CC BY
0
6. Alejnikova Yu.A. Citirovanie v nauchno-populyarnom tekste. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Tula, 2006.
7. Pinker S. The Language Instinct. New-York: Harper Perennial Modern Classics, 2007.
8. Aleksandrova O.V. Yazykovaya vyrazitel'nost' nauchnoj prozy. Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 19. Lingvistika i mezhkul'turnaya kommunikaciya. 2000; № 3: 32-42.
9. Fetisov A.Yu. Terminologizaciya soderzhaniya metafory v nauchnom tekste. Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Sankt-Peterburg, 2000.
10. Sapir E. Language. New York: Ishi Press, 2014.
Статья поступила в редакцию 17.07.24
УДК 811
Lin Yning, postgraduate, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: inin.lin@mail.ru
Isakova I.N., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: mandala-1@yandex.ru
IMPERSONAL CONSTRUCTIONS AS A WAY OF NARRATIVE ENDING OF THE LYRICAL SUBJECT IN ANCIENT CHINESE POETRY. The research identifies impersonal narrative in ancient Chinese poetry, expressed in impersonal constructions. It is suggested that impersonal constructions are a typical way of narrative encoding of the lyrical subject in ancient Chinese poetry. This is due to the following features. Firstly, classical Chinese sentences often lack a subject. Secondly, impersonal constructions reflect Chinese philosophy, as well as aesthetic and poetic principles - mystery, impersonality. Thirdly, the volume of poems is small. The practical part analyzes impersonal constructions in poems from the collections "Shijing" and "Lisao" and in the works of Li Bo and Du Fu. It has been discovered that personal narrative was present in early Chinese poetry. Then it gave way to the impersonal one, when classical poetic principles were established. Impersonal narrative is carried out through such condensed forms of expressing emotions as quatrains and octets, since it is extremely difficult to include pointers to the first-person singular in a minimum volume. This creates an objective picture of emotions. The development of Chinese lyrics is contrasted with the process of penetration into the inner world of the subject in Western lyrics.
Key words: lyrical subject, impersonal narration, impersonal constructions, first person singular pronoun, principle of secrecy, ancient Chinese poetry, Li Bo, Du Fu
Инин Линь, соискатель, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: inin.lin@mail.ru
И.Н. Исакова, канд. филол. наук, доц., Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, г. Москва, E-mail: mandala-1@yandex.ru
БЕЗЛИЧНЫЕ КОНСТРУКЦИИ КАК СПОСОБ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНОЙ ЗАШИФРОВКИ ЛИРИЧЕСКОГО СУБЪЕКТА В ДРЕВНЕКИТАЙСКОЙ ПОЭЗИИ
Статья посвящена выявлению безличного повествования в древнекитайской поэзии, выраженного в безличных конструкциях. Высказывается предположение, что безличные конструкции являются типичным способом повествовательной зашифровки лирического субъекта в древнекитайской поэзии. Это обусловлено следующими особенностями. Во-первых, в предложении классического китайского языка часто отсутствует подлежащее. Во-вторых, безличные конструкции отражают китайскую философию, а также эстетические и поэтические принципы - загадочность, безличностность. В-третьих, объем стихотворения небольшой. В практической части анализируются безличные конструкции в стихах из сборников «Шицзин» и «Лисао» и в творчестве Ли Бо и Ду Фу. Обнаружено, что в ранней китайской поэзии личное повествование присутствовало. Потом сменилось безличным, когда установились классические поэтические принципы. Безличное повествование осуществляется через такие сгущенные формы выражения эмоций, как четверостишие и восьмистишие, так как в минимальный объем чрезвычайно сложно включать указатели на первое лицо единственного числа. Таким образом, создается объективная картина эмоций. Развитие китайской лирики противопоставлено процессу проникновения во внутренний мир субъекта в западной лирике.
Ключевые слова: лирический субъект, безличное повествование, безличные конструкции, местоимение первого лица единственного числа, принцип скрытости, древнекитайская поэзия, Ли Бо, Ду Фу
Безличные конструкции являются одним из способов конструирования в тексте безличного повествования. Безличное повествование, по мысли В. Шми-да, предусматривает редукцию нарратора с нулевой степенью индивидуальности: «Нарратор может обладать ярко выраженными чертами индивидуальной личности. Но он может быть также безличным носителем какой-либо оценки <...> и не быть наделенным какими-нибудь индивидуальными чертами» [1, с. 71]. Однако исследование безличного повествования ограничивается рассмотрением прозаических произведений, так как оно в западной литературе почти исключительно «представлено «всеведущим повествованием» классического романа XIX в. и «анонимным повествовательным голосом» некоторых романов XX в., например, у Г. Джеймса и Э. Хемингуэя» [1, с. 75].
Недостаток внимания к безличному повествованию в лирике объясняется тем, что в западноевропейской традиции лирический субъект занимает важное место, и часто представлен образом «Я». Г.В.Ф. Гегель подчеркнул субъективность и автономность сознания в лирике и ее функцию раскрытия внутреннего мира: лирика отличается потребностью «высказать себя и услышать чувство в раскрытии его самого» [2, с. 291], при этом «индивид составляет центр в своем внутреннем представлении и чувстве» и проявляется, «прежде всего, внутри себя самостоятельным, в виде самого по себе замкнутого внутреннего мира» [2, с. 293]. Так как в мире автономного сознания не нужен и не включен нарратор, лирика, как принято, считается неповествовательным родом. Как отмечает А.А. Чевтаев, «причина понимания лирики как принципиально неповествовательного рода литературы видится в устоявшемся представлении о лирическом тексте как репрезентации субъективного переживания» [3].
Некоторые исследователи отметили в лирике повествовательные компоненты и повествовательные возможности субъекта. В.И. Тюпа указывает, что «среди лирических текстов легко можно обнаружить образцы всех типов дискур-сивности» [4, с. 14]. А.А. Чевтаев утверждает, что лирический нарратив обусловлен «объектными чертами» в субъектной форме и «неоднородностью объектов повествования, то есть соотношением кругозора и окружения и степенью их актуализации в структурно-семантической организации текста» [3]. Синтез субъектных и объектных признаков в лирике отметили Л.Я. Гинзбург, Б.О. Корман и С.Н. Бройтман. Л.Я. Гинзбург считает, что лирика не полностью субъективна, так
как в ней могут содержаться объектные формы, такие как сюжеты, персонажи и вещи: «прямой разговор от имени лирического «Я» нимало не обязателен. Авторский монолог - это лишь предельная форма. Лирика знает разные степени удаления от монологического типа, разные способы предметной и повествовательной зашифровки авторского сознания - от масок лирического героя до всевозможных «объективных» сюжетов, персонажей, вещей, зашифровывающих лирическую личность именно с тем, чтобы она сквозь них просвечивала» [5, с. 7]. Б.О. Корман считает выбор личных местоимений известным обозначением степени «скрытости» авторского сознания: «Степень «скрытости» собственно автора в тексте может быть различной. В известной мере ее характеризует выбор местоимений. В одних стихотворениях собственно автор вообще не выступает как «я»: его как будто нет между изображением и читателем; все изложение выдержано в третьем лице» [6, с. 43]. Значит, безличные конструкции являются одним из наиболее часто встречающихся способов объективизации и зашифровки авторского сознания и лирического субъекта.
Использование безличных конструкций представляют собой очевидное явление в древнекитайской поэзии. Исследований, посвященных рассмотрению безличных конструкций в древнекитайской поэзии, не было. Поэтому изучение данной темы актуально.
Целью статьи является выявление безличного повествования и рассмотрение его индикатора - безличных конструкций в древнекитайской поэзии. Задачи исследования: определить значения безличных конструкций в лингвистической и культурологической сферах и их проявление в китайском языке; проследить эволюцию использования безличных конструкций в древнекитайской поэзии; рассмотреть местоимение первого лица единственного числа в стихах из сборников «Шицзин» и «Лисао»; проанализировать безличные конструкции и лирический субъект в четверостишиях Ли Бо и восьмистишиях Ду Фу; обобщить древнекитайские философские мысли, эстетические и поэтические принципы и определить их связь с безличным повествованием.
Научная новизна исследования состоит в рассмотрении безличных конструкций как способа повествовательной зашифровки лирического субъекта и применения западного подхода в сочетании с китайским при анализе древнекитайской поэзии. Теоретическая значимость определяется возможностью расши-
рить объект и предмет нарративного анализа и применить данный подход к анализу древнекитайской поэзии. Практическая значимость заключается в том, что изучение правил китайского поэтического творчества позволяет глубже понять китайскую культуру и философию.
Безличные конструкции, прежде всего, рассматриваются в сфере лингвистики. В категории грамматики безличные предложения - односоставные предложения, которые выражают проявление процессов или состояний, независимых от субъекта или лица деятельности [7, с. 12]. Точнее, они указывают на состояние «непознаваемости» и «необъяснимости» его носителя [8, с. 15].
С точки зрения культурологии безличные конструкции связаны с национальным менталитетом. Е.В. Зарецкий рассматривает безличные конструкции как признаки скромности и самоунижения, которые больше всего наблюдаются сначала в азиатских культурах, затем в русской: «русский, прибегающий к безличным конструкциям для описания своих достижений <...>, вовсе не считает их результатом действия внешних сил, судьбы, провидения, как и китаец <...> Русский язык занимает в этом отношении промежуточную позицию между двумя крайностями - ярко выраженным самоуничижением в азиатских культурах и откровенным эгоцентризмом английского языка» [9, с. 461].
Можно предположить, что скромность и сдержанность, характерная для китайской культуры, проявляется и в китайском языке, это особенно заметно в употреблении безличных конструкций. Они в китайском языке обозначаются термином «И®—» (предложения без подлежащего). Сравнивая китайский с индоевропейскими языками, Чжу Дэси указывает: «В древнекитайском языке, появившемся с доцинской эпохи [до 221 г до н. э.], и в современной устной речи отсутствие подлежащего в предложении - явление обычное. Иногда в абзаце предложений без подлежащего даже больше, чем с подлежащим» [10, с. 31] (здесь и далее перевод наш - И. Линь). В то же время надо заметить, что укрепление подлежащего как формального члена предложения началось только с периода «Движения 4 мая» (1919 г) под влиянием индоевропейских языков: «Современная письменная речь, постепенно формировавшаяся в результате «Движения 4 мая» за соединение письменной и устной речи, прямо или косвенно (через переводные произведения) находится под влиянием индоевропейских языков (особенно английского), в результате чего появился так называемый «европеизированный» синтаксис. Между тем наиболее важной, но не замеченной исследователями является тенденция включать в предложение формальное подлежащее» [10, с. 33].
Древнекитайская поэзия переходила от личного повествования к безличному (также может сводиться к типу «собственно автор», по типологии Б.О. Кор-мана), что противопоставлено однонаправленному процессу исчезновения безличных конструкций в индоевропейских языках [9, с. 491]. Лирический субъект в поэзии, замечает Ван Вэньюн (!Л), переходил от «области «Я»» Ш) к «области не-Я»» (^¿Ш) [11, с. 231]. Эти две сферы чувственного восприятия в древнекитайской поэзии выделяет Ван Говэй (18№, 1877-1927) по степени наличия индивидуальных эмоций. «В области «Я» вещи рассматриваются с моей точки зрения, поэтому все вещи носят мой собственный оттенок. В области «не-Я» вещи сами изображают себя, поэтому трудно отличают мою позицию и позицию вещей» [12, с. 78]. Иными словами, в «области «Я»» имеются индивидуальные эмоции, которые позволяют увидеть мир по-своему, а также раскрыть внутренний мир лирического субъекта, в «области «не-Я»» создается объективная картина мира.
В ранней поэзии нередко прослеживается «область «Я»», которая воплощается с помощью личных местоимений. По статистике Тань Цзюньцяна (¡5® ®), лирический субъект в образе «Я» наблюдается в более 55% (168/305) стихотворениях из сборника «Шицзин» (Х1^1 до н. э.) [13, с. 130] Рассмотрим стихи из книги песен «Шицзин» (в оригинале и переводе параллельно отмечается местоимение первого лица единственного числа подчеркиванием): (<Ю) «Тихая девушка»
Тихая девушка так хороша и нежна!
ШЖ^ШШ. Там, под стеною, меня ожидает она.
ЙМЗД. Крепко люблю я, но к ней подойти не могу;
Й'Й'ЙЙ Чешешь затылок, а робость, как прежде, сильна.
[14, с. 49]
В сборнике стихов «Чуцы» (примерно ИМ до н. э.) также наблюдается большое количество стихотворений, написанных от первого лица. Среди стихов «Лисао» Цюй Юаня (примерно 340-278 до н. э.) насчитывается 80 строк с местоимением первого лица единственного числа, что занимает 21,33% из 375 строк произведения. Причем эти «я» или «мой» часто направлены на прямое раскрытие внутреннего мира и сильные индивидуальные эмоции.
Местоимение первого лица единственного числа с указанием на чувства страха, горести:
ЙЙ^Й^ЙФ. И я спешил, боясь, что не успею,
©^¿^й.^. Что мне отпущено немного лет.
[15, с. 3]
аЙЙ^Щ-ШФ. Но разве о себе самом горюю,
Династии меня страшит конец.
[15, с. 5]
В душе моей - печаль, досада, горечь,
ЙЙЙЙУЙ^Ш. Несу один невзгоды этих дней!
[15, с. 11]
Теснят мне грудь уныние и горесть,
ЖЖЙ^-^З» Скорблю, что в век постыдный я живу.
[15, с. 17]
Местоимение первого лица единственного числа с указанием на порыв любви, личное стремление:
За то, что сердцу моему любезно,
Хоть девять раз я умереть готов.
[15, с. 9]
И после смерти я таким же буду,
Кто может душу изменить мою?
[15, с. 13]
'МММ^ЖФ. Мне некому свои поведать чувства,
ЙМШЕЩЩкШ^? Но с этим никогда не примирюсь!
[15, с. 23]
Можно увидеть, что в доциньскую эпоху (до 221 г до н. э.), когда не были установлены строгие эстетические нормы и поэтические принципы, а выражение чувств было относительно непосредственно и свободно, было представлено лирическое «я».
В поздней китайской поэзии создается объективная картина эмоций, в ней субъект неважен. Это объясняется философскими мыслями, эстетической иерархией и поэтическими принципами. В китайской эстетике важна концепция «инь» (В). В даосском понимании «инь» синонимично «сюань» (£), обозначающего пустоту, глубину и невыразимость истины. Лаоцзы пишет: «О пути можно судить, но то не предвечный Путь. / Имя можно назвать, но то не предвечное Имя. / <...> / То и другое являются вместе, но по-разному именуются. / Совместность их зовется сокровенностью. / Сокроет и еще сокроется: / Врата бесчисленных чудес» [16, с. 128]. Его последователь Чжуанцзы также считает, что красота ощутима, но невыразима словами: «Небо и Земля обладают великой красотой, а о том не говорят <...> Мудрый вникает в доблести Неба и Земли и постигает существо всех вещей» («Внешний раздел. Как знание гуляло на севере» [17, с. 196-197].
Даосское понятие «сюань» дальше развивалось в высший эстетический принцип «инь». Литературный критик Лю Се (ЭДЙ, 465-522) впервые выдвинул «инь» (на русском языке обозначает «скрытость», «незаметность», «потаен-ность», «таинственность», «необъяснимость», «непостижимость», «невыразимость», «скромность») как литературный стиль и разрабатывал его особенности в литературном изображении. «Инь - основа. Смысл имеется вне вэня (текста). Скрытый голос раздавался со стороны [намёк]. Литературная прелесть проявляется незаметно. [Слова] многозначны, как гексаграммы и начертания [«Ицзина»], как будто в реке скрываются жемчуга и нефриты» (Оригинал: т [18, с. 452]). Иными
словами, смысл должен быть скрыт на текстовом уровне и раскрывается в подтексте. Потом скрытость укрепилась как классический эстетический и поэтический принцип. Тон Цинпин (жШЖ, 1936-2015) в своей монографии «Древнекитайская психологическая поэтика и эстетика» замечал, что в западной эстетике выделяются категории прекрасное и злое, трагическое и радостное, высокое и низкое, а китайские эстетические категории напоминают «гештальт-качество» в западном психологическом течении, они составляют слова «дыхание» (^), «одухотворенность» (#), «жизненность» (й), «идеальность» (Ш), «утонченность» (№) и т. д, то есть те категории, которые выходят за границы субстанций, проявлений, понимания, языка, и направлены на окончательное, сущностное постижение жизни [19, с. 13]. Можно сказать, что в китайской культуре прекрасное (красота) - это что-то абстрактное, метафизическое, трансцендентное. Красота заключается в невыразимости, в едином целом, а не в конкретности, разнообразии, индивидуальности. Человеку бесполезно обсуждать нюансы вещей, а можно только своей душой постигать суть и метафизические закономерности.
Таким образом, безличное повествование воплощает указанные поэтические принципы. Безличность повествования нашла отражение в танской (618-907) поэзии. Поэты предпочитают сокращать подлежащие, так как объем стихотворения исключительно ограничен [10, с. 32]. В эпоху Тан установились классические стихотворные формы - пятисловное четверостишие (из 20 иероглифов), семисловное четверостишие (из 28 иероглифов), пятисловное восьмистишие (из 40 иероглифов) и семисловное восьмистишие (из 56 иероглифов). В них субъект высказывания не выявлен, его внутренний мир не раскрывается.
Местоимение «я» используется в стихах-песнях (юэфу, И) Ли Бо, например, в строках «От рождения мой талант полезен будет, Разбросав тысячу золотых, назад их получу» [20, с. 109] из «Прошу поднести вино» (ЙЙМ). Но в его четверостишиях «я» отсутствует, даже если у лирического субъекта есть автопсихологические и автобиографические черты. Поэт не изображает страсть и порывы, только намекает на них, читатель должен догадаться, что скрывается за внешним спокойствием и грустью. Само появление такой эмоции, как грусть, показательно: часто она возникает тогда, когда человек переживает сильную эмоцию, но при этом не может ее продемонстрировать, он погружен в себя. Таким образом, личные переживания представлены как объективная картина человеческих эмоций в целом. Посмотрим, как поэт растворяет личную тоску по дому и грусть от разлуки с другом в объективной картине через форму четверостишия.
«Думы в ночной тиши» Перед моей постелью яркий свет луны, ййй^Я» И кажется, что над землей струится иней
Поднимаю взор и вижу ясный месяц, Склоняю голову и вспоминаю родину свою. [20, с. 95]
«У Башни Желтого журавля провожаю
Мэн Хаожаня в Гуанлин»: ЙЛВЙЙёШ. Со старым другом своим у Башни простился,
ЙЖ^ЯТШ'!» В яркий, красочный март он в Янчжоу плывёт,
И парус один с краем неба уж слился, М^ЙЯШ» Только и видно, Янцзы к небесному краю течёт.
[20, с. 97]
В оригинальном тексте первого стихотворения не имеется личное местоимение и глаголы не изменяются по лицам, поэтому можно только по биографическим и автобиографическим материалам предполагать, что автор выражает свои чувства. Во втором стихотворении также нет личного местоимения, эмоциональная картина создается через детали пейзажа и указание на событие.
В связи с отсутствием местоимения первого лица носитель эмоций также не выявлен на текстовом уровне в автопсихологических и автобиографических восьмистишиях Ду Фу, таких как «Весной окинул взором даль» (#Ш), «Поднялся на высоты» (§Й), «Ночью во время скитаний пишу о своих чувствах» и пр. Наряду с этим эмоции часто передаются косвенно через пейзаж («Ночью» ( $)> «Весенней ночью радуюсь дождю» (#^#М), «Беседка на берегу реки» (Й и пр.). В восьмистишиях Ду Фу эмоции иногда создаются с помощью персонажа, который отделяется от собственно автора, например, образ солдата. В этом случае на текстовом уровне также непонятно, кто является лирическим героем, возможно, он смотрит на себя со стороны, т.е. лирический герой и персонаж - это одно лицо.
(ШШ «Лунная ночь»
Сегодняшней ночью в Фучжоу сияет луна,
И в спальне одна любуется ею она. ШФФА^. Младенцы не знают ещё по папе тоску, И видеть не ведают о Чанъане. Туман ароматный прическу смочил, Ослепительный свет плечи твои охладил, ftWSÊtl. Когда же я полог сам подниму, ЖМШЖТ» И в лунном сиянье высохнут слезы у нас? [20, с. 171]
В переводе используются местоимения «она», «твой», «я», «мы», таким образом, появляется образ лирического «я» - муж, он находится далеко от жены и детей и по ним скучает Но в оригинальном тексте отсутствуют личные местоимения и другие указатели на лирического субъекта, поэтому он не выявлен. Им может быть жена, которая живет с детьми и скучает по мужу, может быть муж, который находится далеко от жены и детей, или наблюдатель, который видит происходящее со стороны. Для китайской поэзии непринципиально, кто именно является лирическим героем, потому что чувства тоски может испытывать любой субъект, находящийся как внутри ситуации, так и за ее пределами. Таким образом, поэт пишет стихотворение так, как будто это эмоции не индивидуальные, а всеобщие.
Можно сделать вывод, что в ранней китайской поэзии личное повествование присутствовало, потом сменилось безличным. Это обусловлено философскими и эстетическими принципами скрытости, загадочности, таинственности, а также отсутствием подлежащего в классическом китайском языке. Безличное повествование связано и со стремлением к краткости, оно концентрированно проявляется в четверостишиях и восьмистишиях. В них отсутствуют указатели на первое лицо единственного числа, и поэтому создается объективная картина эмоций. Итак, эмоции теряют связь с испытывающим их субъектом. Китайский язык и китайская лирика развивались принципиально иначе по сравнению с индоевропейскими языками и западноевропейской лирикой, противопоставлены процессу исчезновения безличных конструкций в индоевропейских языках и соответствующему процессу проникновения во внутренний мир субъекта в западной лирике.
Библиографический список
1. Шмид В. Нарратология. Москва: Языки славянской культуры, 2008.
2. Гегель Г.В.Ф. Сочинения: в 14 т. Москва: Издательство социально-экономической литературы АН СССР 1958; Т. 14, Кн. 3.
3. Чевтаев А.А. Герой в нарративной лирике: структура и аксиология. Narratorium. 2011; № 1-2. Available at: https://web.archive.org/web/20220121231722/http7/narratorium. rggu.ru/article.html?id=2027602
4. Тюпа В.И. Нарратология и анарративность. Нарративные традиции славянских литератур. Повествовательные формы средневековья и нового времени. Новосибирск: Институт филологии СО РАН, 2009.
5. Гинзбург Л. О лирике. Ленинград: Советский писатель. Ленинградское отделение, 1974.
6. Корман Б.О. Лирика Некрасова. Ижевск: Удмуртия, 1978.
7. Грамматика русского языка. Москва: Издательство АН СССР 1960; Т. 2, Ч. 2.
8. Бергельсон М.Б. Безличные конструкции: действие или состояние? Действие: лингвистические и логические модели: тезисы докладов. Москва, 1991: 14-16. Available at: https://www.phantastike.com/ru/deystviye/djvu/view/
9. Зарецкий Е.В. Безличные конструкции в русском языке: культурологические и типологические аспекты (в сравнении с английским и другими индоевропейскими языками). Астрахань: Астраханский университет, 2008.
10. шш. -дайшпйютшййш^йй-да-фш 1987; № 3: Щ31-34®. (Чжу С. Предложение и подлежащий - пример влияния
индоевропейских языков на современную китайскую письменную речь и синтаксический анализ китайского языка. Мировое преподавание китайского языка. 1987; № 3: 31-34).
11. lil. -ИФИЁШШШЙЙ. ilHtt^ftf. 2019; № 4: Щ228-235®. (Ван В. Немного о «области не-Я» нарратора - на примере нарратива
китайской классической поэзии. Общественные науки Цзянси. 2019; № 4: 228-235).
12. ЦЦЩ. AltfMiS. 1998. (Ван Говэй. Слова в мире. Шанхай: Шанхайское издательство древних книг, 1998.)
13. Щё®. ШФЖШШШШ Sftt^ftfffi. 2016; № 3: Щ127-134®. (Тань Цзюньцзян. О лирическом субъекте в лирике с точки зрения нарратологии. Вестник Юньнаньского педагогического университета. Серия: Философия и общественные науки. 2016; № 3: 127-134).
14. Шицзин: Книга песен и гимнов. Перевод с китайского А. Штукина. Москва: Художественная литература, 1987.
15. Sft Щ.ШШ.. fBl, M. ИЖ: 2016. (Чу Ц. Китайско-русские параллельные тексты. Перевод Гуань Юйхун, М. Кравцовой. Пекин: Издательство Пекинского педагогического университета, 2016).
16. Лао-цзы. Дао-Дэ цзин: книга о Пути жизни. Перевод В.В. Малявина. Москва: Феория: Центр В. Малявина Средоточие, 2013.
17. Чжуан-цзы. Как знание гуляло на Севере. Внешний раздел. Чжуан-цзы. Ле-цзы. Перевод В.В. Малявина. Москва: Мысль, 1995.
18. МИ. ^Ж: Ф^Щ, 2012. (Лю С. Вэнь синь дяо лун. Пекин: Китайское книгоиздательство, 2012.)
19. жЮИ ФВШ^'Мй^-^-й^. 1ЬЖ: Ф^АЩ, 2013. (Тон Ц. Древнекитайская психологическая поэтика и эстетика. Пекин: Китайское книгоиздательство, 2013).
20. ЖШЖ Ш.&, Кй: 2014. (Сборник танской поэзии. Китайско-русские параллельные тексты. Составитель и перевод Чжао Хун, О.В. Дубковой. Сиань: ООО Издательство мировых книг, 2014).
References
1. Shmid V. Narratologiya. Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 2008.
2. Gegel' G.V.F. Sochineniya: v 14 t. Moskva: Izdatel'stvo social'no-'ekonomicheskoj literatury AN SSSR, 1958; T. 14, Kn. 3.
3. Chevtaev A.A. Geroj v narrativnoj lirike: struktura i aksiologiya. Narratorium. 2011; № 1-2. Available at: https://web.archive.Org/web/20220121231722/http://narratorium.rggu.ru/ article.html?id=2027602
4. Tyupa V.I. Narratologiya i anarrativnosf. Narrativnye tradciislavyanskihliteratur. Povestvovatel'nye formysrednevekov'ya inovogo vremeni. Novosibirsk: Institut filologii SO RAN, 2009.
5. Ginzburg L. O lirike. Leningrad: Sovetskij pisatel'. Leningradskoe otdelenie, 1974.
6. Korman B.O. Lirika Nekrasova. Izhevsk: Udmurtiya, 1978.
7. Grammatika russkogo yazyka. Moskva: Izdatel'stvo AN SSSR, 1960; T. 2, Ch. 2.
8. Bergel'son M.B. Bezlichnye konstrukcii: dejstvie ili sostoyanie? Dejstvie: lingvisticheskie i logicheskie modeli: tezisy dokladov. Moskva, 1991: 14-16. Available at: https://www. phantastike.com/ru/deystviye/djvu/view/
9. Zareckij E.V. Bezlichnye konstrukcii v russkom yazyke: kul'turologicheskie i tipologicheskie aspekty (v sravnenii s anglijskim i drugimi indoevropejskimi yazykami). Astrahan': Astrahanskij universitet, 2008.
10. SÍS& ^ifnis-1987; № 3: f 31-34!. (Chzhu S. Predlozhenie i podlezhaschij - primer vliyaniya
indoevropejskih yazykov na sovremennuyu kitajskuyu pis'mennuyu rech' i sintaksicheskij analiz kitajskogo yazyka. Mirovoe prepodavanie kitajskogo yazyka. 1987; № 3: 31-34).
11. ïîl. -ffSttèftf. 2019; № 4: f228-235®. (Van V. Nemnogo o «oblasti ne-Ya» narratora - na primere narrativa
kitajskoj klassicheskoj po ezii. Obschestvennye nauki Czyansi. 2019; № 4: 228-235).
12. Щ. А1ЩЦ. 1998. (Van Gov'ej. Slova v mire. Shanhaj: Shanhajskoe izdatel'stvo drevnih knig, 1998.)
13. fg®. Sfttéftf®. 2016; № 3: Ш127-134®. (Tan' Czyun'czyan. O liricheskom sub'ekte v lirike s tochki zreniya narratologii. Vestnik Yun'nan'skogo pedagogicheskogo universiteta. Seriya: Filosofiya i obschestvennye nauki. 2016; № 3: 127-134).
14. Shiczin: Kniga pesen i gimnov. Perevod s kitajskogo A. Shtukina. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1987.
15. ш ШШ fia, M. ШЖШ ^Ж: ^ЖЙжЛ^ЖШЙ, 2016. (Chu C. Kitajsko-russkie parallel'nye teksty. Perevod Guan' Yujhun, M. Kravcovoj. Pekin: Izdatel'stvo Pekinskogo pedagogicheskogo universiteta, 2016).
16. Lao-czy. Dao-D'e czin: kniga o Putizhizni. Perevod V.V. Malyavina. Moskva: Feoriya: Centr V. Malyavina Sredotochie, 2013.
17. Chzhuan-czy. Kak znanie gulyalo na Severe. Vneshnij razdel. Chzhuan-czy. Le-czy. Perevod V.V. Malyavina. Moskva: Mysl', 1995.
18. МЙ. ХШЖ ^Ж: Ф^Ш, 2012. (Lyu S. Ven' sin' dyao lun. Pekin: Kitajskoe knigoizdatel'stvo, 2012.)
19. íftffi. ФИШ'Мй^й^. ^Ж: Ф^Щ, 2013. (Ton C. Drevnekitajskaya psihologicheskaya po'etika i 'estetika. Pekin: Kitajskoe knigoizdatel'stvo, 2013).
20. ШШ. ШШ Ma, 2014. (Sbornik tanskojpo'ezii. Kitajsko-russkie parallel'nye teksty. Sostavitel' i perevod Chzhao Hun, O.V. Dubkovoj. Sian': OOO Izdatel'stvo mirovyh knig, 2014).
Статья поступила в редакцию 18.07.24
УДК 811
Micallef L.O., Cand. of Sciences (Philology), senior teacher, Financial University under the Government of the Russian Federation (Moscow, Russia),
E-mail: larisa.olegovna@gmail.com
DEVELOPMENT AND FUNCTIONING OF MODERN ESSENTIAL AND ARTIFICIAL INTERNATIONAL LANGUAGES ON THE EXAMPLE OF ENGLISH AND ESPERANTO. The article examines a problem of origine and functioning of international languages. The main task of the research is to contrast and analyze essential international languages on the example of English and artificial international languages on the example of Esperanto in the context of intercultural communication. The paper introduces the types and examples of artificial languages, created in XX-XXI centuries and being studied within interlinguistics. At the same time, the variants of lingua franca, based on English (Globishes) are classified and described. By confronting and comparing essential and artificial international languages, the process of turning of an artificial language into the essential and the way how an essential language becomes the international are being examined. The paper also substantiates the idea that constructed languages should be taken into consideration by contemporary linguists to be able to have an overview of international languages description and functioning. The results of the research can be used in international languages studies both within intercultural communication and in general linguistics.
Key words: interlinguistics, artificial, auxiliary, constructed, international languages, intercultural communication, a pidgin, Esperanto, English, Globish, lingua franca
Л.О. Микаллеф, канд. филол. наук, ст. преп., Финансовый университет при Правительстве РФ, г. Москва, E-mail: larisa.olegovna@gmail.com
РАЗВИТИЕ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ СОВРЕМЕННЫХ ЕСТЕСТВЕННЫХ И ИСКУССТВЕННЫХ МЕЖДУНАРОДНЫХ ЯЗЫКОВ НА ПРИМЕРЕ АНГЛИЙСКОГО И ЭСПЕРАНТО
Статья посвящена проблеме возникновения и функционирования международных языков. Цель исследования - противопоставить и проанализировать в процессе межкультурной коммуникации естественных международных языков (на примере английского) и искусственных (на примере эсперанто). В статье приводятся типы и примеры плановых языков, созданные на рубеже XX-XXI вв. и изучаемые в рамках интерлингвистики, а также рассматриваются варианты лингва-франка, возникшие на базе английского языка, которые, в свою очередь, являются объектом исследования современного языкознания. В сопоставлении естественных и искусственных международных языков изучаются процессы превращения искусственного языка в естественный и становления этнического языка в качестве международного. Основное внимание в работе автор акцентирует на феномене глобиша, дает определения этому малоизученному явлению. Обосновывается мысль о необходимости исследовать не только этнические, но и реализовавшиеся в коммуникации плановые международные языки в рамках языкознания для полноценного описания функционирования международных языков. Результаты исследования будут интересны не только лингвистам, изучающим международные языки, но и специалистам, занимающимся вопросами межкультурной коммуникации.
Ключевые слова: интерлингвистика, искусственные, плановые, международные языки, межкультурная коммуникация, пиджин, эсперанто, английский язык, глобиш, лингва-франка
Эпоха глобализации порождает все больше международных языков, позволяющих народам взаимодействовать на глобальном уровне. Важным объектом современного языкознания стали такие международные естественные языки, как английский, французский, испанский и пр. До сих пор остаются малоизученными специально разработанные для межкультурной коммуникации искусственные международные языки - эсперанто, идо, интерлингва и др. Как естественные, так и искусственные международные языки изучаются в рамках интерлингвистики, относительно молодой отрасли языкознания, формирование которой началось в конце XIX - начале XX вв. Большой вклад в развитие данного направления внес швейцарский математик Рене де Соссюр (1868-1943), младший брат Фердинанда де Соссюра, который изучал законы функционирования плановых языков эсперанто и идо [1, с. 8]. Вопросы возникновения и развития международных языков интересовали также датского лингвиста Отто Есперсена (1860-1943), который определил интерлингвистику как науку, изучающую структуру и понятия всех языков с целью установления норм для вспомогательных языков [2, с. 1]. Большое внимание искусственным языкам уделял русский лингвист И.А. Бодуэн де Куртенэ (1845-1929), противопоставляя в одной из своих работ естественные языки искусственным, появляющимся в результате лингвистического синтеза языков [3, с. 216]. По сей день исследования в области интерлингвистики проводятся такими учеными, как С.Н. Кузнецов, А.Д. Дуличенко. В своих многочисленных трудах профессор С.Н. Кузнецов изложил и упорядочил основные термины и понятия интерлингвистики, а также описал процесс возникновения первых малоизвестных проектов искусственных языков. Данные об истории возникновения искусственных языков в настоящей статье отобраны из монографии Кузнецова С.Н. [4, с. 5]. Будучи славистом, профессор А.Д. Дуличенко также занимается исследованием лингвопроектов на диахронном срезе: одна из его работ посвящена рассмотрению искусственных языковых систем различного назначения, начиная со II в. н. э. [5, с. 8].
Английский язык в качестве лингва-франка с середины прошлого века начал привлекать внимание ученых: первая диссертация, написанная на эту тему, была представлена молодым ученым индийского происхождения Б. Карчу в 1961 году в США [6, с. 4]. В России «контактная вариантология английского языка» изучается в работах профессора З.Г Прошиной [7, с. 12]. Проблема лингва-франка как за рубежом, так и в России исследуется в рамках общего языкознания. В современной же интерлингвистике до сих пор не определены границы объекта исследования: одни ученые считают единственным объектом исследования данного направления искусственные языки, а другие полагают, что для полной картины необходимо включить и естественные международные языки. Автором данного исследования предпринята попытка сопоставить естественные и искусственные языки в рамках интерлингвистики, а также рассмотреть способы их возникновения и развития на примере английского языка и эсперанто, что и определяет актуальность данной темы.
Целью данного исследования является определить и расклассифицировать международные языки, рассмотреть процесс их развития на примере английского языка и эсперанто, а также выявить и охарактеризовать их свойства. Объект исследования - английский как международный естественный язык и эсперанто как международный искусственный язык.
Задачи исследования:
- определить область исследования науки интерлингвистику, в рамках которой изучаются международные языки;
- выявить функции межъязыкового общения;
- расклассифицировать и определить искусственные языки;
- рассмотреть на диахронном срезе появление международных языков;
- изучить этапы развития эсперанто;
- определить версии английского языка в роли средства международного общения и противопоставить их стандартному английскому.
