CC BY
160
3. Там же. С. 341-342.
4. Там же. С. 366-390.
5. Там же. С. 351-352.
6. Там же. С. 352.
7. В., Пантин В. Что такое сталинизм? // Осмыслить культ Сталина: сб. ст. М.: Прогресс, 1989. С. 327.
8. Crowder G. Hedgehog and fox. Режим доступа: http://plato.stanford.edu/entries/berlin
9. См.: Янов А. Тень Грозного царя: Загадки русской истории. М.: КРУК, 1997.
10. Паперный В. Культура Два. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Новое литературное обозрение, 2006. С. 145.
11. Водолазов Г. Ленин и Сталин. Философско-со-циологический комментарий к повести В. Гроссмана «Все течет» // Осмыслить культ Сталина: сб. ст. М.: Прогресс, 1989. С. 151.
12. Паперный В. Указ. соч. С. 129.
13. Там же.
14. Добренко Е. Политэкономия соцреализма. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 90.
15. Там же.
16. См.: Баткин Л. Сон разума. О социокультурных масштабах личности Сталина // Осмыслить культ Сталина: сб. ст. М.: Прогресс, 1989. С. 9-53.
17. О молчании как черте русской культуры см. исихазм.
18. Берлин И. Указ. соч. С. 407.
19. Шайтанов И. Русское интервью Исайи Берлина // Вопросы литературы. 2000. № 5. С. 136.
20. Берлин И. Указ. соч. С. 498.
УДК 81
Т. А. Коновалова
БИОМОРФНЫЕ ОБРАЗЫ В АРХИТЕКТУРЕ ДРЕВНЕГО ЖИЛИЩА СЛАВЯН
В статье описываются биоморфные образы в архитектуре древнего жилища славян. Цель статьи - попытка реконструировать целостный образ славянского жилища и установить, какие образы являлись специфическими для восточных славян и закреплялись в архитектурных деталях. Используются работы исследователей по мифологии, этнографии, археологии, лингвистике.
The article describes biomorphous images in architecture of ancient dwelling of Slavs. The purpose of the article is an attempt to reconstruct a complete image of Slavic dwelling and to establish, what images were specific for the eastern Slavs and were fixed in architectural details. The Works of researchers on mythology, ethnographies, archeology and linguistics are used.
Ключевые слова: образный код, архитектура жилища, фитоморфные, зооморфные, орнитоморф-ные, антропоморфные образы.
Keywords: a figurative code, architecture of dwelling, phytomorphous, zoomorphous, ornithomorphous, anthropomorphous images.
© Коновалова Т. A., 2010
Каждую национальную культуру отличают специфические языковые образы, символы, образующие особый код культуры. С его помощью носители языка описывают окружающий мир, используя его и в интерпретации своего внутреннего мира. Поиск специфических элементов, отличающих тот или иной код культуры, позволяет указать на особенность культуры, отраженной в мышлении народа. Цель статьи - проанализировать, какие биоморфные образы в строительстве древнего жилища использовали наши предки для архитектурного воплощения своих идей и что эти образы означали. Материалом послужили исследования ученых, посвященные изучению древнего жилища, обычаев, верований, обрядов, отразившихся в былинах и сказках, в древних летописях, в убранстве жилища и в целом в мировоззрении славян (О. А. Ганцкая, М. Б. Едемский, Д. К. Зеленин, Н. А. Кри-ничная, В. В. Стасов, Н. Н. Суворов, В. Н. Топоров, А. К. Чекалов и др.).
Вышеуказанные исследователи утверждают, что в любом акте строительства, помимо более или менее ярко выраженного рационального начала, присутствовала главная идея славянского язычества - о гармонии Вселенной и о роли человека в этой гармонии. Рассмотрим, как проявлялась эта ценностная для древнего человека идея на уровне сооружения простой крестьянской избы.
Сооружение жилого дома для наших предков славян было исполнено глубочайшего религиозного смысла - это было сооружение «домашней Вселенной». Дом не просто возводился по священному образцу, самый акт строительства являлся священнодействием, будучи в определённой степени равен сотворению мира.
Конструкция дома сразу заставляет вспомнить представления об организации Космоса, бытовавшие у наших языческих предков. Дерево, растущее внутри дома, было для славян (и не только для славян) зримым воплощением Мирового Древа, «зиждущего» Вселенную. Представления о Мировом Дереве, свойственные мифологиям Евразии и Америки, стало, как пишет В. Н. Топоров, «синтетическим средством, описывающим в мифопоэтической традиции мир» [1]. Прежде всего оно задает своим строением - крона, ствол, корни - тройное вертикальное членение мира. С кроной соотносится верхний мир, мир богов, небеса, птицы; со стволом - средний, земной мир, копытные животные; с корнями - мир нижний, подземный и связанные с ним представления о царстве мертвых, хтонические животные (лягушки, ящерицы, змеи, насекомые), а также грибы. Посредником между мирами (медиатором) оказывается животное, способное перемещаться вверх-вниз по стволу.
Языческая символика при этом часто дополнялась христианской (например, иконой), которую иногда прикрепляли к дереву. В некоторых местах (во Владимирской губернии, например) вместо дерева ставили деревянный крест. Это имело свое объяснение. Согласно христианской традиции, Голгофа, где принял крестные муки Иисус Христос, является центром Вселенной; по преданию, на этом месте был сотворен и впоследствии похоронен Адам; Голгофа как «вершина мира» не была залита и во время библейского потопа. Крест, возводимый на месте будущего дома, нёс ту же смысловую нагрузку, что и Мировое Дерево язычников. Человек собирался создавать Вселенную - маленькую, «домашнюю», но вполне настоящую.
На основании исследований А. К. Байбури-на, Н. Н. Воронина, О. Н. Мороховской и других можно предположить, что сотворение «домашней Вселенной» наши предки вполне закономерно старались приурочить ко дню сотворения мира - к 21 марта, дню весеннего равноденствия. В дохристианские времена около 21 марта справляли Масленицу - древнейший праздник Солнца и Огня, который лишь гораздо позже оказался привязан Церковью к Великому посту.
В позднейшие времена бытовало поверье, что сроки строительства непременно должны были захватить летний праздник Троицы: «без Троицы дом не строится».
У наших предков представления о доме было как о живом существе.
Истоки понимания дома как живого существа, как отмечают исследователи А. К. Чекалов, Л. Н. Чижикова, Н. Н. Суворов и других, уходят в тотемистические представления, позднее -в верования, связанные со священными животными и растениями. Представления о доме как о живом существе проявляются, прежде всего, в декоративной домовой резьбе, в пластически оформленных конструктивных деталях. Они же обнаруживаются и в мифологических рассказах о домовом, рассматриваемых в контексте обрядов, верований, всего традиционного крестьянского быта с привлечением данных из области лингвистики и археологии.
Сама постройка либо ее дух может иметь зоо-(в том числе орнито), фито- и антропоморфные черты или совокупность тех, и других, и третьих.
Так, например, на Русском Севере отмечен один из архаических типов жилища - это дом «конем» [2]. В сказках и былинах конь - посредник между мирами и стихиями. В мифологии это божественный предок - родоначальник тотемного характера.
Архаические черты в северорусской архитектурной традиции наиболее устойчиво проявля-
ются в скульптурном завершении охлупня (князька, шелома), т. е. выдолбленного бревна, закрывающего верхний стык двух скатов кровли. Это скульптурное завершение осмысляется в качестве «головы» дома [3].
Формы скульптурной обработки охлупня разнообразны. Здесь можно было найти и медведя, увидеть какую-то птицу и коня. В северорусской архитектурной резьбе преобладает пластическое решение охлупня в виде части торса и головы коня [4].
Есть свидетельства, что деревянному изображению некогда предшествовала настоящая лошадиная голова [5].
Среди образцов скульптурных коней - охлуп-ней есть и «гибридные существа - это кони со змеиной головой, с заячьими ушами, с широкой оскаленной пастью, с крыльями, с вытянутой гусиной шеей, с птичьим туловищем» и пр. Из мифологических поверий и рассказов известно, что змеевидный образ мог принять домовой. Часто вместо головы фигурирует волютообразный завиток, квадратный выступ или зубчатый гребень [6].
В Восточном Прионежье, на р. Модлоне, зооморфные черты жилища отражены в соответствующей терминологии архитектурных деталей. Например, верхний стык двух скатов кровли, прикрытый охлупнем, или шеломом, независимо от его конкретной скульптурной формы получил название «конька», «коня», вследствие чего данный термин стал тем суммарным символом, собирательным образом, в котором растворились все другие зооморфные фигуры, как дошедшие до нас, так и навсегда утраченные традицией [7].
Формой скульптурной обработки охлупня может послужить и фигура оленя с ветвистыми рогами, вырезанными из отростков корня. Такое изображение зафиксировано, в частности, на берегах Вычегды и Пинеги. Его стадиальный предшественник, а затем и эквивалент - настоящие оленьи рога, дух «строительной жертвы» [8].
Изображения змееподобных голов, существ со звериными рогами наряду с волютами или луковицами отмечены в декоративной обработке по-токов-водопусков, в частности, в Архангельской и Вологодской губерниях [9].
Фантастические формы змеи с разинутой пастью или некоего чудовища с рогами, со стоячими ушами, помимо превалирующих изображений в виде птичьей или конской головы, придавались и концам куриц [10].
Судя по новгородским археологическим материалам Х-Х1 вв., на конструкциях домов и ручках ковшей некогда фигурировали и некие тератоморфные существа, напоминающие очертания собаки. Образ собаки закодирован в названии «собачья шея», которым обозначается
прием соединения бревен, бытовавший у вепсов и карелов [11].
Знак быка или козла [12] запечатлен в названиях стропил, служащих основой крыши, попарно сведенных под углом и несущих в точке своего пересечения коневой брус [13]. Именно на этих представлениях основывается известная загадка: «Стоит бычище, проклеваны бочища». О зооморфных персонажах напоминает и название способа рубки «в лапу», когда торцы бревен выпускаются наружу. В мифологии признаки козла или собаки может иметь домовой. Козлиный череп осмысляется как эманация домового [14].
Орнитоморфные образы обнаруживают себя в наименованиях некоторых архитектурных деталей жилища. В их числе название «курицы», употребляемое применительно к скульптурным «окручьям», которые, по-видимому, изначально имели именно птичьи очертания, преимущественно курицы, петуха. Кстати, сюда же относится и название «кокошник», происходящее от слова «кокошь», что означает «курица», «петух» [15]. «Кокошником» именуется украшение на фасадах каменных зданий в виде полукруглого щитка, напоминающего по форме старинный женский головной убор, известный под тем же названием [16].
Композиция храмового завершения в виде ярусов «кокошников» является характерной особенностью древнерусского зодчества. К этому же ряду архитектурных терминов принадлежит и наименование «сорока», встречающееся в обиходе, например, в Заонежье (также ассоциируется с женским головным убором). Им обозначается конструктивная часть кровли, деревянный нагель - стержень, скрепляющий коневое бревно с охлупнем [17]. «Сорокой» же называется и угловатый аркатурный пояс, окружающий повалы восьмерика шатровых церквей прионежского типа «кораблем» и декорирующий выходы потоков-водосбросов внутренней кровли. Такая «сорока» отмечена, например, в декоре Кижской Покровской или Кондопожской Успенской церквей XVIII в. Очертания аркатурного пояса перекликаются с орнаментикой шитья головного убора - «сороки», представляющего собой разновидность круглого закрытого кокошника. Часто в поверьях сороке принадлежит роль оберега от домового [18]. Как и в народной поэзии, в архитектурной лексике встречается наименование «сокол», обозначающее в некоторых локальных традициях (например, в Поморье) первую хребтовую стропилину дома [19].
Очередной термин из орнитоморфного семантического ряда - «гребень»: так называется часть, символизирующая целое, в котором опять-таки угадывается прежде всего значение «петух», «ку-
рица». Имеется в виду ребро двускатной крыши, продольный брус или решетка, идущие по самому ее верху. Названия частей птицы и ее свойств закодированы и в ряде других архитектурных терминов или их диалектных эквивалентов. Так, в числе названий, обозначающих причелины -доски фасада дома, которые идут по краю обоих скатов крыши от конька и обычно украшаются резьбой.
Д. К. Зеленин приводит наименование «перо». Им же указаны и «подперки», которые спускаются с крайних досок, как концы вышитого полотенца [20].
С пером птицы ассоциируются и перила, пе-реное крыльцо (ср. с древнерусским «перити» -снабжать оперением [21], с церковнославянским «переть» - лететь, двигаться: от него происходит «перила» [22]).
«Крыльцо» («крыльце») в древнерусском языке - это и уменьшительная форма слова «крыло», и «крыльцо, площадка перед входом со ступенями и кровлей» [23]. Правда, в древнерусском языке, как и в севернорусских диалектах, крыльцо - это и человеческое заплечье, лопатка [24].
«Лопатками» называются иногда и причели-ны [25]. Есть у дома и свои «подкрылки» - расположенные под кровлей вертикальные резные доски, которые прибивались на торцы бревен, или резные доски, прикрывающие повалы [26]. Подобные «подкрылки» зафиксированы, например, в Заонежье и Верхнем Поволжье. Наряду с «подкрылками» в крестьянском зодчестве известны и «малые подкрылки» - короткие резные доски, которые прикреплялись перпендикулярно приче-линам и предохраняли от сырости торцы верхних бревен сруба [27]. Примыкая непосредственно к полосе резного подзора и находясь с ним в одной плоскости, они составляли законченное художественное обрамление фронтона [28].
Композиции, включающие в себя орнитоморф-ные образы, устойчивы в росписях прялок, в орнаменте вышивки, в керамике.
Как видим, образы коня и птицы занимают заметное место в декоративном убранстве жилища. Д. К. Зеленин связывает их с воспоминанием о черепах животных, приносившихся в жертву при строительстве жилища [29]. Эти образы, по мнению А. К. Чекалова, «оказались своего рода легальными канонизированными масками, под которыми таились запретные языческие тотемы» [30].
Если избушка Бабы-Яги удержала за собой лишь «курью ногу», то изба крестьянина сохранила до наших дней и птичью голову, и гребень, и крылья с подкрылками, и перья с подперками.
В верованиях петух считался иногда хозяином в дому либо любимой птицей домового, изгонял нечистую силу из жилища [31].
Избе-птице соответствуют и предметы домашнего обихода. Это ковши солонки с птичьими головами вместо ручек.
Древние ценили не только птиц и животных в окружающем их мире. Орнамент резных украшений избы не обходился и без фитоморфных образов. По своей семантике они тождественны зоо- и антропоморфным фигурам архитектурного декора. Например, стилизованное изображение «елочки» отмечается на коньке дома (у тверских карелов), в резьбе наличников (у русских). Этот символ повторяется в орнаментах на вышитых полотенцах, на глиняной посуде [32]. Образ «елочки» подчас закодирован и в оформлении церкви или часовни. По наблюдениям В. П. Ор-финского, формы такой главки, обнаруженные, в частности, в карельской традиции, являются стилизованными изображениями шишки и символизируют хвойное дерево. В поверьях елочки тоже порою связаны с домашним духом-домовым. Растительные узоры присутствуют и в росписи дома: фронтона, наличников окон, ставен. Это условные изображения деревьев и трав [33].
Несмотря на активное бытование зоо- и фи-томорфных образов, процесс антропоморфиза-ции мифологических персонажей, который происходил во всех областях народного искусства в течение их длительной эволюции, коснулся и внешних очертаний традиционного крестьянского жилища, связанных с ним терминов и фольклорных образов. В результате этого процесса облик дома приобретает все новые антропоморфные признаки, не утрачивая до конца и своих древнейших животных, растительных черт.
Признаки антропоморфизации традиционного жилища особенно отчетливо проявляются в терминологии, обозначающей те или иные его конструктивные части.
Выясняется, что у крестьянской избы есть «череп» - так называется в архангельских говорах потолок или крыша, «надчерепок» - поперечная переводина над потолком, «черепной» венец - это верхний венец, в котором выбирают паз для настилки черепа-потолка и на котором лежит череп-кровля [34].
Отмечено у дома и «чело» (лоб): это и фронтон избы, и наружное отверстие русской печи [35].
Отсюда «причельный», т. е. находящийся при челе, и «причелины», т. е. резные доски, которые прикрывали торцы слег крыши и обрамляли чело [36].
Семантическими эквивалентами слову «чело» являются «лоб» [37], «лобяк», «лбище», «залоб-ник» [38]. Отсюда выражение «лобовая сторона» избы, т. е. ее фасад [39].
У деревянной рубленой избы есть и «лицо», но оно прикрыто «наличником» (-ами). В этом слове содержится несколько значений, обнару-
живающих полисемантизм соответствующей архитектурной детали. Так, в древнерусском языке наличник - это забрало, щиток, прикрывающий лицо; лицевая сторона, фасад; фигурное накладное украшение по краям кровли по фронтону здания [40].
Дом предстает как зрячее существо. Его глаза (очи) - окна (праславянск. окъпо - из око)
[41].
Не случайно в некоторых северорусских диалектах слово «глаз» означает «окно на фасаде дома» («У его глазами дом к его дому стоит»
[42]). Не лишена жилая постройка и «ушей» -под таким названием известны конструктивные выемки в стропилах. В очертаниях дома выделяются и «плечи». В северорусских диалектах они именуются «крыльцами».
Символы антропоморфизации крестьянского жилища довольно разнообразны. Многие из них своими корнями уходят в эпоху энеолита. Об этом свидетельствует обнаруженное археологами схематичное изображение треугольного фронтона дома, увенчанного человеческой фигурой с поднятыми к небу руками [43]. Такая фигура, как утверждают исследователи Б. А. Рыбаков, Г. Н. Бабаянц, Л. Н. Чижикова и другие, может быть и «женщиной», и «мужчиной».
Женские фигуры с воздетыми руками (иногда в сопровождении птиц) на месте конька кровли, известные с глубокой древности, встречались на южнорусских и украинских хатах еще в XIX в. [44] Антропоморфный же вид имел у белорусов и вертикальный столб-рассоха в 2-3 м высотой: он ставился на верхний конец избы, над жилой частью дома, и поддерживал «князевую слегу», упираясь концом в верхний угол кровли. Антропоморфность этому столбу, отнюдь не случайно называвшемуся «дедком», придавали два развилка, державшие сволок двускатной крыши, -«руки» дедка, поднятые к небу, а также торец князевого бревна, воспринимавшийся смотрящими на него снизу как голова деда-предка [45].
Антропоморфными образами, символизирующими всю постройку, пронизаны и ее архитектурное убранство, и ее духовная аура. Например, в некоторых севернорусских деревнях (в частности, Сольвычегодского уезда) поверх ох-лупня, на всем его протяжении, вместо «сорок» или иных «птичек» (деревянных стержней, скрепляющих коневое бревно с охлупнем) нередко устанавливались так называемые «мужички» - вертикальные деревянные скульптуры с круглым основанием и с подобием человеческого бюста в верхней части [46]. В тотемских, вельских и шенкурских деревнях им соответствовали «солдатики» либо резные столбики [47].
Этот антропоморфный символ жилища многократно дублировался в очертаниях иных архи-
тектурных деталей: балясин на балконах и балконах-галереях, балин и колонок на крыльцах северных изб, воротных столбов [48].
Схематичные человеческие фигуры узнаваемы в оформлении волютообразных наверший наличников домов Прионежья и Заонежья. В поздней традиции о былом их присутствии в резьбе напоминают так называемые стамики. Более отчетливо антропоморфность этих фигур вырисовывается в вепсской традиции [49].
По внешнему облику с вертикалями «мужичков» и стамиков перекликаются массивные столбы, которыми поддерживаются перила у основания бревенчатого пандуса-«взъезда», ведущего на поветь. Иногда они, «оглавленные» грубо выполненными личинами, называются «стариками». Прямыми аналогами «мужичкам», стамикам, «старикам» являются панки [50] - антропоморфные деревянные скульптуры, которые служили объектом семейно-родового культа: почитаемые в качестве изображений предков, они хранились обычно в божнице за иконами, уживаясь с христианскими святыми и в известном смысле предшествуя им.
Включаясь в общую канву декора, выполненная в дереве человеческая фигура сочетается с объемными изображениями коней, птиц, деревьев, всевозможных «гибридных» существ, с различными космогоническими знаками-символами. Она вписывается в общий контекст мироздания.
В навершиях ярославских наличников иногда встречаются прямые аналоги древнерусского орнаментального мотива «женщина-дерево со спутниками, в котором кони заменены птицами» [51].
Поскольку у дома могут быть и женские, и мужские черты, то, привлекая более широкий -восточнославянский материал, можно сказать, что дом-«мужчину» отличают, прежде всего, «усы» -затесанные концы верхнего бревна сруба и, по всей вероятности, «чуб» - архаическая форма четырехскатной крыши, сохранившаяся в белорусской традиции [52].
Обнаружены в декоре домов (особенно храмов) и указания на женские признаки: головной убор - уже упомянутые «кокошники» и «сороки», украшение - «сережки» (то же, что под-перки), которые спускаются от очелья, прикрывая торцы бревен верхних венцов сруба, или обрамляют крулевку-балкончик [53].
В пропорциях дома заложены пропорции человеческого тела. Ведь для определения его длины, ширины, высоты использовались, по утверждениям ученых, своеобразные единицы измерения: маховая, плясовая, сидячая, прочие сажени. Их модулем служили параметры человека в той или иной позе, а также пядь - расстояние между большим и указательным пальцами руки (ма-
лая пядь) или между большим пальцем и мизинцем (большая пядь).
Во внешнем облике жилища проявляется его характер. Это дом-оберег, дом-защитник. Не случайно говорят: мой дом - моя крепость. Словно старинным воинским головным убором, увенчано жилище «шеломом» (охлупнем), т. е. шлемом. На его лице-фасаде - забрало «наличников», прикрывающих ставнями очи-окна. Воинственный (вернее, защитный) характер жилища отражен и в таких терминах, как «тетива» или «струна», напоминающих о луке. В деревянном зодчестве ими обозначаются наклонные брусы, держащие ступени лестничного марша.
Из совокупности антропоморфизированных терминов и соответствующих им элементов жилища вырисовывается цельный облик дома, своеобразная человеческая фигура, в которой наиболее детально оформлен бюст, как бы вырастающий из древесной плоти, подобно «мужичкам», «старикам» или «панкам». В интерьере жилища их семантическим эквивалентом могла оказаться и круглая маковка на стержне, несущая на себе признаки древнейших припечных столбов и символизирующая домового [54].
Антропоморфные признаки дома наслоились на зоо- и фитоморфные его очертания, не вытеснив полностью последних, наоборот, органически сочетаясь с ними.
Изба предстает как многорукое существо. Его «десницами» (правыми руками) называются в народе половицы, символизирующие человеческую судьбу, жизнь. В некоторых случаях фронтон выглядит как распахнутые руки. При этом при-челины заканчиваются раскрытыми ладонями рук с четко обозначенными пальцами (например, амбар в дер. Коккойлы в музее «Кижи»).
О множестве ног свидетельствуют названия: «ступени» (лестницы), «стопа» (часть дверного или воротного полотна, укрепленная в виде шарнира в косяке входного проема), «пята» (дверного или воротного полотна) или «пяты» - части стропилин, которыми они опираются на концы матиц (балок, переводин) [55].
Таким образом, в результате дошедшей до нас традиции дом чаще всего предстает как некое «гибридное» существо, маркированное зоо- (в том числе орнито-), фито- и антропоморфными символами. Подобные символы были некогда присущи не только крестьянскому, но и городскому жилищу. Как говорится в «Стоглаве», в Москве «над вратами домов у христиан поставлялись <...> звери и змии, и неверные храбрые мужи» [56].
Согласно мифологическому сознанию, как мы уже отмечали выше, дом не просто сооружается - он вписывается в определенную систему мироустройства. Отсюда устойчивость солярного
орнамента, украшающего концы причелин, полотенца, наличники окон, полотна дверей, свесы кровель, иногда балконы, крыльца, галереи, а также различные предметы бытового назначения. По мнению исследователей, круги, звезды, знаки, вписывающиеся в колесо, ромбы, всевозможные розетки, квадраты служили символами огня и солнца [57].
Символика же «живого» огня заключена, по-видимому, в наименовании резной «красной» доски «огниво» (этой доской скреплялись со стороны фронтона концы гнетов-шестов, лежавших горизонтально в середине плоскостей старинной крыши и прижимавших тесовые скаты) [58].
Соответственно владетель дома, владетель очага, как это известно из истории русского языка, назывался огнищанин [59]. В системе архитектурного убранства солярные знаки обычно сочетаются с символами земли, иногда воды.
В результате возникает целостная картина мира, являющаяся повторением макрокосма в микрокосме славянского жилища. «Этот, созданный руками человека, микрокосм повторял картину мира, возникшую в представлениях предков славян (да и многих других народов) где-то в глубинах бронзового века», - отмечает академик Б. А. Рыбаков [60].
Таким образом, ценность архитектурного воплощения идеи гармонии человека и вселенной состояла в понимании древними необходимости жить в мире и гармонии со всеми живыми существами и духами (богами), населяющими этот мир, утверждая одинаковую ценность человека и всего, что его окружало на земле. Эту идею наши предки блестяще реализовали в строительстве своего жилища с помощью фито-, зоо- (орнито-) и антропоморфных образов, ярко демонстрирующих мировоззрение и предпочтения славян в выборе полюбившихся им образов, часто наделяемых могуществом божественного духа, помогающего нашим предкам жить в единстве с природой и космосом.
Примечания
1. Топоров В. Н. Первобытные представления о мире (общий взгляд) // Очерки истории естественнонаучных знаний в древности. М., 1982. С. 26.
2. Чекалов А. К. Народная деревянная скульптура Русского Севера. М., 1973. С. 18, 19, 21.
3. Ганцкая О. А. Народное искусство Польши. М., 1970. С. 119.
4. Чижикова Л. Н. Архитектурные украшения русского крестьянского жилища // Русские. Истори-ко-этнографический атлас: из истории русского народного жилища и костюма (украшение крестьянских домов и одежды). Середина XIX - начало XX в. М., 1970. С. 12, 26, 51.
5. Стасов В. В. Коньки на крестьянских крышах // Изв. имп. Археологического общества. СПб., 1861. Т. 3. Вып. 4. С. 267.
6. Чекалов А. К. Указ. соч. С. 18.
7. Там же. С. 19.
8. Суворов Н. Н. О коньках на крестьянских крышах в некоторых местах Вологодской и Новгородской губерний: Письмо Н. Н. Суворова к В. В. Стасову // Изв. Имп. Археологического об-ва. СПб., 1863. Т. 4. Вып. 2. С. 170.
9. Чижикова Л. Н. Указ. соч. С. 26.
10. Там же.
11. Строгальщикова 3. И. Традиционное жилище Межозерья. Л., 1986. С. 64.
12. Едемский М. Б. О крестьянских постройках на Севере России // Живая старина. 1913. Вып. 1-2. С. 61.
13. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. М., 1991. Т. 2. С. 260, 205. Т. 4. С. 343.
14. Гальковский Н. М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси // Зап. Моск. Ар-хеол. ин-та. Харьков, 1915. Т. 1. С. 72.
15. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. 2-е изд. М., 1986. Т. 2. С. 284, 240241. Т. 3. С. 128.
16. Словарь русского языка XI-XП вв.: в 4 т. 2-е изд. М., 1983. Вып. 10. Т. 2. С. 70, 136.
17. Суворов Н. Н. Указ. соч.
18. Луганский К. Домовой // Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо-западного края. СПб., 1902. Т. 3. С. 310.
19. Южанин А. С. Суеверия и обычаи в Поморье // Ярославские зарницы. 1910. № 43. С. 4.
20. 3еленин Д. К. Восточнославянская этнография // Статьи о духовной культуре: избр. тр. 1901-1913. М., 1991. С. 296, 305.
21. Словарь русского языка XI-XVП вв. М., 1988. Вып. 14. С. 307; М., 1981. Вып. 8. С. 95.
22. Фасмер М. Указ. соч. С. 240-241.
23. Словарь русского языка XI-XVП вв. С. 95.
24. Даль В. И. Указ. соч. С. 205.
25. Зеленин Д. К. Указ. соч. С. 305.
26. Там же.
27. Маковецкий И. В. Архитектура русского народного жилища: Север и Верхнее Поволжье. М., 1962. С. 183.
28. Чижикова Л. Н. Указ. соч. С. 26.
29. 3еленин Д. К. Указ. соч. С. 296.
30. Чекалов А. К. Указ. соч. С. 19.
31. Завойко Г. К. Верования, обряды и обычаи великороссов Владимирской губернии // Этнографическое обозрение. 1914. Вып. 3-4. С. 127.
32. Балов А. С. Следы языческого культа в русских народных домашних украшениях (Историко-эт-нографический очерк) // Русский вестник. 1906. С. 102.
33. Берг Ф. Н. Памятники древней письменности и искусства: Нечто о древности типа деревянных построек и резьбы в Важском крае. СПб., 1882. С. 107.
34. Даль В. И. Указ. соч. С. 592.
35. Там же. С. 587.
36. Чижикова Л. Н. Указ. соч. С. 12.
37. Даль В. И. Указ. соч. С. 260.
38. Байбурин А. К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 89.
39. Даль В. И. Указ. соч. С. 260.
40. Словарь русского языка XI-XП вв. С. 136.
41. Фасмер М. Указ. со. С. 128.
42. Байбурин А. К. Указ. соч.
43. Рыбаков Б. А. Язычество древней Руси. М., 1987. С. 462.
44. Там же. С. 461.
45. Там же. С. 462.
46. Суворов Н. Н. Указ. соч.
47. Едемский М. Б. Указ. соч. С. 66.
48. Маковецкий И. В. Указ. соч.
49. Косменко А. П. Народное изобразительное искусство вепсов // Фольклористика Карелии. Петрозаводск, 1984. С. 165-168.
50. Бабаянц Г. Н. Поморские куклы «панки» // Этнография народов Восточной Европы. Л., 1977. С. 113.
51. Чижикова Л. Н. Указ. соч. С. 51.
52. Байбурин А. К. Указ. соч.
53. Зеленин Д. К. Указ. соч. С. 305.
54. Чекалов А. К. Указ. соч.
55. Даль В. И. Указ. соч. С. 343.
56. Снегирев И. Памятники московской древности. М., 1842-1845. С. 39.
57. Даркевич В. П. Символы небесных светил в орнаменте Древней Руси // Советская археология. 1960. № 4. С. 56.
58. Зеленин Д. К. Указ. соч. С. 305.
59. Срезневский И. И. Мысли об истории русского языка // Москвитянин. 1844. № 9. С. 150.
60. Рыбаков Б. А. Указ. соч. С. 494.
УДК 75.046
Т. В. Барсукова
ОБРАЗ ТИШИНЫ В ПРАВОСЛАВНОЙ ИКОНОПИСИ
В статье рассматривается образ тишины в русской иконописи на примере функционально-культового значения иконы и изобразительных композиционных элементов, таких, как свет, освещение, цвет, форма, движение, цельность.
In article the image of silence in Russian иконописи on an example of functional-cult value of an icon and graphic composite elements, such, as light, illumination, color, the form, movement, integrity is considered.
Ключевые слова: икона, тишина, русская культура, символ, канон, духовность, святость.
Keywords: the Icon, silence, Russian culture, a symbol, a canon, spirituality, sanctity.
Одним из ярких проявлений христианской православной культуры, несомненно, является иконопись. Переосмысление привнесенных из Византии принципов иконографии способствовало тому, что уже к XIV в. сформировались национальные художественные основы древнерусского изобразительного языка.
Икона, являясь носителем православных религиозных идей, в первую очередь отражала божественную сущность веры. Русская вера, вышедшая из язычества, нуждалась в визуально-эмоциональном подкреплении, поэтому икона для
© Барсукова Т. В., 2010
русского народа являлась сильнейшим духовным стимулом.
Образное содержание иконы составляют канонизированные догматы и знаки религии. Иконописным каноном в широком смысле можно назвать часть церковного Предания. «Он содержит в себе некое церковное видение образов божественного мира, выраженное в формах и красках, в образах искусства, свидетельство соборного творчества Церкви в иконописи» [1]. При этом канон в иконе - это «не внешний закон... но внутренняя норма» [2]. Можно сказать, что в более узком значении слова канон - это набор традиционных выразительных средств иконописного изображения. Помимо тематической сюжетной завязки, каждая икона включает в себя целую систему изобразительных принципов, которые придают русской иконе художественно-эмоциональную и эстетическую окраску.
Ощущение тишины в иконе символично и носит субъективный многозначный характер, который выражается различными оттенками чувственно-эмоционального проявления, такими, как покой, благочестие, безмолвие, смирение, безмятежность, умиротворение и др.
Тишина иконы заключается в сосредоточенном покое, окутывающем это понятие сгустком божественного космоса и дающем понимание нечто большего, единственно важного и значимого. Это тишина осознания гармонии, равновесия и устойчивого свойства вечности. Именно она дает впечатление незыблемого порядка и определенности.
Основу тишины в каждой иконе составляет божественное присутствие веры, надежды и любви, трех вечных символов духовного спасения. Описание П. Флоренским иконы Софии Новгородской полностью отражает такое понимание тишины в иконе: «1) Парение богословского созерцания, 2) Подвиг внутренней чистоты и 3) Радость всеобщего единства - это тройственная жизнь веры, надежды и любви, она дробится человеческим сознанием на раздельные моменты жизни и только в Утешителе получает свое единство. Но мы не должны забывать, что лишь в этом единстве - сила и смысл каждого из них» [3].
Икона как символический образ осуществляет сразу несколько функциональных состояний тишины. Во-первых, молитвенная подготовка иконописца, происходящая, как правило, в тишине, способствующая преображенности и внутренней успокоенности духовной верою. Только в абсолютной отрешенности художник может создавать творение, подобное божественному. Во-вторых, тишина присутствует в изобразительном поле иконы: в формах, положениях, движениях, в ритме и пластике композиционных эле-
