CC BY
107
УДК 008
Л. Б. Зубанова
доктор культурологии, профессор, Челябинская государственная академия культуры и искусств
E-mail: milazubanova@gmail.com
БЕЗГРАНИЧНАЯ КУЛЬТУРОЛОГИЯ:
К ПРОБЛЕМЕ КОНВЕРТАЦИИ И ИНТЕГРАЦИИ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПОДХОДОВ
Статья построена в жанре полемических рассуждений по поводу основных идей, высказанных российским культурологом А. Я. Флиером, о содержательно-смысловых подходах в определении целевой направленности культурологического знания. В его работе ключевой проблемный посыл был связан с обоснованием различий в научной систематизации эмпирического материала, делящего различные области знания на отдельные дисциплины.
Автором проводится мысль о необходимости интегративной ориентации в исследованиях культуры, нецелесообразности возведения жестких границ между смежными областями социогуманитарного знания. В качестве основных аргументов выступают возрастающая степень сложности мира, неопределенность и вариативность сценариев будущего, постоянные и непредсказуемые перемены настоящего, не поддающиеся в полной мере узкоспециализированным подходам. В современной культурной ситуации вполне обоснованной видится принципиальная многоплановость и конвертируемость подходов, интегрирующих различные исследовательские поля. Кроме того, обосновывается необходимость ориентации современных культурологических исследований (прежде всего художественной культуры) на прикладной дискурс предполагающий использование социологического инструментария, обеспечивающего точные сведения о реальной социокультурной ситуации в регионах, а также обратную связь с реальным человеком -субъектом культуры.
Ключевые слова: культура, культурология, методология, проблемные поля, диалогичность, интеграция парадигм, постпарадигмальность, эмпирические культурологические исследования
Для цитирования: Зубанова, Л. Б. Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции методологических подходов / Л. Б. Зубанова // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. - 2015. - № 3 (43). - С. 179-187.
Несмотря на то, что данная статья претендует на статус научного материала, позволю себе начать с небольшого и в некотором роде лирического вступления, проясняющего причины возникновения подобной публикации. Никогда прежде не испытывала особого интереса к жанру эпистолярных поединков, в том числе и в научном дискурсе. И уж точно не представляла себя в качестве участника подобного диалога. Но привычная процедура рецензирования поступивших в редакцию «Вестника ЧГАКИ» статей неожиданно обернулась возникновением эмоций, обычно не сопровождающих стандартный процесс рас-
пределения оценок по установленным критериям: взволнованная увлеченность сродни
азарту, горячая потребность немедленно высказать собственные мысли по анализируемой проблеме и страстная досада от невозможности осуществить это в ту же секунду! Признаюсь сразу, что несмотря на существующую в редакции Вестника практику выдавать для рецензирования материалы, сохраняя принцип анонимности их авторов, с первых же строк узнала, что называется, «почерк мастера»! Да и немудрено: как русские писатели «вышли из гоголевской шинели», так и те, кто причисляет себя (с большей или меньшей степенью
179
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
объективности) к современной российской культурологии, в качестве безусловного классического образца и фундамента культурологического знания признают «шинель» Андрея Яковлевича Флиера.
Исписав с двух сторон стандартный бланк рецензии на статью «Основания систематизации - граница между научными дисциплинами» [15], отнесла его в редакционный совет «Вестника» и получила неожиданное предложение опубликовать свой ответ в следующем номере в разделе «Дискуссии». Казалось бы, вот она возможность сублимации накопленных переживаний и размышлений в полноценной публикации, да еще и в авторитетном научном издании. Однако встречным потоком одолевали сомнения: не хотелось бы выступать неубедительным оппонентом, претендующим на этакий «наш ответ Чемберлену!», явно неравновесный в статусной культурологической категории спор «мэтра и метра», прославляющий автора лишь фактом прикосновения к великим современникам. Вспомнилось, как в известном советском кинофильме режиссер самодеятельного театра, стоя на сцене, задает своим актерам риторический вопрос: «Не пора ли, друзья мои, нам замахнуться на Вильяма, понимаете ли, м-м, нашего Шекспира?». Но почерпнутая из опыта личных встреч с Андреем Яковлевичем, чтения его книг и статей убежденность в том, что сам он неизменно открыт диалогу, заинтересован в нем вне зависимости от «научного веса» своего визави и, главное, несмотря на формальное и фактическое признание в качестве классика культурологии, настроен на поиск новых проблемных полей, нерешенных вопросов и дискуссий в ее развитии - подтолкнули автора данной публикации к тому, чтобы в унисон с самодеятельными артистами фильма «Берегись автомобиля» ответить самой себе: «И замахнемся!».
Ключевой проблемный посыл в статье Андрея Яковлевича Флиера был связан с обоснованием различий в научной систематизации эмпирического материала, делящего различные области знания на отдельные дис-
циплины. Уже в самой аннотации фокусировалось внимание на «научной несостоятельности культурологических исследований искусства, как не соответствующих критерию определенности и единства оснований систематизации» [15, с. 215]. Не пускаясь в подробный пересказ статьи (опубликованной в предыдущем номере журнала), заострю внимание на стержневых положениях в аргументации ученого:
- каждая наука, исследующая культуру, несмотря на общий объект познания, имеет собственный, свойственный только ей ракурс взгляда и понимания культуры;
- специфичность каждого подхода обуславливает отличия избираемых оснований систематизации эмпирического материала, причем возникающий вследствие этого барьер между науками принципиален и непреодолим;
- ключевым маркером, разделяющим области научного изучения тех или иных явлений и феноменов, становится специальное профильное образование, по сути, дающее исследователю право (или лишающее его) на научный (а не публицистический) анализ.
Прежде всего удивила постулируемая жесткость воздвигаемых границ познания социокультурной реальности, что представляется несколько неожиданным в духовно-мировоззренческой ситуации XXI в. Возрастающая степень сложности мира, неопределенность и вариативность сценариев будущего, постоянные и непредсказуемые перемены настоящего, уже претендующие на роль «цивилизационных сдвигов» [12] (клонирование, генная инженерия, взлет информационнокоммуникационных технологий, подвижность социокультурной идентичности и в целом конст-руируемость природы человека) - явно указывают на то, что не только исследовать, но и осмыслить их в полной мере вряд ли возможно, руководствуясь узкоспециализированным «нишевым» подходом. Само по себе качество исходного культурного материала делает весьма условными и относительными любые основания его научной систематизации.
Нестабильность как научная категория и общее ощущение жизни оказывается в последние годы в центре методологической и
180
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
повседневной рефлексии, находит отражение в актуальных концептах: «социальная травма» П. Штомпки, «ситуативность общества» Х. Йоаса, «текучая современность» З. Баумана, «общество риска» У. Бека, «турбулентный социум» В. А. Ядова, «пространство потоков» М. Кастельса, «убегающий мир» Э. Гидденса, «нормальные аварии» Ч. Перроу, «привлекающий хаос» Е. Н. Князевой и С. П. Курдю-мова и др. Примечательно и то, что подобная ориентация в осмыслении социального распространяется уже не только на сам предмет анализа, но и является вполне органичной установкой исследовательских подходов. Так, наряду с понятием культурной травмы обозначились представления и о ее методологической разновидности как общей растерянности ученых перед изменчивыми реалиями сегодняшнего дня и принципиальной непредсказуемостью перспектив [13].
В свою очередь эта объективно данная неустойчивость современной культуры накладывается на методологическую неопределенность культурологии - то осмысляющей границы (столь популярные на научных конференциях доклады на тему: «Возможна ли культурология как наука?», «Еще раз к вопросу о предметных границах культурологии» и т. п.), то прочерчивающей линии взаимодействия и гибридизации со смежными (устойчиво состоявшимися) дисциплинами - философией, социологией, антропологией, искусствознанием, а порой и просто оказывающейся в центре дискуссий о целесообразности и обоснованности выделения в самостоятельную отрасль знания.
Безусловно, из этого совсем не следует очевидного и принципиального отказа от попыток культурологов обрести уникальную, а потому и отгораживающую от иных нишу (вполне естественным видится, например, обязательность процедуры установления параметров соответствия темы - специальности в ходе представления диссертационного исследования к защите), найти тематическую определенность в основаниях систематизации культурного материала. Леонид Баткин в работе
«Пристрастия. Избранные эссе и статьи о культуре» [1] отмечает принципиальную неточность гуманитарной направленности науки (поскольку предмет ее таков, что она сама - его же часть). Но тем не менее он указывал на то, что, подобно Одиссею, ученому нужно привязать себя к мачте, дабы устоять перед искушающими голосами сирен. Но должна ли эта «мачта» восприниматься прежде всего самими исследователями как жесткая граница, возведенная предопределенностью специального образования, «демаркационная линия», переход которой или за которую определяет научную состоятельность их рассуждений? Или ориентация на работу со знанием в современной культурной ситуации должна превращаться в работу сознанием, установку, допускающую принципиальную многоплановость и конвертируемость подходов, интеграцию различных исследовательских полей. При ней столь популярная идея диалога культур может оборачиваться методологическим принципом диалогичности самой культурологии. И в этом смысле поле производства знания и поле его последующей трансляции и воспроизводства не просто могут, что называется, «случайно не совпасть», но и разойтись намеренно и идеологически принципиально.
Из сказанного совсем не следует, что данная статья есть призыв к «научной солянке», размывающей саму идею научности как уникальной (и в некотором роде закрытой) специализации. Некогда описанная Германом Гессе «фельетонная эпоха», славящаяся таким «симбиозом» научного знания, при котором в свет выходили сомнительные результаты научной гибридизации («Роль болонки в жизни великих куртизанок», «Попытки химико-физиологического воздействия на метеорологические условия»), указывает на бессмысленность подобного «методологического диалога»: «...маститых химиков или виртуозов фортепианной игры заставляли высказываться о политике, любимых актеров, танцовщиков, гимнастов, летчиков или даже поэтов - . о предполагаемых финансовых кризисах и так далее» [5, с. 18].
Однако и обратная ситуация замыкания ученого в узкопрофессиональной доктрине представляется уязвимой позицией как в пони-
181
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
мании объекта изучения (всегда противоречивого, сложного, неоднозначного в сравнении с обобщающими его научными схемами и моделями), так, в конце концов, и для самоощущения человека исследующего, когда мы вслед за К. А. Свасьяном можем сожалеть о том, что «Дифференциальное уравнение человека, составленное в ходе веков, словно бы утратило связь со своим интегралом; человек стал специей, специалистом, блистательно осваивающим “легион” отдельных аспектов и при этом, перестав быть универсалией» [11, c. 133].
Конечно, можно согласиться с тем, что подобные рассуждения хороши лишь до определенной степени, в большей мере как декларируемое стремление к универсальности. На деле же в практике реальной жизни вряд ли с тем же научным энтузиазмом кто-то из нас желал бы, например, чтобы его кардиологические проблемы решал экспериментирующий стоматолог, пытливо осваивающий параллельные сферы. Или народный целитель-экстрасенс, соглашающийся лечить любую часть тела (а зачастую и души), субъективно воспринимая себя универсальным специалистом, - сомнительно, что это столь же бесспорно признается медицинским сообществом.
Идеологический посыл данной статьи отнюдь не сводится к утверждению, что культурологией может и должен заниматься любой человек, ощутивший к тому желание или даже убедительные интеллектуальные склонности. Речь идет о том, чтобы сами культурологи, учитывая социокультурную ситуацию современности, активно шли на сближение, сознательное расширение собственных дисциплинарных границ. На мой взгляд, постнаука как раз и станет своеобразной микс-наукой, при которой эвристический потенциал будет заключен в различного рода смешениях, комбинациях, тех самых «стыковых зонах», о чем говорит А. Я. Флиер. И жизнеспособность любой дисциплины возможно и будет измеряться тем, насколько интенсивна зона конвертации ее символического капитала - вложения в иные смежные науки, а также обратного диффузионного движения - заимствова-
ния методов и даже методологии. И принцип закрытой кастовой системы (сакральной чистоты знания) может трактоваться в подобной ситуации как степень невключенности в интенсивные процессы современности. В конце концов, и в ордене магистров Касталии, отгородившемся от «антинаучного коктейля» фельетонной эпохи, стремились выразить духовный универсум, создав своеобразный интеллектуальный метатекст, соединяющий музыкальное искусство и точные науки.
Психологами выделяются два ключевых типа реакций на изменение и усложнение внешней среды: 1) низкоадаптивная модель «Гулливер»: человек жестко зафиксирован в своем ощущении ко времени, миру, самому себе, осознавая себя масштабным, великим, значимым я (изменение параметров мира никак не влияет на его самоощущение, по инерции сохраняющее признаки традиционно сложившегося самоопределения: Гулливер имеет одинаковые размеры и в стране лилипутов, и в стране великанов); 2) высокоадаптивная модель «Алиса»: ориентация на пластичность, мобильность реагирования на изменение условий среды. У подобного типа людей значительно больше шансов не просто привыкнуть, но и эффективно функционировать в актуальных реалиях, ибо Алиса не культивирует собственное я, а приспосабливается к трансформациям, она не ждет изменений вовне, она сама - изменение, чей внутренний импульс порой опережает внешний. И именно этот тип исследователя-культуролога и может рассматриваться как наиболее успешный и жизнеспособный в той ситуации, которую С. Б. Синец-кий определил как постпарадигмальность, выступающую диссонансом и вызовом традиционным и устойчиво воспроизводимым научной мыслью представлениям о структури-ровано-парадигмальном устройстве мира и его отдельных подсистем: «Постпарадигмаль-
ность - условное название периода обманчивости привычного, когда, казалось бы, известные знаки не несут прежнего содержания. Когда человеческий интеллект не успевает делать перекодировку знаковых систем, а по-
182
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
пытки “объяснить мир” обессмысливаются “методологическим разноязычием” философов» [12, с. 107-108].
Игнорирование подобных условий, на мой взгляд, нередко продиктовано именно оторванностью культурологии от запросов современности. Если использовать метафору
З. Баумана, происходит переход от плотного и структурированного мира обязательств («твердого» состояния) к пластичному и свободному от условных границ и социальных барьеров миру «жидкого» состояния реальности [2]. Подкрепляется подобная ситуация и тем, что зачастую в высказываниях о культуре, будь то научно-публицистический дискурс или обыденные толкования, явно или скрыто присутствует мысль о некоторой обособленности ее от практики: указывается на тонкость механизмов функционирования духовного начала (в противовес «грубой» материальной прагматике), принципиально свободный, непредсказуемый характер творческого существования, не предполагающий внешнего контроля (приравниваемого к диктату и цензуре) и т. п. Не стремясь оспаривать справедливость этих суждений, мы признаем, что подобный статус «особости» культуры порой оборачивается восприятием ее либо в рафинировано-декоративном смысле (как эфемерновозвышенной, а потому и оторванной от жизненных реалий субстанции), либо сводится к отождествлению ее лишь с институциональной составляющей (преимущественно государственными учреждениями культуры и искусства). Конвертация символического капитала культурологии, по нашему мнению, во многом заключается именно в утверждении культуры в действии, что в содержательносмысловом значении может пересекаться с высказанными И. М. Быховской размышлениями о сути прикладной культурологии как «знаний в действии», выступающих научностратегическим обеспечением практики - разрешением настоящих социокультурных проблем и противоречий с опорой на теоретический «базис» прикладных культурологических исследований [4]. Еще одна смысловая анало-
гия видится и в так называемых стратегиях action research («исследования действием»), главной целью которых является не только получение нового знания, но и решение практической задачи, связанной с улучшением ситуации в той или иной отрасли. Иными словами, культура в действии - это, с одной стороны, смысловая ориентация на активное преобразование действительности (культурная политика), с другой - стратегия, направленная на практическую оценку осуществляемых действий, измерение их результативности и эффективности при помощи интегративного арсенала методов и процедур.
И здесь мы подходим к еще одному дискуссионному блоку в анализируемой статье А. Я. Флиера - осмыслению культурологических исследований художественной культуры и искусства. В этом вопросе ученый придерживается уже заявленных ранее позиций:
— «Культурологические интерпретации -это фрагментарные, порой интересные, но по большей части бессистемные наблюдения любителей (разумеется, речь не идет о культурологах со специальным художественно-теоретическим образованием; но их единицы)» [15, с. 218];
- «Разумеется, никто не собирается запрещать культурологам изучать художественную культуру. Всякий ученый исследует то, что хочет. Но можно ли квалифицировать взгляды культуролога на искусство как научные при том, что они базируются на совершенно ином содержании специального образования и иных основаниях систематизации и обобщения материала, далеких от методологии искусствознания и эстетики, сложившейся за несколько веков?» [Там же, с. 217].
Лично мне всегда казалось, что научные взгляды создаются не вследствие «верности специализации», но в опоре на аргументацию, доказуемость, обоснованность, рациональность и критичность суждений. В противном случае, каким образом может сам Андрей Яковлевич определять, что верно или ошибочно в истолковании феноменов и явлений искусствоведческого дискурса, находясь в иной нишевой отрасли - культурологии? Дру-
183
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
гими, точнее - его же словами, базируясь «на совершенно ином содержании специального образования и иных основаниях систематизации и обобщения материала, далеких от методологии искусствознания и эстетики, сложившейся за несколько веков».
Анализируя потенции культурологии стать «другим искусствоведением», цель которого будет реанимировать социологию искусства, А. Я. Флиер приходит к следующему выводу: «...для решения этой задачи культурологии недостает осмысленной систематизации художественного материала на социологических основаниях. Впрочем, и систематизация на культурологических основаниях по частотности использования тех или иных художественных образов и форм встречается нечасто. Большинство культурологических разработок по искусству страдает отсутствием единых оснований систематизации анализируемого материала, то есть, по определению является не научными, а именно публицистическими текстами...» [Там же, с. 220].
В целом вопрос о наиболее органичных методах и способах научного постижения искусства и художественной культуры, деление зон ответственности ученых в изучении внутренней природы художественного творчества или внешнего контекста его существования обнаруживает свою устойчивость на протяжении длительного времени. Стремления исследователей культуры выстраивать стройнонепротиворечивые модели и схемы социологического постижения искусства (сродни знаменитому: «поверить алгеброй гармонию...») Х. Ортега-и-Гассет сравнивал с попытками раскрывать сущность человека через его тень [10, с. 230]. Подобное скептическое отношение, однако, не препятствовало и самому испанскому философу и культурологу представлять авторские социологические воззрения на понимание особенностей восприятия искусства публикой, равно как и не останавливало иных исследователей в постижении противоречивой природы художественной культуры сквозь призму социально обусловленных конструкций и инструментария.
По сути, в указанных выше цитируемых отрывках статьи относительно невозможности научного культурологического исследования искусства (сведения их к «талантливому любительству» и «околонаучной публицистике»), на мой взгляд, обнаруживаются весьма спорные моменты. Во-первых, не вполне ясно, идет ли речь о принципиальной невозможности изучать искусство с культурологических позиций, или же вопрос лишь в неудачных попытках некоего «большинства» ученых сделать это. Во-вторых, можно не согласиться с тем, что толкование искусства сводится лишь к фигуре (идеальному замыслу) творца, игнорируя иные формы: само произведение, его трансляция и восприятие в сознании аудитории. Если в русле искусствоведческих трактовок наиболее полно и содержательно точно фиксируется художественно-образная составляющая творчества, то с данной спецификой взгляда можно согласиться, но сама по себе художественная культура явно не исчерпывается указанной областью, восходит к более широкому - социокультурному контексту, при изучении которого актуальной и востребованной может видеться именно роль исследователя-культуролога.
Прикладной культурологический дискурс (предполагающий использование социологического инструментария) способен обеспечить ту самую обратную связь, выйти к реальному человеку - субъекту культуры, преодолев умозрительность отвлеченно теоретических конструкций и определений чистого искусства, искусства для искусства в практиках социокультурного измерения. Не претендуя на описание целостной картины современных культурологических аспектов изучения искусства и художественной культуры, сошлюсь на те исследования, которые осуществлялись в Южно-Уральском регионе [3; 6; 7; 9]. Полученные результаты позволяли не только фиксировать текущее состояние культурнохудожественного процесса, но и через исследование обратной связи прогнозировать тенденции развития художественной культуры в системе «предложение - спрос - предложение» на конкретной территории. Нужны ли
184
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
для развития культурологии подобные данные? В ситуации различных теоретических объяснений или «множественности истин» обращение к эмпирии (фактологичности реально объективных данных), способной подтвердить, представить конкретизирующий, а главное, доказуемый материал своим размышлениям, на мой взгляд, явно не является избыточным. Иначе каким образом будет строиться тот самый диалог, точнее даже полилог (а его необходимость весьма часто постулируется в научно-культурологическом дискурсе и концепциях культурной политики), с представителями власти, управленцами сферы культуры, да и, в конце концов, с самим ее потребителем, если опираться лишь на стройные конструкции теоретических схем и систематизированные авторские модели? Мне представляется, что информация об общекультурном контексте существования текста искусства может быть интересна и самому худож-нику-творцу, хотя и устремленному в вечность, но все же существующему в режиме вполне реального времени.
Следует отметить, что аналогичные тенденции сближения с культурологией обозначены и в социологическом знании, что выражается в смещении акцентов поиска от макроперспективы к микросоциологии, собственно изменение самой единицы анализа - перемещение ее на действующего субъекта, социального агента. Важнейшая особенность западноевропейской социологии - связь с социально-философской традицией (в отличие от американской, в большей мере ориентированной на исследование человеческого поведения) - все больше оказывалась вовлеченной в переход от исследования сущностей к анализу существования («экзистенциальная социология» Э. Тириакьяна).
Значимость и необходимость поиска измеряемых показателей эффективности воздействия художественного потенциала определяются даже не столько научно-исследовательским (познавательно-эвристическим) интересом, сколько диктуются прикладными задачами регулирования художественной сферы, к числу которых можно отнести: осознание рав-
номерности распределения культурных потоков; изучение интенсивности влияния культуры и искусства на потребителя, результативности работы учреждений; оценка зон «дефицита» художественной продукции определенной направленности (жанровой, тематической); поиск причин участия или сознательного неучастия различных социально-демографических групп в художественно-эстетических практиках и мн. др. По сути, речь может идти о комплексном культурном анализе (Л. Г. Ионин) как особом направлении исследований, сочетающем методологию и аналитический аппарат культурологии и социологии культуры с целью обнаружения основных закономерностей социокультурных изменений [8]. Задача подобных изысканий заключается не только в сугубо прагматическом «замере» различных составляющих деятельности учреждений или эмпирических показателей «голосующих за искусство» потребителей, но и в попытке взглянуть на актуальную художественную ситуацию конкретной территории в ее целостности, представив общую картину функционирования локального измерения социокультурного пространства.
И пусть органичной установкой будущих культурологов станет не консервация знания и самих себя в теоретической «башне из слоновой кости», но претензия (хотя бы на уровне исследовательских амбиций) на безграничность постижения социокультурной реальности с последующими попытками ее эффективного регулирования. Тем более что современная действительность упорно ведет нас к тому, о чем справедливо говорил сам Андрей Яковлевич: «Но время идет, и приходит момент, когда наступает естественная смена актуальных проблемных полей общественных наук, что связано как с переменой объективных обстоятельств, с изменением фактических параметров объекта исследования -современного общества, так и с исчерпанностью познавательных возможностей данного научного подхода в рамках используемых алгоритмов аналитической работы. Приходит время поиска нового, объективно более актуального в новой социальной ситуации» [14, с. 15-16].
185
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
Поиск нового - это задача трудная, но выполнимая при условии потенциальной готовности к обновлению. И, может быть, эти попытки и не увенчаются последующим успехом, но мы и не упрекнем себя в том, что не пытались... Как поется в бардовской песне: «Вы полагаете, все это будет носиться? Я полагаю, что все это следует шить!».
Уже дописаны последние строки статьи, и подумалось о том, что в последнее время научные дискуссии «живут» почти исключительно в организованно регламентируемом режиме (официальные и соответствующие установленным
формам отзывы в диссертационных советах, отредактированные вступления-заключения в изданиях монографий и сборников научных статей, стандартные образцы рецензий), а потому ведь в некотором роде уже и не живут, заключенные в строгие рамки формата. Андрей Яковлевич Фли-ер - тот человек, чьи текст, слово, мысль, помимо глубины и содержательно-смыслового многообразия, обладают особой силой - заражающей, будоражащей и явно не оставляющей для читателя шансов занять безучастно созерцательную позицию. А все то, что провоцирует мысль, в конце концов и обеспечивает нам возможность полноценной и интенсивной научной жизни!
1. Баткин, Л. М. Пристрастия. Избранные эссе и статьи по культуре / Л. М. Баткин. - Москва: РГГУ, 2002. - 640 с.
2. Бауман, З. Текучая современность / З. Бауман; пер. с англ. С. А. Комарова; под ред. Ю. В. Асочакова. -Санкт-Петербург: Питер, 2008. - 240 с.
3. Бетехтин, А. В. Социокультурный потенциал Южного Урала: вызовы времени и ориентиры культурной политики / А. В. Бетехтин, Л. Б. Зубанова, С. Б. Синецкий, М. Л. Шуб; науч. ред. В. С. Цукерман. - Челябинск: Энциклопедия, 2011. - 280 с.
4. Быховская, И. М. Прикладная культурология: знания в действии / И. М. Быховская // Культурология: фундаментальные основания прикладных исследований. - Москва: Смысл, 2010. - С. 7-33.
5. Гессе, Г. Игра в бисер: пер. с нем / Г. Гессе. - Санкт-Петербург: Северо-Запад, 1994. - 543 с.
6. Гун, Г. Е. Художественная культура города: структура, динамика, перспективы / Г. Е. Гун. - Магнитогорск: Магнитогор. гос. консерватория, 2014. - 266 с.
7. Зубанова, Л. Б. Художественная культура в социологическом измерении: наследие прошлого и актуальные практики современности / Л. Б. Зубанова, М. Л. Шуб, А. Ю. Павлова. - Челябинск: Энциклопедия, 2014. - 184 с.
8. Ионин, Л. Г. Социология культуры: учеб. пособие / Л. Г. Ионин. - 3-е изд., перераб. и доп. - Москва: Логос, 2000. - 432 с.
9. Казакова, Г. М. Регион как социокультурный феномен / Г. М. Казакова. - Москва: НОУ УРАО, 2013. - 164 с.
10. Ортега-и-Гассет, Х. Дегуманизация искусства / Х. Ортега-и-Гассет // Самосознание европейской культуры ХХ века: Мыслители Запада о месте культуры в современном обществе. - Москва: Политиздат, 1991. - С. 230-263.
11. Свасьян, К. А. Человек как творение и творец культуры / К. А. Свасьян // Вопросы философии. - 1987. -№ 6. - С. 132-138.
12. Синецкий, С. Б. Культурная политика XXI века: от прецедента Истории к проекту Будущего / С. Б. Синецкий. - Челябинск: Энциклопедия, 2011. - 288 с.
13. Татарова, Г. Г. Методологическая травма социолога. К вопросу интеграции знания / Г. Г. Татарова // Социологические исследования. - 2006. - № 9. - С. 3-18.
14. Флиер, А. Я. Культурология 20-11. Авторский сборник эссе и статей / А. Я. Флиер. - Москва: Согласие, 2011. - 560 с.
15. Флиер, А. Я. Основания систематизации - граница между научными дисциплинами / А. Я. Флиер // Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. - 2015. - № 2 (42). - С. 215-221.
Получено 18.08.2015
186
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
Л. Б. Зубанова
Безграничная культурология: к проблеме конвертации и интеграции...
L. Zubanova
Doctor of Culturology, Professor, Chelyabinsk State Academy of Culture and Arts E-mail: milazubanova@gmail.com
UNLIMITED CULTUROLOGY: TO THE PROBLEM OF INTEGRATION AND CONVERSION OF METHODOLOGICAL APPROACHES
Abstract. Article is constructed in a genre of polemic reasonings concerning the main ideas stated by the Russian culturologist A. Flier on substantial and semantic approaches in definition of a target orientation of culturological knowledge. The key problem message in A. Fliyer's article was connected with justification of distinctions in scientific systematization of the empirical material dividing various areas of knowledge into separate disciplines. The author of this article carries out thought of need of integrative orientation for researches of culture, inexpediency of construction of rigid borders between adjacent areas of socio-humanistic knowledge. The increasing degree of complexity of the world, uncertainty and variability of scenarios of the future, continuous and unpredictable changes of the present which aren't giving in fully to highly specialized approaches acts as the main arguments of similar approach. In a modern cultural situation basic diversity and convertibility of the approaches integrating various research fields seems quite reasonable. Besides, need of orientation of modern culturological researches (first of all, art culture) on the applied discourse assuming use of the sociological tools providing exact data on a real sociocultural situation in regions, and also "feedback" with the real person -the subject of culture locates.
Keywords: culture, cultural science, methodology, problem fields, dialogicity, integration of paradigms, post-paradigmalnost, empirical culturological research
For citing: Zubanova, L. Unlimited Culturology: to the Problem of Integration and Conversion of Methodological Approaches / L. Zubanova // Herald of the Chelyabinsk State Academy of Culture and Arts. - 2015. - № 3 (43). - P. 179-187.
Reference
1. Batkin, L. Pristrastiya. Izbrannye esse i stat'i po kul'ture [Preferences. Selected Essays and Articles on Culture] / L. Batkin. - Moscow: Russian State Humanitarian University, 2002. - 640 p.
2. Bauman, Z. Tekuchaya sovremennost' [The Fluid Present] / Z. Bauman; translate from English S. Komarov; ed. V. Asochakova. - Saint Petersburg: Piter, 2008. - 240 p.
3. Betekhtin, A. Sotsiokul'turnyy potentsial Yuzhnogo Urala: vyzovy vremeni i orientiry kul'turnoy politiki [Sociocultural Potential of the South Urals: Challenges and Landmarks of Cultural Policy] / A. Betekhtin, L. Zubanova, S. Sinetskaii, M. Shub; scientific ed. V. Tsukerman. - Chelyabinsk Entsiklopedia, 2011. - 280 p.
4. Bykhovskaia, I. Applied Cultural Studies: Knowledge in Action / I. Bykhovskaia // Kul'turologiya: fundamen-tal'nye osnovaniya prikladnykh issledovaniy [Culturology: Basic Foundation of Applied Research]. - Moscow: Smysl, 2010. - P. 7-33.
5. Hesse, H. Igra v biser [Glass Bead Game] / H. Hesse. - Saint Petersburg: Severo-Zapad, 1994. - 543 p.
6. Gun, G. Khudozhestvennaya kul'tura goroda: struktura, dinamika, perspektivy [Art Culture of the City: the Structure, Dynamics, Prospects] / G. Gun. - Magnitogorsk: Magnitogorsk State Conservatory, 2014. - 266 p.
7. Zubanova, L. Khudozhestvennaya kul'tura v sotsiologicheskom izmerenii: nasledie proshlogo i aktual'nye praktiki sovremennosti [Art Culture in the Sociological Dimension: the Legacy of the Past and Current Practice of Modernity] / L. Zubanova, M. Shub, A. Pavlova. - Chelyabinsk: Entsiklopediya, 2014. - 184 p.
8. Ionin, L. Sotsiologiya kul'tury [Sociology of Culture] / L. Ionin. - 3rd ed., revised and add. - Moscow: Logos, 2000. - 432 p.
9. Kazakova, G. Region kak sotsiokul'turnyy fenomen [Region as a Sociocultural Phenomenon] / G. Kazakova. -Moscow: University of the Russian Academy of Education, 2013. - 164 p.
10. Ortega y Gasset, J. Dehumanization of Art / J. Ortega y Gasset // Samosoznanie evropeyskoy kul'tury XX veka: Mysliteli Zapada o meste kul'tury v sovremennom obshchestve [Self-awareness of European Culture of the XX Century: Western Thinkers about the Place of Culture in Modern Society]. - Moscow: Politizdat, 1991. - P. 230-263.
11. Svasian, K. Man as a Creature and Creator of Culture / K. Svasian // Voprosy filosofii [Problems of Philosophy]. - 1987. - № 6. - P. 132-138.
12. Sinetskii, S. Kul'turnaya politika XXI veka: ot pretsedenta istorii k proektu budushchego [Cultural Policy of the XXI Century: Stories of a Precedent for the Future Project] / S. Sinetskii. - Chelyabinsk: Entsiklopediya, 2011. - 288 p.
13. Tatarova, G. Methodological Injury of Sociologist. On the Issue of Integration of Knowledge / G. Tatarova // Sotsiologicheskie issledovaniya [Sociological Researches]. - 2006. - № 9. - P. 3-18.
14. Flier A. Kul'turologiya 20-11. Avtorskiy sbornik esse i statey [Culturology 20-11. Author's Collection of Essays and Articles] / A. Flier. - Moscow: Consent, 2011. - 560 p.
15. Flier, A. Grounds of Systematization - the Border Between Scientific Disciplines / A. Flier // Herald of the Chelyabinsk State Academy of Culture and Arts. - 2015. - № 2 (42). - P. 215-221.
Received 18.08.2015
187
Вестник Челябинской государственной академии культуры и искусств. 2015 / 3 (43)
