CC BY
61
Н.А. Абиева
БИОЛОГИЧЕСКАЯ ОБУСЛОВЛЕННОСТЬ СЕМИОЗИСА
Не только мышление человека, но и вся его жизнь представляют собой процесс непрерывного семиозиса. При помощи различных семиотических систем осуществляется познание окружающего мира и передача накопленных знаний. Является ли знак изобретением человеческого ума или свойство оперировать знаками можно признать биологически обусловленным, присущим всем живым организмам? Исследования биосемиотического направления установили наличие обмена информацией на самых разных стадиях биологической эволюции. Это позволяет рассматривать семиозис, осуществляемый человеческим сознанием, как один из этапов единого биосемиозиса. Однако признание этого факта влечет за собой постановку другого вопроса: в чем специфика семиозиса человека?
После того как Ф. де Соссюр ввел понятие знака, «знаковым» стало практически все, что окружает человека, и неоднократно семиотические исследования предпринимались с целью изучения знакового характера различных форм выражения человеческого сознания. Однако знаковыми системами признавались только те системы, которые являются результатом мыслительных процессов самого человека, которыми он руководствуется в процессе своей культурной и общественной деятельности. Другими словами, объектом исследования была, прежде всего, информация, которая кодируется самим человеком и предстает в виде материализованного знака: это, в первую очередь, естественные языки, а также системы дорожных знаков, научные формулы, системы общественных правил поведения и т.д.
Во всех этих случаях мы имеем классический пример того, как Х (человек) оперирует Ъ (информацией), облекая ее в форму У. Налицо двусторонняя сущность пары <У, Ъ>, которая и реализует процесс коммуникации. Но и план содержания, и план выражения выбирается самим человеком, осуществляющим этот процесс.
Первоначально семиотика развивалась на материале гуманитарных и общественных наук. Поскольку язык признается универсальной семиотической системой, наиболее полно осуществляющей коммуникацию, то ему придавалось особое значение как первичной системе, лежащей в основе всех последующих, искусственно образованных, семиотических систем: «Была достигнута договоренность под вторичными моделирующими системами понимать такие из них, которые, возникая на основе языка (первичной системы), получают дополнительную вторичную структуру особого типа. Таким образом, природа вторичных моделирующих систем неизбежно включает весь комплекс отношений, присущих
лингвистическим структурам, дополняясь более сложными конструктивными отношениями второго ряда. Из этого с неизбежностью вытекает, что одним из основных вопросов вторичных моделирующих систем является определение их отношения к языковым структурам. При этом необходимо оговорить содержание, которое мы вкладываем в понятие «языковая структура». Бесспорно, что всякая знаковая система (в том числе и вторичная) может рассматриваться как особого рода язык. Для этого следует выделить простейшие элементы (алфавит системы) и определить правила их сочетания. Отсюда вытекает убеждение, что любая знаковая система в принципе может изучаться лингвистическими методами, а также особая роль современного языкознания как методологической дисциплины («Словарь терминологии тартуско-московской семиотической школы»).
Данное высказывание справедливо для этапа развития семиотики в середине 1960-х годов, хотя отчасти оно сохраняет свое значение и в наше время.
Однако в последнее десятилетие наблюдается отчетливая тенденция распространения идей семиотики в сферы отнюдь не обусловленные деятельностью человеческого мозга: семиотики ставят вопрос о природной обусловленности знаков.
Философы феноменологического направления уже давно обращали внимание на знаковый характер многих явлений природы, которые содержат в себе важную для жизнедеятельности человека информацию. Так, черная туча на горизонте испокон веку «предсказывает» непогоду. Отсутствие утренней росы на траве сигнализирует о большой вероятности дождя. Подобные знаки (если признать их знаками) имеют естественное происхождение. Можно ли считать, что они не зависят от воли и сознания человека?
Этот вопрос не подразумевает однозначного ответа. С одной стороны, тучи передвигаются независимо от желания человека, но с другой стороны, определенные виды туч становятся знаками каких-то грядущих погодных явлений только в нашем сознании: человек «вычитывает» определенный смысл из наблюдаемых им явлений. Столь хорошо знакомое нам двуединство знака складывается в данном случае иным способом -сознание не создает форму, а использует уже имеющиеся в окружающей среде формы для означивания. Таким образом, нам представляется очевидным, что интерпретационные способности должны были сформироваться раньше способностей создавать знаки и формировать из них сообщения.
Современная культорология считает, что культура развивается с опорой на прецедентные тесты. Очевидно, что на этапе возникновения языка прецедентных текстов существовать не могло, и поэтому вопрос о том, на что опиралось сознание, когда в его недрах шел процесс оформления концептов, а само оно находилось у истоков ономасиологических процессов, для многих исследователей представляется принципиальным.
Эти проблемы находятся в центре внимания самостоятельных направлений семиотики, интенсивно развивающихся в настоящее время. Речь идет о биосемиотике, которая теперь уже подразделяется на экосемиотику, зоосемиотику и семиотику растений. Объектом внимания этих исследований являются природные знаки, посредничающие между биоорганизмами и средой их обитания. Проблематика работ охватывает широкий спектр проблем семиотических взаимоотношений культуры и природы и диалога между человеком и природой. Процесс жизни трактуется в них как процесс непрерывной коммуникации, основными элементами которой являются знаки.
Идеи биосемиотики активно развиваются в Европе (J. Hoffmeyer, G. Sonesson, M. Krampen, K. Kull) и США (A. Sharov).
Возникновение данного научного направления связывают с именем Якоба фон Икскюлля (Jakob von Uexkull, 1864-1944), который в начале 1940-х годов разработал теорию значения, согласно которой животные являются интерпретаторами окружающей среды (Umwelt). В качестве таких субъективных интерпретаторов среды, считал он, могут выступать только живые организмы, которые благодаря этой способности и реализуют свои жизненно важные функции. Однако, как пишет А. Шаров, Икскюлль, разрабатывая свою
конценцию полезности (суть адаптации), отвергал теорию естественного отбора [Sharov 1999: 2].
Дальнейшей интерпретации биологии и семиотики способствовали исследования Т. Себеока [Sebeok 1972], который установил, что используемые животными знаки (визуальные, акустические и химические) обрабатываются их нервной системой аналогично тому, как это осуществляется в нервной системе человека, что дало ему основания распространить понятия человеческой семиотики на зоосемиотику. Последующие исследования установили, что для интерпретирования знака необязательно требуется нервная система. В 1981 году Крампен предположил, что растения также могут интерпретировать знаки, хотя не имеют нервной системы. Затем было установлено, что отдельные клетки организма используют крошечные рецепторы для распознавания знаковых молекул в своем окружении [Hoffmeyer 1996], а в последнее время стало известно, что каждая клетка имеет в своем распоряжении целую генную библиотеку в виде ДНК-молекул, которые копируются и интерпретируются.
Наиболее последовательно идеи биосемиотики представлены в работах датского исследователя Йеспера Хоффмейера (J. Hoffmeyer), который с начала 90-х годов прошлого столетия развивает идеи двойного кодирования информации живыми системами. Он ставит вопрос о роли аналоговых и цифровых кодов в эволюционизирую-щих системах, причем наличие двух типов кодирующих систем он усматривает уже на клеточном уровне.
Вслед за Х. Патти [Pattee 1996, 1997] Хоф-фмейер [Hoffmeyer 2001] полагает, что появление жизни на земле можно объяснить, учитывая важнейшие философские понятия прерывности и непрерывности: с одной стороны, процесс жизни непрерывен, а с другой - неотъемлемым свойством живых организмов является проведение измерительных процессов в череде постоянных взаимоотношений с окружающей средой. Понятие «измерения» неизбежно приводит к необходимости ввести понятие эпистемического разрыва (epistemic cut): «Следует ввести понятие эпистемического разрыва, отделяющего организм или наблюдателя от окружающего мира. Другими словами, концепт семантической информации, где бы он ни употреблялся, предполагает разделение познающего и познаваемого. Семантическая информация по определению есть информация о чем-то». [Pattee 1997] [Цит. по: Hoffmeyer 2001: 1]. Отделение познающего от познаваемого
имеет принципиальное значение. Происходит распределение акцентов и вводится представление об асимметрии мира: в фокусе оказывается именно наблюдатель и его позиция по отношению к окружающему его миру, который образует фон. Характер взаимоотношений во многом диктуется той модальностью, которая на данный момент релевантна ситуации и потребностям наблюдателя. С выявлением этих особенностей фигуры и фона становится понятным и понятие эпистемического разрыва, которое связано с представлением о наличии некой границы (в случае с клеткой-мембраной), которая и делает возможным выделение одного на фоне другого. Простейшим случаем наблюдателя Патти и Хоффмейер называют клетку организма, которая в процессе своей жизнедеятельности оперирует информацией как в аналоговой, так и символьной системе кодов. К первым относится вся информация, которой клетка или любой другой биологический организм оперируют в процессе динамического взаимодействия с окружающими ее материальными объектами. Это ситуативно обусловленный процесс познания, вызванный необходимостью саморегуляции и самоорганизации.
Опознание сигналов (или, как полагают последователи биосемиотики, знаков, поскольку информационное поле таких сигналов семиотически неоднородно, и это позволяет, как они считают, говорить о содержательной стороне этих знаков) осуществляется на сенсорном уровне, и идентификация объектов, вступающих во взаимодействие, производится по аналоговому типу референции.
Символьная кодовая система представлена (если иметь в виду клеточный уровень) ДНК. «Выживание одноклеточных организмов требует воспроизводства и ДНК и самого организма, для многоклеточных же достаточно воспроизводства одной клетки; но принципиально различные роли цифровой самореференции и аналоговой референции с другими объектами являются базовыми для всех форм жизни» [Hoffmeyer 2001: 3].
Символьное (или цифровое) кодирование имеет характеристики, принципиально отличные от аналоговых кодов. Если вторые обеспечивают пространственное ориентирование и носят ярко выраженный динамический характер взаимодействия наблюдателя с окружающей средой, то символьные коды обеспечивают передачу информации во времени и не имеют решающего значения для жизнеспособности отдельно взятого живого организма. Таким образом, можно утверждать,
что аналоги адаптируют поведение в пространстве, а символы представляют собой временную компоненту.
Кроме того, наличие символов предполагает наличие памяти, вне нее символьная информация не может быть ни сохранена, ни передана. Возникновение ДНК - нового цифрового кода естественного происхождения, как отмечает Хоф-фмейер, стало основой для создания нового мира, мира символьной референции. И, наконец, третье свойство символов, кардинально отличающее их от аналоговых кодов, состоит в их абстрактности, что вполне естественно, если принять во внимание, что они не связаны с конкретной ситуацией, разворачивающейся в данный момент времени. Их основное предназначение, как отмечает Хоф-фмейер, заключается в создании метасообщений, т.е. обобщенного варианта принятых в реальном времени посланий [Hoffmeyer 2001: 5]. По природе своей цифровые коды пассивны и образуют структурные - сложные, иерархически соотносящиеся системы, с помощью которых информация в жестко структурированном виде передается во времени.
С точки зрения диахронии развитие разных знаковых форм должно было идти от аналоговых форм к цифровым: сначала иконы (опознание по форме), затем индекс (причинно-следственная референция), и, наконец, символ (абстрактная, перцептуально немотивированная референция): «Формирование символьной референции в типе репликативных молекул стало возможным благодаря к тому времени уже установившейся рефе-ренциальности. Цифровые коды вышли из аналоговых, а не наоборот» [Hoffmeyer 2001: 9].
Главное отличие живых систем от неживых заключается в том, что все без исключения живые системы являются интерпретирующими, они воспринимают и отклоняют информационные сигналы, поступающие из окружающей их среды. Таким образом, умение оперировать знаковой информацией заложено в живых системах на генетическом уровне, и интерпретация (т.е. чтение) является неотъемлемой частью жизнедеятельности всех систем.
Учитывая особый характер аналоговых и символьных знаков, Хоффмейер вводит понятия горизонтального и вертикального семиозиса. Функция воспроизводства себе подобных реализуется на основе той формы коммуникации, которую он называет вертикальной. В самом организме на молекулярном и клеточном уровнях содержится информация о том, как выживать или адап-
тироваться к конкретной среде. Горизонтальным семиозисом он считает коммуникацию, которая осуществляется между одновременно живущими организмами: это обмен химической, акустической, поведенческой и пр. информацией [Hoffmeyer 1996].
Признание изначального формирования се-миозиса по двум направлениям позволяет, по мнению Хоффмейера, примирить два оппозиционных друг другу подхода к объяснению человеческого мышления в когнитивистике.
Согласно одному из них, человеческое сознание может быть уподоблено компьютерно-вычислительной системе, осуществляющей обработку структурным образом организованной информации (computational school). Этому подходу противостоит теория динамических систем (dynamical systems theory), считающая, что познание обусловлено динамическим взаимодействием различных компонентов самоорганизующейся системы, вследствие реакции на ситуативно обусловленную необходимость.
Система двойного кодирования (аналоговая и символьная) обеспечивает слаженное функционирование всех элементов живой системы: взаимозависимость аналоговых и цифровых кодов, подразумевает совместимость в равной степени необходимых пространственно-временных форм референциальной активности в жизни.
Интерпретация информации, поступающей в разных кодовых системах, предполагает, что эти разные каналы каким-то образом сопоставимы. Взаимодействие между системами предполагает наличие механизма межсемиотического перевода и ставит вопрос о взаимной эволюции этих систем.
Биологическая обусловленость системы двойного кодирования, выявленная уже на молекулярном уровне, позволяет по-иному взглянуть и на двойственный характер мышления человека.
Признание двойной системы кодирования, как врожденных свойств всех живых систем, приводит и к признанию того, что существуют механизмы естественного перевода с аналоговой системы кодов в цифровую и наоборот. Именно за счет этих механизмов осуществляется саморегуляция организмов. Хоффмейер полагает, что идея Ч. Дарвина о том, что эволюция биологических видов осуществлялась посредством естественного отбора, должна быть переосмыслена. Необходимо признать, считает он, что в основе всех эволюционных процессов лежат механизмы естественного перевода: «Естественный процесс - это не макро-уровневый процесс, а процесс, который выполня-
ется отдельными сущностями на множестве уровней - от уровня единичных клеток до уровня целых организмов или даже популяций, а, возможно, и экосистем» [Hoffmeyer 2001: 1].
Таким образом, если вся существующая реальность семиотична и человек на протяжении своей жизни оказывается погруженным в глобальную семиосферу [Hoffmeyer 1997], то естественным будет заключить, что и культуру можно полагать некой конструкцией, в основе которой находится кодовая двоичность символьного языка и аналоговой реальности [Hoffmeyer, Emmeche 1991]. Имея данное обстоятельство ввиду, можно признать, что, поскольку собственно человеческие языки по своей природе являются цифровыми кодами, их следует рассматривать как один из этапов развития двойной системы кодирования, чье происхождение обусловлено биологически.
Взгляды Й. Хоффмейера на жизнь как непрерывный семиотический процесс представляются нам очень интересными и плодотворными, как и в целом исследования, ведущиеся биосе-миотиками. Оперирование знаками и значениями, вычитывание смыслов, определяются ими как специфическая фундаментальная способность всех живых систем, начиная с уровня молекулярной организации и вплоть до высших форм разума. Биосемиотика, тем самым, покрывает, по мнению А.Е. Седова, всю проблематику, связанную с проблемой существования языка и мышления у всех видов животных. Он пишет: «Коммуникации людей, включая и многообразные феномены культуры - это очень сложные и высокоразвитые производных систем коммуникации животных - гораздо более простых, но все же аналогичных человеческим; большинство аспектов деятельности людей - от личностных мотивов до политических событий и объектов техносферы -имеют биологические основы. Поэтому здесь правомерна позиция вполне биоцентрическая: не биосемиотика является частью семиотики - лишь той, которая относится к живым организмам, исключая гуманитарные аспекты бытия; напротив, -то, что мы называем семиотикой, - это лишь часть концепций о знаковых системах живого -лишь о тех из них, которые созданы людьми; а потому они исторически стали первыми объектами семиотики - так как наиболее нам понятны. Бисемиотика, таким образом, - более общая система знаний о структурах, функционирование и эволюции сложных систем, в ряде аспектов способная охватить семиотику языков (лингвосемио-
тику) и различные направления семиотики культуры» [Седов б. г.: 1].
Несомненно, теория Й. Хоффмейера и его коллег относительно того, что информационные знаковые процессы должны рассматриваться как базовая система феноменов жизни, имеет большое будущее, так же, как и не менее плодотворной представляется его теория двойного кодирования информации и понятие естественного перевода, которые вполне могут оказаться прообразами двух типов мышления у человека (образного и вербального), признаваемые лингвистами-когнитологами.
И все же система доказательств вышеизложенных взглядов вызывает целый ряд сомнений, которые, в первую очередь, связаны с проблемой толкования главного понятия биосемиотики - понятия знака.
Главное сомнение вызывает правомерность отождествления знаковой интерпретации, осуществляемой в сознании человека, и интерпретации информации, протекающей на клеточном уровне. О необходимости отличать понятия сигнала, стимула и кода (в том числе и генетического) от понятия знака писал У. Эко [Eco 1976]. Он считает, что изучением знаков должна заниматься именно семиотика, а сигналами - теория информации. Главное отличие, по его мнению, первых от вторых состоит в том, что знаки, которыми оперирует наше сознание, неразрывно связаны с понятиями концепта и значения, тогда как за сигналами определенное значение не закрепляется. Они нужны лишь для того, чтобы вызвать сиюминутную реакцию и побудить систему к действию.
Замечание Эко особенно справедливо в отношении сложившейся практики в кибернетике и теории информации рассматривать сигналы как структурные единицы информации вне зависимости от контекстов. Вместе с тем современные биосемиотики не вполне согласны с тем, что термин «знак» абсолютно не применим в отношении биологических систем, отличных от человека. Об этом, в частности, пишет А.Е. Седов: «Смыслы и значения отдельных знаков и их сочетаний в значительной степени определяются контекстами -спецификой тех знаковых процессов, которые характерны для тех или иных сложных систем, начиная с самых простых живых клеток. И чем более сложна и высоко организована система, тем больше в ней знаков, являющихся далеко не только сигналами» [Седов б.г.: 2].
И тем не менее, невозможность полного отождествления сигнала и знака признается и самими биосемиотиками. Так, представляется обос-
нованной в этом вопросе точка зрения А.А. Шарова [Sharov 1999], который во многом разделяет позицию Х. Патти, Й. Хоффмейера и их коллег относительно того, что жизнь - это процесс непрерывной коммуникации, или семиозис, но не столь однозначно, как они, трактует понятие знака и пробует сохранить различие между сигналами и знаками. А.А. Шаров полагает, что следует выделять три этапа в эволюции знаков: происхождение знаков (вертикальный семиозис), развитие горизонтального семиозиса и, наконец, возникновение собственно знаков (proper sings) [Sharov 1999].
С одной стороны, А.А. Шаров признает справедливость позиции У. Эко, но с другой стороны, он также не в полной мере согласен с тем, что сигналы - это сфера исследований теории информации, и исходит из того, что как сигналы, так и знаки интерпретируются живыми системами. Главное отличие живой материи от неживой состоит в том, что первая всегда интерпретирует поступающую информацию прежде, чем совершить действие, а вторая - просто вступает в химические реакции: «В отсутствие интерпретатора знак - просто физический объект. Таким образом, знаки должны были возникнуть одновременно с интерпретаторами, т.е. живыми организмами» [Sharov 1999: 3].
А.А. Шаров проводит различие между интерпретацией, осуществляемой человеческим сознанием, и интерпретацией сигналов, протекающей внутри бактериальной клетки: плодом человеческой интерпретации является концепт или идея, которые могут оказаться как истинными, так и ложными; тогда как клетка просто реагирует на сигналы действиями, которые не могут оцениваться как истинные или ложные.
Несмотря на то, что А.А. Шаров признает огромное качественное отличие сигналов от знаков, он, тем не менее, предпочитает термин «знак» в широком значении, который будет включать в себя все явления интерпретации, поскольку, как он полагает, сигналы в контексте жизнедеятельности биосистем приобретают значение, кардинальным образом отличающее их от сигналов с имманентно присущей им информацией, как, например, в кибернетике. В другой своей работе он отмечает, что основные положения семиотики утрачивают свою ясность, будучи использованными в биологии [Sharov 1992]. Однако он полагает, что намеренное ограничение использования семиотических принципов в пределах одной только сферы человеческих знаковых систем
(как того требует У. Эко) суть капитуляция перед проблемой. Необходимо признать, что и в человеческом обществе, и в животном мире действуют единые семиотические законы: «Эти законы, если они существуют, должны быть сформулированы вне антропоморфных понятий, и основываться не на субъективном опыте, а на наблюдаемых фактах. Поначалу подобная неатропоморфная интерпретация семиотических терминов может показаться странной, но я не вижу другого способа разрешения проблемы» ^Ьагоу 1992: 1].
Таким образом, рассматривая эволюцию знаков, А.А. Шаров имеет в виду, что сигналы, передаваемые по информационным каналам низших биологических систем, также обладают целым рядом свойств, характерных для собственно знаков, с которыми имеет дело семиотика.
Первый этап эволюции знака, по А.А. Шарову является стадией формирования знака в автокаталитических (самореферентных) системах, внутри которых семиозис развивается в процессе обмена ресурсами между отдельными компонентами одного и того же организма: «Автокаталитические системы являются самыми примитивными знаками, которые находятся в непрерывном процессе самоинтерпретации. Знаки возникают только в том случае, если организмы ожидают получение некоего результата от их возникновения (повышения уровня самовоспроизводства). Точно также, организмы интерпретируют знаки только в том случае, если ожидают возрастания их значимости от интерпретации. Организмы представляют собой инвесторов, которые распределяют свои ресурсы по различным коммуникационным каналам, а их прибыль состоит в самовоспроизводстве» ^Ьагоу 1998: 1]. Автокаталитическая система совмещает в себе и означаемое, и означающее, и интерпретатора. Помимо этого, знаками (сигналами) становятся и те объекты, которые взаимодействуют с автокаталитической системой; на них система реагирует совершением действий. Таким образом, семиозис первого этапа, как отмечает А.А. Шаров, характеризуется рядом специфических черт: знаки не отделены от интерпретаторов; знаки интерпретируются в виде действий, а не концептов; процесс опознавания знака не отделим от процесса его использования ^Ьагоу 1999].
Развитие горизонтального семиозиса А.А. Шаров связывает с этапом, когда отдельные автокаталитические системы начинают взаимодействовать друг с другом и образуют более сложные живые системы. Вступая в контакт, системы начинают производить ресурсы, предназна-
ченные друг другу. Эти ресурсы, которые каждая из систем воспринимает, можно считать простейшими знаками, и в этом случае взаимодействие систем следует трактовать как семиотические отношения. Каждая из отдельных составляющих в этой уже сложной системе осуществляет двоякую интерпретацию: прежнюю самоинтерпретацию, опирающуюся на информацию, содержащуюся внутри самой системы, плюс интерпретацию информации, поступающей извне. «Взаимодействие нескольких автокаталитических систем привело к созданию простых гиперциклов, объединенных внутренней коммуникацией. <...> В гиперциклах могло произойти разделение на генотип и фенотип, когда одни части системы установили контроль над другими частями. Совершенно очевидно, что первоначальные генотипы не имели цифрового кодирования и появлению генетического кода предшествовал долгий период естественного отбора» ^Ьагоу 1999: 11].
Знаки, рассмотренные А. А. Шаровым на первых двух стадиях эволюции, во многом похожи на сигналы, несмотря на сделанное им допущение. Интерпретация знаков этих уровней осуществляется через совершение действий по их получению.
Следующий этап - этап возникновения собственно знаков, что, по мнению А.А. Шарова, напрямую имеет отношение к формированию концептов. Связанные с этим процессы непосредственно вытекают из результатов второго этапа эволюции. Анализируя возможный сценарий перехода от действий к концептам, он использует прагматический подход к определению того, что может считаться истинным. Вслед за Ч. Пирсом (1955) и У. Джеймсом (1975), он исходит из того, что утверждение является верным, если человек доверяет этому утверждению и использует его для собственных нужд и целей.
Аналогично и действие может считаться верным, если оно является лучшим в данной ситуации. Под этим следует понимать, что правильно совершенное действие способствовало возрастанию значимости всего организма (например, скорости его саморазмножения), т.е. способность организма совершать «правильные» действия себе во благо на основе анализа возможных вариантов действий и принятия на его основе единственно верного решения и следует считать началом формирования привычного нам семиозиса.
С разрастанием и усложнением живых систем увеличивается объем сигналов, которыми системы обмениваются между собой. Для досто-
верного определения ситуации, в которой оказывается организм, одного сигнала уже недостаточно. Сенсоры воспринимают множественные сигналы, которые организм должен сначала проинтерпретировать, прежде чем совершить адекватное сложившейся ситуации действие, т.е. непосредственная связка «сигнал ^ реакция» нарушается. Процесс опознания отделяется от перцептивного восприятия: «Перцепция состоит в том, чтобы просто заполучить сведения от различных рецепторов, тогда как опознавание требует наличия логики, чтобы свести воедино информацию, поступающую от рецепторов» [Sharov 1999: 9].
Описанный выше сценарий представляется очень убедительным, он демонстрирует, каким образом могло произойти разделение действия и опознавания знакомого по предыдущим действиям сигнала. Очевидно, что параллельно должно было идти формирование долговременной памяти. Знаки стали ассоциироваться с концептами, а не с действиями.
Однако, несмотря на всю привлекательность данной теории, сам механизм формирования концепта изложен не очень ясно, также как и не вполне понятно, что Шаров понимает под концептом. Так, например, он пишет, что «примитивные концепты состоят из ряда эмпирически сложившихся правил, которые ассоциируются с конкретными объектами или ситуациями» [Sharov 1999: 10]. Но здесь скорее речь идет о наборе фреймов поведения в стандартной ситуации, а не о концепте. Думается, что для А.А. Шарова концепт - это набор всевозможных действий, закрепленных за объектом, и в процессе принятия решения интерпретатор делает выбор в пользу того действия, которое он считает оптимальным.
Некоторое объяснение этой же простейшей ситуации мы находим и у Й. Хоффмейера. Однако он избегает говорить о концептах, а вместо этого апелллирует к понятию «естественной привычки», являющемуся главным положением философии Ч.С. Пирса («Nature's tendency to form habits»). Хоффмейер считает, что наиболее рациональная интерпретация поступающей информации входит в привычку, становится нормой, принимаемой всеми. И именно привычки становятся знаками: «Где бы ни возникала какая-нибудь привычка, всегда найдется организм, для которого эта привычка становится знаком» [Hoffmeyer 1997: 8]. Именно этот принцип превращения привычек одного организма в знаки для другого организма лежит в основе всего эволюционного процесса: «На всех уровнях живой при-
роды, от клетки до экосистемы, биохимические процессы подключены к «сетям» привычек, над которыми надстраиваются другие привычки и так до бесконечности» [Hoffmeyer 1997: 9].
Таким образом, с точки зрения Хоффмейе-ра, именно привычное повторяющееся действие и есть знак. Может быть, применительно к низшим формам живой материи данный вывод справедлив. Однако понимание концепта как ментальной и психической единицы человеческого сознания никак не сводимо лишь к набору повторяемых действий. Согласно Р. Джекендорфу, основными составляющими «концептуальной системы являются концепты, близкие «семантическим частям речи» - концепты объекта и его частей, движения, действия, места или пространства, времени, признака и т.п.» [Кубрякова 1996: 91-92], т.е. концепты представляют собой очень сложные ментальные образования, участвующие как в построении информации об объектах, так и в обеспечении хранения этой информации. Поэтому предположение А.А. Шарова о том, что появлению знаков должно было предшествовать формирование концептов на основе «единственно правильного» действия, представляется релевантным только для явлений микромира: «Действие является верным, если оно приносит организму пользу. Аналогично, концепт является верным, если он предполагает лучший способ достижения какой бы то ни было цели, ассоциируемой с этим концептом. Концепты помогают оптимизировать деятельность организма, если число вероятных действий велико» [Sharov 1999: 12].
Если приведенные выводы можно признать справедливыми лишь в отношении примитивных форм живой материи, то могут ли они каким-либо образом повлиять на наше представление о познавательной и коммуникативной деятельности человека. Думается, что могут. В связи с рассмотренными выше теориями ряда биосемиотиков возникает целый ряд предположений. Прежде всего, ведущиеся в этом направлении исследования убедительно показывают онтологическую основу гносеологической деятельности человека ввиду врожденного характера семиотических процессов, прослеживаемых на всех этапах биологической эволюции. Установление факта интерпретации сигналов на самых низших уровнях жизни позволяет по-иному взглянуть и на семиотические способности человека, поскольку точка зрения на человека как живую систему в ряду других живых систем свидетельствует о биологической обусловленности семиозиса. Причем, как
показал Й. Хоффмейер, все без исключения живые организмы способны оперировать как аналоговыми, так и символьными знаками, а использование различных кодовых систем предполагает не только разные формы интерпретации, но и существование механизма межсемиотического перевода опять же на самых ранних этапах эволюции.
Таким образом, биосемиотики, с одной стороны, говорят о необходимости различать врожденные коды от неврожденных, а с другой, полагают, что между теми и другими существует эволюционная связь. Так, языки, являясь по природе цифровыми (символьными) кодами, не могут считаться врожденными, такими, как например, генетические коды. Вместе с тем, генетическая информация никогда не достигает уровня образования концептов (А. А. Шаров).
Как видим, качественное отличие между низшими и высшими кодирующими системами остается пока необъясненным, поскольку не рассмотрены в достаточной мере семиотические процессы, которыми оперируют живые системы, занимающие промежуточное положение между клеточным и молекулярным уровнем, с одной стороны, и человеком - с другой.
Тем не менее, на наш взгляд, можно предложить некоторое объяснение тому, что кардинально отличает семиозис человека от других форм.
Во-первых, биологически обусловленные (врожденные) коды (сигналы) являются кодами внутренними и предназначены для функционирования внутри замкнутой системы. Спецификой же деятельности человеческого сознания является вынесение кодов за пределы сознания.
Во-вторых, объектом исследования биосемиотики являются главным образом клетки, осуществляющие интерпретацию сигналов всей своей сущностью. С развитием же очень сложных живых систем происходила дифференциация функций, выполняемых организмом, и закрепление отдельных функций за разными органами системы (пищеварительная функция, выделительная функция, функция размножения и так далее). Соответственно постепенно выделилась и оформилась в самостоятельную и мыслительно-контролирующая функция, осуществляемая особым органом - мозгом.
Современные биологи и зоологи приходят к выводу, что элементарное мышление животных родственно невербальному мышлению человека. З.А. Зорина и А.А. Смирнова, в частности, пишут: «- Элементы мышления проявляются у животных
в разных формах. Это может выражаться в выполнении разных операций, таких, как обобщение, абстрагирование, сравнение, логический вывод, экстренное принятие решения за счет оперирования эмпирическими законами и др.
- Разумные акты у животных связаны с обработкой разного рода сенсорной информации (звуковой, обонятельной, разных видов зрительной - пространственной, количественной, геометрической) в разных функциональных сферах -пищедобывательной, оборонительной, социальной, родительской и др.
- Мышление животных - не просто способность к решению той или иной задачи. Это системное свойство мозга, причем чем выше филогенетический уровень животного и соответствующей структурно-функциональной организации его мозга, тем большим диапазоном интеллектуальных возможностей оно обладает» [Зорина, Смирнова 2001: 1-2]. Одно лишь перечисление характеристик элементарного мышления высших животных позволяет говорить о сопоставимости ряда мыслительных операций, выполняемых ими и человеком. Исследователи все больше убеждаются в том, что не наблюдается резкого разрыва в когнитивных и психических способностях антропоидных обезьян и человека.
Особое внимание обращает на себя способность некоторых животных видов к выполнению таких мыслительных операций, как обобщение, абстрагирование, логический вывод и ряда других, которые прежде ассоциировались исключительно с умственной деятельностью человека. Способность к высшим степеням абстрагивания, к образованию довербальных понятий и зачатки символьного мышления обнаруживаются не только у человекообразных обезьян, но и у дельфинов и некоторых птиц (например, врановых). В конечном итоге следует признать, что «само явление «значения» не является каким-либо исключительным свойством человеческого языка или человеческой психики, в иной форме оно присутствует всюду в органической природе» [Степанов 1971: 1]. Сама же жизнь предстает в виде набора текстов и форм, что позволяет говорить о том, что семиотизированное (интериоризированное) мышление человека было спровоцировано наблюдением за внешним окружением, т.е. процессу создания знака должен был предшествовать этап обучения «чтению знаков», а по сути - адаптации к среде. А это, по-видимому, происходит, начиная с момента условного реагирования на внешние раздражители, которые обеспечивают жизнедеятель-
ность любого биологического вида. Постепенное совершенствование реакции на поступающие извне сигналы и закрепление их в памяти - вот та основа, из которой впоследствии развилось «чтение знаков».
Думается, что диахронический анализ формы знаков может вывести нас на плодотворный разговор о характере тех ментальных операций, которые могли способствовать развитию умения абстрактно мыслить.
Список литературы
Зорина З.А., Смирнова А.А. Элементарное мышление животных: высшая нервная деятельность и зоопсихология. .. Изложение по материалам к программе «Истоки мышления и сознания»// http://www.ntv.ru/programs/publicistcs/gordon/ index.jsp?part=Article&arid=21186 - 2001.
Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. ред. Е.С. Кубряковой. - М., 1996.
Седов А.Е. Биосемиотика // http://biospace. nw.ru/biosemiotika/main/biosem - б.г.
Степанов Ю.С. Семиотика. - М., 1971.
Eco U. A theory of semiotics. - Bloomington: Indiana Univ. Press, 1976.
Hoffmeyer J. The global semisphere// http:// www.molbio.ku.dk/MolBioPages/abk/Personal - 1997.
Hoffmeyer J. Life and reference // http:// www.c3.lang.gov/~rocha/pattee/hoffmeyer - 2001.
Hoffmeyer J. Signs of meaning in the Universe. -Bloomington: Indiana Univ. Press, 1996.
Hoffmeyer J., Emmeche C. Code-duality and the semiotics of nature// http://www.nbi.dk /~emmeche/coPubl/91.JHCE/codedual - 1991.
Pattee H.H. Dynamic and linguistic modes of complex sysems// International Journal for General Systems 3, 1997.
Pattee H.H. The Problem of observables in models of Biological organizations // Evolution, Order and Complexity/ Ed. By E.L.Khalil and K.E. Bould-ing. - L.: Routledge, 1996.
Sebeok T. Perspectives in zoosemiotics. - The Hague: Mouton, 1972.
Sharov A. Biosemics: Functional - evolutionary approach to the analysis of the sense of information // http://www.gypsymoth.ento.vt.edu/~sharov/ biosem/txt/biosem. - 1999.
Sharov A. The origin and evolution of signs// http://www.gypsymoth.ento.vt.edu/~sharov/biosem/ txt - 1992.
Sharov A. Signs and values// http:// www. gyp-symoth.ento.vt.edu/~sharov/biosem/txt/isa98 - 1998.
N.A. Abieva
BIOLOGICALLY BASED SEMIOSIS
Not only the human mind, but the human life as well can be interpreted in terms of continuous semiosis. By means of different semiotic systems cognition of the environment is performed and the accumulated knowledge is passed on. Are signs products of the human mind, or is the ability to operate signs biologically based and inherent in other living systems? Biosemiotic research has discovered information exchange on different stages of bioevolution. This allows the human semiosis to be treated as one of the stages of the unique biosemiosis. But this gives rise to another question: what are the specific features of the human semiosis?
