CC BY
128
УДК 791.21.038.6+79.221.9
С. В. Улин
Безумие в киноискусстве постмодернизма
Тотальность массовой культуры остается одной из важных болевых точек современности. Осмысление этой проблемы является отдельной темой для искусствоведческого исследования. Кинофильм Яна Шванк-майера «Лунатизм» является попыткой презентации авторской точки зрения на взаимосвязь постмодернистского дискурса и массовой культуры.
Ключевые слова: Ян Шванкмайер, кинематограф, безумие, постмодернизм, фильм ужасов, массовая культура
Svyatoslav V. Ulin
Madness in post-modernism cinematography
Totality of the mass culture remains one of the most important pain points of the present time. The comprehension of this problem is the separate issue for the art-criticism research. «Lunacy» by Jan Svankmajer is an attempt to present the author's point of view on the relationship of postmodern discourse and mass culture. Keywords: Jan Svankmajer, cinematography, madness, postmodernism, horror-movie, mass culture
В 2005 г. Ян Шванкмайер, чешский режиссер-экспериментатор, снимает сюрреалистический фильм «Лунатизм», отнесенный самим автором к «философскому ужасу». В этом фильме Шванкмайер эксплуатирует, как отмечает сам режиссер, дегенеративность онтологически присущую жанру «horror». Перед вступительными титрами на экране появляется фигура самого режиссера, который объявляет зрителю о том, что данный фильм не является произведением искусства, ведь оно уже практически умерло, и «на смену ему пришел гигантский рекламный ролик с Нарциссом, глядящимся в зеркало воды». Режиссер посвящает картину размышлению о способах управления сумасшедшим домом, выделяя два противоположных способа: абсолютная свобода либо полный и жестокий контроль над пациентом. Однако, по словам режиссера, существует и третий метод, совмещающий в себе худшее из двух предыдущих, -это и есть тот мир, в котором мы сейчас живем, говорит Шванкмайер, ссылаясь, по-видимому на современные реалии эпохи культуры постмодернизма с присущей ей синкретичностью, интертекстуальностью и гипертрофированной глобальностью затрагиваемой ею проблематики. За основу повествования Я. Шванкмайер взял мотивы произведений Маркиза де Сада, а также рассказ Э. А. По «Преждевременное погребение».
Сформулированная таким образом авторская установка о современном мире побуждает режиссера к визуальному погружению зрителя в театрализированное пространство некой эклектической иррациональной образности,
создавая «неопределенные» ландшафты, интерьеры и экстерьеры, которые все вместе сложно отнести к какой-либо определенной исторической эпохе. В них суетятся одетые по моде XIX в. люди - пациенты местного сумасшедшего дома, управляемого врачом-либертарианцем, спеша сесть на автобус. В течение всего фильма в качестве «интермедий», которые подчеркивают те или иные сюжетные повороты, по стенам и полу проползают куски мяса, подражая своими движениями тем или иным аспектам человеческой деятельности.
Сюжет «Лунатизма» разворачивается вокруг молодого человека по имени Берло, возвращающегося с похорон своей матери и начинающего погружаться в безумие из-за преследующих его ночных кошмаров, в которых к нему в спальню ломятся огромные санитары в белых халатах, в то время как расположенные в его апартаментах предметы быта «в страхе» лезут к двери, открывая санитарам путь, и те надевают на него смирительную рубашку. Крики Берло слышат постояльцы таверны, в которой он остановился, и среди них оказывается некий Маркиз, который приводит молодого человека в чувство и предлагает отправиться вместе с ним. На протяжении поездки до замка Маркиза тот играет с Берло шутки, суть которых заключается в намеренном выворачивании наизнанку любой логики. В своем замке Маркиз, позиционирующий себя как гедонист и человек изысканных вкусов, устраивает богохульные оргии ритуалистиче-ского характера, с десадовскими проклятиями в адрес божественного мироустройства, вбивая в распятие гвозди, а затем совершая изде-
140
Вестник СПбГУКИ • № 4 (25) декабрь • 2015
Безумие в киноискусстве постмодернизма
вательский акт причастия, поедая с безумцами, в числе которых и сам владелец сумасшедшего дома, шоколадный торт со стола из обнаженных женских тел. На следующий день Берло, шокированный увиденным, решает покинуть Маркиза, но тот разыгрывает перед ним «терапевтический похороны»: он впадает в каталептический припадок и просит похоронить его. Позже выясняется, что только так он способен на некоторое время вернуться к нормальной жизни. После с Берло случается еще один приступ, и Маркиз предлагает ему пройти курс лечения в больнице, чьи пациенты лечатся по принципу вседозволенности и полной свободы, в то время как свергнутый ими год назад медицинский персонал сидит за решеткой.
Выстраивая хронометраж фильма наподобие театрализованного представления со вступительным словом маэстро и повествования, разделенного на акты чередующимися интермедиями, Шванкмайер предоставляет зрителю образный ряд, наполненный различными изображениями сумасшедших, подобный «Кораблю дураков» И. Босха. В фильме разыгрывается представление шутов, но здесь это служит не цели повеселить публику, а сделать попытку некоего среза состояния, в котором пребывает современная массовая, да и не только массовая, культура, обусловленная реалиями постмодернистского дискурса: «безумец в театре - это персонаж, который самим своим телом выражает правду, неведомую ни зрителям, ни другим действующим лицам, это персонаж, через которого является сама истина»1. Однако телесность у Шванкмайера несет элементы эротизма. Это видно в сцене поедания торта с женских тел. Создается впечатление, что Шванкмайер как бы препарирует таким образом человеческую натуру, подводит все ее аспекты к общему знаменателю - смешному и судорожному, но все же строго механизированному выполнению своих органических функций, и все это на фоне драмы, разворачивающейся в сознании главного героя, столкнувшегося с помешательством. Берло сталкивается с развенчанием собственных представлений о добре и морали, в то время как взявший над ним шефство Маркиз пытается привить ему свои либертарианские взгляды. В середине фильма Маркиз воссоздает картину Э. Делакруа «Свобода на баррикадах», переодевая безумцев в персонажей картины и придавая им характерные позы, а после под крики «Да здравствует свобода!» все впадают в дионисийское веселье. Следует отметить, что кинокартина «Лунатизм» полна подобных сцен с участием различных безумцев, один из которых пытается закопать другого в могилу, а другой руководит живописным
кружком, где женщину забрасывают пакетами с красками. Глядя на это начальники больницы добродушно смеются, но трактовать подобные сцены Шванкмайер предоставляет самому зрителю, предпочитая образные методы выражения каким бы то ни было пояснениям. Все это подталкивает к выводу о том, что в своем произведении Шванкмайер рефлексирует над миром современной масс-медиа, проводя параллель между кризисной современной культурой и сумасшедшим домом, в котором основным методом лечения стало «безумие ради безумия». Деятели культуры - «главные» безумцы. Маркиз и заведующий больницей - персонаж, постоянно приклеивающий себе новые усы и бороды, меняющий маски. Больница, в которой каждый пациент волен делать все, что ему заблагорассудится, явно представляется неким полигоном, лабораторией художников по выведению новых экспериментов над сознанием безумцев-зри-телей и способам работы с ними посредствам новых методов, выражаемых в хаосе всеотрицания и вседозволенности, с целью перешагнуть наметившийся еще в XIX в. кризис культуры и вывести, с их точки зрения, ее на новый уровень. Подобные аллегории относительно роли искусства в культуре были заложены еще модернистами и, в особенности, течением дадаизма и сюрреализма с его «психологическим автоматизмом», однако Шванкмайер придает подобной терапии гротескный и комический характер. Этот кризис, начавшийся с утверждения Ницше о смерти бога и выведенными из него рассуждениями Достоевского о вседозволенности, судя по всему, и сеть состояние современной культуры. Таким образом, культура, лишившись бога, отдала себя на волю случаю, из которого проистекают хаос и иррациональность. В XX в. Ортега-и-Гассет провозглашает «человека массы», живущего в иллюзии массовой культуры, роботизированного и действующего согласно заданным примитивным физиологическим законам, что так ярко изображает Шванкмайер своими мясными куклами, практически обнажая голую натуру человечества, лишенного не только морали, но и самой воли к бытию, живущую исключительно по инерции. Главный герой фильма, человек классических для европейского обывателя взглядов и моральных устоев теряет мать, и его привычный мир рушится, оставляя его в одиночестве, без смысла жизни и веры в будущее, что сталкивает его (согласно К. Г. Юнгу) со страхом помутнения рассудка и сопутствующими ему галлюцинациями. Встретившийся ему Маркиз, похоже, представляет собой истинного безумца - яркого представителя кризиса современной культуры
141
С. В. Улин
и в то же время настоящего художника-декаден-та. Не желая погружения главного героя в абсолютное отчуждение и потери его связи с бытием, он шокирует его своими абсурдными деяниями, богохульствами и десадовским либертинажем, претворяя их в форму новых религиозных таинств, нового способа обретения самости в этом потерявшем смысл мире. Тем не менее Берло боится его и по-христиански сочувствует его безумию, желая поскорее убраться из этой больницы для умалишенных. В этом ему обещает помочь медсестра и участница маркизовских оргий, говорящая, что настоящие санитары были заключены в подземелье во время бунта умалишенных, возглавляемого Маркизом - самым безумным из всех. Когда они вырываются на свободу, обросшие куриными перьями и потерявшие человеческий облик, санитары карают всех безумцев и Маркиза подвергают пыткам, которые изображаются при помощи анимации на кусках мяса. Страшный сон главного героя о санитарах становится явью, и пока его одевают в смирительную рубашку, новый директор сумасшедшего дома объясняет ему свою методику лечения безумия: упразднить тело, дабы тело не упразднило душу.
Кинокартина «Лунатизм» ставит зрителя перед фактом состояния, в котором находится и как будто бы замерла современная культура и философия постмодернизма с их плюрализмом и бесконечностью порядков, по своей природе не предрасположенных к установлению какой-либо иерархии. Нельзя сказать, что сам режиссер смотрит оптимистически на своих свободных безумцев, поскольку их деятельность ассоциируется здесь скорее не с «искусством, которое практически умерло», но с той свободой, которую ему прочил модернизм. На деле же культура превращается в хаотическое нагромождение произведений масс-медиа, которая стала ведущим визуальным языком постмодер-
низма на различных транслирующих экранах по всему миру, объединив в свой интертекстуальности иронию, гротеск, абсурд и свободу использования любых текстов и форм и их интерпретацию. На языке постмодернизма говорит и сам Шванкмайер, выстраивая повествование как притчу, основанную на эклектичном сочетании кошмаров Э. А. По, святотатственной философии Маркиза де Сада и штампах популярного в кинематографе жанра «horror» с его тревожностью, тусклыми тонами, и постоянно преследующего зрителя чувства тревоги и иррациональности происходящего. Тем не менее в одной из финальных сцен, когда озверевшие и озлобившиеся заключенные санитары вырываются из своих цепей, карая и упраздняя свободных безумцев и наводя свой по-фашистски жестокий порядок, создается впечатление, что и такой исход крайне неприятен режиссеру, как будто это экранизация уже его собственного страшного сна о лишении свободы деятельности.
Создается впечатление, что в своем «Лунатизме» Шванкмайер со свойственным его почерку мрачным сюрреалистическим пессимизмом провел наглядный анализ состояния постмодернизма на сегодняшний день, когда «на смену искусству пришел гигантский рекламный ролик с Нарциссом, глядящимся в зеркало воды», а предметом и объектом искусства стали механизированные мясные куклы. К схожим выводам отсылают и финальные кадры «Лунатизма», показывающие «дышащее» шевелящееся мясо в полиэтиленовой вакуумной оболочке на прилавках супермаркета.
Примечания
1 Фуко М. Безумие и общество // Интеллектуалы и власть: избр. полит. ст., выступления и интервью. М.: Праксис, 2002. С. 8.
142
Вестник СПбГУКИ • № 4 (25) декабрь • 2015
