CC BY
58Художественный дискурс романа «Невыносимая легкость бытия» чешского писателя Милана Кундеры построен на многочисленных бинарных оппозициях1. Заглавие романа намекает на главную из них — легкость — тяжесть. Вместе с тем еще в первом романе М.Кундеры «Шутка» его главный герой Людвик, размышляя о своей судьбе, использует тот же оксюморон:
Krâôel jsem ро têch poprâSenych diazcbnich kostkâch a citil ttëivou Ichkost prâzdnoty, kterâ leiela na mém 2ivotê.2
Я шагал по этим запыленным камням мостовой и чувствовал тяжелую легкость пустоты, лежавшей на моей жизни (Выделено мною. - Е.С.)
Примечательно, что бинарная оппозиция легкость — тяжесть взаимодействует в этом отрывке с оппозицией пустой — полный. Причем легкость соотносится с пустотой не только за счет общей семы 'отсутствие' (веса или вещества), но и за счет отрицательной ценностной характеристики в данном контексте.
Размышляя о бинарной семантической оппозиции легкость — тяжесть в начале романа «Невыносимая легкость бытия», Кундера спорит с Парменидом, утверждавшим, что легкость однозначно позитивна, а тяжесть однозначно негативна:
«Но действительно ли тяжесть ужасна, а легкость восхитительна? Самое тяжкое бремя сокрушает нас, мы гнемся под ним, оно придавливает нас к земле. Но в любовной лирике всех времен и народов женщина мечтает быть придавленной тяжестью мужского тела. Стало быть, самое тяжкое бремя суть одновременно и образ самого сочного наполнения жизни. Чем тяжелее бремя, тем наша жизнь ближе к земле, тем она реальнее и правдивее. И, напротив, абсолютное отсутствие бремени ведет к тому, что человек делается легче воздуха, взмывает ввысь, удаляется от земли, от земного бытия, становится полуреальным, и его движения столь же свободны, сколь и бессмысленный (НЛБ: 11).
Как видим, тяжесть в данном случае соотносится с заполненностью, полнотой жизни как за счет общей семы 'наличие' (веса или вещества), так и за счет положительной ценностной характеристики в данном контексте. Одновременно Кундера (и его русский переводчик) блестяще демонстрирует, как в устойчивых языковых выражениях отразился синкретизм восприятия легкости и тяжести как позитивно-негативных концептов.
Важно и то, что в контексте фигурирует концепт земчя. Именно на основе культа земли первоначально, по-видимому, и складывается в языке бинарная
' См. подробнее: Старцева Н. Р. Способы деконструкции бинарных оппозиций в постмодернистском романе («Невыносимая легкость бытия» М. Кундеры и «Искренне Ваш Шурик» Л. Улицкой) // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2010. № 12. С. 587-591.
2 Kundera M. 2ert / M. Kundera. Brno : Atlantis, 1996. S. 248 ; Кундера M. Шутка / пер. H. Шульгиной. СПб. : Азбука-классика, 2003. С. 330.
3 Кундера М. Невыносимая легкость бытия / пер. Н. Шульгиной. СПб. : Азбука-классика, 2003. С. 11.
оппозиция легкость — тяжесть, а также синкретические позитивно-негативные ценностные характеристики соответствующих концептов. Так, по мнению авторов энциклопедии «Славянские древности», тяжесть маркирует притяжение человека к земле и является нередко символом смерти. Например, о новорожденном, вес которого был необычно большим, говорили, что его «тянет к себе земля», поэтому он «не жилец»; сербы считали, что покойник тяжелее живого человека, потому что его тянет земля. Для облегчения его веса за колеса привязывали веревку, которая, волочась по земле, передавала ей лишний вес4.
Весьма показательно иллюстрирует это поверье герой русских былин Святогор. Его облик, как подчеркивает В. Я. Пропп, «унаследован от тех времен, когда огромный рост и нечеловеческая сила считались признаком истинного героя. <...> Он отличается не только гиперболической величиной и тяжестью, но и гиперболической силой»■"' (выделено мною. — Е. С.). Вместе с тем показательно, что из-за огромных размеров Святогора «ие носила мать сыра земля», ему «не с кем силой иомеряться», «грузно от силушки, как от тяжелого бремени». На основе этих фактов В. Я. Пропп приходит к выводу о том, что «сила эта Святогору в тягость»1'. Таким образом, оппозиция легкость — тяжесть находится в тесном взаимодействии с противопоставлением силы и слабости.
По мнению исследователя, «в лице Святогора изображается герой обреченный»1. Это проявляется, в частности, в том, что Святогора тянет к себе земля. Именно поэтому он, поднимая «сумочку переметную» с «тягой земною», «по колена в землю угряз». Герой архаики понимает, что это признак приближающейся смерти: «Верно, тут мне, Святогору, да и смерть пришла». В другом былинном сюжете Святогор и Илья Муромец по очереди ложатся в гроб, который подходит по размерам только Святогору. Именно ему «в гробу лежать сужено», поэтому ни Святогор, ни Илья не могут открыть крышку гроба, а при каждой попытке разрубить ее мечом гроб покрывается железным обручем.
Примечательна также локальная привязанность Святогора к горам, которые осмысливаются как признак хтонического, подземного мира. Иномирным признаком — слепотой — обладает и отец Святогора. На этом основании авторы энциклопедии «Мифы народов мира» приходят к следующему выводу:
«С<вятогор> находится в одном ряду с такими же бесполезными хтони-ческими богатырями русских сказок, как Горыня, Дубыня и Усыня: не случайно в одной из былин С<вятогор> назван Горынычем, что соотносит его и с Горыней и со Змеем Горынычем. В реконструкции С<вятогор> — хтоническое существо, возможно, открыто враждебное людям»8.
* Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. М. : Международные отношения, 1999-2012. Т. II. С. 315.
5 Пропп В. Я. Русский героический эпос. М. : Лабиринт, 1999. С. 78.
G Там же.
7 Там же. С. 77.
8 Мифы народов мира: энциклопедия : в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. 2-е изд.
М. : Советская энциклопедия, 1987. С. 421.
Как видим, в архаическом сюжете о Спятогоре тяжесть обладает негативной оценочностыо. Вместе с тем обряд бросания горсти земли в могилу участниками похорон несет уже достаточно противоречивую семантику. С одной стороны, этот обряд выполнялся, чтобы земля была «легкой*, с другой, но белорусским поверьям, близкие родственники покойного не должны были этого делать, иначе умершему будет тяжко лежать в земле. Диалектика легкости — тяжести зафиксирована в поверье о том, что душа окончательно расстается с телом, когда на гроб упадет первая горсть земли". Л но польским поверьям, душа оставляет тело при входе на кладбище, причем после этого гроб тяжелеет10. Отделяясь от тела, душа может не только «улететь», но и «упасть». См. сербское выражение док му душа не испадне 'пока у него душа не выпадет'". По пути на «тот свет» души покойников должны пройти над водой или пропастью по узкому мосту, при этом невесомые праведные души проходят но нему, а иод душами, отягченными грехами, тонкий мостик рвется, и души попадают в ад". Перебираясь на «тот свет», герой сказки может карабкаться наверх либо проваливаться иод землю".
Подобным семантическим синкретизмом характеризовались и аграрные обряды на день Вознесения Господня. С одной стороны, в этот день, проведывая посевы, подкидывали в воздух печенье-лесенки, символизирующие Вознесение («чтобы так же высоко выросла и рожь»), и скатерти («чтобы лен был длинным»), поднимали за уши маленьких детей, спрашивая их. «Видишь ли Москву?», и выражали пожелание: ♦Расти, рожь, большая, вот такая». С другой стороны, в этот же день девушки катались по земле, что должно было обеспечить хороший урожай14. С той же целью катали в этот день по ниве и священнослужителей, чтобы снопы при жатве были такими же высокими и толстыми При этом приговаривали: «Каков попок, таков и ленок». Такое катание по земле было одним из видов контактной магии, основанной на представлениях о взаимообусловленности репродуктивных процессов человека и земли. Показательно, что в ритуалах катания нередко актуализировался мотив коитуса с землей15.
Важно подчеркнуть, что изменение ценностных характеристик в парах бинарных семантических оппозиций, подмеченное Кундерой в случае легкости тяжести, - это не исключение, а правило. Как отмечается в энциклопедии «Славянские древности», характерной особенностью бинарных семантических оппозиции оказывается «их спаянность с категорией оценки: в каждой конкретной ситуации один из членов оппозиции оказывается носителем положительного начала, другой — отрицательного. Эта оценка может меняться на противоположную изменением "контекста" или прагматических установок: сакральное и благодетельное в одних условиях становится опасным и злокознен-
* Славянские древности... Т. И. С. 316
10 Там же С. 505.
" Там же. С. 164.
" Там же. С. 300.
11 Славянские древности... Т. V. С 302.
14 Славянские древности... Т. 1. С. 403.
15 Славянские древности... Т. II. С. 477-479
ным в других. Например, четность (парность) в большинстве случаев получает отрицательную оценку, а нечетность (непарность) положительную (непарным должно быть число полкладывасмых под курицу яиц, число овец в хозяйстве. число сватов в обряде сватовства невесты, число блюл на ритуальной трапезе, число вносимых в дом поленьев, число венцов в срубе дома и т. д.). Однако, когда речь идет о брачной символике, четность имеет устойчивое положительное значение (при гаданиях о замужестве четное число принесенных в охапке дров, обхваченных руками кольев забора, пойманных зерен и т п. сулит скорое замужество)»10.
Интересно и то, что ни в «Славянских древностях», ни в работе Вяч. Не Иванова и В. Н. Топорова «Славянские языковые моделирующие системы» (1965) оппозиция легкость тяжесть не только специально не рассматривается, но даже и не упоминается Тем не менее приведенные выше примеры из традиционной обрядности, а также данные славянских языков свидетельствуют о важности этой'оппозиции для традиционного сознания и об изменчивости ценностных характеристик ее членов в зависимости от ситуации.
Так. П. И. Даль приводит фразу Этот человек легок 'ветрен, опрометчив'", сейчас бы мы сказали легкомыслен. В то же время в хрестоматийно известной реплике Лопахина о Раневской в пьесе Л. Чехова «Вишневый сад»: «Хороший она человек. Легкий, простой человек» достаточно легкомысленная героиня пьесы характеризуется положительно.
Хорошо известны русские устойчивые выражения С легкой руки и У него легкая рука, положительно характеризующие удачливого человека. Вместе с тем в словаре В И. Даля'" зафиксированы поговорки Чу.тя руки легки, да не кь сердцу и На легкую ручку, комкомь да в кучку 'как ни попало, дурно', отрицательно оценивающие «легкость руки».
Аналогично в польском языке выражение \1ied 1еккц г$к<; (букв, 'иметь легкую руку'| может иметь два значения с щютивоположными ценностными характеристиками: а) 'достигать чего-то с легкостью' и 6) 'быть расточительным. легко тратить деньги'10. Подобным синкретизмом оценочной семантики обладает польское словосочетание С^ка г$ка [букв, 'тяжелая рука'|: а) 'рука, обладающая сильным ударом' и б) 'неумелая, неприспособленная к какому-либо делу рука'20.
С другой стороны, внешне аитоннмичные русские сложные слова легковесный (поступок) и тмжеловетый (стиль изложения) оба имеют отрицательные коннотации.
Русские паремии Порхать, витать в облаках и Легкость в мыслях необыкновенная, маркирующие легкость, обладают негативной оценочностью, тогда как связанные с идеей тяжести фразеологизмы опуститься на землю, вес-
10 Славянские древности... Т. Ill С. 557
17 Даль В И Словарь живого великорусского языка: в 1 т. М. : Русский язык, 1989-1991 Т. 11, С 242.
»"Дай, В. И. Указ соч. Т. И. С. 243.
,u Slownikjfcvkapolskiego/ Red. naukowy M.Szymczak. W3 И Warszawa, 1981 T. U.S. 21.
» Там же Т. 1 S. 305.
кий (железный) аргумент, весомый вклад и жаргонное стопудово 'абсолютно верно' характеризуют объект с позитивной стороны.
В. И. Даль приводит диалектный глагол с положительной ценностной характеристикой тяжбти 'прилежать, трудиться, работать'21, а чуть ниже в его словаре можно встретить существительное тяжкун (там же), являющееся одним из эвфемистических названий беса, сатаны и потому принадлежащее к отрицательному оценочному полюсу.
Отрицательно оценивает легкую жизнь героиня фильма «Три тополя на Плющихе» Анна. На реплику таксиста «И все-то ты знаешь. На все у тебя ответ готов. Легко живешь» она отвечает: «Легко только злыдни живут. У них и вовсе заботы нет», однозначно относя легкую жизнь к полюсу зла. А потом, чтобы зафиксировать свое пребывание на противоположном полюсе, добавляет, используя метафору тяжести: «Дом на мне».
В русском, польском и чешском языках имеются формулы, основанные на метафоре легкости, желающие умершему легкого пребывания на «том свете»: русск. Пухом земля, польск. Niech mi zient i a lekkq bçdzie [букв. 'Пусть ему земля легкой будет']22, чешек. Dej mu Pánbüh lekké odpoönuti [букв. 'Дай ему, господи легко поспать'], Budi i mu zemè lehká [букв. 'Пусть земля ему будет легка']23.
Вместе с тем в чешском языке можно найти и отрицательно оцениваемую легкость. См. выражение Befe vSechno na lehkou váhu [букв. 'Он все принимает за легкий вес') 'он ничему не придает серьезного значения'24, а также фразу из экономического обзора: «Proto tfeba povaiuji za jeden z nejzàvaZnëjSich prohïeSku minulé vlády lehkost, s jakou upustila svûj cil na pfijetí eura v roce 2009 Ci 2010» (Hospodáfské noviny, 14.01.2009)25, т. е. «Поэтому я считаю одним из самых серьезных промахов предыдущего правительства ту легкость, с которой оно отказалось от своих намерений перейти на евро в 2009 или в 2010 году».
Польское слово lekkosc, по сведениям историков польского языка, в XV в. могло иметь такие негативные значения, как 'ветреность, оскорбление, обида, вред'. См., например:
W Czechach legata papieskiego malo nie zabili i lekkoéó mu wyrz^dzili (M. Bielski), т. е. «В Чехии папского легата едва не убили и нанесли ему оскорбление».
Rakuski, stysz^c, it Jagiello jedzie, boj^c siç jakiej lekkoíci, ujechal z Krakowa (M. Bielski), т. е. «Ракуский, услышав, что Ягелло едет, боясь какой-нибудь обиды, уехал из Кракова»26.
Польские и чешские слова, маркирующие тяжесть, также обладают синкретизмом оценочной семантики. Так, польск. ciçzki 'тяжелый' в древнеполь-
21 Даль В. И. Указ. соч. Т. IV. С. 455.
22 Slownikjqzyka polskiego... Т. II. Б. 21.
23 Чешско-русский словарь, в 2 т. 2-е изд., стереотип. М.: Русский язык, 1976. Т. I. С. 347.
24 Там же.
25 Севку пагойт когрия [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://korpus.cz/
26 Ои^ояг-КигсгаЬо-ма К. ]Чо\уу 51о\\тпк ^утсЯс^сгпу^гука рокк^о. \Varszawa: 2003. Б. 266.
ском языке имело значения 'неприятный, грустный, плохой, надоедливый.', а в диалектах также 'гнусный, суровый, жестокий'27. См.. например:
Ci{iki г kaleki pan. г klcchy pleban'*, т. е. * Плохой из калеки хозяин, а из юнца пастор».
Ci&ki glupiec с презрением о ком-либо глупом, наивном, легковерном.
С другой стороны, выражение ci&kiepieniqdze (букв, 'тяжелые деньги'; ср. русск. тугой кошелек с тем же этимологическим корнем) имеет значение 'большие деньги' и имеет положительные коннотации1®.
Чешские выражения типа tiiko chape (букв 'он тяжело понимает') *он с трудом понимает', та z logo riikou ft law |6укв. 'у него из-за этого тяжелая голова') 'это причиняет ему большое беспокойство', primal sepodtihuu dukazit признаться под тяжестью доказательств, улик' несут отрицательную оценоч-ность. Тогда как в словах 1ё*Ьа 'добыча полезных ископаемых', i&it 'извлекать выгоду' и выражении vydtlava iHki penlze 'он зарабатывает большие деньги' оненочность положительная"' (ЧРС: I; 430-431).
Однов|Х'менно у целого ряда устойчивых выражении, использующих метафорическую модель тяжести или легкости, очень нещюсто определить ценностные ха|>актеристики лаже в очень широком контексте. Например, выражения типа груз ответственности, навалшась работа, ответственность rheum, 6jh>mm власти, ответственности могут оказаться позитивно или негативно окрашенными в зависимости от позиции автора высказывания. Выражение легок на помине может быть окрашено как в радостные, так и в иронические тона в зависимости от предыдущих оценок человека, о котором шел разговор. Легкий флирт может негативно оцениваться как 'несерьезные, ни к чему не обязывающие отношения' и позитивно как умение непринужденно обиьтгься с противоположным полом.
11 сред ко словосочетания, основанные на этой модели, вступают в более сложные семантические отношения. Так, легкая музыка противопоставлена тяжелому року, причем их позитивная или негативная оценка зависит от музыкальных предпочтений, а вместе они находятся в оппозиции к а<рьеэной, классической, музыке.
Как отмечается в энциклопедии «Славянские древности», вследствие своей оценочной окраски семантические оппозиции «вступают в отношения эквивалентности, приравниваются друг к другу, начинают замешать друг друга и символически отождествляться*. В частности, бинарная оппозиция мужской — женский может коррелировать с оппозициями правый — левый (по серб, суеверию, если дитя в утробе матери впервые зашевелится справа, то родится мальчик; если слева - то девочка); верхний-нижний (если ячмень вскочит на верхнем веке — родится мальчик, если на нижнем — девочка), внутренний — внешний (если будущая мать впервые ощутит свою беременность в доме родится мальчик, если вне дома, на дворе - девочка)11. В связи с этой особей-
" Horyi W. Slownik ctymologteznyдоука polskicgo. Kraköw: Wyd-wo Litcrackic. 2005. S. 83. *" Dlugosz-Kurczabowa К. Указ. соч. S. 76 я Slownikjtpykopohkicgo... T I. S. 305
* Чешско-русский словарь... Т. I. S. 430-431. 11 Славянские древности... Т. 11!. С. 557.
костью вполне логично, что между собой коррелируют оппозиции легкость тяжесть и ni/стой полный.
В энциклопедии «Славянские древности» справедливо отмечено, что семантическая оппозиция полный — пустой связана «с противопоставлением добра и зла, богатства и бедности, счастья и несчастья, жизни и смерти». Показательно, что многие магические действия, запреты и предписания, направленные на избежание или уничтожение зла, «часто бывают связаны с предотвращением контакта с пустыми предметами и объектами (ср. полег пустэ 'зло, нечистая сила')»53 (СД: IV; 145-146). В традиционной культуре важным считалось сразу после родов заполнить пустоту роженицы, душу у которой забрал ребенок. Вот почему ее кормили мясом голубя - птицы, символизирующей душу" (СД: I; 516).
I la эмоциональном уровне с пустотой связана тоска. Важнейшие смысловые компоненты, составляющие семантику русского концепта «ТОСКА» 'тревога' и 'душевная пустота', обусловлены этимологической связью соответствующей лексемы, с одной стороны, с глаголом тискать, выражающим идею сжатия, тяжести (на основе которой развивается семантика иррационального страха), а с другой - с прилагательными тощий и тщетный, передающими идею пустоты".
В этом отношении показательны магические действия, направленные на защиту от тоски. Так. чтобы не тосковать по покойнику и не бояться его, родственники, вернувшись с похорон, контактируют с предметами, маркирующими пустоту: заглядывают в печь или пустую дежу. В заговорах от тоски может маркироваться идея сжатия, тяжести: тоска лежит на доске или прижата сверху доской85.
Интересно, что в охотничьем заговоре тоску насылают па горностаев, при этом тоска связана с тяжестью: «...Наложит святой Никола тоску и сухоту и вслику тяготу, не можно тебе, белому зверю горносталю чернохвостому, без моих плашек и без моих наживок не нити и не исти...» м1(СД: V; 297).
Сосуществование этих свойств тоски тесноты и пустоты - известный этнограф А. К. Байбурин объяснят тем, что в ситуации смерти мир, с одной стороны, «переполняется» избыточными объектами (смерть, покойник и его атрибуты), с другой среди живых образуется пустота, вызванная смертью близкого человека, эта пустота и заполняется тоской. В результате мир «теряет свою привычную конфигурацию, становится если не новым, то незнакомым. В этой ситуации неизменно появляется страх». По словам исследователя, для появления страха достаточно было бы чего-то одного (либо тесноты, либо пустоты), но здесь присутствуют обе схемы, и страх сопровождается тоской. Каж-
ю Славянские древности... Т. IV. С. 145—НС. я Славянские древности... Т. 1 С. 516.
м См. подробнее: Стгфаискш) Е. Е. Эмоциональные концепты как фрагмент мифологической и современной языковых картин мира (на материале концептов, обозначающих негативные эмоции в русской, польской и чешской лингвокультурах) : монография Самара : Слмлр. туманит, акад., 2008. С 91—107 15 Славянские древности... Т. V. С. 296 -297. * Там же. С. 297.
лос из этих переживаний имеет свою сильную позицию: страх соотносится с присутствием смерти, а тоска - с пустотой. «В контексте похоронной обрядности, подчеркивает ученый, - пустота имеет двоякий смысл: во-первых, пустота во внешнем пространстве (этот вид пустоты как раз и вызывает страх), во-вторых. пустота в живых, в их душах после смерти близкого человека. Такая (внутренняя) пустота связывается с тоской. Связь тоски с пустотой много ила-нова. тоска заполняет образовавшуюся пустоту, тоска опустошает человека и, наконец, тоска сама является пустотой»47 (выделено авто|юм. — /:. С.).
Традиционным сознанием тоска осуждается А. К Бай бури н объясняет это несколькими причинами. Во-первых, тоска наносит вред как живому, так и мертвому: живой начинает сохнуть, а мертвому тяжело лежать (эта тяжесть зафиксирована, в частности, в др-русск. ТОУГА и чешек. соиМа). Во-вторых, тоска противоречит христианскому пониманию смерти как началу «вечной жизни», поэтому тосковать считалось допустимым лишь до сорокового дня. когда, по христианским представлениям, душа покойного покидает землю. В-третьих, нарушение временных ограничений тоски ведет к нарушению пространственных границ между миром живых и миром мертвых: покойник начинает «ходить» к тоскующей но нему родне.
Подведем итоги
1. Рассмотренные оппозиции активно взаимодействуют друг с другом в языке и культуре.
2. Их аксиология может ситуативно меняться, в результате чего концепты. составляющие каждую из оппозиций, оказываются в целом синкретически позитивно-негативными.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
I. Агранович С. 3., Стсфанский Е. Е Миф и слове: продолжение жизни. - Самара: Изд-во СаГА. 2003. - 168 с.
2 Байбурин А. К. Тоска и страх в контексте похо|юнной обрядности (к ритуально-мифологическому подтексту одного сюжета) // Труды факультета этнологии — СПб.. 2001. - Вып 1. - С. 96-115.
3 Иванов Вяч. Вс.. Топоров В. Н. Славянские языковые моделирующие системы. М.: Наука. 1965. - 246 с.
4 Пропп В Я. Русский героический эпос. — М.: Лабиринт. 1999. — 636 с.
5 Старцсва И. Р. Способы деконструкции бинарных оппозиций в постмодернистском романе («Невыносимая легкость бытия» М. Кундеры и «Искренне Ваш Шурик» Л Улицкой) // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. - 2010. №12 - С. 587-591'
6 Стефаиский £ Е. Эмоциональные концепты как фрагмент мифологической и современной языковых картин мира (на материале концептов, обозначающих негативные эмоции в русской, польской и чешской лингвокультурах) : монография — Самара Самар. гумлнит. акад., 2008. - 316 с.
17 Байбурин А. К. Тоска и страх в контексте похоронной обрядности (к ритуально-мифологическому подтексту одного сюжета) // Труды факультета этнологии. СПб., 2001. Вып. 1. С. 99.
СЛОВАРИ И ЭНЦИКЛОПЕДИИ
1. Даль В. И. Словарь живого великорусского языка: в 4 т. — М. : Русский язык, 1989-1991.
2. Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев,— 2-е изд. — М.: Советская энциклопедия, 1987.
3. Славянские древности: Этнолингвистический словарь : в 5 т. — М.: Международные отношения, 1999-2012.
4. Чешско-русский словарь: в 2 т. — 2-е изд., стереотип. — M. ; Прага, !97G.
5. BoryS W. Slownik etymologiczny jçzyka polskiego. — Krakôw, 2005. — 864 s.
G. Cesky narodni korpus [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://korpus.cz/
7. Dlugosz-Kurczabow, К. Nowy slownik etymologiczny jçzyka polskiego. — Warszawa: PWN, 2003 —658 s.
8. Slownik jçzyka polskiego / Red. naukowy M.Szymczak. W 3 U. — Warszawa, 1981.
ТЕКСТЫ M. КУНДЕРЫ
1. Кундера M. Невыносимая легкость бытия / пер. H. Шульгиной. — СПб. : Азбука-классика, 2003. — 352 с.
2. Кундера М. Шутка /пер. H. Шульгиной. — СПб. : Азбука-классика, 2003. — 416 с. (111)
3. Kundera M. 2crt. — Brno : Atlantis, 1996. — 328 s.
