CC BY
222
УДК 8.085.13.03 М. К. Кабакчи
Вестник СПбГУ. Сер. 9. 2011. Вып. 3
БИЛИНГВИЗМ КАК КЛЮЧЕВОЙ ФАКТОР АВТОРИЗОВАННОГО ПЕРЕВОДА ХУДОЖЕСТВЕННОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ
Рассматривая в качестве материала исследования произведение Владимира Набокова и его авторизованный перевод на английский язык, необходимо уделить внимание языковой специфике автора, характеризующей его способность участия в переводческом процессе. В. Набоков как русско-американский писатель — явление в мировой литературе выдающееся, хотя и не уникальное. Феномен этот реален благодаря существованию мультилингвальности, а точнее, в данном случае, билингвизма. Обратимся вкратце к билингвизму, который в контексте нашего исследования имеет достаточно большое значение.
Вопрос о билингвизме в области языкознания изучен достаточно хорошо. Интересные исследования проводились как у нас в стране, так и на западе. В отечественной лингвистике можно выделить работы Г. М. Вишневской, А. А. Пойменовой, Е. Ю. Литвиненко, М. Кирай и др. Все эти авторы рассматривали билингвизм с лингвистической, психосоциальной, нейропсихологической либо этнокультурной точек зрения. Однако существует крайне мало исследований билингвизма как литературоведческой проблемы.
Классическое определение билингвизма и его характеристика, данные в «Большой советской энциклопедии», также обращают внимание лишь на лингвистический аспект этого явления: «Билингвизм (от «би»... и лат. lingua — язык), двуязычие, владение и попеременное пользование одним и тем же лицом или коллективом двумя различными языками или различными диалектами одного и того же языка (например, местным диалектом и литературным языком) <...> Степень владения каждым языком при билингвизме, распределение между ними сфер общения и отношение к ним говорящих зависят от многочисленных факторов социальной, экономической, политической и культурной жизни говорящего коллектива.» [1].
Ж. Марузо, указывающий в «Словаре лингвистических терминов», что «билингвизм предполагает абсолютно одинаковый уровень владения обоими языками» [2, с. 54], имеет в виду практическое использование языка как средства повседневного общения, причем двуязычие может ограничиться одной устно-разговорной формой речи при невладении письменной. У писателей же, владеющих двумя языками и в письменной литературной форме, несколько иное положение.
Если Ж. Марузо делает акцент на одинаковости владения языками при билингвизме, то О. С. Ахманова указывает на совершенство этого владения: «Двуязычие (билингвизм) <...> Одинаково совершенное владение двумя языками; владение двумя языками, применяемое в разных условиях общения, например, родным диалектом и литературным языком.» [3, с. 125]. Актуализация как фактора «одинаковости», так и фактора «совершенства» в определении билингвизма не кажется нам достаточно обоснованной по некоторым причинам. Во-первых, одинаковое, тем более «абсолютно одинаковое» владение языками невозможно практически — всегда есть фактический
© М. К. Кабакчи, 2011
перевес в сторону того или иного языка по тем или иным показателям и аспектам. Во-вторых, не более возможно и совершенное владение каким-либо языком, а тем более двумя языками, ибо ни в одном языке нет, да и не может быть критерия совершенства, поскольку сам язык постоянно развивается, совершенствуется, и ни один носитель не в состоянии уследить за всеми изменениями в языке. Кроме того, в настоящее время существует тенденция — по крайней мере на бытовом уровне — называть билингвами любых «языковых личностей», владеющих иностранным языком в целом, в объеме, достаточном для осуществления транслингвистического общения без спецификации качества этого общения. Поэтому и с точки зрения языка в целом, и в плане билингвизма в частности, мы можем говорить лишь об относительно сопоставимом и относительно свободном владении двумя языками. В этой связи приведенное нами выше определение, данное в «Большой советской энциклопедии», где актуализируется множественность (двоичность) используемых языковых систем, представляется более приемлемым, и мы будем использовать термин «билингвизм» и производные от него именно в этом значении. Оговоримся сразу, что в данной работе мы будем придерживаться взгляда на билингвизм как на профессиональное и свободное владение иностранным языком. Дело в том, что переводческий билингвизм качественно отличается от такого типа билингвизма, который можно назвать вспомогательным — ограниченное владение вторым языком, достаточное для установления практического контакта с партнером по коммуникации в узкой сфере профессиональной деятельности или специфической области социального взаимодействия.
Нас интересует прежде всего именно литературоведческий аспект билингвизма, т. е. билингвизм как фактор литературного творчества. Билингвизм как явление литературного творчества — тенденция, характерная для всего XX в. и, в частности, для русской и советской литературы. В. Набоков в этом плане не исключение. Здесь можно упомянуть о М. Цветаевой, Г. Иванове, И. Бродском, а также о целой когорте писателей и поэтов из бывших республик Советского Союза, таких как Василь Быков, Чингиз Айтматов и др. Поэтому и рассмотрение именно литературоведческой стороны билингвизма приобретает сейчас особую актуальность в связи с изучением творчества не только конкретного автора, например В. Набокова, но и целого ряда билингвальных писателей, поэтов, драматургов.
Можно выделить несколько проблем, характерных для этого аспекта двуязычия, а именно:
• дуалистическое воздействие языков на стили произведений, на них создаваемых;
• приоритетность языка в творчестве автора;
• национальная и культурная идентификация и самоидентификация писателя;
• языковая и культурная интерференция;
• восприятие и исследование произведений писателя, написанных на родном для аудитории языке;
• дифференцированность читательского восприятия разноязычных произведений одного автора;
• дифференцированное восприятие читателями-монолингвами иноязычных текстов писателя;
• перевод иноязычных текстов писателя;
• специфика билингвизма автора как переводчика.
Рассмотрим коротко, в чем заключаются эти проблемы. Проблема дуалистического воздействия языков на стили разноязычных произведений состоит в том, что из-за своих интралингвистических особенностей каждый язык может ограничить автора в выборе художественного стиля. А. В. Федоров исследовал специфику двуязычного творчества русских писателей XIX в. и пришел к выводу о том, что в зависимости от выбора языка изменяется и стилистическое своеобразие произведения [4]. На наш взгляд, это замечание опровергается творчеством В. Набокова, стиль которого одинаково легко узнаваем и в русскоязычных, и в англоязычных его произведениях, что позволяет говорить об определенной билингвальной стилистической идентичности писателя (постепенное «усложнение» стиля в английских произведениях В. Набокова скорее следует объяснить естественной творческой эволюцией, наблюдаемой и в его русскоязычных произведениях — от «Машеньки» до “Ultima Thule”). Нам кажется, что в основе выводов А. В. Федорова, вполне верных (например, при его исследовании разноязычной поэзии Тредиаковского, К. Павловой, Хемницера, А. Толстого), лежал тот факт, что для писателей, чье творчество он рассматривал — Герцена, Пушкина, Тютчева, Толстого, Тургенева и др. — характерна была жанровая дифференциация в зависимости от использования того или иного языка (Пушкин писал художественную прозу и поэзию на русском языке, а письма — на французском; произведения Герцена написаны также на русском языке, а публицистические статьи и эпистолярное наследие — на английском; на иностранном языке писали свои письма Лермонтов, Тургенев, Толстой, а публицистику — Тютчев и др.).
Проблема приоритетности языка в творчестве автора заключается в том, что писатель при написании произведения выбирает тот или иной язык, рассматривая его как приоритетный в данном конкретном случае. По мнению А. В. Федорова, у писателя всегда есть языковой приоритет: литератор обязательно владеет одним языком лучше, чем другим. Однако помимо инструментального, фактического приоритета — сравнительного качества владения двумя языками — в контексте литературоведения нужно говорить о селективном приоритете — о выборе того или иного языка как средства авторского творчества. На выбор языка действует целый ряд лингвистических и экс-тралингвистических факторов, на которых мы, повторяем, не будем сейчас останавливаться, так как это должно быть задачей отдельного литературоведческого исследования.
Проблема национальной идентификации (и самоидентификации) писателя имеет не только этнодемографический (литературоведения не касающийся) и биографический (имеющий значение для литературоведения), но и собственно литературоведческий аспекты. Для литературоведения эта проблема имеет значение по крайней мере в связи с определением места писателя/поэта/драматурга в национальной литературе, с изучением его в курсе национальной или зарубежной литературы и т. п. Затем — шире, обращаясь уже не только к национальной, но и к тесно сопряженной с ней культурной идентификации, — вопрос о принадлежности к национальной культуре значим для изучения творчества писателя, идейно-художественной специфики его произведений и т. п. Разграничение понятий национальная (культурная) идентификация и национальная (культурная) самоидентификация обусловлено дистинкцией субъектов идентификации: в первом случае национальность писателя определяет аудитория (профессиональная и непрофессиональная), а во втором — сам писатель. Понятно, что идентификация и самоидентификация не обязательно совпадут, что теоретически
может привести к некоторой путанице и заблуждениям в критических литературоведческих исследованиях. В этом контексте Владимир Набоков также являет собой характерный пример: кто он — американский писатель? русский писатель? американский писатель русского происхождения? русский писатель, эмигрировавший в США? Эти «национальные» вопросы так или иначе затрагивают очень многие исследователи творчества Владимира Набокова.
На вопрос «чей писатель» можно ответить по-разному. Отчасти обоснованы позиции определения литературной «принадлежности» автора и по языку, и по этнонаци-ональному признаку, и по гражданству. Однако сугубо языковыми, равно как и сугубо этническими и юридическим признаками описать национально-культурную принадлежность вряд ли возможно. Вероятно, наиболее оправданным при идентификации национально-культурной принадлежности писателя будет употребление понятия «этнопсихологический стереотип мироощущения», предложенного П. А. Бороздиной [5, с. 118] и включающего национальный, психологический, лингвистический и идеологический аспекты. Ч. О. Гусейнов [6, с. 56] предлагал определять национальную принадлежность писателя его национальным самосознанием, предметом творческих интересов и объектом художественного отражения, а также знанием языка. Свое мнение высказывали и многие другие исследователи билингвизма. Этот вопрос до сих пор остается дискуссионным.
Проблема языковой интерференции заключается в том, что при более или менее одинаковом свободном владении двумя языками неизбежно возникает взаимопроникновение инородного грамматического, лексического, морфологического, фразеологического материала в каждую лингвистическую систему. Так, в творчестве писателей часто встречается использование варваризмов из того языка, который им знаком, и частотное соотношение этих варваризмов в творчестве писателей-билингвов и писа-телей-монолингвов не в пользу последних. Этим, во многом, объясняется и появление мультилингвистического материала (прежде всего, англицизмов) собственно в произведениях Владимира Набокова.
Проблема языковой интерференции логически связана и с более масштабной проблемой, выходящей за рамки собственно лингвистики, но, бесспорно, сопряженной с литературоведением, — проблемой культурной интерференции. Язык как носитель, проводник, аспект культуры при своем столкновении и конвергенции с другим языком неизбежно приводит к столкновению двух стоящих за ними (а точнее над ними) национальных культур, и это позволяет нам говорить — в рамках проблемы языковой интерференции — об интерференции культурной.
Восприятие и исследование произведений писателя, написанных на родном для аудитории языке, — это основная задача литературоведения вообще. Выделение ее в нашей работе в отдельную проблему мотивировано тем, что в применении к автору-билингву она приобретает некоторую специфику вследствие указанного нами выше явления языковой и культурной интерференции. Дело в том, что двуязычный писатель всегда испытывает соблазн или, по крайней мере, имеет более широкие возможности привлечь в свое творчество иноязычный, и тем более инокультурный материал. Это, с одной стороны, усложняет восприятие текста его читателем и критиком, а с другой — обогащает его, дополняет элементами иной лингвокультурной системы, т. е. помогает более полно и точно передать мысль автора. Таким образом, для текста, созданного двуязычным автором, существуют две противоречивые тенденции: тенденция облег-
чения читательского восприятия посредством введения более полной и разносторонней информации и тенденция усложнения перцепции посредством использования для этой информации форм, во многом недоступных пониманию монолингвальных и монокультурных читателей без комментирования. Такой дуализм текста, созданного писателем-билингвом, бесспорно, представляет собой специфическую проблему не только для читательской аудитории, но и для литературоведения.
Проблема дифференцированности читательской перцепции разноязычного творчества одного автора появляется на «выходе» системы, т. е. при воздействии продукта деятельности писателя-билингва на аудиторию. Она заключается в том, что читатель, а именно читатель-билингв (мы здесь говорим именно о двуязычной аудитории, находящейся в относительно равном положении с автором-билингвом), по-разному воспринимает, интерпретирует и оценивает произведения одного и того же писателя/поэта/драматурга, созданные на разных языках. Эта дифференциация восприятия также находится в зависимости от разнообразных факторов, среди которых, прежде всего, следует назвать собственно объем и качество знания читателем-билингвом обоих языков и, следовательно, языковую приоритетность, которая неизбежна и присуща одинаково как писателю-билингву, так и читателю-билингву.
Проблему дифференцированности можно сформулировать и как проблему индивидуальной читательской приоритетности между разноязычными творческими пластами автора. Приоритетность эта может носить факультативный характер, так как читательская оценка двуязычного творчества может быть качественно одинаковой, независимо от языка написания произведения: она может быть дифференцированной в связи с конкретными произведениями безотносительно их языковой (в смысле языка их создания) специфики.
Следует отметить, что далеко не вся читательская аудитория, а часто лишь меньшая ее часть имеет возможность адекватно воспринимать разноязычные тексты писателя в оригинальном виде, на языке их написания. В этой связи появляется еще одна литературоведческая проблема, порожденная билингвизмом автора, — проблема дифференцированности восприятия читателями-монолингвами иноязычных текстов писателя. В связи с этой проблемой возникают и прочие, частные аспекты — вопрос о факторах дифференциации, приоритетности, оценки, интерпретации иноязычных произведений монолингвальной аудиторией. Выделение этой проблемы в отдельный блок мотивировано не только и не столько языковой особенностью аудитории — субъекта восприятия, сколько спецификой объекта перцепции — текста. Монолингвальная аудитория воспринимает, интерпретирует и оценивает иной текст, нежели билингваль-ная (хотя этот иной текст одинаково доступен и ей). То есть, например, русскоязычный читатель-билингв, познакомившийся с романом В. Набокова “Ршп”, воспримет его по-иному, нежели читатель, прочитавший его в переводе («Пнин»). Этот иной текст, или тексты, суть адаптация исходного произведения, написанного автором на языке, незнакомом в достаточной мере монолингвальной аудитории. Такая адаптация и есть перевод, осуществленный самим автором-билингвом (автоперевод), профессиональным переводчиком-билингвом (несобственно авторский перевод), либо автором и переводчиком совместно (авторизованный перевод).
Таким образом, мы вновь подошли к последней и главной в контексте нашего исследования литературоведческой проблеме билингвизма — проблеме адаптации (перевода) иноязычных текстов писателя. Однако тот факт, что писатель, чье произведение
подлежит адаптации или натурализации на ином языке, является билингвом и сам отчасти принадлежит этой иноязычной культуре, вносит особенности и в сам переводческий процесс и, соответственно, в его результат. Во-первых, автор, владеющий языком перевода, в случае позитивности всех прочих условных и безусловных факторов «авто-ризованности» перевода, о которых мы говорили выше, может существенно облегчить и оптимизировать переводческий процесс путем собственного в нем участия и обеспечить, таким образом, более высокую адекватность и эквивалентность вторичного текста. Во-вторых, знание двух языков позволяет автору вообще самому осуществить эту адаптацию. В-третьих, в случае неучастия автора в переводческом процессе, у переводчика возникают такие частные, но весьма существенные сложности, как проблема зеркального отражения в языке перевода тех реалий, которые для исходного текста носили инокультурный и иноязычный характер и уже являются, таким образом, принадлежностью того языка и той культуры, для которых этот текст адаптируется. Например, каким образом стоит «адаптировать» для английского читателя «кембриджские» главы и англицизмы из романа Набокова «Подвиг» (“The Glory”), и стоит ли вообще это делать? Или как отразить в русском переводе русские же реалии англоязычного романа “Pnin” («Пнин»)? Все это вопросы в высшей степени важные и интересные.
Проблема специфики билингвизма автора как переводчика интересна для нас в контексте того факта, что автор-билингв может быть не только создателем текста, но и его переводчиком и сопереводчиком. И в этой связи следует остановиться на особенностях переводческого билингвизма.
Билингвизм является «безусловно необходимым качеством переводчика» [7]. В обыденном сознании именно билингвизм считается единственным и достаточным условием, которому должен отвечать посредник, способный обеспечить связь между разноязычными коммуникантами. Однако опыт показывает, что между бытовым «естественным» билингвизмом и профессиональным переводческим билингвизмом существует качественное различие. Недаром во многих странах билингвизм рассматривается не как цель обучения, а всего лишь как предварительное условие успешного обучения переводческой профессии.
«Естественный» билингв, конечно, в состоянии посредничать в сфере обыденного общения, не выходя за пределы областей, близких ему на основе собственного личностного опыта. Благодаря своей неподдельной естественности его деятельность даже в отдельных случаях может оказаться ближе к идеальным ожиданиям коммуникантов, чем у профессионального переводчика. Однако «такой эффект возникает как бы неосознанно и не может быть воспроизведен на более широкой предметно-тематической основе» [7].
Характерной чертой переводческого билингвизма М. Я. Цвиллинг называет «систематичность языковых знаний и сознательность, управляемость речевых действий» [7, с. 141]. При этом данные характеристики не ограничиваются сферой каждого из «рабочих» языков в отдельности, но активно воздействуют и на межъязыковые связи, бытующие в сознании переводчика в форме матрицы соответствий между элементами, закономерностями функционирования, речевыми моделями обоих языков. Несколько упрощенно эту матрицу можно представить себе как интериоризированный переводчиком словарь-разговорник, автоматически реагирующий на входные сигналы выдачей высказывания на языке перевода по каналу ближайшей ассоциации (в оптимальном варианте с учетом поправки на контекстные и ситуативные факторы). По мере
совершенствования профессионального мастерства переводчика эти связи становятся все более специализированными и разветвленными, усиливаются и элементы обратной связи, позволяющие оптимизировать перевод в процессе порождения выходного высказывания.
Эти особенности касаются качественной стороны переводческого билингвизма. Речь, однако, может идти и о сугубо количественных особенностях языкового тезауруса автора-переводчика, который должен превосходить словарный запас непрофессионала. Дело не просто в том, что переводчик должен знать больше непрофессионала, дело в специфическом соотношении языковых потенций переводчика-профессио-нала и сравнимой с ним по уровню развития и социальному статусу личности иной профессиональной направленности. «Сфера его языковой (и речевой) компетенции должна настолько превосходить его собственные социально-личностные потребности, насколько это необходимо для успешного „переводческого перевоплощения“ в обслуживаемых им участников коммуникации, социальный статус которых во многих отношениях может быть весьма далек от его собственного» [6, с. 141]. Такова в целом специфика переводческого билингвизма.
Рассмотренные выше аспекты билингвизма помогут полнее раскрыть специфику интерпретации художественного произведения в переводе, созданном автором-би-лингвом, однако, определяя специфику авторизованного перевода в англоязычных версиях произведений Набокова и в его «сопереводческой» деятельности, как нам кажется, необходимо учитывать и собственные взгляды Набокова на теорию перевода в авторских и авторизованных переводах произведений писателя.
Литература
1. Билингвизм // Большая советская энциклопедия. URL: http://bse.sci-lib.com/article116831. html (дата обращения: 10.10.2011).
2. Марузо Ж. Словарь лингвистических терминов: пер. с фр. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1960. 436 с.
3. Ахманова О. С. Словарь лингвистических терминов. М.: Советская энциклопедия, 1966. 608 с.
4. Федоров А. В. Иноязычные тексты русских писателей как проблема стилистики и теории перевода // Русско-европейские литературные связи. М.; Л.: Наука, 1966. С. 462-470.
5. Бороздина П. А. В двух измерениях: современное двуязычное творчество // Вестник Воронеж. гос. ун-та. Сер. 1. Воронеж, 1996. Вып. 2. С. 78-87.
6. Гусейнов Ч. О. О двуязычном художественном творчестве: история, теория, практика: заметки двуязычного прозаика // Вопросы литературы. 1987. № 9. С. 79-112.
7. Касаткина К. А. Профессионально-ориентированное обучение переводу с листа текста делового письма на языковых факультетах вузов: дис. URL: http://referati.info/projects/ project-5258.html (дата обращения: 10.10.2011).
Статья поступила в редакцию 13 октября 2011 г.
