CC BY
11
метафоры (А. Ричардс, М. Блэк и др.) считают, что эффект метафоры заключается в образовании нового смысла, и рассматривают феномен метафоры как способ смыслооб-разования [6].
Противолежащее - прагматическое - направление сводит эффект метафоризации к эстетической роли метафоры и отрицает возможность создания нового смысла в рамках метафорической конструкции. Д. Дэвидсон видит специфику метафоризации не в возникновении особого смысла, а, наоборот, в том, что метафора, в отличие от других лексических структур, «пользуется в дополнение к обычным языковым механизмам несемантическими ресурсами» [6]. Феномен метафоризации связывается с ощущением чувства новизны, вызванного наложением друг на друга разнородных значений.
Современный этап в развитии теории метафоры связан с попыткой преодолеть крайности классического рационализма и, вместе с тем, учесть опыт философского иррационализма. Метафора, широко признанная ранее в качестве художественного приема, приобретает научную легитимность и начинает рассматриваться как когерентно достоверная мыслительная структура. Если в прошлом метафора считалась сопоставлением двух застывших се-
мантических форм, то теперь она представляется как результат взаимодействия значений и включается в динамично развивающуюся систему языка.
Список литературы
1. Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью // Из истории культуры Средних веков и Возрождения. - М., 1976. - С. 17-32.
2. Антология мировой философии. - М., 1962. Т.1.
3. Аристотель. Поэтика. Риторика. - М.: Изд-во Азбука-классика, 2007. - 352 с.
4. Валла Л. Об истинном и ложном благе. О свободе воли. - М.: Наука, 1989. - 476 с.
5. Ермоленко, Г. А. Метафора в языке философии: дисс... канд. филос. наук. - Краснодар, 2001. - 216 с.
6. Искусство метафоры [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://metaphor.nsu.ru.
7. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. - М.: Мысль, 1994. - 960 с.
8. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. - М.: Изд-во ИФАН РАН, 2004.
«БЕЛЫЕ ГОРОДА»: МЕТАГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ОБРАЗ «ЮГА» И СИМВОЛИКА ТОПОСА В ТВОРЧЕСТВЕ А. В. ВАМПИЛОВА
В произведениях А. В. Вампилова образы пространства вне Сибири неизменно обладают коннотацией «другого», «чужого» мира. Подтверждением такой специфики восприятия пространства страны за пределами Сибири является, в частности, вампиловский образ юга, южных городов. Позиция Вампилова в отношении жителей юга страны естественно обусловлена «северным» менталитетом самого писателя. Сибирь - условно, с точки зрения писателя, может трактоваться как «север». Такая трактовка вызвана, прежде всего, климатом Сибири. Сибирь как северную часть страны воспринимает и В. П. Астафьев. Характеризуя сибиряков в «Царь-рыбе», он, аналогично Вампилову, противопоставляет «полуночный край» - Сибирь «благостным землям» юга: «глаза с вечной тихой печалью северного человека всегда погружены в себя и в какую-то застарелую тоску, о землях ли благостных.» [1, с. 233]. Характерно, что «юг» в художественном мире Вампилова не конкретная географическая территория, а скорее лишь обобщенный метагеографический образ края с мягким климатом, плодородного, солнечного, цветущего, земли праздника и отдыха. К «югу» в произведениях Вампилова условно можно отнести и Ташкент («Записные книжки»), находящийся на территории Средней Азии, и Причерноморье - Крым, Сочи, Мелитополь («Записные книжки», очерки, рассказы), и Кавказ - Сухуми («Утиная охота»), и даже территорию Украины - Львовская область («Вечер»), Чернигов («Белые города», «Старший сын»). Все эти обширные территории объединены в творчестве Вампилова в единый, полумифический край, противопоставленный образу Сибири и репрезентованный писателем как образ «другого», «чужого», «далекого», возможно
Чербаева Ольга Владимировна
ГБОУ Школа 324 «Жар-птица», г. Москва
и не существующего в действительности мира блаженства.
Противопоставление «Север - Юг» выражено в рассказе «Станция Тайшет» (1962). Здесь белый цвет -символ чистоты, идеала, другой жизни - ассоциируется с южным городом: «Как в Сочи. В баню тебя свожу, наденем белые рубахи. Как в Сочи» [3, с. 70]. Белые («белоснежные») рубахи, символ идеального мира и одновременно недосягаемого: «Витька шел тогда впереди, и он спросил: "У тебя, случаем, нет третьей белой рубахи?" "У меня их как раз три", - ответил Сема. "Не ври, - сказал Витька,- ни черта у тебя нету! Ни одной!.. И не нойте здесь под ухом!"» [Там же, с. 71]. Неверие Витьки в существование «белых рубах» есть метафорическое отрицание существования идеальной, романтически красивой, легкой («южной») жизни-мечты и, вместе с тем утверждение реальной жизни, наполненной яркими красками и всевозможными оттенками смысла. Характерно, что цветовая гамма рассказа не ограничивается белым цветом (цветом юга). Сибирь Вампилов рисует интенсивными, густыми мазками теплого красного, в разнообразии его оттенков (закат), синего (холмы, ночь), зеленого: «Мы бежали от заката. По синим холмам он гнался за нами, в кровь рассекая свои розовые колени. Он ловил нас в свои малиновые сети. Он бросил нам вдогонку своих рыжих собак» [Там же, с. 70]; «.дикие зеленоглазые полустанки отскакивают с нашего пути» [Там же, с. 71]. Это богатство красок есть не что иное, как богатство и разнообразие реальной, а не придуманной, иллюзорной жизни. Не случайно Вам-
пилов раскрывает его перед читателем именно в описаниях природы сибирской провинции, станций и полустанков «великой Сибирской магистрали».
Вампилов противопоставляет Сибири южный город в очерке «Белые города» (1963). Здесь появляется один из излюбленных приемов Вампилова, заключенный в подмене понятий, игре слов, некоем каламбуре. Так, название «Белые города» относится отнюдь не к северным снежным городам, городам Сибири, в которых разворачиваются события вампиловских очерков и статей, а к городам южным - недостижимым, экзотическим, иллюзорным: белый цвет символизирует мечту, недостижимый идеал, элитарность и т.п. Изображение «перевернутого мира», характерное для всего дальнейшего творчества писателя - «несовпадение истинной и воображаемой реальностей» [5, с. 10], замеченное в частности С. С. Имихело-вой и О. О. Юрченко - становится одной из главных мыслей очерка. В белых (заснеженных) городах люди мечтают о «белых» (цветущих) «безмятежных» южных городах. То есть образ «белого города» есть символическое изображение белого, цветущего сада, земного Рая. Неудовлетворенность реальной жизнью, суровым климатом, тяжелым трудом, порождающая мечты о блаженном мире тепла, легкости, света - «юге», не могла не отразиться в творчестве Вампилова, писателя-сибиряка: «В селе жили рыбалкой, охотой, немного сеяли, держали коров. Берега, левый и правый, были непролазной тайгой; студеные ангарские туманы пеленали этот остров, глухой и беспомощный; в грозу и метель здесь жить было страшно; самолет над селом пугал старух, был таинственным видением другого мира. В селе все куда-то собирались уезжать...» [3, с. 172]. Мечты северян о юге, как об экзотике, недосягаемой, неосязаемой, описывает и В. П. Астафьев в повести «Царь-Рыба»: «Здесь, отравленные волей, редколюдьем, самовластьем, все время ждут каких-то перемен, томятся сердцем по другой жизни, и всегда есть возможность капризно подразнить себя и других тем, что вот возьмет он, вольный человек, и махнет туда, на юг, к фруктам, к теплому морю; эта возможная, но чаще всего так в мечтах и изношенная, вторая благостная жизнь шибко поддерживает северных людей в их нелегкой текучей жизни, крепит их дух и стойкости им добавляет» [1, с. 230]. Характерно, что символическое изображение «юга» как цветущего сада (аллюзии на образ Эдема) появляется и в других очерках Вампилова. В очерке «Весна бывает всюду» воспоминания героинь о городе Майкопе, название которого дословно переводится как «долина яблок», и станции Ярославской символически выражены в образе цветущих садов: «В Ярославской скоро зацветет сад» [3, с. 117]; «Вспоминали далекий Майкоп, медицинское училище, весенние сады» [Там же, с. 118]; «В Ярославской у тебя сад вот-вот зацветет» [Там же, с. 118]. В очерке «Вечер» образ цветущего сада связан с селом Городжив Львовской области: «Вы говорите, дома цветут сады, а здесь климат тоже хороший, и тут, может, зацветет» [Там же, с. 199].
В пьесе «Старший сын» (1967) «южный» город Чернигов выражает концепт мечты, недостижимого идеала: «Чернигов. Десна. Каштаны.» [2, с. 118]. Сарафанов живет иллюзиями, воспоминаниями. Он собирается сбежать из реальной жизни в идеальный, существующий в его мечтах и воспоминаниях город Чернигов («из этого дома надо уходить»), подобно героям очерка «Белые го-
рода», которые «куда-то собирались уезжать» и астафьев-ским героям, мечтавшим о «второй благостной жизни» на юге.
Таким образом, в произведениях Вампилова образ «юга» из географических реалий преобразуется в некое полумифическое пространство, репрезентованное через топос «Белые города», символом которого становится цветущий сад. Понятие топос определяется Н. Е. Разумо-вой как «пространственный образ, отложившийся в сознании, а точнее в подсознании писателя из впечатлений реального мира и прямо или косвенно, порой с весьма значительной степенью абстрагирования, воплощающийся в произведениях в качестве архитектонической модели» [6, с. 5]. Симптоматично, что З. Хайнади трактует образ сада, многократно представленный в художественной литературе от времен Гомера до наших дней, как «ар-хетипический топос» идиллического Рая - «хранящийся в коллективном подсознании человечества мифологический извечный образ» [7, с. 7]. Но именно в авторской интерпретации данный архетип наделяется определенной смысловой нагрузкой. Так, в пьесе А. П. Чехова «Вишневый сад» топос сада осмыслен Хайдани и как символ «совершенного счастья, детства и невинности» [Там же, с. 7] и, одновременно, как символ грехопадения. Этот образ у Чехова вплетен в судьбу каждого героя пьесы. У Вампи-лова же при создании образов южных городов смыслооб-разующим, на наш взгляд, является эпитет «белый» (чистый, светлый, неземной). Следовательно, образы «белых городов» (садов) представлены у Вампилова как противопоставление реальности, как некий ирреальный мир, к которому его герои не причастны физически. Связывая свою жизнь с Сибирью (реальной, осязаемой), они обращаются к южным образам как к метафизической категории.
Однако метагеографический образ юга у Вампи-лова амбивалентен. Помимо восприятия юга как некого идеального «белого» мира (смысловая нагрузка положительная), в художественном мире Вампилова этот же образ может обладать и отрицательной коннотацией. Например, в очерке «Белые города» Вампилов явно иронизирует над упрощенным восприятием «не-сибиряком» образа Сибири как места перековки, закалки, становления, испытания в частности для «легкомысленного» и мягкотелого южанина. То есть образы юга и южанина здесь сопровождаются мотивами легкомысленности, бездумности, машинальности: «быть <...> легкомысленным, в белом городе шататься по улицам <...> бесцельно <...>» [3, с. 171]. В очерке «Дорога» (1963) на сибирских стройках появляется герой-«южанин». Приехавший из Чернигова Тищенко, старательный и, в общем, вполне положительный, оказывается абсолютно не приспособленным к условиям севера: «Парень он, может, хороший, <...> но здесь этого маловато» [Там же, с. 148].
В записных книжках Вампилов пишет про юг следующим образом: «Обыватель при упоминании крымских городов ухмыляется неприлично и мечтательно. В Ялте любой скромный доселе гражданин начинает говорить "мерси", "пардон" и развратничает. Пьет сухие вина, которых терпеть не может, старается увлечь на ночную прогулку каждую официантку» [4, с. 657]. Образ южного курортного города становится у Вампилова одним из символов пошлости, приземленности, мещанства: «Вы подумайте, как это пошло: "Утомленное солнце нежно с морем прощалось" [Там же, с. 645].
В пьесе «Утиная охота» (1968) «южный» город Сухуми упоминается в контексте мотива супружеской измены, разврата: Вера «совращает» Кушака, пока его супруга отдыхает в Сухуми: «Смотрите, выходит, что вы меня...мм...совратили» [2, с. 173]. Жена Кушака отдыхает «там одна» [Там же, с. 173], а сам он «хороший муж», «прямо - музейная редкость» [Там же, с. 173] - здесь Вам-пилов, в свойственной ему ироничной манере намекает, что они оба лишь играют в семейную верность. И жена Кушака в Сухуми не «одна» отдыхает, и сам Кушак отнюдь не «хороший муж». В «Утиной охоте» присутствует и образ Сибири, также, как и образ юга на мотивном уровне. Зилов стремится в мир природы именно сибирской. Такой вывод можно сделать из того, что в данной пьесе литературоведы видят реалии сибирского города Иркутска. Он собирается на охоту за город. Образ северной (сибирской) природы сопровождает мотив «пробуждения», возрождения Зилова. Его попытка «убежать» из города в мир сибирской природы не что иное, как нереализованный мотив возвращения. Ведь именно Сибирь природная, деревенская, традиционная у Вампилова есть символ истоков, начала жизни. Следовательно, образ «юга», курортного города противопоставлен в пьесе образу Сибири первозданной, сибирской природы. Южные, курортные города наделены коннотацией лжи, обмана, уходящей корнями в авторское восприятие юга как иллюзорного пространства, пространства ухода от реальности.
Пространственные образы художественного мира Вампилова всегда образуют оппозицию «Сибирь - не Сибирь». Следовательно, образ «юга» в его произведениях представлен не столько как самостоятельный метагеогра-фический образ, сколько как топос, с помощью которого высвечивается метагеографический образ Сибири, всегда репрезентующийся в творчестве Вампилова как символ полноты, реальности жизни.
Список литературы
1. Астафьев, В. П. Царь-рыба: Повествование в рассказах. СПб.: Издательская группа «Лениздат», 2014. - 512 с.
2. Вампилов, А. В. Утиная охота: Пьесы. Иркутск: Вост-Сиб. кн. изд-во, 1987. - 368 с.
3. Вампилов, А. В. Стечение обстоятельств: Рассказы и сцены, фельетоны, очерки и статьи. Иркутск: Вост-Сиб. кн. изд-во, 1988. - 448 с.
4. Вампилов, А. В. Избранное. М.: Согласие, 1999. -776 с.
5. Имихелова, С. С., Юрченко, О. О. Художественный мир Александра Вампилова. Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госуниверситета, 2001. - 106 с.
6. Разумова, Н. Е. Пространственная модель мира в творчестве А. П. Чехова: дисс... доктора филолог. наук: 10.01.01. Томск, 2001. - 435 с.
7. Хайнади З. Архетипический топос. // Литература. 2004. №29. -ПС. 7-13.
СИНТАКТИКО-СТИЛИСТИЧЕСКИЕ СРЕДСТВА ВОЗДЕЙСТВИЯ АНГЛОЯЗЫЧНОГО
РЕКЛАМНОГО ТЕКСТА
Фоминова Дарья Владимировна
Канд.фил наук, ст. преподаватель кафедры английского языка и перевода, г. Санкт-Петербург
Как пишет И.Р. Гальперин, в основе изучения синтаксической стилистики лежат особенности построения высказываний, которые имеют особенный эмоциональный окрас, заложенный синтаксическим построением предложения или целого абзаца [6, с. 191-192].
Ю.М. Скребнев, называет синтактико-стилистиче-ские приемы парадигматическим синтаксисом [4, с.77].
Применительно к РТ предлагается рассмотреть следующие синтактико-стилистические средства, которые задают экспрессивный тон рекламному сообщению: инверсия, повтор, антитеза, сравнение, рифма, перечисление, прямая и косвенная речь.
Специфика таких РТ состоит в том, что зачастую копирайтеры используют специальные синтаксические конструкции, чтобы привлечь внимание читателей, пробудить интерес к рекламируемому объекту. Одним из таких приемов служит инверсия, под которой понимается «нарушение обычного порядка следования членов предложения, в результате которого какой-нибудь элемент оказывается выделенным и получает специальные коннотации эмоциональности или экспрессивности» [2, а219]. Английскому языку, в отличие от русского, свойственно наличие фиксированного порядка слов в предложении. По справедливому замечанию Ю.М. Скребнева, это означает, что любая перестановка частей в английском предложении имеет оттенок важности и особой значимости, нежели
в русском языке [4, с.89]. Выделяют экспрессивно-стилистическую инверсию [5, с.62]. И.Р. Гальперин относит инверсию к разряду эмфатических конструкций, как синтаксическое экспрессивное средство. По мнению ученого, в современном английском языке инверсию не следует рассматривать как отклонение от языковой нормы, т.к. в ней заложен собственно потенциал языка [6, с.204].
Коммуникативной функцией инверсии является эмфатическое ударение. Предложения с эмфазой составляют 14 % в англоязычных рекламных текстах (АРТ), адресованных женской аудитории и 9 %, адресованных мужской аудитории. Нередко эмфатические предложения используются рекламистами при помощи вопросительных слов, которые вводят придаточное предикативное предложение:
Женские журналы: That's why Max Factor has fused their Mega Volumising Brush with their Ultimate Lengthening Formula for 100% lash glamour (Elle) - реклама косметики от Max Factor.
Мужские журналы: Here's what you need to up your skills (Men's Journal) - РТ компании Boker Gorm, рекламирующей набор кухонных ножей.
В РТ для мужчин можно встретить инверсию, которая стоит после слова now: Now is the time to add these USN supplements to your diet plan (Men's Health) - РТ компании USN, рекламирующей ампулы, содержащие протеин.
