Белорусская народная республика 1918 года: несостоявшаяся государственность Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Леонтий Владимирович Ланник

доктор исторических наук старший научный сотрудник Институт всеобщей истории РАН Россия, 119034, Москва, Ленинский проспект, 32-А E-mail: [email protected] ORCID: ID 0000-0003-4313-5557

Белорусская народная республика 1918 года: несостоявшаяся государственность

DOI: 10.31168/2782-473X.2023.2.06

Аннотация: В статье анализируются события и тенденции, определившие судьбу попыток образования белорусского государства в условиях финала Первой мировой войны. С помощью исследования германской оккупационной политики и процесса им-плементации Брест-Литовских мирных договоров демонстрируется, что негативные факторы, блокировавшие возникновение единой Белоруссии, были заложены задолго до начала советско-польской войны. Взаимодействие лидеров БНР с оккупационными властями определялось не только субъективными факторами, но и принципиальным отказом обнаружить Белоруссию на политической карте, что не находит должного отражения в современной историографии вопроса, особенно белорусской. Рассматривается роль соседних государств-лимитрофов и различных национальных сил в переделе постимперских пространств под диктовку Германской империи, в рамках создаваемой в 1918 г. Брестской системы международных отношений. РСФСР должна была получить в ее рамках место важнейшего контрагента, который стремился обеспечить себе максимальную зону влияния на основе взаимовыгодных сделок с военно-политическим руководством Кайзеррейха. Хотя проекты гегемонии Германии в Восточной Европе оказались сорваны поражением Центральных держав, период Первой германской оккупации и раздела белорусских территорий между Советской Россией и ее западными соседями стал геополитической основой судьбы народов Белоруссии на протяжении всего межвоенного периода.

Ключевые слова: Брест-Литовские мирные договоры; Брестская система международных отношений, БНР, Германская империя, РСФСР, Украинская держава, постимперские пространства, Первая германская оккупация

Историография первого опыта белорусской государственности, проходящая период бурного становления, отличается заметной виктимностью, описывая положение Белоруссии и ее народа в эпоху

мировых войн. При бесспорной трагичности их судьбы следует отметить, что аналогичную тональность можно проследить в политических мифах и историографии любых новых государственных образований на постимперских пространствах — не только Восточной Европы и не только периода 1914-1945 гг. В этом отношении типичность подобного подхода к выработке национальной версии истории едва ли в полной мере осознана специалистами, занятыми «открытием» БНР и ее места в событиях, развернувшихся на исходе Великой войны, а также последующего комплекса конфликтов1. Оценка истинной исторической роли и реального вклада конкретных акторов (в данном случае — правительства БНР), выдвигаемых на первый план, подменяется объемом публикуемых документов2, оставляемых без должного анализа. Заявленная самоценность их официального статуса позволяет рассуждать о нюансах государственной и даже международной политики. Последовательного отказа от такого эмоционального подхода, предрешающего результаты задолго до аргументации, ожидать также не приходится. Косвенную поддержку этому по-своему естественному, но далеко не всегда аналитическому пониманию событий вокруг важнейшего этапа становления национального государства оказывают в том числе российские и польские авторы3.

Таким образом, в рассмотрение причин и закономерностей недееспособности и неудачи Белорусской народной республики как политического проекта вносятся элементы обслуживания текущей конъюнктуры, нынешней версии исторической памяти, отвечающей задачам, отнесенным на столетие назад. Из них привносятся либо усиливаются до желаемого уровня специфические гуманитарные категории виновности, справедливости, ответственности, компенсации и т. д. Это сводит рассмотрение сложной и подчас драматичной истории БНР к сохраняющимся по сей день и плохо замаскированным

1 См. одно из лучших исследований с подобным посылом: Чернякевич А.Н. БНР. Триумф побежденных (история создания Белорусской народной республики). Минск, 2018.

2 См. проект, которому пытаются придать необходимые масштабы и по сей день, планируя выпуск все новых томов: Архiвы Беларускай Народнай Рэспублш: у 2-х кн. / уклад. С. Шупа. Вшьня; Нью-Ёрк; Менск; Прага, 1998.

3 См., например: Michaluk D. В1а1огшка ИериЬНка Ludowa 1918—1920. и podstaw ЫаЪгшЫд panstwowosci. Тогип, 2010; Короткова Д. А. Белорусские земли в советско-польских отношениях. Разменная карта в противостоянии двух держав. 1918-1921 гг. М., 2019.

взаимным территориальным, материальным или иным претензиям, что резко снижает шансы на историзацию событий 1918 г., хотя необходимая для этого дистанция уже пройдена. Аргументами в таком ведении дискуссии становятся статистические данные, политические декларации и воззвания, ссылки на «назначенные» таковыми исторические прецеденты, сравнения и претензии на преемственность идентичности самого разного уровня корректности.

Методологической альтернативой такому политологическому, а не историческому рассмотрению истории БНР может стать системный анализ условий формирования и апробации этого проекта в 19171921 гг., в первую очередь на этапе его становления, продолжавшемся вплоть до отказа от Брестского мирного договора всех государств-подписантов и начала зимней кампании Красной армии на Западе в конце ноября 1918 г. В силу того, что в политической мифологии СССР Брест и процесс его имплементации в том или ином регионе не должен был выходить за рамки ленинской фразы о «передышке», а все последующие коллизии Первой германской оккупации4 сводились к заголовкам публикаций о «борьбе за...» и «крахе...», богатейшее советское источни-ковое наследие в рамках данной статьи учитывается, однако ввиду его очевидных особенностей играет лишь вспомогательную роль.

История попыток становления белорусской государственности в советской (но не обязательно большевистской) форме в декабре 1917 — феврале 1918 г. описана достаточно подробно, по меньшей мере в двух основных версиях — (пост)советской и белорусско-национали-стической5, с рядом переходных вариантов между ними. Не вдаваясь в политизированные дискуссии о претензиях того или иного органа власти или общественной организации на выражение «истинной воли народа Белоруссии», следует отметить принципиальную неопределенность и непоследовательность многих белорусских политических активистов в отношении к большевистскому правительству вплоть

4 О ситуации на оккупированных Германией белорусских территориях (но, к сожалению, только в период до «Фаустшлага») подробнее см.: Волкава В.В. Эканамчная паштыка нямецюх акупацыйных улад у Беларуа у гады Першай сусветнай вайны (1915 — люты 1918 г.): дис. ... канд. пет. наук. Мшск, 2018.

5 Последняя почти неизвестна российским историкам, не считая узкого круга специалистов, а тем более широкой публике. Один из немногих образцов этой традиции, доступный на русском языке: Грицкевич А. П. Западный фронт РСФСР. 19181920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск, 2010.

до начала кампании 1918 г. на Востоке. Операция «Фаустшлаг» с молниеносной быстротой изменила расстановку сил, в том числе в зоне действий бывшего Западного фронта распавшейся русской армии. Для прояснения позиции создателей будущей БНР по отношению к властям в Петрограде не хватило времени. Главным катализатором этого процесса — так же как и на Украине — должен был стать вооруженный конфликт, однако его белорусских носителей не было: генерал К. А. Кондратович в конце 1917 г. не успел стать «белорусским Скоропадским». Кроме того, в Белоруссии война вспыхнула почти на месяц позже, чем на юге, то есть в конце января 1918 г.6

Структура данного конфликта оставляла лидерам белорусского национального движения лишь место сторонних наблюдателей, ведь боевые действия против красногвардейских отрядов здесь вели не местные «национальные силы» (вполне социалистической ориентации), а быстро подвергшийся разложению и не завершивший переформирование 1-й Польский корпус генерала И. Р. Довбор-Мус-ницкого. Достаточно быстро — и чрезвычайно показательно своей зеркальной симметрией — последовал этап вынужденного союза с одной из сторон Восточного фронта. Потерпев поражение, Довбор-Мус-ницкий перевел своих подчиненных под покровительство Центральных держав. Тогда же на Волыни генерал Ю. Халлер бежал в зону влияния Советской России, в это время теснившей остатки гайдамацких кошей к линии соприкосновения с австро-германскими войсками. Таким образом, на фоне очевидного раскола и перераспределения польских вооруженных сил белорусские активисты никак не могли повлиять на складывающийся в регионе баланс. Показательно и принципиально важно, что представителей Белоруссии не было за столом переговоров в Бресте, а вопрос о белорусском государственном образовании там не оформился. Попытку исправить это белорусские активисты предприняли еще 19-24 января 1918 г., избрав на Всебелорус-ском съезде особую мирную делегацию во главе с А. И. Цвикевичем, однако участия в событиях это никак не гарантировало. Последние попытки делегаты от Белоруссии предпринимали 2 марта, уже в совершенно иной — особенно для их родины — обстановке7.

6 Здесь и далее все даты — по григорианскому календарю.

7 Немногочисленные документы (резолюция, наказ и обращение к председателю общероссийской делегации от 2 марта 1918 г.) сохранились: Архив внешней политики Российской Федерации (АВП РФ). Ф. 413. Оп. 1. Д. 104.

Следует отметить, что детали германского наступления на белорусских территориях, продолжавшегося с 18 февраля по 6-8 марта 1918 г. (не считая Гомельщины), в данном случае значения не имеют — достаточно лишь указаний на крайне слабое сопротивление полностью развалившегося Западного фронта, содействие взятию Минска и ряда других важных пунктов польских отрядов, в том числе образованных местными помещиками, и на слабую изученность данной составляющей операции «Фаустшлаг»8. Неопределенность в том, где именно пройдет — на пока что неизвестный срок — граница между двумя мирами, сохранялась по меньшей мере до ратификации Брест-Литовского мира в Берлине и Москве в середине марта. Затем последовало оформление демаркационной линии (и нейтральной полосы вдоль нее) в рамках серии местных перемирий с образованием совместных комиссий для решения спорных вопросов, что потребовало еще около двух месяцев. Инцидентов с обеих сторон это не исключало, и взаимная настороженность никогда не снижалась до уровня уверенности в прочном мире. Любые перемещения германских войск связывались с очередным (а они были почти беспрерывными) кризисом в советско-германских отношениях и ожиданием скорого похода кайзеровских войск на Москву. Таковой действительно не раз планировался, особенно в августе — начале сентября 1918 г., однако никогда, за пределами риторики, не выходил на стадию концентрации крупных ударных группировок. В распоряжении Главнокомандования на Востоке (Обер Оста), которым реально руководил М. Гофман, для этого попросту не было сил, несмотря на заверения в обратном,

8 В германской историографии нет ни одной специальной крупной военно-исторической работы ни по захвату Белоруссии, ни по военным аспектам ее оккупации, и уже едва ли будут. Российская и белорусская историографии, в том числе постсоветского периода, нередко воспроизводят не только стилистику, но и серьезные фактические ошибки советских историков. Например, вслед за работами 1950-1980-х гг., что 18 февраля 1918 г. двинулись в наступление и германские, и австро-венгерские войска (что совершенно не верно), приводя произвольные данные их численности, ошибаясь в названии соединений и званиях германских офицеров, некритически подходя к цитированию газетных публикаций и пр. См., например: Фрайман А. Л. Революционная защита Петрограда в феврале — марте 1918 г. М.; Л., 1964; Петров В.И. Непокорившиеся кайзеровскому нашествию. М., 1988; Резник А. Н. К вопросу о статусе власти БНР в период германской оккупации (1918 г.) // Беларусь 1 Гермашя. Мат-лы м1жн. канф. Мшск, 2005. С. 184-192; Шубин А. В. 1918 год. Революция, кровью омытая. М., 2019.

даже учитывая объективную неспособность войск Западной завесы РККА сдержать германское наступление.

С другой стороны, хватало и провокаций, нацеленных на эскалацию напряженности в советско-германских отношениях (например, со стороны левых эсеров в Орше9), и бурных реакций на деятельность повстанцев, получавших поддержку Советской России вне зависимости от их подлинной политической ориентации. Вопреки героизируемой впоследствии работе партийного подполья, за период Первой германской оккупации центральной и восточной Белоруссии ни разу не было создано существенной угрозы контролю территорий, занятых кайзеровскими войсками за пару недель «Фаустшлага». Это, разумеется, не отменяет определенной тенденции к выравниванию сил между Советской Россией и Германией, вызванной динамикой военных усилий Кайзеррейха на других фронтах Великой войны. Можно прогнозировать куда более заметный эффект, не будь Западная завеса резко ослаблена перебросками войск в Поволжье и на фронт против донского атамана Краснова в августе — сентябре 1918 г. Крупное маневрирование резервами из состава Западной завесы сыграло огромную роль в успешном преодолении самого острого военного кризиса РСФСР и стало возможным благодаря данным германской стороной гарантиям соблюдения статус-кво, который установился в марте — мае 1918 г. Это является еще одним аргументом в пользу системности в действиях Москвы и Берлина, направленных на взаимовыгодное использование Брестского мира в кратко- и даже среднесрочной перспективе. На фоне этих направлений в германской политике на Востоке (Ostpolitik), при всей ее противоречивости, а также в курсе, проводимом Чичериным и Иоффе в советско-германских отношениях в течение почти семи месяцев10, и следует расценивать реальные перспективы белорусского государственного проекта.

9 Леонтьев Я. В. 6 июля: региональный аспект // Гражданская война в России. События, мнения, оценки. М., 2002. С. 362-388.

10 Относительно германской политики на Востоке до сих пор (более 50 лет) фактически не имеет альтернатив работа В. Баумгарта. Отечественная историография советско-германских отношений 1918 г. вне политической конъюнктуры к настоящему моменту находится в решающей стадии становления. См.: Baumgart W. Deutsche Ostpolitik 1918: von Brest-Litowsk bis zum Ende des Ersten Weltkrieges. Wien; München, 1966 (Mainz, 2010).

Тем временем истинным хозяином территории предполагаемой БНР в зоне германской оккупации с конца марта 1918 г. стал бывший глава германской Ставки Э. фон Фалькенгайн, переведенный сюда после бесславной кампании 1917-1918 гг. в османской армии11. Он сменил генерала Г. фон Эйхгорна, который отправился в Киев и вскоре заплатил жизнью за оккупационную политику на Украине, координируемую главным образом начальником его штаба В. Грёне-ром. Новый командующий 10-й армии воспринимал свое назначение на едва ли не тыловую и скорее административную должность в разгар решающей кампании на Западном фронте как унизительную ссылку и очередной акт мести со стороны своего старого соперника и преемника Э. Людендорфа. Добавляла раздражения и подчиненность 10-й армии Обер Осту, реальным руководителем которого, как уже говорилось, был генерал-майор М. Гофман, прославившийся в Бресте и, так же как и Людендорф, крайне невзлюбивший Фалькен-гайна со времен его главенства в Ставке12. Это заставило командующего 10-й армией быть предельно педантичным в выполнении своих прямых обязанностей, то есть в эффективном выкачивании всех возможных ресурсов из вверенной ему территории — еще одного удара его карьера бы не пережила.

Именно этот фактор личной неприязни побудил Фалькенгайна перебраться из Вильны (подальше от неусыпного ока располагавшегося в Ковно Обер Оста) в Минск, где штаб 10-й армии — к надежде, а затем и к тревоге лидеров БНР — разместился с июня 1918 г.

11 Существуют лишь две его биографии, ни одна из которых (особенно более современная), к сожалению, не уделяет должного внимания почти годичной деятельности Фалькенгайна на оккупированных просторах бывшей Российской империи. См.: Zwehl H.v. Erich v. Falkenhayn, General der Infanterie: eine biographische Studie. Berlin, 1926; Afflerbach H. Falkenhayn: politisches Denken und Handeln im Kaiserreich. München, 1994.

12 Его дневники и другие работы (лишь недавно изданные, наконец, на русском языке) в историографии, в том числе германской, зачастую воспринимаются недостаточно критически, хотя факт цензурирования изданных им «дневников» очевиден не только по содержанию этих публиковавшихся посмертно материалов, но и при экспертизе архивного фонда М. Гофмана. Крупной биографии этого выдающегося военно-политического деятеля в мировой историографии не существует, вопрос о судьбе аутентичности его письменного наследия имеет характер едва ли не детектива. См.: Гофман М. Главный противник — Россия / пер. с нем. В. Телицына. М., 2015; Bundesarchiv-Militärarchiv (BA-MA). N37; Wollschläger T. General Max Hoffmann. Frontbeobachter, Frontführer und Frontbefürworter im Osten. Norderstedt, 2013.

В отличие от довольно гибкого в использовании национальной карты Гофмана, Фалькенгайн был более ригидным и традиционным в своем облике истого прусского офицера-юнкера. Ни на какие рискованные сделки и вообще на политические заигрывания с его стороны местным национальным активистам рассчитывать не приходилось. Фалькенгайну удалось наладить работу своего штаба во главе с также недавно «сосланным» в Белоруссию подполковником М. фон Штап-фом настолько, что они не выпустили управление армией из рук даже во время революционного разложения и эвакуации германских войск в ноябре 1918 — январе 1919 г. Ни малейших шансов на уступки белорусскому национальному проекту со стороны оккупационной администрации — несмотря на роднившее их неприятие большевизма — не оставалось хотя бы потому, что для этого Белоруссию для германских акторов еще только предстояло «открыть». Как известно, этот процесс стартовал в ходе формирования к 1916 г. «земли Обер Ост» и продвигался — за рамками дискуссий узкого круга интеллектуалов в погонах — крайне медленно13.

Поначалу, до явного завершения в середине мая 1918 г. германского наступления на Восточном фронте, ведшегося как продолжение операции «Фаустшлаг», надежды и активность лидеров БНР были довольно масштабными. Их бурный энтузиазм был связан не только с декларацией 25 марта 1918 г., но и с уставными грамотами, которым они, очевидно, прочили международную значимость наравне с универсалами Центральной рады. Наряду с временными польскими союзниками кайзеровских войск (вновь окрепший корпус Довбор-Мусницкого), всерьез рассчитывавшими на прочное оформление своей зоны влияния в отведенных им пяти уездах Минской и Могилевской губерний, а также Тарибы, добившейся громкого политического успеха в разгар брестских торгов (декларации декабря 1917 г. и февраля 1918 г. и последующее признание независимости Литвы Германской империей)14, белорусские лидеры были уверены

13 Подробнее см.: Баринов И. И. «Земля будущего» и «неосвоенная целина»: Белоруссия на немецкой ментальной карте, 1914-1944 // Civitas et Lex. 2018. № 1. С. 47-62. См. также ряд статей автора по отдельным сюжетам развития германской белоруси-стики в эпоху мировых войн.

14 Современная литовская историография придает этому определяющее значение, подчеркивая, не стесняясь в аргументации, этапы становления Литвы как независимого и от Германии, и от Польши, и от России государства. См., например:

в неизбежности появления нового лимитрофа на обломках Российской империи под покровительством Центральных держав. Потенциальная территория для него была захвачена немцами к концу марта15.

Не вполне осознавая перспективы местных активистов, местные германские инстанции пока что прислушивались к ним, причем это касалось не только штаба оккупировавшей Белоруссию 10-й армии в Минске или Обер Оста в Ковно, но и в других центрах западных окраин бывшей империи, занятых кайзеровскими войсками, в том числе в Киеве. Туда уже в апреле 1918 г. отправилась первая дипломатическая миссия БНР. Интерес для германской администрации представляли не только шансы на оформление еще одного государства-сателлита и тем самым своего рода легитимация явно «внебрестской» зоны оккупации, но и возможность использования белорусской карты сразу против нескольких региональных сил, потенциально нелояльных немцам, у которых они совсем недавно просили помощи и благодарили за «освобождение», а именно литовской Тарибы, польского Регентского совета и украинской Центральной рады.

В свою очередь, лидеры БНР были готовы к формированию сообщества по интересам и с киевским, и с виленским правительствами, подчеркивая общность задач по постепенному расширению своих полномочий на занятой германскими войсками территории. Прикрытием для потенциальных федеративных проектов становились исторические реминисценции на Великое княжество Литовское, оформленные в том числе при участии киевского профессора М. В. Довнар-Запольского. Понимания у партнеров, обладавших совершенно иными представлениями о прошлом «едином отечестве», относившемся к эпохе еще до Люблинской унии 1569 г., это не находило. Для демонстрации своей субъектности лидеры Белорусской рады задействовали стандартные приемы всех формирующихся

Литва — Россия. 1917-1920 гг.: Сб. док-тов / сост. Ч. Лауринавичюс, А. Шубин и др. Вильнюс, 2020.

15 Достаточно произвольные ее восточные границы включали Полоцк, но почему-то не губернский Витебск, рассекали пополам железнодорожный узел Орша, а также, по Днепру, Могилев, далее смещаясь на Стародубщину для создания надежного прикрытия для узла в Гомеле и веток в Бахмач и Новгород-Северский, что создавало дополнительный очаг территориальных споров между Киевом и Москвой. Подробнее см.: Ланник Л.В. Германская интервенция 1918 г. на западных окраинах России (на примере Брянщины) // Россия и современный мир. 2020. № 3. С. 23-37.

лимитрофов (например, Горской республики). Это означало, что они подготовили и впоследствии опубликовали карты наиболее желаемой территории БНР, рекламировали национальную символику и институт особого гражданства, открывали дипломатические представительства на уровне консульств или хотя бы номинальных миссий, создававшихся под предлогом крайне необходимой заботы о мигрантах и беженцах белорусского происхождения. С особенным рвением деятели Белорусской рады приступили к оформлению своего внешнеполитического признания, причем еще более широкие масштабы эта работа приобрела уже постфактум, в 1919-1920 гг.

Тяжелыми ударами по умозрительным расчетам белорусских активистов стал не только государственный переворот на Украине в конце апреля 1918 г., который повсеместно — и крайне неверно — был расценен как исключительно германская акция16, но и последовавшие в апреле — мае 1918 г. силовые акции по разоружению остатков польских корпусов в украинских и белорусских губерниях. Оккупантам не доставила существенных проблем ликвидация мнимого кондоминиума на бывших западных окраинах Российской империи, положившая конец рассуждениям о восстановлении Речи Посполитой на основе химерического альянса местной полонизированной шляхты, борцов за независимость Польши из Польской военной организации (РОШ17) и германской армии18. Непримиримым (в отличие от Довбор-Мусницкого) борцам с германской гегемонией пришлось либо бежать на Украину и дальше на Кубань, либо

16 Подробнее см.: Ланник Л. В. Германский фактор в государственном перевороте на Украине (апрель 1918 г.) // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2020. T. 11. Выпуск 3 (89). URL: https://history.jes.su/s207987840009171-7-1/ (дата обращения: 27.01.2023); Машкевич С.В. "Wir werden Ordnung schaffen!" Начало немецкой оккупации Украины, февраль — апрель 1918 г. (по материалам немецких архивов) // Русский сборник. Т. 28. М., 2020. С. 240-284.

17 Polska organizacja wojskowa — польская нелегальная организация, созданная в 1914 г. по инициативе Юзефа Пилсудского для борьбы с российскими властями в Царстве Польском. В 1918 г. участвовала в разоружении германской армии. — Прим. ред.

18 Есть богатейшая польская историография проблемы, героизирующая, казалось бы, совершенно бесславные и трагические страницы польских усилий по созданию армии будущего независимого государства. См., например: Olstowski P., Walas M. Rola militarna i polityczna Polskiej Organizacji Wojskowej w odzyskaniu niepodleglosci. Próba bilansu // Przeglad Historyczno-Wojskowy. XIX (LXX). No. 1-2. Warszawa, 2018. S. 159-191.

повторить маневр генерала Халлера, чтобы уже на советской территории ожидать возможности присоединиться к проантантовским силам или эвакуироваться на Западный фронт. Еще до этого всех надеявшихся на уважение оккупантов к прежнему содействию в ходе «Фаустшлага» должна была бы насторожить судьба эстонской независимости и эстонской армии19. Однако это событие не было поставлено в надрегиональный контекст Первой германской оккупации и, соответственно, в рамки механизмов оформления Брестской системы международных отношений ни современниками, ни последующей историографией.

Хотя обстановка в Белоруссии расценивалась — особенно по сравнению с Украиной — как сравнительно спокойная, местное население пристально фиксировало ослабление группировки германских войск и случаи явного разложения и подрыва дисциплины. Жесткая оккупационная политика и все более ощутимые проявления товарного и продовольственного дефицита вызывали естественное недовольство. На фоне взрывоопасной социальной обстановки, вызванной нарастающими миграционными потоками и бурной спекуляцией, вопрос о прочности германского контроля над такими второстепенными с немецкой точки зрения территориями, как земли «между Лифляндией, Литвой и Украиной», вставал особенно остро. Безотносительно партийной истории и героизации деятельности большевиков, в том числе по революционному разложению оккупационных войск20, следует иметь в виду успешное укрепление подполья во главе с В. Г. Кнориным21, особенно ярко проявившего себя с августа в Полесье и Минске.

Следует подчеркнуть, что динамика сил германского Восточного фронта в ходе кампании 1918 г. представляет особую исследовательскую проблему. Здесь особенно ощутима нехватка необходимой

19 Подробнее см.: Ланник Л. В. Весенний дивертисмент: к истории германо-эстонского альянса в 1918 г. // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2020. Вып. 1 (17). С. 25-41.

20 Тема изучена крайне слабо. Почти безальтернативной, хотя и тенденциозной публикацией источников остается: Militarismus gegen Sowjetmacht 1917 bis 1919. Das Fiasko der ersten antisowjetischen Aggression des deutschen Militarismus. Berlin, 1967.

21 К сожалению, сохранившиеся мемуары расстрелянного в 1938 г. Кнорина охватывают период лишь до весны 1918 г.: Кнорин В. Г. 1917 год в Белоруссии и на Западном фронте. Минск, 1925.

статистики22, однако даже неполные данные, имеющиеся в распоряжении историков, демонстрируют, что оккупировавшие Белоруссию и без того не первосортные Ландверный23 и 3-й резервный корпуса, а также ряд отдельных дивизий, бригад и полков в лучшем случае могли номинально контролировать обширную территорию площадью не менее 80 тыс. кв. км. Следует также учитывать, что сюда были включены вверенные 10-й армии территории между Западной Двиной, Днепром и границами зоны ответственности 41-го и 22-го резервного корпусов группы армий Эйхгорна на Украине, за вычетом Полесья и частей Минской и соседних губерний, оставшихся под контролем Обер Оста. В последнем случае речь шла о военном губернаторстве «Литва», включавшем в себя Гродно и Белосток, то есть регионы, которые БНР рассматривала как белорусские. В это же время 10-я армия, с которой пытались иметь дело белорусские активисты, не контролировала большую часть территории, на которую они претендовали.

Со временем личный состав кайзеровских войск на Востоке ослаблялся качественно и количественно, однако особенно драматические масштабы это приобрело в сентябре — октябре 1918 г. именно в 10-й армии, так что доля даже не ландвера, а еще менее боеспособных ополченцев из ландштурма постепенно приближалась в ее составе к половине. Численность ее с максимума в 350,7 тыс. человек (в январе 1918 г.) сократилась к 31 июля 1918 г. вдвое — до 184,7 тыс. человек24. Далее точных данных нет, однако осенью 1918 г. из 10-й ар-

22 Подробнее см.: Ланник Л.В. «Украинский фактор» в кампании 1918 г. на Западном фронте: цена и последствия интервенции для Центральных держав // Русский сборник. Т. 28. С. 486-512.

23 Героизированная версия его истории (в отличие от прочих крупных соединений германской армии), в том числе в период оккупации им Белоруссии, сохранилась, см.: Heye W. Die Geschichte des Landwehrkorps im Weltkrieg 1914-1918: 2 Bde. Breslau, 1935-1937. Bd. 2. S. 409ff.

24 Более поздних точных данных в «Санитарном отчете» не содержится, а фонды высших германских соединений, в том числе 10-й армии за 1918 г., практически не сохранились. Однако следует полагать, что к началу Ноябрьской революции силы 10-й армии сократились еще не менее чем на 40 %, составляя к середине ноября максимум 110-120 тыс. человек, включая разнообразные тыловые учреждения, комендатуры и небоевые части. Подробнее см.: Sanitätsbericht über das deutsche Heer: 3 Bde. Berlin, 1934-1938. Bd. 3. Tafel 11. Боевое расписание 10-й армии, дающее представление о ее структуре, но не о реальной боеспособности и численности, см.: Описание послевоенных боев германских войск и фрайкоров. Вывод войск с Востока / пер. и комм. Л. В. Ланника. М., 2014. С. 229-233.

мии были переброшены на другие фронты основные силы сразу трех из пяти ее сравнительно целостных дивизий (3, 4 и 85-й ландверных), так что от соединений Ландверного корпуса остались лишь штабные структуры, а 3-й резервный корпус уже в ноябре пришлось реорганизовать в Смешанный резервный — столь пестрым и непостоянным был его состав.

В такой обстановке последовавшее с конца сентября 1918 г. сокращение зоны оккупации было одной из необходимых полумер для сохранения хрупкой видимости германского доминирования. Во многом она продержалась в Белоруссии вплоть до зимней кампании 1918/1919 г. именно благодаря военной беспомощности БНР, отсутствию даже начатков ее военной организации, способных, подобно POW, представлять потенциальную угрозу тающим комендатурам и малочисленным патрулям оккупантов.

Формальным, но весьма показательным «приговором» для Белоруссии по итогам германской гегемонии в Восточной Европе образца 1918 г. было то, что в архиве Внешнеполитического ведомства (Politisches Archiv des Auswärtigen Amtes, PA AA) так и не завели специальную папку в общем потоке дел о Российской империи и ее различных регионах, которая получила бы название «Белоруссия». Даже на таком уровне отдельным объектом, а тем более субъектом этот регион и государственный проект на его базе не желало признавать ни политическое руководство в Берлине, ни военное — в Ставке в бельгийском Спа. Поступающие из региона и от активистов БНР меморандумы, запросы и обращения за помощью, в том числе с «благодарностью за освобождение», собирались и доводились до сведения основных действующих лиц германской Ostpolitik, однако без сколько-нибудь практических последствий25. Офицер германского разведывательного ведомства во главе с В. Николаи26, один из фи-

25 Их обнаружение — достаточно трудоемкий процесс, поскольку военные архивы были почти полностью уничтожены в конце Второй мировой войны, а в дипломатических отдельных папок «Белоруссия» за 1918-1919 гг. нет, так что различные обращения и сводки по белорусским вопросам рассеяны по делам с названиями «Россия. Общие вопросы» и «Украина», реже — под другими рубриками. Сверку с ранее опубликованными источниками затрудняет перекомплектование фондов и частое отсутствие в делах пагинации. См., например: РА АА. Иг 201/10100/32-33; 10101/3-6, 3536, 88-100.

26 Целостное издание его дневников и некоторых документов периода Великой войны, хранящихся до сих пор в российских архивах, последовало лишь

лиалов которого находился в Минске, рассматривал белорусских активистов как один из источников информации для регулярно предоставляемых в Обер Ост, Верховное Главнокомандование (ОХЛ) и внешнеполитическое ведомство (АА) сводок по обстановке и на оккупированной территории, и в РСФСР27. Этим воздействие лидеров БНР на решения и политику германских инстанций, по-видимому, и исчерпывалось. На непринципиальные для оккупантов уступки (в частности, в культурной и церковной сферах) штаб 10-й армии и вверенные ему инстанции были готовы пойти, что не раз доказывали конкретными распоряжениями, однако надежды на то, что это положит начало утверждению политико-административных полномочий хотя бы автономной Белорусии, были тщетными.

Разумеется, дело было вовсе не в игнорировании самой идеи образования еще одного буферного государства прямо по центру советско-германского фронта. Напротив, она вполне учитывалась, причем зеркально — и Москвой, и Берлином. Совершенная «нелегитимность» оккупации Германией огромных пространств к востоку от брестских границ требовала пусть и запоздалого, но юридического оформления, где были бы оговорены сроки и условия продолжения оккупации, ее преобразование в германский протекторат над квазигосударством или взаимовыгодный пересмотр границ зон влияния между РСФСР, Германской империей и сателлитами обеих сторон. Опробованный на конференции в Брест-Литовске инструментарий вокруг лозунга о праве наций на самоопределение в удобный момент и с помощью подобранных акторов мог быть в любой момент пущен в ход. Обе стороны к концу марта 1918 г. имели подходящие политические проекты, чтобы при необходимости поставить «белорусский вопрос» либо по меньшей мере тут же ответить на подобный ход контрагента зеркальным «правительством» или «волеизъявлением».

История большевистских (или впоследствии представленных как изначально обладавших таким характером) белорусских проектов хорошо освещена в советской и российской историографии, в том

недавно: Geheimdienst und Propaganda im Ersten Weltkrieg. Die Aufzeichnungen von Oberst Walter Nicolai 1914 bis 1918 / hrsg. von M. Epkenhans, G. P. Groß, M. Pöhlmann, C. Stachelbeck. Berlin, 2019.

27 Часть этой информации впоследствии оказалась и в российских архивах, см., например: АВП РФ. Ф. 04. Оп. 13. П. 72. Д. 1024.

числе в новейших исследованиях28. С оценками всех вариантов Советской Белоруссии как буфера приходится только согласиться, добавив при этом, что основа такому ее статусу была заложена не перипетиями последующей советско-польской войны 1919-1921 гг., а именно базовыми чертами Брест-Литовской мирной конференции и особенностями последующей имплементации (включая откровенное нарушение и частичную ревизию) мирных договоров от 9 февраля и 3 марта 1918 г. В свою очередь, история германской политики в отношении белорусской государственности, в первую очередь БНР, до сих пор изучена крайне поверхностно. Современные попытки создать искусственно обогащенную версию развития двусторонних отношений, порой вызванные чисто конъюнктурными причинами, не выдерживают академической критики29. Неоднократные визиты различных белорусских активистов в высшие германские штабы и комендатуры, попытки ведения агитации, заявления, призванные аннулировать любые притязания РСФСР на территории, оккупированные кайзеровскими войсками за пределами брестских границ, выслушивались с интересом, но никакой зримой поддержки или готовности формального признания даже де-факто — как, например, с Грузией, Арменией и Азербайджаном — не было.

Наиболее ярким проявлением положения белорусских земель в рамках Брестской системы стали затяжные советско-германские торги вокруг условий и темпов вывода войск одной стороны и ввода вооруженных сил другой. При балансировке сложной сделки между Кайзеррейхом и РСФСР в июле — августе 1918 г. поднимался очень широкий круг региональных проблем, вызванных неактуальностью положений Брестского мира уже к моменту его ратификации в Берлине и Москве, то есть еще в конце марта. Ряд белорусских территорий становился предметом важнейших для судьбы Брестской системы (и особенно для стабилизации германской гегемонии в Восточной Европе) советско-украинских мирных переговоров, проходивших

28 См.: Короткова Д. А. Белорусские земли в советско-польских отношениях. К сожалению, автор даже применительно к 1918 г. рассматривает почти исключительно советско-польское противостояние, но не германский фактор в судьбах Белоруссии, сказывавшийся на всех странах Восточной Европы не только до Компьенского перемирия и даже не до Версальского мира.

29 Dornfeldt M, Seewald E. Die Beziehungen zwischen Deutschland und Belarus 1916 bis 1925. Kaunas, 2019.

в Киеве в июне — октябре 1918 г.30 Белоруссия в данном контексте превратилась в самую приемлемую для Германии и Советской России разменную монету и одновременно пробный шар в частичном пересмотре границ сфер влияния. Территории Витебской, Моги-левской и частично Минской губерний были разделены на пять зон, которые германские войска должны были оставлять с конца сентября 1918 г. (и до весны 1919 г., согласно первым заявлениям об этом Э. Людендорфа) по мере поступления пяти траншей золотом и валютой из Москвы31.

Известия о Добавочном договоре от 27 августа 1918 г., о новой советско-германской сделке, в том числе за счет белорусских территорий, пришли значительно раньше, чем местные жители столкнулись с бесспорными признаками будущей смены власти — беспощадными реквизициями и вывозом любых ценностей, вплоть до телефонных аппаратов и мебели, на запад. Однако бытовые трагедии интересовали в первую очередь затронутое ими население, а также встревоженных минимизацией выгоды от новой сделки большевиков. Проблема вывоза имущества и отгона подвижного состава с оставляемых германскими войсками территорий занимала изрядное место в переписке НКИД и советского полпреда в Берлине А. А. Иоффе, а также в широком спектре вопросов последних недель отношений между Кайзеррейхом и РСФСР32. Германская сторона демонстрировала готовность ко все большим уступкам, включая ускоренное оставление намеченных для эвакуации зон и сдерживаясь в своих инициативах

30 Советская и российская историография пока что уделяют этим переговорам недостаточно внимания либо концентрируются на их широком контексте, но не на сути межгосударственных торгов между Киевом и Москвой, что, в свою очередь, чрезвычайно интересует украинскую историографию, игнорирующую любой контекст кроме того, который необходим для видимости прецедента вполне равноправного (и безрезультатного) диалога Украины и России. Подробнее см.: Лупандт О. I. Украньско-росшсю мирш переговори 1918 р. Кшв, 1994.

31 Документы о советско-германских переговорах в Вильне о порядке и сроках вывода оккупационных войск в советских подборках публиковались лишь частично, хотя немало их сохранилось и в российских, и в белорусских архивах. См., например: АВП РФ. Ф. 04. Оп. 13. П. 71. Д. 1012. Л. 14-20. Краткое описание деталей проведенного сокращения зоны германской оккупации в Белоруссии см.: Ланник Л. В. После Российской империи. СПб., 2020. С. 213-220.

32 См.: АВП РФ. Ф. 82. Оп. 1. П. 8. Д. 37; П. 9. Д. 38. Специальной рубрики или дела, посвященного работе Виленской, Оршанской и других советско-германских комиссий по проблеме вывода оккупационных войск, в АВП РФ, по-видимому, нет.

только нежеланием окончательно демотивировать большевиков к очередному, третьему траншу. Хотя он и не состоялся в намеченный срок (30 октября 1918 г.), надежду на его поступление из Москвы поддерживали вплоть до неожиданного для НКИД разрыва советско-германских отношений 5 ноября 1918 г. Переговоры о деталях дальнейшего отвода германских войск на местах (в Борисове) продолжались по инерции до вечера 6 ноября, когда пришли известия о высылке из Берлина советского полпредства33.

Лидеров БНР, так и не сумевших обеспечить себе запасный вариант на случай «крайне маловероятного» дальнейшего существования Совнаркома, тревожила перспектива полного прекращения легальной деятельности на «своей» территории. Прихода войск РККА следовало не допустить любой ценой. Протесты местных помещиков и отчаянные апелляции белорусских активистов к гетманскому правительству или Тарибе, тогда вплотную, хоть и ненадолго, подошедшей к интронизации германского принца Вильгельма под именем Миндовга II, оказались бесполезны. Не обладавшая силовыми рычагами и действенным военно-административным аппаратом Литва и стремительно мчавшаяся навстречу новому эпизоду Гражданской войны Украинская держава были готовы расширить свои владения за счет Белоруссии только на бумаге. К внезапному согласию лидеров БНР, имевшей лишь декларативную ценность, поступиться в принципиальных территориальных спорах с любым из соседей «белорусскими землями» (Вильной, Гродно, Брестом, всем Полесьем и т. д.) потенциальные партнеры по федерации оказались не готовы.

В свою очередь, германская Ставка с середины сентября была поглощена отчаянными попытками оптимизировать резервы для спасения рушившихся один за другим периферийных фронтов. Немцы были готовы уступить явно не нужные им территории между хлебной Украиной и потенциальной зоной колонизации в Прибалтике любому актору, способному принять на себя сдерживание большевистской экспансии — в том числе Польше, если бы она гарантировала хотя бы минимальную лояльность Германии. Однако к октябрю 1918 г. ничего подобного не наблюдалось. Наоборот, все чаще выходившая из подполья РОШ, имевшая ячейки во многих городах бывшего Западного края, при возможности в первую очередь выступила

33 См. ряд материалов: АВП РФ. Ф. 496. Оп. 1. Д. 118, 312.

бы против германских гарнизонов, справедливо рассматривая их как источник остро необходимого оружия. Постепенно оформлялась без-альтернативность нового раздела Белоруссии (и ряда других территорий бывшей Российской империи) с большевиками, как бы неприятно это ни было пришедшему к власти в начале октября 1918 г. правительству Макса Баденского. В своем резком неприятии прагматического сотрудничества с Советами, которое столь упорно налаживал в течение трех месяцев лишившийся при смене кабинета поста главы АА П. фон Хинтце34, новый рейхсканцлер был готов к широкой поддержке национальных проектов и расширению их автономии35, но это вновь ребром ставило вопрос об их военном потенциале.

В обстановке нового этапа советско-германских отношений и развития Брестской системы в целом, наступившего после серии компромиссов и секретных сделок Москвы и Берлина с 27 августа 1918 г.36, судьба БНР, не обладавшей даже минимальной военно-политической дееспособностью, была решена. Наглядной иллюстрацией тому стало занятие войсками РККА с согласия немцев ими же «очищенного» (во всех смыслах) Могилева в последние дни октября. Отсутствие армии у заявившего о себе, но политически несостоявшегося лимитрофа37 было куда большей проблемой, чем наличие сколько-нибудь ощутимых локальных вооруженных сил у лидера с куда менее масштабными политическими амбициями (как, например, у Н. Махно). Даже без быстрого финала первой попытки официальных советско-германских отношений аккуратная смена на демаркационной линии оккупационных войск вновь сформированными армиями возымела бы предсказуемый финал и куда быстрее, чем это

34 См. масштабную публикацию документов, не охватывающую, однако, всего релевантного наследия бывшего вице-адмирала: Paul von Hintze: Marineoffizier, Diplomat, Staatssekretär; Dokumente einer Karriere zwischen Militär und Politik, 1903-1918 / eingl. und hrsg. von J. Hürter. München, 1998.

35 См. на примере Остзейских губерний: Volkmann H.-E. Die deutsche Baltikumpolitik zwischen Brest-Litowsk und Compiegne. Köln; Wien, 1970.

36 См. о контексте и деталях советско-германского взаимодействия на базе Добавочного договора: Ватлин А. Ю, Ланник Л. В. Тайные ноты к Добавочному договору 27 августа 1918 г.: неизвестный сюжет из истории советско-германских отношений на исходе Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2021. № 5. С. 208-230.

37 Попытки таковую армию обнаружить предпринимаются, однако основные события вокруг потенциальных войск БНР развернулись не ранее ноября — декабря 1918 г., а то и позже, что выходит за основные хронологические рамки данной статьи. См.: Латышонак А. Жаунеры БНР. Смаленск, 2014.

было приемлемо для эвакуации германских частей. Это вполне доказывает судьба Северной армии, потерпевшей быструю неудачу в попытках оборонять Псков без существенной германской помощи, даже после полутора месяцев формирования38.

С точки зрения германских интересов и представлений оккупационных инстанций, приемлемых вариантов для антибольшевистской БНР хотя бы в пределах Минской губернии осенью 1918 г. оставалось немного. Предпочтительным выглядел вариант развертывания на основе бывших офицеров русской армии, находившихся в регионе, очередной прогерманской вооруженной силы, аналогичной активно формировавшимся с июля — августа 1918 г. Южной и Астраханской и с начала октября — Северной армиям. Основания для этого давала шедшая по меньшей мере с конца весны консолидация данного ресурса на уровне местных офицерских и ветеранских организа-ций39. Это было характерно для всех лимитрофов, правительства которых постоянно сигнализировали о возможности «великорусского» путча оккупационным властям. Наличие надежного и лишенного локальных корней вооруженного партнера для последних нередко было даже желательно, с учетом постоянной двойственности Ostpolitik, колебавшейся между большевистским и антибольшевистским направлениями весь период официального действия Брестского договора. Гипотетическая «Центральная» армия совершенно не имела бы национального белорусского характера, в том числе потому, что БНР не обладала даже формальным государственным статусом. Даже в официозно националистической Украинской державе высшие офицеры ее так и не сформированных вооруженных сил испытывали громадный дефицит лояльности к сепаратистскому проекту. Преодолеть эту проблему, окончившуюся быстрым расколом гетманской армии с началом восстания Директории 14-16 ноября 1918 г., не смог даже масштабный транзит излишне «великорусских» командных кадров на Дон и далее в Добровольческую, Южную и Астраханскую армии и ряд иных «корпусов», где не собирались идти на уступки никаким «самостийникам».

38 См., например: Реджи. Антанта, немцы и русская Добровольческая армия / под ред. Л. В. Ланника. М., 2015.

39 Достаточно тому доказательств предоставляет изучение прессы Минской, Гродненской, Могилевской и частично Витебской губерний за лето — осень 1918 г. Автор благодарит И. И. Баринова за соответствующие указания на источники.

При таком ходе развития событий было бессмысленно ожидать от офицеров бывшей Русской императорской армии согласия создать костяк национальной белорусской армии при хотя бы формальной декларации соответствующей идентичности. Без этого даже начало формирования такой армии означало бы быстрое сворачивание деятельности местных сторонников БНР при молчаливом, а порой и открытом сочувствии этому со стороны германских офицеров и штабов, где было достаточно симпатизантов восстановления привычной им «единой и неделимой России». Разумеется, формирование такой «Центральной» армии Белого движения с самого начала подрывалось бы общей слабостью людских ресурсов, в том числе из-за их притяжения в такие центры, как Киев, а затем и Псков. Большинство лидеров БНР, очевидно, были вполне согласны на ситуативный союз с Белым движением (попытки контактов с М. В. Алексеевым и П. Н. Красновым действительно имели место), если бы оно давало гарантию отпора будущему наступлению РККА, однако ничего подобного не ожидалось. Для этого не хватало не только ресурсов, но и времени — ведь территория потенциального комплектования Центральной армии должна была сокращаться раньше других, с середины сентября.

Вторым вариантом становилось согласие на унию БНР и Украинской державы при неприятных и неизбежных территориальных уступках в пользу последней в масштабах всего Полесья, а возможно, и больше. Соответствующая идея «братских восточнославянских республик», освободившихся от имперского центра, возникла довольно рано, несколько раз обсуждалась после свержения УНР, но к действительно серьезным уступкам представители БНР оказались готовы слишком поздно, представители киевских властей — еще позже, в столь же бесперспективной для них ситуации кануна большевистского вторжения в середине ноября 1918 г.

В Белоруссии к «украинскому варианту» пришли быстрее. В отчаянной ситуации октября дошло до инициатив местных помещиков и все более широких общественных кругов — то есть потенциальных партнеров БНР на местах — о присоединении к гетманской Украине. Это означало бы лишь одну из форм ликвидации белорусского государственного проекта, наравне с появлением прогерманской белогвардейской армии. Системность подобных тенденций для несостоявшихся государств доказывает то, что ровно в те же недели, накануне финала германской оккупации, заторопился договориться

о федерации с Украиной и Крым. Его представители в октябре 1918 г. оказались почти готовы к формальному признанию главенства Киева, но и здесь это было слишком поздно и без всякого результата40. Эпопея белорусско-литовской, а затем белорусско-польской унии принадлежит уже следующему этапу истории несостоявшейся БНР.

Перечисление небольшевистских вариантов будущего белорусских территорий поздней осенью 1918 г. оправданно лишь с учетом общих тенденций в развитии Брестской системы международных отношений, переживавшей — безотносительно условий Компьенско-го перемирия — этап не только имплементации Добавочного договора, но и его импровизированной ревизии в связи с чередой успехов РККА и явным ослаблением позиции Центральных держав в целом и Кайзеррейха в частности. Ни сил, ни тем более намерений попытаться силовым путем ускорить финал германской оккупации Советская Россия, скованная важнейшими боями на востоке и юге, не имела. Впрочем, этого и не требовалось: революция в Германии должна была отдать (и отдала) в ее распоряжение крупные территории и без военных усилий. В хрупком альянсе с местными националистами, пусть даже социалистической ориентации, большевики были не заинтересованы, что доказывает провал соответствующего зондирования Москвы от уже свергнувшей гетмана украинской Директории на рубеже 1918/1919 гг.

Куда более вероятным и частично реализованным впоследствии — причем и с лидерами УНР, и с рядом грузинских политиков и т. д. — был вариант с расколом лидеров БНР на тех, кто будет искать союза с любыми антибольшевистскими силами и на любых условиях, далеких от достижения независимости Белоруссии, и тех, кто согласится принять белорусскую государственность в советском ее варианте — в любых границах и полностью зависимую от Москвы. Питавшиеся в связи с крахом Центральных держав типовые надежды лимитрофов на помощь победителей в Великой войне совершенно не оправдались и не имели даже малейших шансов в регионе, не имевшем выхода к морю. Судьбу белорусской государственности и ее облик определяла динамика в соотношении сил Советской

40 Подробнее см.: Korolov G. Die Idee der belarussisch-ukrainischen Föderation: Von der Realpolitik zur Utopie // Krieg und Frieden. Folgen der Russischen Revolution. Nordost-Archiv. 27 (2018). Lüneburg, 2020. S. 52-66.

России и ее местных сателлитов, с одной стороны, и претендентов на бывшую зону германского влияния, после ее постепенной и управляемой уступки из Берлина, — с другой. Данный процесс завершился не ранее конца февраля 1919 г. в пользу Польши. Это знаменовало логический финал рассмотренной выше первой в XX в. фазы борьбы за господство на белорусских территориях.

Таким образом, уникальность отдельных черт трагедии Белоруссии и борцов за ее независимость в рамках Брестской системы оказывается существенно релятивирована массой аналогичных тенденций и результатов в истории соседних лимитрофов бывшей Российской империи. Частичная ревизия Брестского мира по условиям Добавочного договора и последующий незначительный отвод германских войск в конце сентября — начале ноября 1918 г. не имели принципиальных позитивных для белорусского народа последствий, при этом усилив темпы эксплуатации, что называется, «напоследок». С наступлением РККА с конца ноября 1918 г. последовал затяжной этап перехода большей части территории предполагаемой БНР из рук в руки, пока перемирие в октябре 1920 г., а затем Рижский мирный договор не зафиксировал раздел белорусских земель почти на два десятилетия. При всей исторической значимости этого компромисса41, вновь, как и в феврале — марте 1918 г., подписанного с участием Украины и России, но не Белоруссии (даже советской!), следует вновь подчеркнуть, что причины именно такого финала основного этапа трансформации постимперских пространств в этом регионе были заложены вовсе не в Риге и не под Варшавой, а двумя годами ранее — Брестской системой международных отношений, не подразумевавшей существования независимой Белоруссии.

Источники

Архiвы Беларускай Народнай Рэспублш: у 2-х кн. / уклад. С. Шупа. Вшьня; Нью-Ёрк; Менск; Прага: Беларуси 1нстытут Навую й Мастацтва Таварыства Беларускага Шсьменства; Наша Шва, 1998.

41 См. одно из недавних обсуждений, приуроченное к столетней годовщине: Рыжсю Mip у лёсе народау i дзяржау рэпёна Украша — Л1тва — Беларусь // Rocznik Centrum Studiow Bialoruskich = Гадамк Цэнтра беларусюх студыяу. No. 7. Warszawa, 2021. S. 8-48.

Гофман М. Главный противник — Россия / пер. с нем. В. Телицына. М.: Принципиум, 2015. 528 c.

Литва — Россия. 1917-1920 гг.: Сб. док-тов / сост. Ч. Лауринавичюс, А. Шубин и др. Вильнюс: Институт истории Литвы, 2020. 522 c.

Реджи. Антанта, немцы и русская Добровольческая армия / под ред. Л. В. Ланника. М.: Кучково поле; Императорское Русское ист. о-во, 2015. 315 с.

Литература

Баринов И.И. «Земля будущего» и «неосвоенная целина»: Белоруссия на немецкой ментальной карте, 1914-1944 // Civitas et Lex. 2018. № 1. С. 4762.

Ватлин А. Ю., Ланник Л. В. Тайные ноты к Добавочному договору 27 августа 1918 г.: неизвестный сюжет из истории советско-германских отношений на исходе Первой мировой войны // Новая и новейшая история. 2021. № 5. С. 208-230.

Волкава В. В. Эканамiчная палиыка нямецюх акупацыйных улад у Бела-руа у гады Першай сусветнай вайны (1915 — люты 1918 г.): дис. ... канд. пст. наук. Минск: Беларуси дзяржауны ушверсиэт, 2017. 232 с.

Грицкевич А.П. Западный фронт РСФСР. 1918-1920. Борьба между Россией и Польшей за Белоруссию. Минск: Харвест, 2010. 496 c.

Кнорин В. Г. 1917 год в Белоруссии и на Западном фронте. Минск: Гос. изд-во Белоруссии, 1925. 75 c.

Короткова Д. А. Белорусские земли в советско-польских отношениях. Разменная карта в противостоянии двух держав. 1918-1921 гг. М.: Центрпо-лиграф, 2019. 222 с.

Ланник Л.В. «Украинский фактор» в кампании 1918 г. на Западном фронте: цена и последствия интервенции для Центральных держав // Русский сборник: исследования по истории России / под ред. О. Р. Айрапетова и др. Т. 28. М.: Модест Колеров, Регнум, 2020. С. 486-512.

Ланник Л. В. Весенний дивертисмент: к истории германо-эстонского альянса в 1918 г. // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2020. Вып. 1 (17). С. 25-41.

Ланник Л. В. Германская интервенция 1918 г. на западных окраинах России (на примере Брянщины) // Россия и современный мир. 2020. № 3. С. 2337.

Ланник Л. В. Германский фактор в государственном перевороте на Украине (апрель 1918 г.) // Электронный научно-образовательный журнал «История». 2020. T. 11. Выпуск 3 (89). URL: https://history.jes.su/ s207987840009171-7-1/ (дата обращения: 27.01.2023).

Ланник Л. В. После Российской империи. СПб.: Евразия, 2020. 528 с.

Латышонак А. Жаунеры БНР. Смаленск: 1нбелкульт, 2014. 373 с.

Леонтьев Я. В. 6 июля: региональный аспект // Гражданская война в России. События, мнения, оценки / сост.: Е. М. Кораблева, Е. Ю. Кораблева; науч. ред. Н. А. Ивницкий; предисл. И. Х. Урилова. М.: Раритет, 2002. С. 362-388.

Лупандт O. I. Украшьско-росшсю мирш переговори 1918 р. Кшв: 1нсти-тут юторй Украши, 1994. 39 с.

Машкевич С.В. „Wir werden Ordnung schaffen!" Начало немецкой оккупации Украины, февраль — апрель 1918 г. (по материалам немецких архивов) // Русский сборник: исследования по истории России / под ред. О. Р. Айрапетова и др. Т. 28. М.: Модест Колеров, Регнум, 2020. С. 240-284.

Описание послевоенных боев германских войск и фрайкоров. Вывод войск с Востока / пер. и комм. Л. В. Ланника. М.: Посев, 2014. 250 с.

Петров В. И. Непокорившиеся кайзеровскому нашествию. М.: Наука, 1988. 207 с.

Резник А. Н. К вопросу о статусе власти БНР в период германской оккупации (1918 г.) // Беларусь i Гермашя: псторыя i сучаснасць. Вып. 4: Мат-лы мiжн. канф. Мiнск: Мшсю дзяржауны лшгвютычны ушверсиэт (МДЛУ), 2005. С. 184-192.

Рыжсю мiр у лёсе народау i дзяржау рэпёна Украша — Лива — Беларусь // Rocznik Centrum Studiow Bialoruskich = Гадавж Цэнтра беларусюх студыяу. № 7. Warszawa: Studium Europy Wschodniej, Uniwersytet Warszawski, 2021. S. 8-48.

Фрайман А. Л. Революционная защита Петрограда в феврале-марте 1918 г. М.; Л.: Наука [Ленингр. отделение], 1964. 324 с.

Чернякевич А. Н. БНР. Триумф побежденных (история создания Белорусской народной республики). Минск: Янушкевич, 2018. 304 с.

Шубин А.В. 1918 год. Революция, кровью омытая. М.: Академический проект, 2019. 583 с.

Afflerbach H. Falkenhayn: politisches Denken und Handeln im Kaiserreich. München: Oldenbourg, 1994. 586 p.

Baumgart W. Deutsche Ostpolitik 1918: von Brest-Litowsk bis zum Ende des Ersten Weltkrieges. Wien; München: Oldenbourg, 1966 (Mainz, 2010). 462 p.

Dornfeldt M, Seewald E. Die Beziehungen zwischen Deutschland und Belarus 1916 bis 1925. Kaunas: Kopa, 2019. 79 p.

Geheimdienst und Propaganda im Ersten Weltkrieg. Die Aufzeichnungen von Oberst Walter Nicolai 1914 bis 1918 / hrsg. von M. Epkenhans, G. P. Groß, M. Pöhlmann, C. Stachelbeck. Berlin: De Gruyter Oldenbourg, 2019. 667 p.

Heye W. Die Geschichte des Landwehrkorps im Weltkrieg 1914-1918: 2 Bde. Breslau: Korn, 1935-1937. 626 p.

Korolov G. Die Idee der belarussisch-ukrainischen Föderation: Von der Realpolitik zur Utopie // Krieg und Frieden. Folgen der Russischen Revolution. Nordost-Archiv. 27 (2018). Lüneburg: Nordost-Institut, 2020. S. 52-66.

Militarismus gegen Sowjetmacht 1917 bis 1919. Das Fiasko der ersten antisowjetischen Aggression des deutschen Militarismus. Berlin: Deutscher Militärverlag, 1967. 303 p.

Olstowski P., Woios M. Rola militarna i polityczna Polskiej Organizacji Woj-skowej w odzyskaniu niepodleglosci. Proba bilansu // Przegl^d Historyczno-Woj-skowy. XIX (LXX). No. 1-2. Warszawa: Wydawnictwo "Czasopisma Wojskowe", 2018. S. 159-191.

Paul von Hintze: Marineoffizier, Diplomat, Staatssekretär; Dokumente einer Karriere zwischen Militär und Politik, 1903-1918 / eingl. und hrsg. von J. Hürter. München: Boldt im Oldenbourg, 1998. 754 p.

Sanitätsbericht über das deutsche Heer: 3 Bde. Berlin: E. S. Mittler, 1934-1938.

Volkmann H.-E. Die deutsche Baltikumpolitik zwischen Brest-Litowsk und Compiegne. Köln; Wien: Böhlau, 1970. 283 p.

Wollschläger T. General Max Hoffmann. Frontbeobachter, Frontführer und Frontbefürworter im Osten. Norderstedt: BoD, 2013. 160 p.

Zwehl H. v. Erich v. Falkenhayn, General der Infanterie: eine biographische Studie. Berlin: E. S. Mittler 1926. 341 p.

References

Afflerbach H. Falkenhayn: politisches Denken und Handeln im Kaiserreich. München, Oldenbourg, 1994, 586 p.

Barinov I. I. Zemlia budushchego» i «neosvoennaia tselina»: Belorussiia na nemetskoi mental'noi karte, 1914-1944. Civitas et Lex, 2018, no. 1, pp. 47-62. (In Russ.)

Baumgart W. Deutsche Ostpolitik 1918: von Brest-Litowsk bis zum Ende des Ersten Weltkrieges. Wien; München, Oldenbourg, 1966 (Mainz, 2010), 462 p.

Cherniakevich A. N. BNR. Triumf pobezhdennykh (istoriia sozdaniia Belo-russkoi narodnoi respubliki). Minsk, Ianushkevich, 2018, 304 p. (In Russ.)

Dornfeldt M., Seewald E. Die Beziehungen zwischen Deutschland und Belarus 1916 bis 1925. Kaunas, Kopa, 2019, 79 p.

Frajman A. L. Revoljucionnaja zashhita Petrograda v fevrale-marte 1918 g. Moscow; Leningrad, Nauka [Lenigr.otdelenije], 1964, 324 p. (In Russ.).

Geheimdienst und Propaganda im Ersten Weltkrieg. Die Aufzeichnungen von Oberst Walter Nicolai 1914 bis 1918, hrsg. von M. Epkenhans, G. P. Groß, M. Pöhl-mann, C. Stachelbeck. Berlin, De Gruyter Oldenbourg, 2019, 667 p.

Gritskevich A. P. Zapadnyi frontRSFSR. 1918-1920. Bor'ba mezhdu Rossiei i Pol'sheiza Belorussiiu. Minsk, Kharvest, 2010, 496 p. (In Russ.)

Heye W. Die Geschichte des Landwehrkorps im Weltkrieg 1914-1918: 2 Bde. Breslau, Korn, 1935-1937, 626 p.

Knorin V. G. 1917 god v Belorussii i na Zapadnom fronte. Minsk, Gos. izd-vo Belorussii, 1925, 75 p. (In Russ.)

Korolov G. Die Idee der belarussisch-ukrainischen Föderation: Von der Realpolitik zur Utopie. Krieg und Frieden. Folgen der Russischen Revolution. Nordost-Archiv. 27 (2018). Lüneburg, Nordost-Institut, 2020, s. 52-66.

Korotkova D. A. Belorusskiezemli v sovetsko-pol'skikh otnosheniiakh. Razmen-naia karta v protivostoianii dvukh derzhav. 1918-1921 gg. Moscow, Tsentrpoligraf, 2019, 222 p. (In Russ.)

Lannik L. V. «Ukrainskii faktor» v kampanii 1918 g. na Zapadnom fronte: tse-na i posledstviia interventsii dlia Tsentral'nykh derzhav. Russkii sbornik: issledova-niia po istorii Rossii, ed. O. R. Airapetov et al. Vol. 28. Moscow, Modest Kolerov, Regnum, 2020, pp. 486-512. (In Russ.)

Lannik L. V. Germanskaia interventsiia 1918 g. na zapadnykh okrainakh Rossii (na primere Brianshchiny). Rossiia i sovremennyi mir, 2020, no. 3, pp. 23-37. (In Russ.)

Lannik L. V. Germanskij faktor v gosudarstvennom perevorote na Ukraine (aprel' 1918 g.). Elektronnyi nauchno-obrazovatel'nyi zhurnal «Istoriia», 2020, vol. 11, issue 3 (89). URL: https://history.jes.su/s207987840009171-7-1/ (accessed: 27.01.2023). (In Russ.)

Lannik L. V. Posle Rossiiskoi imperii. Saint Petersburg, Jevraziia, 2020, 528 p. (In Russ.)

Lannik L. V. Vesennii divertisment: k istorii germano-estonskogo al'iansa v 1918 g. Zhurnal rossiiskikh i vostochnojevropeiskikh istoricheskikh issledovanii, issue 1 (17), 2020, pp. 25-41. (In Russ.)

Latyshonak A. Zhaynery BNR. Smolensk, Inbelkul't, 2014, 373 p. (In Belor.)

Leont'ev Ia. V. 6 iiulia: regional'nyi aspect. Grazhdanskaia voina v Rossii. Sobytiia, mneniia, otsenki, eds. Je. M. Korableva, Je. Iu. Korableva, N. A. Ivnitskii. Moscow, Raritet, 2002, pp. 362-388. (In Russ.)

Lupandin O. I. Ukrain'sko-rosiiski myrniperehovory 1918. Kyiv, Instytut istorii Ukrainy, 1994, 39 p. (In Ukrain.)

Mashkevich S. V. 'Wir werden Ordnung schaffen!" Nachalo nemeckoj okku-pacii Ukrainy, fevral'-aprel' 1918 g. (po materialam nemeckih arhivov). Russkii sbornik: issledovaniiapo istorii Rossii, ed. O. R. Airapetov [et al.]. Vol. 28. Moscow, Modest Kolerov, Regnum, 2020, pp. 240-284.

Militarismus gegen Sowjetmacht 1917 bis 1919. Das Fiasko der ersten antisowjetischen Aggression des deutschen Militarismus. Berlin, Deutscher Militärverlag, 1967, 303 p.

Olstowski P., Wolos M. Rola militarna i polityczna Polskiej Organizacji Woj-skowej w odzyskaniu niepodleglosci. Proba bilansu. Przeglqd Historyczno-Woj-skowy, XIX (LXX), no. 1-2. Warszawa, Wydawnictwo „Czasopisma Wojskowe", 2018, s. 159-191.

Opisanie poslevoennykh boev germanskikh voisk i fraikorov. Vyvod voisk s Vostoka, translation and komm. L. V. Lannik. Moscow, Posev, 2014, 250 p. (In Russ.)

Paul von Hintze: Marineoffizier, Diplomat, Staatssekretär; Dokumente einer Karriere zwischen Militär und Politik, 1903-1918, eingl. und hrsg. von J. Hürter. München, Boldt im Oldenbourg, 1998, 754 p.

Petrov V. I. Nepokorivshiesja kajzerovskomu nashestviju. Moscow, Nauka, 1988, 207 p. (In Russ.)

Reznik A. N. K voprosu o statuse vlasti BNR v period germanskoj okkupa-cii (1918 g.). Belarus'i Germanija: historyia i suchasnasts. Issue 4: Proceedings of the Conference. Minsk, Minski dziarzhauny linhvistychny universitet (MDLU), 2005, pp. 184-192. (In Russ.)

Ryzhski mir u lese narodau i dziarzhau regiena Ukraina — Litva — Belarus'. Rocznik Centrum Studiow Bialoruskich = Gadavik Tsentra belaruskikh studyiau, no. 7. Warszawa, Studium Europy Wschodniej, Uniwersytet Warszawski, 2021, pp. 8-48. (In Russ. and oth.)

Sanitätsbericht über das deutsche Heer: 3 Bde. Berlin: E. S. Mittler, 19341938.

Shubin A. V. 1918god. Revoljucija, krov'ju omytaja. Moscow, Akademicheskii projekt, 2019, 583 p. (In Russ.)

Vatlin A. Iu., Lannik L. V. Tainye noty k Dobavochnomu dogovoru 27 avgu-sta 1918 g.: neizvestnyi siuzhet iz istorii sovetsko-germanskikh otnoshenii na isk-hode Pervoi mirovoi voiny. Novaia i noveishaia istoriia, 2021, no. 5, pp. 208-230. (In Russ.)

Volkava V. V. Ekanamichnaia palityka niametskikh akupatsyinykh ulad u Be-larusi y gady Pershai susvetnai vainy (1915 — liuty 1918 g.). Ph.D. dissertation. Minsk, Belarusian State University, 2018, 232 p. (In Belor.)

Volkmann H.-E. Die deutsche Baltikumpolitik zwischen Brest-Litowsk und Compiegne. Köln; Wien, Böhlau, 1970, 283 p.

Wollschläger T. General Max Hoffmann. Frontbeobachter, Frontführer und Frontbefürworter im Osten. Norderstedt, BoD, 2013, 160 p.

Zwehl H. v. Erich v. Falkenhayn, General der Infanterie: eine biographische Studie. Berlin, E. S. Mittler, 1926, 341 p.

Leontiy V. Lannik

Dr. Sci. (History) Senior Researcher Institute of World History Russian Academy of Sciences Russia, 119334, Moscow, Leninsky Prospect, build. 32-A E-mail: [email protected] ORCID: ID 0000-0003-4313-5557

Belarusian People's Republic 1918: a Failed Statehood

DOI: 10.31168/2782-473X.2023.2.06

Abstract: This article analyses the events and trends that determined the fate of attempts to form the Belarusian state in the conditions of the finale of World War One. The author has based his research on the study of the German occupation policy and the process of implementing the Brest-Litovsk peace treaties. It demonstrates that the foundations for the negative factors that blocked the appearance of a united Belarus were laid long before the beginning of the Soviet-Polish war. The BPR leaders' interaction with the occupational authorities was determined not only by different subjective factors, but also by the fundamental refusal to place Belarus on the political map of 1918. This moment is not properly reflected in modern historiography of the issue, especially the Belarusian one. The role of neighbouring states and various national forces in the reconfiguration of post-imperial spaces under the pressure of the German Empire, within the framework of the Brest system of international relations created in 1918, is examined. Within its framework the RSFSR was to receive the place of the most important counteragent, who sought to obtain the maximum influence on the basis of mutually beneficial deals with the military-political leadership of the Kaiserreich. Although the projects of German hegemony in Eastern Europe were thwarted by the defeat of the Central Powers, the period of the First German Occupation and the partition of Belarusian territories between Soviet Russia and its western neighbours became the geopolitical basis for the fate of the nations of Belarus throughout the interwar period.

Keywords: The Treaties of Brest-Litovsk, the Brest system of international relations, Belarus People's Republic, the German Empire, RSFSR, the Ukrainian State, post-imperial spaces, the First German occupation