, таким образом, есть ситуация выбора. Выбор предполагает альтернативы, которые не могут быть выполнены все вместе - в противном случае не было бы ситуации выбора или несовместимости.
Такую точку выбора - точку бифуркации - биофизика практически неспособна описать. Это происходит потому, что биофизические описания по своей природе являются вычислительными, т.е. последовательными, в то время как для того чтобы осуществить выбор, возможности должны быть предоставлены одновременно. Такое возможно только в том случае, если время останавливается на мгновение. И это на самом деле происходит в субъективном настоящем.
Согласно пирсовскому определению знака, знак - это то, что означает нечто иное, чем он сам. Кроме того, знак является неприводимой триадой, т.е. это «нечто иное» не может быть отделено без разрушения знака. Таким образом, ссылка на это «нечто иное» представлена в знаке в настоящем времени. Этот аспект времени, однако, не был предметом дальнейшего анализа Пирса. Тем не менее этот аспект является принципиально важным, поскольку он подразумевает, что для знака «настоящее время» имеет важное значение. Таким образом, мы приходим к выводу, что пирсовская неприводимость знака-триады относится к темпоральной одновременности в смысле внутреннего «прямо сейчас».
Примечательно, что слово «вариант» появляется в основном тексте восьми томов собрания сочинений Пирса только один раз. Именно тогда, когда он говорит о законах физики, не оставляющих частице никаких вариантов. Притом что возникновение знака очевидным образом связано с «вариантом» - как возможностью выбора.
Возможность выбора для Пирса более тесно связана с ошибочностью. Вместо того чтобы использовать концепции выбора или принятия решений, Пирс говорит об этом через понятие сомнения. Он не обсуждает выбор явно. Тем не менее для Пирса первичность есть возможность, и такая возможность реальна. Семиозис, являющийся интерпретацией, также есть принятие решения, выбор опции. Пирса отличает от приверженцев более привычной феноменологии то, что он развивает свой анализ вплоть
201
до самых примитивных знаков, доступных для живых систем задолго до того, как возникает сознание.
Как было описано выше, операции могут быть несовместимы, т.е. находиться в конфликте. Тем не менее для возникновения конфликта необходимо требование об их совместном исполнении. Это требование диктуется принятием решения (или интерпретацией - в смысле Пирса). Для того чтобы осушествилось принятие решения, возможности должны быть предоставлены синхронно, т.е. должны наличествовать одновременно возможные варианты. Если возможности не одновременны, то они не являются истинными альтернативами, они не являются вариантами, поскольку выбор возможен только из одновременно предоставленных возможностей. Условием для логического конфликта является наличие вариантов, предоставленных в феноменальном настоящем.
Последовательное описание процессов исключает ситуацию выбора. Даже теория бифуркаций в нелинейных системах, теория катастроф и детерминированного хаоса, а также фрактальная динамика не преодолели порог для рассмотрения принятия решений - и, таким образом, для семи-озиса. Эти модели работают как последовательные за счет введения вероятностного понятия микрофлуктуаций. Поэтому и различные вычислительные модели не в состоянии описать реальный процесс принятия решений. Поскольку семиозис не является вычислением.
Для того чтобы одновременность была возможна, соответствующий момент времени должен иметь конечную длину, время должно остановиться. Это то, что было описано (например, Уильямом Джеймсом) как правдоподобное настоящее (the specious present), воспринимаемое в качестве «кванта времени».
Правдоподобное настоящее - это феноменологическое понятие. Организмы взаимодействуют с окружающим миром через конечные пирсов-ские квалии (qualia). Они существуют в виде моментов, минимальных элементов времени, которые еще не содержат в себе движения. Такое восприятие времени с помощью качественных моментов было ясно обозначено уже фон Бэром: в его концепции данный момент является вневременной границей между прошлым и будущим, что, как правило, называют «сейчас». Фон Бэр высказал мнение, что разные организмы могут иметь различные «данные моменты» при измерении с помощью внешних средств, вроде часов.
Вовсе не обязательно предполагать постоянство феноменального настоящего времени. Настоящее может появляться и исчезать, а затем вновь возникать в течение короткого или длительного времени. Воспринимаемое неизменным феноменальное настоящее время является тем, что характеризует сознание. Во многих организмах (в том числе и в живой клетке) феноменальное настоящее само по себе может быть временным, и такое положение приводит к путанице. Это означает, что последователь-
202
ные операции и их одновременное присутствие могут чередоваться в разном соотношении у разных организмов в разное время.
Другим выводом из проведенного анализа является то, что для принятия решений не требуется понятие «центра». Это хорошо согласуется с концепцией организма как «роя». Ни один наблюдатель не нужен для существования феномена. То, что требуется, - это лишь пересечение несовместимых операций по их репрезентаменам в момент одновременности. Только в пределах феноменального настоящего выбор может быть сделан между вариантами. Мы полагаем, что противоречие здравому смыслу этого заявления может быть одной из основных трудностей в решении проблемы психической неопределенности (вместе с ее частным случаем -свободной волей).
По мнению Кулля, для того чтобы окончательно соединить физиологию и феноменологию (или физику и семиотику), нужны модели правдоподобного настоящего времени в обеих областях, а затем их будет необходимо соединить соответствующим образом.
Выбор между вариантами, осуществляемый в настоящее время, является «решением» или «интерпретацией». Решение, которое преодолевает затруднение, обычно не просто везение. Оно основано на «строительных лесах», представляющих собой множество следов от ранее принятых решений. Создание этих следов является тем, что называется обучением. «Строительные леса» обеспечивают предпочтения или фрейм, которые помогают, как правило, быстро преодолеть неопределенную ситуацию выбора при одновременном сосуществовании возможностей в феноменальном настоящем времени. Конструкции биологических (а также культурных) систем полны таких «строительных лесов»: все органические формы строятся по следам имевшего место быть ранее обучения. Поэтому ситуации принципиально свободного выбора часто дают хорошо предсказуемые модели поведения, если описываются сторонним наблюдателем. Короткий период выбора и предсказуемость его результата являются очевидными причинами, по которым такой выбор трудно заметить, если ученый не располагает соответствующей моделью принятия решений и феноменального настоящего времени, т.е. семиозиса.
Т.Ш. Адильбаев
203
