CC BY
109
СТОШШШЙ ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ ^^ЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙЙШЙЙЙЙЙЙЙЙЙ^
ФИЛОСОФИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
«БЕСПОЛЕЗНОСТЬ» И НЕОБХОДИМОСТЬ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ
Т.В. Куликова, ст. научный сотрудник кафедры философии Нижегородского государственного педагогического университета, доцент
Статья посвящена проблеме специфики и места философского знания в системе образования в соотношении с гуманитарным и естественно-научным знанием. Философское знание рассмотрено в новом аспекте: как знание границы. Сделан акцент на значимости метафизических вопросов в определении человеком собственной мировоззренческой позиции. Дано обоснование необходимости формирования философской культуры чтения (интерпретации) текста, философской культуры мышления и воспитания личности с высокой степенью мыслительной свободы. Творчество, свобода, критичность и независимость мышления представлены как основные смыслы философского образования.
The article is devoted to a problem of specificity and place of philosophical knowledge in the system of education in comparison with humanitarian and natural-scientific knowledge. The philosophical knowledge is considered in new aspect: as knowledge of border. The accent on the importance of metaphysical questions in establishing man’s own outlook is made. The substantiation of necessity of formation of philosophical culture of reading (interpretation) of the text, philosophical culture of thinking and education of the person with a high degree of freedom in thinking is given. Creativity, freedom, criticism, and independence of thinking are presented as the basic notions of philosophical education.
Необходимость философского образования и воспитания философской культуры мышления не нужно доказывать тому, кто действительно стремится к глубокому познанию мира и видит в образовании возможность приобщиться к мудрости поколений, расширив этим свой горизонт видения мира. Но к сожалению, сегодня у многих студентов отсутствует внутренняя потребность в образовании вообще и в философском образовании в частности. Где искать причины этого явления? И как достойно выйти из столь непростой ситуации? Ведь мы теряем тот уровень образования, о котором в свое время Ф.М. Достоевский сказал: «По-русски образованный человек». По его мнению, «безмыслие», подавление в себе всякой самостоятельности мысли есть неуважение к самому себе, «подлое самоотрицание себя». В деле просвещения, «действительно просвещения, а не потрясения», как самое главное он выделил роль учителя: «Учитель — штука тонкая; народный, национальный учитель вырабатывается веками, держится преданиями, бесчисленным опытом»1.
Трудно не согласиться с Достоевским, равно как и не признать очевидное: унизительное положение учителя в нашем обществе. Печальное явление действительности: и время упущено, и денег у государства на просвещение не хва-
тает. И все-таки не будем становиться пессимистами, хотя, по мнению ведущих ученых современности, мы и являемся свидетелями глубочайшего цивилизационного сдвига или перехода, великого культурного надлома, значение которого еще предстоит выяснить и понять.
С.П. Капица назвал основную причину колоссального разрыва между внешними сторонами жизни и ее духовным содержанием. Это — экстенсивное развитие человечества, которое не оставляло времени на выработку ни философии, ни мировоззрения, и которое сейчас «в исторически кратчайшие сроки завершается». Стоит прислушаться к его мнению: «...проповедовать пессимизм в области науки, в области знания, которое должно ориентировать людей на будущее, не-справедливо»2. Возможность преодоления «дефицита оптимизма», необходимого для разрешения мирового кризиса, С.П. Капица видит в русской интеллектуальной традиции мыслить не узко практически, руководствуясь сиюминутными целями и задачами, а «глобальными масштабами». Эту традицию он связывает с именами В.И. Вернадского, К.Э. Циолковского и с русской религиозной философией. Действительно, в философском наследии нашей культуры мы находим такие примеры, как «соборность» А.С. Хомякова, «всеединство»
© Т.В. Куликова, 2004
№ 1, 2004
Вл. Соловьева, «всечеловечность» Ф.М. Достоевского, «космизм» Н.Ф. Федорова и др.
Примечателен тот факт, что и ученые — физики, математики — говорят о необходимости иметь не только специальное, но и гуманитарное образование, а некоторые высказывают свое глубокое убеждение в том, что XXI в. будет веком гуманитарных наук (Н.Н. Моисеев). Тенденция к интеграции разных типов знания — гуманитарного, естественно-научного, философского — сегодня очевидна. А вопросы образования, формирования нового сознания и новых ценностей в современных условиях становятся жизненно важными, приобретают особую остроту. Как говорил Достоевский, «.сделаться человеком нельзя разом, а надо выделаться в человека» — тут важна дисциплина, постоянная работа над самим собой3. Это и есть отличительная особенность философского мышления, необходимого как в гуманитарном, так и в естественно-научном познании.
Гуманитарные науки всегда играли важную роль в выработке доминирующих культурных ценностей и смыслов. Они в отличие от естественных наук ориентированы на познание целостности человеческого духа, единства рационального и иррационального в человеке. Ф. Лесур видит фундаментальную роль гуманитарных наук «в диверсификации и обогащении восприятия: именно они способствуют сокращению расстояния между различными культурами»4. М.М. Бахтин выделил исходную точку и объект гуманитарного познания — текст, благодаря которому прошлое открыто для настоящего и будущего. Текст задан как проблема, а его интерпретация — как сотворчество.
Любой культурный текст (философский, научный, художественный, библейский) сохраняется и передается благодаря интерпретации. Ее задача — выявлять все новые, ранее не замеченные аспекты и смыслы текста, которые могли бы способствовать обогащению духовного мира современного человека. Интерпретация «ведет» текст от одного адресата к другому, делая его произведением — живым
текстом с живым знанием и истиной. Интерпретации одного и того же текста меняются по разным причинам. Этому могут способствовать, в том числе, и новые, ранее не известные факты. Накопленные знания подталкивают к пересмотру общеизвестных истин, положений, долгое время считавшихся бесспорными, незыблемыми, или, напротив, возвращают к забытым ценностям и смыслам, когда-то попавшим под запрет явлениям. В постоянно возобновляемой интерпретации формируются новые образы мира и человека, новые понятия, открываются новые смыслы и новые возможности уже имевшихся в прошлом научных открытий, интересных идей, в свое время оставшихся либо незамеченными, либо не осмысленными в должной степени.
Одним словом, постоянно возобновляемая интерпретация расширяет тематический, интеллектуальный горизонт мысли. Но всегда что-то остается за его чертой: непонятое, неоформленное, неопределенное и т.д. Это является поводом еще не один раз вернуться к прочитанному тексту. Есть и другая причина: всякий текст рассчитан на понимание, ибо в нем самим автором (неточностью замысла и выражения основной идеи, недосказанностью, противоречивостью суждений и т.д.) заложен творческий акт чтения, множественность интерпретаций.
У точных наук совсем другие цели и задачи. Сегодня они вынуждены считаться с неблагополучием ситуации, в которой оказалось человечество. А человек все больше попадает в зависимость от им же созданного искусственного мира. Достижения в одной области оборачиваются серьезными проблемами в другой. Не может не волновать вопрос о том, к чему может привести неразумное и бесконтрольное использование научных открытий. Наука настолько стремительно вошла в нашу повседневную жизнь, что последствия этого еще не осмыслены должным образом ни ею самой, ни философией. Очевидно, формы ее участия в культурной жизни изменились. В своем развитии наука достигла такого уровня, что необходимостью стало ее антропологическое измерение.
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
Сегодня имеет смысл осознать проблему существующего дисбаланса между гуманитарной и естественно-научной доминантами человеческого познания и принять правило мудрых греков: «лучшее — мера». Нарушение меры может свести гуманитарное знание к пустому теоретизированию, отрыву от жизни, а естественно-научное — сделать опасным, если оно расценивается исключительно как эффективное средство для удовлетворения растущих потребностей человека. В этом контексте вопрос о пределах и возможностях рационализации гуманитарного знания, элементов иррационального и гуманизации естественнонаучного знания представляет особый интерес.
Деление наук на актуальные и неактуальные может опираться лишь на узкопрактические, а не на философские критерии. Способ существования философского сознания — это знание границы, определяющее меру возможного и невозможного, позитивного и негативного, допустимого и недопустимого и т.д. Как справедливо заметил А.С. Ахиезер, в нашем обществе с «расколотым культурным полем» проблема между приобретает особую остроту, «составляет фокус движения современного философствования». Интерес к этой проблеме следует рассматривать как факт, логически связанный с духом нашей эпохи, с потребностью преодоления кризиса традиционных представлений о мире и человеке. В сложившейся ситуации нравственно-духовного неблагополучия и низкого уровня ответственности людей за свои действия и бездействия философское сознание как знание границы обретает общечеловеческую значимость.
Философия представляет собой сознательное, интеллектуальное, рациональное начало в развитии культуры, которое, несмотря на возросший интерес к иррациональному, продолжает быть ведущим. Философия остается востребованной в роли «критической совести культуры». А критика, как верно заметил Д.С. Лихачев, — это высшее проявление сознательности. Кроме того, размышляя над природой литературного творчества,
он высказал, на мой взгляд, очень верное суждение: у каждой эпохи свое отношение рационального и иррационального, организованного и стихийного. Их соотношение постоянно меняется, но искусственное увеличение того или другого ведет к «перехлестам». «Если увеличить долю рациональности, может исчезнуть искусство, как и в обратном случае. Есть какие-то „допуски“, различные для каждой эпохи. Чем это определяется, пока сказать трудно, но, во всяком случае, они вполне определенные, и то, что допустимо в одну эпоху, ведет к гибели искусства в другую. Это какая-то исторически обусловленная относительность. <.> Рост организованного, сознательного начала в литературном творчестве идет вопреки отдельным элементам возвращения к стихийности в абсурдном творчестве, вопреки временному росту интереса к бессознательному. вопреки росту интереса к иррациональному и экзистенциальному в философии, вопреки отдельным модам на „расторможенный“ стиль и пр.»5.
Возрастание организованности или рациональности Д.С. Лихачев связывал с историчностью сознания, оценивая ее как важное достижение интеллектуальности. Историческое сознание предъявляет человеку требование осознать историческую относительность своего собственного сознания. Знание этой относительности академик считал чрезвычайно важным в формировании ответственного сознания, связывал его со способностью ума понять собственную ограниченность. Именно историчность нашего сознания и нашего настоящего охраняет ценности в быстро меняющейся жизни.
Совершенно очевидно, что без усиления элементов сознательности и критичности справиться с кризисной ситуацией на современном этапе, сделать правильный выбор вряд ли возможно. Не исключено, что сегодня человечество стоит перед последним своим выбором. Надо отдавать себе отчет в том, что выбор — это и потеря: выбирая одну возможность, мы теряем другие, отказываясь от них. Выбор накладывает ограничение на произвольность действий. Лишь
№ 1, 2004
определенные возможности оказываются реализованными. По К. Леви-Строссу, любой демиург, даже самого малого масштаба, проявляет ревнивый характер, т.е. накладывает ограничения, подобно тому как горшечница (она же и ревнивица) ограничивает произвольность материи. Другими словами, наличие выбора предопределяет собой свободу и ограничивает ее одновременно. «Свобода не может существовать в условиях ничем не ограниченного выбора, ибо отсутствие границ выбора есть отсутствие самого выбора, следовательно, и отсутствие сво-боды»6.
Значение критики возрастает на определенном этапе развития в условиях тех «перехлестов», о которых говорил Д.С. Лихачев, но может быть сведено к нулю, «если она будет довольствоваться претензией на роль наставницы и выносить безапелляционные постановления: это хорошо, это плохо»7. Задача критики — «расширять культурный горизонт» и обогащать восприятие, среди растущих «форм подделок под талант и новизну» выделять действительно «подлинную новизну подлинно художественных произведений». Свое мнение относительно того, какой должна быть критика, высказал О. Мандельштам: критики как произвольного истолкования не должно быть, «она должна уступить место объективному научному исследованию». Интересным является и его ответ на вопрос, какой должна быть поэзия: «. она совсем ничего не должна. Никому она не должна, кредиторы у нее фальшивые»8. О философии можно сказать то же самое: она никому ничего не должна. Объяснение — в определении Г.Г. Шпета: «Философия есть искусство как высшее мастерство мысли, творчество красоты в мысли — величайшее творение; ображе-ние безобразного, украшение безобразного, творение красоты из небытия красоты. Философия есть искусство, то есть она начинает существовать „без пользы“, „без задания“, „чисто“...»9. В этом смысле философия никогда не теряет своей удивительной современности, ибо творчество — область свободы духа,
объясняющая «бесполезность» и необходимость философии одновременно.
Все, что делает философия (воспитывает, утешает, объясняет, понимает и т.д.), она делает вовсе не из-за того, что кому-то что-то должна. Философия свободна от каких бы то ни было обязанностей и обязательств, но именно эта ее свобода и необходима человеку, чтобы он смог обрести собственную свободу духа, собственное мировоззрение. Философия помогает понять себя и мир тому, кто хочет и готов понять, не рассчитывая на быстрый и легкий результат. У И. Канта способность желания вместе с познавательной способностью и чувством удовольствия и неудовольствия входит в число трех основных способностей души.
Было бы большой ошибкой считать, что человек всегда и во всем стремится к пониманию, равно как и к образованию. Каждый наделен этой способностью, но не каждый ее реализует. Интересное объяснение данному явлению можно найти у Ф.М. Достоевского. Его очень занимала тема человеческой лжи: «Отчего у нас все лгут, все до единого?» По его глубокому убеждению, лгут не из соображений практической выгоды, а из-за боязни истины: «Истина лежит перед людьми по сту лет на столе, и ее они не берут, а гоняются за придуманным, именно потому, что ее-то и считают фантастичным и утопическим»10. Боязнь истины в конечном счете превратила ее в «самую необыкновенную и редкую вещь», а ложь стала «гораздо понятнее истины». Надо признать, что массовое, обыденное сознание мало интересуется научной истиной и вообще истиной. Именно это, вероятно, имел в виду Достоевский. Второе, что он выделил: лгут из-за «прирожденного стыда за себя и за свое собственное лицо»; лгут, чтобы казаться, а не быть самим собою. Ж. Батай сформулировал ту же мысль иначе: человек есть то, чем не смеет быть. По разным причинам. Сознательно или бессознательно. Чаще бессознательно. Но человек удерживает эту границу понятности самого себя. Может быть, это в какой-то степени и объясняет феномен лжи.
ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ
Быть готовым к пониманию — значит отказаться от лжи, но оставить за собой право на ошибку и заблуждение; стать открытым и восприимчивым к чужим мыслям, но сохранить свое лицо, индивидуальность. Для того чтобы говорить правду и знать правду, необходимо мужество сознания (или, как говорил Кант, мужество воспользоваться собственным умом). А это одно из определений философии. М.К. Мамардашвили понимал философию как «сознание вслух»: «. философия не преследует никаких целей, помимо высказывания вслух того, от чего отказаться нельзя. Это просто умение отдать себе отчет в очевидности — в свидетельстве собственного сознания. <...> Я бы сказал, что в цепочке наших мыслей и поступков философия есть пауза, являющаяся условием всех этих актов, но не являющаяся никаким из них в отдельности. <. > В этой же паузе, а не в элементах прямой непосредственной коммуникации и выражений осуществляется и соприкосновение с родственными мыслями и состояниями других, их взаимоузнавание и согласование, а главное — их жизнь, независимая от индивидуальных человеческих субъективностей и являющаяся великим чудом. Удивление этому чуду (в себе и в других) — начало философии (и. любви)»11. Человек не может отказаться от философии, поскольку она внутри него, «в затаенном уголке его сущности», и необходимо «обостренное чувство сознания», чтобы признать эту очевидность и более не отказываться от того, чем являешься ты сам. По мнению Мамардашви-ли, каждый человек является философом, а обостренное чувство сознания — судьбоносным.
В «паузе», о которой говорит Мамар-дашвили, много смысла. Если точнее, то в ней происходят вызревание мысли и уплотнение ее в смысл. П.А. Флоренский для разъяснения той же самой мысли использует другую аналогию — «вершинная стоянка мысли», или «относительный максимум пути». Это та же пауза, в которой живо движение мысли, в которой происходят «усиление и сгущение пути». Это необходимое для углуб-
ления мысли и большей сознательности время одиночества, тишины, созерцания и «не засоренного сознания». Всякий вопрос, говорит Флоренский, предполагает остановку для получения ответа. Философия «как дело творчества» неотделима от «вглядывания», мысленного углубления в реальность. В своем движении философская мысль совершает неоднократное нисхождение и восхождение на новые вершины, с новыми остановками, с которых открываются новые горизонты и новые для нее перспективы. Установить на пути движения мысли искусственные пределы, поверить в достигнутую вершину как в окончательную — значит лишить ее свободы. А это уже не творчество, не философия12.
Творчество предполагает мыслительную свободу, в связи с чем в любом творчестве можно найти отклонения от принципов, от нормы, нарушения системы. Так, несоответствие между созданной Г.Ф. Гегелем философской системой и диалектическим методом показывает, что его собственная мысль перешагнула им же самим установленные границы. Все великие философы допускали больше, чем они могли бы объяснить, поэтому интерес к ним, несмотря на огромную дистанцию во времени, отделяющую нас, например, от Платона и Аристотеля, не ослабевает. По мнению Д.С. Лихачева, от творческого человека не следует ожидать «полной выдержанности его системы», а отклонения и нарушения только подчеркивают значительность его творчества, придают ему «особую эстетическую остроту». Они же являются причиной постоянно возобновляемой интерпретации.
У философской истины нет единого значения, поскольку способом функционирования философского знания является интерпретация, укорененная в бытии человека13. Когда он поставлен в ситуацию экзистенциального выбора, то неизбежно стремится понять и осмыслить то, от чего зависит его дальнейшая жизнь. Философия ищет смыслы бытия и задает вопросы, но ответы на них дает разные. В неточности философского знания, в том, что человеку не дано все знать, есть глубокий смысл. Ведь если бы мы
№ 1, 2004
знали окончательные ответы, то лишены были бы свободной воли и выбора. И жизнь тогда стала бы похожа на рассказ безумца, в котором нет никакого смысла.
Метафизические проблемы — проблемы с неясным смыслом. Сама их предельная формулировка содержит в себе парадоксы. Парадокс отмечает предел видения на данный момент времени. Философия входит в этот мир парадоксов с тем, чтобы своими вопросами расширить горизонт мысли, предел видения, обратив внимание на то новое, что противоречит традиционным представлениям и чему традиция по той самой причине не придает никакого значения.
Какой бы разной ни была философия — рациональной или иррациональной, материалистической или идеалистической и т.д.,— показывая общность интеллектуальной жизни, она способствует возникновению новых возможностей для диалога между различными формами познавательной деятельности, отличающимися по своим мировоззренческим, научным, методологическим, религиозным, ценностным предпочтениям.
С течением времени многое меняется, но философские вопросы остаются и напоминают человеку о нем самом. В этом видел смысл философии К. Ясперс. В этом практичность и конкретность философского знания. Постоянство и неизменность философских вопросов
говорят об их глубине. «Лишь в неизменном бесконечность, лишь в постоянном глубина.», — вспоминаются поэтические строки. Философия — это «школа мысли» (А.Ф. Лосев). Она не учит, тем более не поучает. Она воспитывает и «образует» человека, развивает в нем независимость мышления. Именно поэтому трудно представить будущее образования без философии.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Достоевский Ф.М. Дневник писателя: Избранные страницы. М., 1989. С. 81.
2 См.: «Круглый стол» журнала «Вопросы философии», посвященный обсуждению книги Н.Н. Моисеева «Быть или не быть. человечеству?» // Вопр. философии. 2000. № 9. С. 10.
3 Достоевский Ф.М. Указ. соч. С. 399.
4 Лесур Ф. Дмитрий Лихачев, историк и теоретик литературы // Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. СПб., 1997. С. ЬХГУ.
5 Лихачев Д.С. Указ. соч. С. 487—488.
6 Там же. С. 469.
7 Лихачев Д. С. Будущее литературы // Новый мир. 1969. № 9. С. 183.
8 Мандельштам О.Э. Слово и культура: Ст. М., 1987. С. 44, 46.
9 Шпет Г.Г. Соч. М., 1989. С. 353.
10 Достоевский Ф.М. Указ. соч. С. 86.
11 Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М., 1992. С. 58.
12 См.: Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 205—206.
13 Об онтологических предпосылках интерпретации, а также ее философских и эпистемологических смыслах см.: МикешинаЛ.А. Философия познания. Полемические главы. М., 2002. Гл. 8. С. 304 — 384.
Поступила 22.09.03.
СМЕХ В ПОЗНАНИИ
А.А. Сычев, докторант кафедры философии для гуманитарных факультетов МГУ им. Н.П. Огарева, доцент
Статья посвящена гносеологическим и герменевтическим проблемам смеха. Смех рассматривается как специфический вид деятельности человека по постижению мира, отграничения истины от заблуждения или лжи, как важный фактор в познавательном процессе, поскольку умение смеяться подразумевает не просто формальное знание какого-либо предмета или явления, а его всестороннее и полное понимание. В образовательном процессе познавательная роль смеха проявляется в критическом и эмоционально-развлекательном аспектах.
The article is dedicated to epistemological and hermeneutic problems of laughter. Laughter is regarded as specific form of human activity aiming at cognizing the world and delimiting truth from lie and delusion. In educational process cognitive role of laughter is revealed in critical and emotional-entertaining aspects. All the characteristics mentioned above reveal laughter as an important factor in cognitive and, praimarily, educational process, as long as ability to laugh means not only formal knowledge about a thing or phenomenon, but many-sided and integral understanding.
© A.A. Сычев, 2004
