CC BY
56С.В.Пустовит Биоэтика как современная прикладная этика
Сегодня в корне меняется представление не только о природе прикладных, практических и профессиональных этик, но и о механизмах их возникновения. Они начинают рассматриваться как особый вид практического знания, как действительное и, одновременно, вероятностное знание о фактическом состоянии вещей, находящееся между идеальным знанием этического учения о принципах и практическим знанием, относящимся к сфере политического применения1.
Прикладная этика, полагают В.И.Бакштановский и Ю.В.Согомонов, представляет собой достаточно сложное комплексное образование, состоящее из: 1) нормативно-ценностных подсистем, конкретизирующих мораль: этики бизнеса, журналистской этики, биоэтики и т.п.; 2) теории конкретизации морали; 3) проектно-ориентированного знания; 4) фронестических2 технологий приложения3.
Авторы исходят из представления о прикладной этике (морали) как конкретизации общественной морали применительно к определенным сферам и видам человеческой деятельности, возникающим в ходе сегментации общества4. Процесс конкретизации протекает естественным образом в ответ на общественный запрос. Такая трактовка выходит за пределы существующих в отечественной филосо-
А V
1 См.: Ионас Г. Принцип ответственности. Опыт этики для технологической цивилизации. М.: Айрис-пресс, 2004. С. 80.
2 Фронезис у Аристотеля в «Никомаховой этике» - практическое знание.
3 Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Ойкумена прикладной этики: стратегия нового освоения // Прикладная этика: «КПД практичности». Ведомости. Вып. 32, специальный. Тюмень, 2008. С. 29.
4 См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Введение в прикладную этику. Тюмень: НИИ ПЭ ТюмГНГУ, 2006. С. 123-125.
фии упрощенных представлений о конкретизации исключительно как о механизме «дополнения» общественной морали новыми принципами профессиональных и прикладных этик, или введения в нее определенных «исключений» с целью достижения профессиональной эффективности. В ходе конкретизации происходит развитие содержания и формы морали.
Эта концепция прикладной этики как конкретизации подразумевает: 1) известное преобразование, переакцентовку, переосмысление моральных представлений, норм, оценочных суждений; 2) появление новых акцентов в способах «сцепления», когеренции норм, моральных ценностей, поведенческих правил между собой и с другими (правовыми, административно-организационными, праксеологическими и т.д.) требованиями; 3) изменение места соответствующих ценностей и норм в сложной конфигурации ценностного универсума; 4) возможность возникновения новых установок, дозволений и запретов, не имеющих применения нигде, кроме определенной сферы деятельности, способствующих повышению ее результативности и гуманизации.
По мнению Р. Апресяна, прикладная этика возникает и развивается не столько как ответ на потребности профессий и корпораций, сколько - как результат озабоченности общества социально-нравственными проблемами, возникающими в связи с партикулярным развитием профессий, таких трансформаций в них, которые могут угрожать общему благу5. Со специализацией и партикуляризацией различных сфер социальной деятельности происходит не столько конкретизация морали, считает он, сколько моральная генерализация обособленных видов деятельности. Общество заинтересовано в моральном контроле за специализированными видами деятельности. Этот контроль осуществляется как изнутри корпорации, так и извне. Под
5 Апресян Р.Г. Междисциплинарные проблемы прикладной этики // Прикладная этика: «КПД практичности». Ведомости. Вып. 32, специальный. Тюмень, 2008. С. 24.
генерализацией автор понимает возможность абсолютизации этических принципов, их использования не в одном партикулярном этосе, а в нескольких.
В свете этого подхода переосмысливается (конкретизируется и генерализируется) традиционная христианская заповедь: «Возлюби ближнего своего, как самого себя», любовь как чувство сострадания и милосердия по отношению к «ближним» (только к человеческим существам), а также главная заповедь Гиппократа, основной принцип традиционной медицинской этики «прежде всего - не навреди».
Выявляется, что христианский принцип любви трудно поддается нормированию, в связи с чем он преобразуется в принципы уважения автономии и достоинства личности, а принцип «не навреди» дополняется принципом «делай благо». Одновременно эти принципы распространяются и на мир «нечеловеческой» природы. Появляются новые сцепления уже известных и вновь актуализированных принципов, например, принципов «не навреди» и «делай благо». Сегодня каждый из них рассматривается как продолжение и развитие другого. Смысл принципа «не навреди» более точно раскрывается через «максимизацию блага», а принципа «делай благо» - через «минимизацию вреда». Меняется место принципов и ценностей в их иерархии. Так принцип и ценность сохранения и развития жизни «перемещается» на более высокую позицию, по сравнению с другими ценностями и принципами (справедливости, целостности и др.), принимая на себя интегральную, нормативную и мировоззренческую функции.
Моральной генерализации подвергаются профессиональные, прикладные и практические этики. Так, например, принцип информированного согласия первоначально артикулируется в связи с медицинской деятельностью. Однако он может быть распространен и на другие ситуации принятия решений, затрагивающие чьи-то жизненные интересы: в социальной работе, юриспруденции, в деятельности преподавателя, журналиста, чиновника, политика, в бизнес-
этике. Такая генерализация осуществляется сквозь призму биоэтических ценностей: свободы, справедливости, благополучия, здоровья, права на жизнь.
Практическая этика войны переосмысливается с точки зрения безусловной ценности человеческой жизни, а такие аргументы, как «кто начал первым войну», «на какой территории она была начата», «что стало ее поводом», «что ей способствовало», переосмысливаются с точки зрения биодипломатии и принципа предотвращения вреда. В этике социальной работы, бизнес-этике, журналистской этике и других «прикладных этиках» на первое место в иерархии ценностей выходит ценность «защиты жизни и здоровья» клиента, потребителя, читателя6.
Биоэтика отвечает всем, указанным В.Бакштановским, Ю.Согомоновым и Р.Апресяном, признакам прикладной этики как конкретизации и моральной генерализации, где в качестве исходного материала выступает не только общественная мораль, но и нормативно-ценностные комплексы отдельных профессионально и практически обозначенных видов и форм человеческой деятельности. Биомедицинская этика Т. Бочампа и Дж. Чилдресса и европейская биоэтика Я. Рендторфа и П. Кемпа с полным правом могут быть отнесены к прикладным этикам нового типа, для которых характерны процессы конкретизации и генерализации морали7. Так, трансформации, затронувшие область биомедицинских наук и технологий, приобретают значимость для всего общества, а этические принципы, первоначально артикулированные в медицине и экологии, получают мета-
6 Dolgoff R., Loewenberg F.M., Harrington D. Ethical decisions for social work practice. Toronto: Thomson books/cole, 2005.
7 Beauchamp T.L., Childress J.F. Principles of biomedical ethics. - N.Y., Oxford: Oxford university press, 1994.; Rendtorf J.D., Kemp P. Basic ethical principles in European bioethics and biolaw. Autonomy, dignity, integrity and vulnerability. V. 1. Guissona: Impremta Barnola, 2000.
нормативное обоснование и значимость (конкретизация и генерализация).
Но, на наш взгляд, в модели прикладной этики-биоэтики присутствует еще один уровень - ценностный (сохранение и развитие жизни). А парадигма биоэтики основана на: 1) уязвимости всего живого; 2) внутренней ценности представителей жизни; 3) их праве на жизнь.
Таким образом, биоэтика выступает как особая форма прикладной этики, принципиально отличная от других прикладных этик. В этом смысле она знаменует генерацию новых теоретических и практических подходов в изучении морали, новый виток практической философии и выступает методологической, теоретической и ценностной матрицей, метаэтикой для профессиональных, практических и прикладных этик.
Понятая таким образом биоэтика как прикладная этика обретает «кентавровый» характер: с одной стороны, она взывает к канонизированным примерам нравственности и философским парадигмам, с другой - указывает на конкретные принципы и механизмы согласования с действительностью, привлекает к обсуждению и моральному выбору «казусы», нарративы, истории. При этом механизмы образования биоэтики могут быть «не уникальными» (например, механизмы конкретизации и генерализации этических принципов). Она использует различные методы и подходы, заимствует не только «хорошо отрефлексированные» парадигмы в области исследования морали, но и другие виды человеческого опыта для обоснования тех или иных позиций (общечеловеческая мораль, религиозные практики и пр.). В таком понимании (как качественно новый этап прикладной этики) биоэтика может стать одной из самых активных точек роста этических знаний и накопления морального опыта и рассматриваться не как часть этики как таковой, а как ее особая стадия. Эта точка зрения является не только наиболее интересной, но и наиболее креативной,
порождающей целый спектр инновационных решений в области методологии и теории биоэтики.
Ноу-хау биоэтики видится нами в том, что она (будучи по своему происхождению «прикладной») становится мета-этикой для различных видов человеческой деятельности, а генерализации подвергается не какой-либо один ее принцип, а вся система ее принципов. Именно поэтому представляется важным выяснить теоретические основания биоэтики.
В последнее время увеличилось количество статей, посвященных использованию классических и неклассических моральных теорий в прикладных, профессиональных областях. К классическим моральным теориям, как правило, относят деонтологию И. Канта, утилитарные и либеральные теории, аристотелевскую теорию добродетелей; к неклассическим - этику заботы, этику ответственности, этику справедливости, этику справедливости как честности, феминистическую этику.
На роль теоретического основания биоэтики претендуют: кантовская деонтология, утилитаристские, либеральные, эгалитаристские, теологические моральные теории и даже - возникшие не так давно - феминистическая этика «заботы», казуистическая этика (основанная на анализе отдельных случаев), нарративная, герменевтическая, пер-соналистская этики. Именно по этой причине большинство учебников и хрестоматий по биоэтике начинаются с пересмотра, «инвентаризации» хорошо знакомых моральных теорий, после чего - по мнению некоторых исследователей - наблюдается прямо противоположный эффект: уверенность в наличии какой-либо определенной, особенной теории биоэтики у читателя сама собой исчезает.
Так, например, вопросу использования в медицинской практике деонтологии И. Канта посвящен целый раздел популярного европейского научного журнала «Медицина, здравоохранение и философия», издающегося Европейс-
О
ким обществом философии медицины и здравоохранения8. Немецкие исследователи Ф.Хьюбель и Н. Биллер-Андорно, отмечая несомненный вклад моральной теории Канта в современную медицинскую этику, указывают также, что ее использование в прикладных целях ограничивает:
эксклюзивность, ориентация на автономного и рационального субъекта (между тем многие пациенты не могут поступать рационально в силу своей болезни);
индивидуализм - человеческие существа рассматриваются как изолированные индивиды, а человеческим взаимоотношениям отводится второстепенная роль (в сфере медицинской практики, как ни в какой другой профессиональной области, важен межсубъектный аспект этики);
рационализм - пренебрежение чувствами (отношения медицинского персонала и пациентов строятся, прежде всего, на отношениях сопереживания, сострадания, поддержки и взаимопонимания);
ригоризм и формализм - акцент на следовании законам и императивам без учета нюансов реальной жизни (в медицине моральный выбор часто зависит от множества эмпирических факторов, типа болезни, индивидуальных особенностей организма больного, имеющихся в наличии у врачей технических возможностей)9.
Можно спорить о возможностях и глубинных смыслах кантовской «метафизики нравов», но очевидно, что в своем учении И. Кант не жертвует интересами общества ради индивида, а практический разум не приносит в жертву рациональности и абстракции. Мы считаем, что непреходящее значение кантовской этики состоит в подготовке почвы не только для артикуляции принципов уважения автономии и достоинства личности, но и для утверждения представлений о «внутренней ценности» других живых существ. Что же
8 Medicine, health care and philosophy, 2005, № 8.
9 Heubel F., Biller-Andorno N. The contribution of Kantian theory to contemporary medical ethics: a critical analysis // Medicine, health care and philosophy. 2005. N 8. P. 5-18.
касается непосредственного практического использования кантовских нравственных формул, то оно может быть оправданным не во всех случаях. В тех ситуациях, когда кан-товская деонтология не может предложить конкретных решений, должны вступать в силу другие стратегии и моральные теории.
Взгляд на философскую теорию как на то, что следует «прикладывать» к практике, коренным образом меняется. Моральным теориям «бросают вызов» многочисленные «неклассические концепции морали», такие как постутилитаристская этика Дж. Роулза, Г. Ионаса, этика заботы, этика добродетели, феминистическая этика.
Многие моральные концепции, повлиявшие на современную этику, не считаются фундаментальными, теоретическими в традиционном смысле этого слова. Например, работы Дж. Лэдда по вопросам моральной ответственности, А. Баер, исследовавшей феномен доверия, И. Янг, внесшей свой вклад в развитие понятия справедливости, хотя и носят теоретический характер, но не считаются теориями в точном смысле этого слова10.
Кроме того, в качестве возможных оснований прикладной этики все чаще обсуждаются не «чистые» теории, о которых уже «мало кто помнит», а парадигмальные образования (в куновском смысле), включающие теоретические конструкты, ценностно-нормативные комплексы, идеологию, практический опыт использования тех или иных терминов, этических принципов и теорий. Это так называемые «измы»: утилитаризм, либерализм, прагматизм, экзистенциализм и др., ядром которых выступает уже не «голая» теория, положившая начало направлению, а тот или иной этический принцип/ценность, однажды отпущенные в собственное плавание, «на вольные хлеба», и «обросшие» за
10 Whitbeck C. Investigating professional responsibility // Techne: research in philosophy and technology. 2004. V 8, N 1. См.: электронный журнал / scholar.lib.vt.edu/ejournals/SPT/v8n1/whitbeck.html.
это время шлейфом трактовок, интерпретаций, смыслов, не исключая предрассудков и предубеждений.
В свое время П. Сингер и Й. Флетчер предложили положить в основание современной этики гуманного отношения к животным и медицинской этики, соответственно, моральную концепцию утилитаризма. Классический утилитаризм, построенный на эмпиризме Д. Юма, сводил расчет «затрата-польза» к оценке «приятного-неприятного» для отдельно взятого субъекта. Утилитаризм И. Бентама и Дж. С. Милля был основан на тройном предписании: максимального увеличения удовольствия, уменьшения боли и расширения сферы личных свобод для как можно большего числа людей. Сегодняшний утилитаризм включает в сферу своих предписаний и нечеловеческих живых существ.
Утилитарист П. Сингер считает, что, с одной стороны, область защиты интересов должна расширяться до сообщества животных, способных чувствовать, а с другой - сужаться за счет тех живых существ, которые не обладают такими способностями (низшие животные, умственно неполноценные люди, человеческие эмбрионы и т.д.). Исходя из этой посылки, оправдываются как добровольная, так и принудительная эвтаназия (смерть тех людей, у которых страдание преобладает над удовольствием) и осуждается все то, что увеличивает общее количество боли и уменьшает общее количество радости в мире. Парадоксальность утилитаристского подхода состоит в том, что ценность человеческих существ, не обладающих разумными способностями, может рассматриваться как более низкая по сравнению с ценностью «полноценных», «здоровых» представителей животного мира, не утративших способность страдать от боли, ограничения свободы, пищевой депривации и пр. Но все же, благодаря своей парадоксальности, именно утилитаризм послужил идейной платформой общественного движения за права животных.
Что касается либеральных теорий, то хотелось бы остановиться лишь на некоторых модификациях либерально-
го подхода, когда из арсенала либеральных теорий выхватываются отдельные концепты, которые начинают выступать в качестве «центра кристаллизации».
Так, Р. Витч в основание медицинской этики положил контрактную теорию, берущую истоки в либерализме11. Он назвал свою теорию тройным контрактом (triple contract). Первый - социальный контракт, в котором участвуют различные стороны, а благополучие каждого определяется в соответствии с фундаментальными принципами общежития, существующими в демократическом обществе. Внутри социального контракта существует второй контракт - взаимных обязательств профессионалов и общества. И третий контракт регулирует отношения профессионалов и непрофессионалов. Исходя из этой теории, принципы уважения автономии, «верности обещаниям», справедливости и избегания убийства имеют приоритет над принципами «делай благо» и «не навреди».
Контрактная модель взаимоотношений «врач-пациент» была подвергнута критике в работе Х. Броды12. Он подчеркнул, что эта модель: 1) строится на ошибочной предпосылке о том, что взаимоотношения врача и пациента начинаются с подписания договора (контракта); 2) делает акцент на финансовой стороне дела в ущерб этической; 3) носит скорее юридический характер; 4) рассматривает принцип уважения автономии как более приоритетный по сравнению с другими этическими принципами. Исходя из этого, она не может претендовать на статус универсальной.
Мы полагаем, что когнитивные и аксиологические потенции теории контракта заслуживают пристального внимания, изучения и практического использования. Контракт, договор, соглашение «в хорошем смысле этих слов», заключенные сторонами во благо пациента, могут стать сред-
11 Veatch R. The patient-physician relation. The patient as a partner. Part 2. Bloomington: Indiana university press, 1991.
12 Brody H. The physician/patient relationship // Medical ethics / Ed. By R.M. Veatch, Boston-London: Jones and Barlett Publishers, 1989. P. 72.
ством разрешения зашедших в тупик ситуаций в сфере здравоохранения. Например, конфликта между обязательством лечить больного и отсутствием необходимых медицинских препаратов в медицинских учреждениях государственной формы собственности13.
Н. Васильевене предлагает рассматривать в качестве теоретического фундамента прикладных этик, в том числе и биоэтики, теоретическую парадигму огранизационной этики14. Она считает, что не существует специфических прикладных этик, а каждая из них выступает лишь разновидностью этики организации15. Следует отметить, что в свете этой парадигмы биоэтика исчезает как специфический вид этики и становится всего лишь подвидом деловой этики, наряду с этикой бизнеса, хозяйственной этикой и другими этическими системами.
Организационная этика базируется на структурно-функциональных образованиях, системе связей, наборах ролей, ценностях, разделяемых членами этих организаций и социумом, а именно - добросовестности, надежности, честности, социальной ответственности. Такая этика, по мнению Н. Васильевене, актуальна в любой трудовой профессиональной сфере жизни и в каждом виде деятельности.
13 Примером контракта «во благо пациентов» может быть соглашение между врачом и фармацевтической фирмой, о предпочтении в ходе лечения больного того или иного генерика, изготавливаемого данной фирмой (при условии одинаковой эффективности данного дженерика по сравнению с другими генетиками и добровольного информированного согласия пациента!). Часто, в благодарность за продвижение и рекламу своего продукта, фирмы обеспечивают врача определенным его количеством, которое может быть использовано для спасения здоровья других пациентов, не имеющих возможности приобрести данный препарат.
14 Васильевене Н. Институализация деловой этики: инструментальное внедрение ценностей в деятельность организаций // Прикладная этика: «КПД» практичности». Ведомости. Вып. 32, специальный. С. 82-107.
15 г-«
15 В своих рассуждениях автор идет еще дальше, по сути, отождествляя этику организации и этику бизнеса.
Именно поэтому она выступает по отношению к ним как метатеория, как этика управления ценностями в повседневной трудовой деятельности человека. Центрирующей моральной нормой здесь выступает социальная ответственность перед всеми, с кем организация ведет свои дела. «В этом смысле, - указывает Васильевене, - деловая этика охватывает все организации, профессии, самые разные виды деятельности, от которых свободные индивиды граждански зрелого общества могут потребовать ответственного поведения согласно предназначению (миссии) данной структуры и ее конкретной роли-функции»16. Граждански зрелое общество заставляет организации следовать не корпоративному, а общественному интересу и для этого инспирирует внедрение не только правовых, но и этических регулятивов, призванных сочетать личный, корпоративный и общественный интерес.
Стандартизируя лучшие варианты эмпирически обоснованных решений с последующей их инструментализацией, деловая этика становится инструментом усовершенствования тех социально-профессиональных сфер, в которых она применяется. Она превращается в средство операционали-зации стратегических целей (например, цели сохранения окружающей среды или сохранения здоровья субъектов биомедицинских исследований). Она интегрирует дескриптивный и прескриптивный дискурсы, концентрируя свое внимание на разработке механизмов, методов и процедур проведения достижимого должного в повседневное сущее. Деловая этика строится на возможности открытых коммуникаций и способности членов общества и социальных институтов приходить к консенсусу, быть верными обязательствам социального договора.
Высоко оценивая вклад концепции организационной этики в понимание природы и сути биоэтики как этики инструментальной, прагматически-ориентированной и социально востребованной, следует отметить, что в качестве тео-
16 Васильевене Н. Институализация деловой этики... С. 89.
рии или метатеории биоэтики эта концепция не может рассматриваться как удовлетворительная.
Во-первых, она «не покрывает» всех сфер деятельности, имеющих непосредственное отношение к целям глобальной биоэтики, например, природоохранной деятельности, которая, как правило, не является «бизнесом» в точном смысле слова и не организована по принципу корпорации -это Министерство экологии, государственные лесные или охотничьи хозяйства, общественные организации.
Во-вторых, даже в тех, профессионально очерченных практиках, бизнес-структурах (например, фармацевтических фирмах или приватных медицинских клиниках), для которых и предназначена деловая этика, постепенно дух корпорации уступает место «работе на себя», трудовой свободе и эмансипации от корпоративной рутины17. «Свободные агенты» не чураются денежного успеха, но их ориентация на полноценность жизни в личном бизнесе не означает безоговорочного следования канонам трудовой этики - установке на карьерный успех, обогащение и непрерывный рост собственного дела. Всем этим индивид может сегодня пожертвовать ради своих частных интересов, не имеющих ничего общего с предпринимательством и частным бизнесом.
В-третьих, не всегда ценности корпоративного труда являются такими, на которые безусловно должна быть ориентирована личность. Например, трудоголизм, конкуренция, сигнализаторство (whistle-blowing) - как своеобразная форма доносительства, фиксированные профессиональные роли, иерархические структуры, конфиденциальность и лояльность к организации и прочие моменты корпоративных бизнес-структур, хотя и являются эффективными с точки зрения достижения целей корпоративно организованной де-
17 См.: Согомонов А.Ю. Метаморфозы трудовой этики // Прикладная этика: «КПД практичности». Ведомости. Вып. 32, специальный. С. 234.
ятельности, не всегдя допустимы с точки зрения общечеловеческой и профессиональной морали.
К слову, можно найти множество негативных примеров воплощения этих идеалов в медицинской корпорации: «гипертрофированная лояльность» к ошибкам коллег-медиков; утаивание правды от пациента «по терапевтическим причинам»; худшие виды патернализма и авторитаризма по отношению к пациенту как проекция жестких «пирамидальных отношений» в медицинском сообществе; дегуманизация медицинской профессии как результат погони за прибылью, коммерциализации отношений врач-пациент.
Таким образом, использование в качестве теоретического обоснования биоэтики классических и неклассических моральных теорий и этик может быть продуктивным, но недостаточным для окончательных выводов о ее содержании и месте в сложной палитре современной этической мысли. Каждый из рассмотренных нами теоретических подходов указывает лишь на наличие определенных характеристик, присущих биоэтике, дает некоторые аргументы для ее понимания, но не может служить основанием для восприятия ее как отдельной и целостной области знания. Такое основание следует искать в содержании и функциях биоэтики как особого кентаврового знания.
