CC BY
57
Ф.З. Канунова
БИБЛИОТЕКА Г.С. БАТЕНЬКОВА В ТОМСКЕ
На основе описания библиотеки Г.С. Батенькова, хранящейся в Научной библиотеке Томского государственного университета, на анализе архивных документов, зафиксировавших литературные интересы писателя-декабриста, выявляются его этико-философские и эстетические взгляды. Подчёркнута близость гуманистических представлений Батенькова и Карамзина, Жуковского, Гоголя.
В общекультурной и литературной истории Томска, в формировании его духовной атмосферы совершенно особая роль принадлежит Г.С. Батенькову. Единственный из декабристов уроженец Сибири, он знал её изнутри, испытал на себе огромное влияние «сибирского климата», в значительной мере сформировавшего его личность. Как активный участник сибирских реформ М.М. Сперанского, бывшего генерал-губернатором Сибири в 1819-1821 гг., Батеньков глубоко исследовал разные сферы сибирской действительности и видел многие преимущества и противоречия социально-природных условий Сибири.
Вместе с тем Сибирь как особый природный и общественный полис, в котором сосланные декабристы создали неповторимую духовную гомосферу (по словам Ф. Достоевского, средоточие «всего талантливого, образованного, знатного, блестящего в России»), сыграла исключительную роль в формировании общегуманитарной позиции Батенькова. Нравственно-философская традиция декабризма, высоко признанная Толстым и Достоевским, отчетливо проявилась в наследии Ба-тенькова, в его культурно-исторической, религиознофилософской, эстетической концепциях. В отличие от политических, экономических, общественных воззрений, проявление духовных традиций декабризма в эстетических взглядах Батенькова изучено недостаточно, хотя обширный архив Батенькова - многочисленные записи (преимущественно томского последекабристско-го периода) по вопросам философии, художественной литературы, эстетики, религии - даёт богатейшие материалы для такого изучения. Неоценимое значение имеет и личная библиотека декабриста, значительная часть которой обнаружена в Научной библиотеке Томского университета (НБ ТГУ). Библиотека писателя, этапы ее формирования, история отдельных книг - зеркало, отражающее процесс духовного становления ее владельца. Его богатая переписка пронизана раздумьями о прочитанном, он все прилагал к своей душе, к сегодняшним заботам и нуждам, к творчеству, к жизни в целом. В круге его чтения (в составе его библиотеки) усматривалась его личность, напряженно ищущая истину, угадывалось его время - пора переломов, эпоха смены общественного, научного и художественного сознания.
Библиотека писателя-сибиряка, а затем и сосланного в Сибирь декабриста, должна рассматриваться как фактор сибирской духовной, интеллектуальной жизни. Батеньков был ярким сибирским просветителем, не только прекрасно осознававшим общекультурное значение книги, но и вполне сознательно направлявшим свои усилия на формирование и расширение сибирской книжной культуры. Он радел о том, чтобы в Сибирь попадало все лучшее из русских и европейских книг и
чтобы «всякое завезенное в Сибирь умственное добро не могло быть из нее увозимо» [1. Ч. 1. С. IX]. Библиотека Батенькова описана главным библиотекарем Отдела редких книг НБ ТГУ В.В. Лобановым, так же, как и библиотека В.А. Жуковского. Это итог больших исследовательских поисков, выполненный на уровне современных достижений био-библиографии.
Основой для описания В.В. Лобанова послужила опись принадлежащих Батенькову книг, сделанная в январе 1826 г. (хранится в РО РГБ. Ф 20, карт. 13, № 56). Дальнейшая судьба библиотеки прослежена по рукописям Г.Н. Потанина (ОРК НБ ТГУ). Ценность воспоминаний Потанина в том, что он говорит о судьбе библиотеки Батенькова ссыльного периода, 1846-1856 гг., т.е. той ее части, которая не значится в описании книг Батенькова. «В Томске, - пишет Потанин, - где он прожил десять лет (1846-1856), он постепенно составил себе хорошую библиотеку из ценных книг, в числе которых был, например, “Космос” Гумбольдта». В.В. Лобанов аргументированно доказал, что значительная часть книг Батенькова была подарена им перед отъездом из Сибири в 1856 г. Томской гимназии, откуда они попали (что отмечено в инвентарной книге) в НБ ТГУ.
Среди этих книг «Персидские письма» Монтескье с владельческой надписью Батенькова, трехтомное собрание романов Вольтера и ряд других изданий. В письме к Е.П. Елагиной от 19 февраля 1856 г. он, описывая свой загородный дом (Соломенный дворец), выделяет специально рабочий кабинет и библиотеку: «.. .направо стоит коробка с бумагами, налево разбросанные книги и газеты, русские, немецкие, французские, а иногда и польские <.> к обеим боковым стенам шкафы же с книгами» [2. С. 333].
Исследование библиотеки Г.С. Батенькова наряду с его архивом и эпистолярием позволяет более точно и глубоко понять место этой незаурядной личности в культуре. Деятельность Батенькова, как уже было указано выше, - фактор сибирской духовной интеллектуальной жизни, а сам Батеньков - яркий сибирский просветитель с глубоко выстраданным пониманием особой исторической миссии Сибири, ее значения в общей судьбе русской культуры. Не случайно сибирская тема занимает большое место в библиотеке Батенькова. Здесь мы находим первый сибирский журнал «Иртыш», превращающийся в «Иппокрену» [1. Ч. 1. С. 53-54], «Летопись сибирскую», содержащую повествование о взятии сибирских земель русскими [1. Ч. 1. С. 63-64].
Две важнейшие черты характеризуют Батенькова как человека декабристской культуры, как психологический тип декабриста: подлинный энциклопедизм знаний в различных сферах науки, литературы, искус-
ства и религиозное глубокомыслие, философско-религиозная одержимость, усилившаяся, как и у других декабристов, в 1840-1850-е гг. Когда у арестованного Александра Бестужева на следственном комитете спросили: «В каких предметах Вы наиболее усовершенствованы?», он решительно ответил: «Смело сказать могу, что я не оставил ни одной ветви наук без теоретического или практического изучения, и ни одно новое мнение в науках умозрительных, ни одно открытие в химии или механике от меня не уходило» [3. Т. 1. С. 430].
Подобное с полным правом мог сказать о себе Г.С. Батеньков, человек разносторонних и глубоких знаний: талантливый математик, инженер и архитектор, строивший в Томске и Иркутске дороги, мосты, дома; оригинальный религиозный мыслитель, интересный поэт, литературный критик, яркий философ, историк, переводчик. Библиотека Батенькова в полной мере отражает этот энциклопедизм. Здесь книги по более 22 разделам знаний: математика (представлена очень широко), естественная история, богословие, нравственные и политические науки, большой пласт по юриспруденции и законотворчеству, государственным наукам (политэкономия, статистика, история), словесность, художественное творчество, эстетика, критика, множество российских и зарубежных журналов. Большая коллекция книг на иностранных языках (преимущественно французском). Хотя опись и выявленные книги не исчерпывают всего, что читал Батеньков, перечисленного достаточно, чтобы судить о его энциклопедизме, определяющемся особенностью мышления знаменитого декабриста - «пространственной природой его мысли». Стремление к монумента-лизму определяется «генетическим жизненным планом» [4. С. 446-475]. Желание охватить, по возможности, все сферы знания, синтезировать их обусловливает сложность мышления Батенькова. Не случайно книги очень рано входят в его жизнь, духовно, гносеологически, психологически направляя его развитие.
Письма Батенькова говорят о его страсти книжника, о характере его чтения, о беспрестанном приобретении книг. «Я много издерживаю денег на книги. Науки политические при настоящих обстоятельствах мне необходимы» [2. С. 169-170]. В такой же мере Ба-теньков говорит о своем интересе к философии, математике, гидравлике, механике, грамматике иностранных языков и т.д. Не имея возможности говорить обо всех интересах Батенькова-книжника, проявившихся в его библиотеке, остановимся подробнее на книгах и журналах по художественной литературе, эстетике, литературной критике, на том, что характеризует Ба-тенькова как литератора.
Очень рано проснулся глубокий интерес Батенько-ва к литературе. Видя в литературном движении 1820-х гг. средоточие общественной жизни, он сближается с прогрессивным лагерем русских литераторов, в 1824-1825 гг. с головой окунается в петербургскую литературную жизнь. Он посещает собрания «Общества любителей российской словесности», проникается идеями литературной борьбы шишковистов и карамзинистов, иронически пишет о Шишкове, сочувствует Н. По-
левому в его борьбе с Булгариным, выступает поборником романтизма как литературного направления. Этот интерес отчетливо проявился в его библиотеке.
В библиотеке Батенькова широко представлены важнейшие русские и европейские литературные и общественно-исторические журналы и альманахи -«Московский журнал» Н. Карамзина, «Полярная звезда» А. Бестужева, «Северные цветы» А. Дельвига, «Мнемозина» В. Кюхельбекера и В. Одоевского, а также «Отечественные записки», «Русский вестник», «Северный архив» и «Северная пчела» Ф. Булгарина. Эта журналистика и литература, достаточно полно представленная в библиотеке Батенькова, способствовала выработке оригинальной историко-литературной концепции, представленной в его «Заметках о русской литературе» [5. Ед. хр. 19, л. 35-38].
В письме к Елагиной от 18 января 1848 г. Батеньков приоткрывает характер своего чтения и большой интерес к истории русской литературы 1820-1830-х гг., того времени, которое было, в связи с его длительным арестом, закрыто от него: «Книги читаю охотно; но не имея никакой возможности проследить все, что было без меня, я стараюсь приводить к общим понятиям <. > читаю с равным участием и старое, и новое. » [2. С. 233]. Очевидно, что исследование русской журналистики помогало ему прийти к «общим понятиям».
Русская литература XVIII в., интерес к которой, бесспорно, проявился в поэтическом творчестве Ба-тенькова, занимает большое место среди его книг: произведения Ломоносова, Феофана Прокоповича, Хераскова, Державина, Сумарокова, Карамзина.
Судя по библиотеке и письмам, Батеньков придает исключительное значение сентиментализму Карамзина и романтизму Жуковского. В письмах первого томского периода (1817-1821) он неоднократно приводит ка-рамзинские образы и говорит о произведениях сентиментальной литературы. Так, в письме от 9 марта 1818г. А.А. Елагину, рисуя весенний пейзаж, Батеньков вспоминает карамзинскую «Бедную Лизу» [2. С. 127] (в описи В.В. Лобанова под № 104 значатся Сочинения Н.М. Карамзина. Т. 1, 7, 8 - «Стихотворения» и «Сочинения в прозе»; под № 105 - «История государства Российского». Т. 1-11. СПб., 1816-1829). Другого писате-ля-сентименталиста, близкого Карамзину, Л. Стерна, Батеньков упоминает, говоря о чувствах, посетивших его во время прогулки в Томске «у крутой Воскресенской горы, первого на берегу Томи пристанища Сибири», «где положили <. > основать камень городу»: «Молиться пришел я - и молился. Богу раскрывал я тоску моего сердца. Казалось, ничто не возмутит сладкого расположения души моей. <.> Нет, это слишком будет! Явное подражание Тристраму Шанди» [2. С. 135]. Впоследствии в своих автобиографических заметках Батеньков писал: «Живительнее всего были сочинения Карамзина: «Путешествие», «Аглая», «Безделки» [2. С. 135]. Считая Карамзина одной из вершин («шпилей» [6. С. 99]) в развитии русской литературы, Ба-теньков ценил автора «Бедной Лизы» за принципиальное сближение литературы с жизнью, средством которого было созданное Карамзиным слово, выражающее состояние духа автора.
В библиотеке Батенькова, как и в его переписке и литературно-критических статьях, запечатлен глубокий интерес к творчеству и личности Жуковского. Через многие письма конца 1810-1820 гг., особенно к А.А. Елагину, проходит настойчивое стремление познакомиться и сблизиться с Жуковским. Уже в июле 1817 г., сообщая своему другу о том, что он с «удовольствием читал «Людмилу», «Громобоя», Батень-ков просит присылать все, что написал Жуковский. Очевидно, по мере знакомства с творчеством первого русского романтика желание Батенькова сблизиться с Жуковским-поэтом и человеком становится более настойчивым. В период 1822-1825 гг. Батеньков, с головой уйдя в литературную жизнь Петербурга, тесно общается с автором «Светланы». Об этом читаем в письмах 1823, 1824, 1825 гг. Жуковский, в свою очередь, с интересом относится к Батенькову. Так, 19 мая 1823 г. он пишет о поэте-декабристе: «Мы совершенно с ним согласны в образе мыслей» [7. С. 79-80]. Интерес к Жуковскому-поэту, философу, человеку не только не уменьшается, а обретает глубоко мировоззренческий, эстетический смысл в последекабристский сибирский период (1846-1856 гг.).
Следует напомнить, что как оригинальный поэт и философ, литературный критик и мыслитель широкого гуманитарного плана Батеньков в большой мере проявил себя в период изгнания и ссылки в Томск. Как показывает архив поэта, именно к этому времени относится значительная часть написанного им по вопросам истории, философии и эстетики. В письмах томского периода и в специальной статье, написанной в связи с кончиной великого поэта в 1852 г., Ба-теньков в полной мере развернул свою концепцию творчества Жуковского. Углубившаяся близость с Жуковским в 1840-е гг. проявилась прежде всего в понимании центральных онтологических, нравственно-религиозных проблем, определявших во многом эстетику романтизма [8. С. 94-106].
Главное в Жуковском для Батенькова выражено уже в первой строке указанной статьи: «Жуковский был поэт нравственный, добрый и верующий». Статья о Жуковском, несмотря на ее небольшие размеры, содержит в себе обобщающие литературно-эстетические идеи Батенькова. Не случайно, что они сформулированы в связи с творчеством «Коломба русского романтизма». В статье о Жуковском Батеньков ставит важнейшую для позднего русского романтизма, да и вообще для русской литературы 40-50-х гг. XIX в. проблему природы человека в искусстве, характера его детерминированности, сути особого антропологизма писателя. Как романтики, Жуковский и Батеньков делают акцент на абсолютных вневременных ценностях мира и человека. «Главное, что есть в нас, - пишет Батеньков, - ни от времени, ни от обстоятельств совсем не зависит» (цит по: [9. С. 20-110]). Следовательно, чтобы не потерять ориентир, очень важно «не утратить Полярную звезду» [9. С. 20-110].
Отталкиваясь от причинно-следственного принципа в познании человека, романтики 1840-х гг., Жуковский и Батеньков, приходят к пониманию той доминанты личности, которая проявляется через непосред-
ственное общение с Богом (надличной силой). Человек, особенно поэт, переживает Бога через его оригинальное внутреннее Слово, «внутренний образ», «внутренний акт». Здесь поэт, по Батенькову, «принципиально отличается от ученого. Наука постигает истину во внешнем пространстве посредством измерений, вычислений, политических заключений и т.д. Искусство делает то же во внутреннем пространстве, в человеческой душе, с помощью интуиции, ощущений, чувств, выраженных в словах» [4. С. 446-466]. В этом отношении роль Жуковского, который впервые попытался выразить невыразимое, тайные движения души через особое «внутреннее слово», огромна.
Главное, что сближает Батенькова с Жуковским, -это понимание большой роли религии в нравственноэстетических исканиях (и поэтике) русского романтизма. В библиотеке Батенькова широко представлена религиозная литература, приобретенная, по видимости, в поздний ссыльный период: несколько изданий на разных языках Библии, Книга хвалений, или Псалтырь (1822), «Рассуждение о безбожии» Ф. Прокоповича, журнал «Христианское чтение» и ряд других [1. Ч. 1. С. 54-56, 106; Ч. 3. С. 1, 28].
Сидя в течение 20 лет в Петропавловской крепости и имея при себе одну лишь книгу - Библию на многих языках, Батеньков, как он уверял в 1846 г., пережил «откровение» [8. С. 29]. Может быть, тогда он впервые увидел в христианстве великую силу, объединяющую «мироздание и грандиозный дух». В письмах из Сибири, размышляя о творчестве человека и Бога, о роли откровения и прозрения в построении философских систем, Батеньков еще и еще раз утверждает в религии великую объединяющую силу. Игнорирование этой силы делает безжизненной самое науку.
В связи с чтением «Космоса» Гумбольдта Батень-ков с грустью замечает: «. наука много установила истин и сделала много открытий, не открыв, однако, Бога, и потому сомнительно, чтоб много» [2. С. 283]. Или: «Как бы то ни было, а кажется, Бог хитрее Парижской Академии, и не скоро выпытает она у него творческие тайны. Он не только математик, но и поэт такого обширного размаха, что всю Вселенную наполнил своею славою, величием, гармонией и красотою» [2. С. 282] (письмо от 28 августа 1853 г.). Здесь проявилась жажда целостного миросозерцания, в котором бы органически слились знание и вера, истина и Бог. Отсюда огромный интерес Батенькова к Жуковскому, это объясняет его внимание к Гоголю.
В библиотеке Батенькова находим несколько произведений Гоголя 1840-х гг.: «Мертвые души», «Выбранные места из переписки с друзьями». Они, судя по письмам Батенькова, вызывают у него особенно большой интерес. В письме к Е.Н. Оболенскому от 17 марта 1848 г. Батеньков говорит о том, что «науке нашего времени не достает благочестия» и «она вышла бы из своей шаткости и противоречий, если б признала Бога всему причиною». И далее: «Как ни гляди, а приписывая все, даже и красоту природы, кругообращения шара действию центрального огня, возвышению земной коры, электричеству, магнетизму и проч. и проч. <.> ничего изъяснить нельзя. Понадобится непременно
воля, разум и намерение». Характеризуя заинтересовавшие его «Выбранные места.», Батеньков считает, что их автор «в состоянии переходном», что внушает Ба-тенькову опасения, но в целом он усматривает в «Выбранных местах.» «не безнадежность, не уныние, не сотворение себя, а тихий свет святой славы» (и что очень важно, здесь Батеньков узрел «источник совершеннейший. для изящной словесности» [2. С. 239]).
Идя от позднего Жуковского к позднему Гоголю и отмечая созидательную функцию поэзии (в связи с рассматриваемой им проблемой национальной эпопеи), Батеньков утверждает универсальную целокуп-ность творчества, о чем неоднократно говорил Г оголь, и даёт яркие характеристики искусства XIX в. Интересны рассуждения Батенькова о предполагаемом втором томе «Мертвых душ», чему он посвятил специальную статью в 1848 г. [5. Ед. хр. 19, л. 5]. (См. об этом работу Т.Г. Снитко [10].) Примерно в то же время из Томска Батеньков пишет Гоголю два письма, из которых до нас дошел один отрывок [5. Ед. хр. 25],
который может служить дополнением и комментарием к статье (о творческой близости Батенькова и Гоголя писала Е.И. Анненкова [11]).
Батеньков высоко ценит Гоголя. Сравнивая литературную судьбу Гоголя с литературной судьбой позднего Жуковского, он утверждал внутреннее родство между ними прежде всего в нравственно-эстетическом аспекте. Для Батенькова 1840-1850-х гг. Жуковский -носитель того целомудренного идеализма, того пафоса «жизнестроения», которые предопределили дальнейшее развитие русской литературы.
Таким образом, книги из личной библиотеки Ба-тенькова не только убеждают в своеобразии его личности как яркого сибирского просветителя и энциклопедиста, но и определяют важнейшие документальные основания его литературно-эстетической и нравственно-религиозной позиции. Библиотека Батенько-ва в значительной мере выражает колоссальную духовную работу писателя-сибиряка, определяет «генетический код» его мышления.
ЛИТЕРАТУРА
1. Лобанов В.В. Библиотека Г.С. Батенькова. Опыт реконструкции. Томск, 1993. Ч. 1-3.
2. Батеньков Г.С. Сочинения и письма. Иркутск, 1989. С. 333.
3. Восстание декабристов. М., 1925. Т. 1.
4. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.
5. Батеньков Г.С. Заметки о русской литературе // ГРБ. Архив Г.С. Батенькова. Ф. 20, карт. 6.
6. Батеньков Г.С. Данные. Повесть о собственной жизни // Воспоминания и рассказы деятелей тайных обществ 1820-х гг. М., 1933.
7. Жуковский в его письмах // Русская старина. 1883. Т. 40.
8. Батеньков и Жуковский // Ежеквартальник русской филологии и культуры. СПб., 1996. Т. 2.
9. Гериензон М.О. Г.С. Батеньков // Русские пропилеи. М., 1916. Т. 2.
10. Снытко Т.Г. Г.С. Батеньков - литератор // Литературное наследство. М., 1956. Т. 2, кн. 1. С. 289-320.
11. Анненкова Е.И. Гоголь и декабристы (Творчество Н.В. Гоголя в контексте литературного движения 30-40-х гг. XIX в). М., 1978. Статья поступила в научную редакцию «Филологические науки» 3 марта 2005 г.
