Научная статья на тему 'Беллетристика 80-х годов XIX века как феномен массовой культуры'

Беллетристика 80-х годов XIX века как феномен массовой культуры Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
823
89
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ВЫСОКАЯ ЛИТЕРАТУРА / БЕЛЛЕТРИСТИКА / МАССОВАЯ ЛИТЕРАТУРА / ТИПОЛОГИЯ И ПОЭТИКА ЖАНРА / ФОРМУЛЬНОСТЬ / СТЕРЕОТИП / ШТАМПЫ / HIGH LITERATURE / FICTION / MASS LITERATURE / TYPOLOGY AND POETICS OF THE GENRE / FORMULA / STEREOTYPE

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Скибина О.М.

В статье исследуются такие теоретические понятия, как беллетристика, массовая литература, поэтика жанра, специфика психологизма. Вносится уточнение в существующие понятия высокой литературы, литературного низа. Анализ прозы беллетристов-восьмидесятников (М.Н.Альбова, К.С. Баранцевича, В.Л. Кигна-Дедлова, В.А.Тихонова и др.) дает возможность установить общие принципы поэтики массовой литературы: формульность, описательный психологизм, штампы и сделать выводы о востребованности подобного рода литературы массовым сознанием.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

FICTION OF THE 80-IES OF THE XIX CENTURY AS A MASS CULTURE PHENOMENON

In the given article were examined such theoretical concepts as fiction, mass literature, poetics of the genre, the specifics of psychologism. The clarification to the existing notions of «high literature» and «literary bottom» was also given. The analysis of prose such fiction writers of the eighties as M. N. Albov, K. S. Barancevich, V. L. Kign-Dedlov, V. A. Tikhonov, etc. allowed to set the general principles of the mass literature poetics: the formula, descriptive psychologism, clichés and draw conclusions about the demand for such a kind of literature by mass consciousness.clichés.

Текст научной работы на тему «Беллетристика 80-х годов XIX века как феномен массовой культуры»

УДК: 82-1/ - 9 ББК: 83.3 (2Рос=Рус) 1

Скибина О.М.

БЕЛЛЕТРИСТИКА 80-Х ГОДОВ XIX ВЕКА КАК ФЕНОМЕН МАССОВОЙ

КУЛЬТУРЫ

Skibina O.M.

FICTION OF THE 80-IES OF THE XIX CENTURY AS A MASS CULTURE PHENOMENON

Ключевые слова: высокая литература, беллетристика, массовая литература, типология и поэтика жанра, формульность, стереотип, штампы.

Keywords: high literature, fiction, mass literature, typology and poetics of the genre, the formula, stereotype.

Аннотация: в статье исследуются такие теоретические понятия, как беллетристика, массовая литература, поэтика жанра, специфика психологизма. Вносится уточнение в существующие понятия высокой литературы, литературного низа. Анализ прозы беллетристов-восьмидесятников (М.Н.Альбова, К.С. Баранцевича, В.Л. Кигна-Дедлова, В.А.Тихонова и др.) дает возможность установить общие принципы поэтики массовой литературы: формульность, описательный психологизм, штампы и сделать выводы о востребованности подобного рода литературы массовым сознанием.

Abstrakt: in the given article were examined such theoretical concepts as fiction, mass literature, poetics of the genre, the specifics of psychologism. The clarification to the existing notions of «high literature» and «literary bottom» was also given. The analysis of prose such fiction writers of the eighties as M. N. Albov, K. S. Barancevich, V. L. Kign-Dedlov, V. A. Tikhonov, etc. allowed to set the general principles of the mass literature poetics: the formula, descriptive psychologism, clichés and draw conclusions about the demand for such a kind of literature by mass conscious-ness.clichés.

В литературоведении оба понятия -беллетристика и массовая литература (Здесь и далее курсив мой - О.С.) не претендуют на статус строго научного термина, содержание обоих равно размыто и все больше наполняется оценочной, чаще всего негативной, коннотацией. При этом и беллетристика, и массовая литература четко отграничиваются от высокой литературы.

В развернувшейся дискуссии по вопросу разграничения понятий «классика» — «беллетристика» — «массовая литература» — «кич» интересна точка зрения, представленная в статье С.И. Кормилова «О разграничении «литературных рядов»1, который считает, что данная проблема в современной теории литературы пока не решена, а сама теория литературы в своем развитии

1 Кормилов С.И. О разграничении «литературных рядов» // Изв. АН. Сер. лит. и яз. - М., 2001. Т. 60. № 4. - С. 3-11.

далеко отстала от предмета ее изучения. История литературы, считает Кормилов, «конечно, останется прежде всего историей классики с добавлением высших по качеству явлений других рядов». И тем не менее, помимо характеристик литературного процесса, «мы должны давать характеристику всех рядов словесности того или иного периода, включая массовую литерату-

ру»2

Об этом же пишет и Сергей Дмитрен-ко в статье «Беллетристика породила классику», возможно, излишне пессимистично считая, что в определении понятий «современное отечественное литературоведение <...> несколько растерялось» . В качестве доказательства «растерянности» Дмитренко приводит определение беллетристики и

2 Там же. - С. 10.

3 Дмитренко С. Беллетристика породила классику // Вопросы литературы. - М., 2002. - С.75.

массовой литературы в «Литературной энциклопедии терминов и понятий», вышедшей в 2001 г.: это «прозаические произведения невысокого художественного уровня»1. Аргументацией в споре С. Дмитренко избрал «русский культурный лексикон второй половины XIX века» и, в частности, высказывания Чехова из писем, где он себя называет беллетристом, а свое творчество -«беллетристическим гардеробом» и т.п. На наш взгляд, проблему исследователь сформулировал точно: «<...>почему так часто понятие беллетристики снижается до бульварной литературы, а классика отгораживается от первой?»2. Действительно, вопрос о том, что относить к беллетристике, а что к массовой литературе и считать ли ее эстетическим «низом», на наш взгляд, до сих пор остается открытым, особенно если речь идет о русской литературе позапрошлого столетия. Ясно одно: изучение различных жанров (или канонов) произведений, относимых к беллетристике и массовой литературе, необходимо. Часто именно беллетристы «вспахивают» те пласты проблематики и поэтики, которые впоследствии будут востребованы высокой литературой, она же, в свою очередь, как сквозь сито, пропускает «беллетристические накопления», подвергая их критической проверке. Американский культуролог Дж. Г. Кавелти относит массовую литературу к так называемой формульной: «Формульная литература — это прежде всего вид литературного творчества. И поэтому ее можно анализировать и оценивать, как и любой другой вид литера-туры»3. Он выделяет два аспекта формульных структур: высокая степень их стандартизации и то, что они отвечают потребностям читателей отдохнуть и уйти от действительности.

Секрет успеха массовой литературы (не только современной, но и литературы XIX века) всегда озадачивал исследователей. Подходя к ее анализу с привычными

1 Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М., 2001. Стб.79. - С.214-217.

2 Дмитренко С. Беллетристика породила классику // Вопросы литературы. - М., 2002. - С. 80.

3 Кавелти Дж. Г. Изучение литературных фор-

мул // Новое литературное обозрение. - М., 1996. № 22. - С. 33-63.

мерками «высокая — достойная», «низкая — недостойная», мы не сможем в этом разобраться. Должно было существовать какое-то «новое слово» в манипулировании общественным мнением и вкусом, чтобы позволить этой литературе не просто существовать, но развиваться и даже процветать. Где граница, пролегающая между истинным творчеством и манипулированием, между мировоззрением творца и стереотипом мышления писателя-графомана? Литература, рассчитанная на обывателя, буквально гипнотизировала его воображение и одновременно порождала некий парадокс: рассчитанная на «массы», она не отражала сознания «масс», ее идеологии. Массовая литература создавала свой уютный мирок, отгороженный от реального большого мира. Ее произведениям свойственны искусственные завязки, случайности, разрешающие конфликт, амурно-адюльтерные эпизоды, щедро украшающие повествование. Основной ее метод — симплификация (упрощение) проблем, решаемых высокой литературой.

Безусловно, это некий «низ» литературы, но «низ» ценностный, со своей эстетической системой, имеющей и ряд уникальных произведений, и однородную массу текстов. Следовательно, формульная литература так же, как и высокая литература, предполагает свою методологию анализа. По сути дела, разговор о таких категориях, как жанр, тематика, набор персонажей, язык, должен вестись с учетом специфики ее феномена — основополагающей здесь будет категория серийности, которая предполагает не только наличие отлаженных формул-клише, но и всего, что позволяет этой литературе завоевывать читателя и рынок (оформление, формат издания и т.п.). Это понимали и критики конца XIX века: «Фельетонный роман, еще недавно игравший выдающуюся роль, видимо, отживает свое время; он оказывается слишком тяжеловесным для публики, которой предстоит справиться в какие-нибудь полчаса с громадной массой материала — и столь же поспешно забыть все прочитанное»4. Понятно, что речь идет здесь об утверждающемся в

4 Арсеньев К. Модная форма беллетристики // Вестник Европы. - СПб., 1889. № 4. - С. 679-694.

литературе жанре небольшого рассказа, но, за исключением рассказов Чехова, все остальные, упомянутые в этой статье (К. Станюкович, К. Случевский, А. Бежецкий и др.), пополнили список произведений массовой литературы.

На рубеже Х1Х-ХХ веков появляется новый читатель, потребитель литературной продукции, выдвигающий свои требования к обращенной к нему культуре. К. Чуковский характеризует его как «читателя-микроцефала»: «Существует изрядное количество признаков, что пришел какой-то новый, миллионный читатель, и это, конечно, радость, но беда в том, что имя ему — обыватель, он с крошечной, булавочной головкой. Читатель-микроцефал. И вот для такого микроцефала в огромном, гомерическом количестве стали печатать микроце-фальные журналы и книги»1. Этот новый читатель пассивен, он никогда не выступает в роли соавтора и требует готовых привычных форм, несложных для восприятия.

В связи с приходом нового типа читателя происходят кардинальные изменения и в писательской, издательской среде. Издательское дело развивается ускоренными темпами, начинает приносить все большую прибыль. Это укрепляет статус писателя-эпигона и мотивирует его к максимальной ориентации на вкусовые пристрастия «массы». Писатель стремится к успеху, популярности, большим объемам продаваемых книг, что не может не сказаться на их качестве.

К. Чуковский следующим образом характеризует ситуацию, сложившуюся в литературе рубежа веков: «У нас уже нет единой русской литературы, а есть несколько русских литератур - и каждая отделена от другой как будто высокой стеной. Тот интеллигент, для которого нужен и значителен «Пустой колодец» К. Петрова, не то, что не поймет, а даже не заметит лирики Ф. Сологуба; поклонники Арцыбашева и г-жи Нагродской только презрительно фыркнут, прочитав творения Ремизова. И это не разница вкусов, это разница социальных положений, наше третье сословие, недавно столь целостное, за последние годы расслоилось

1 Чуковский К. Нат Пинкертон // Чуковский К. Собрание сочинений: В 6 т. - М., 1969. Т. 6. -С. 200.

на много этажей, и в каждом этаже своя литература, и у каждой этой литературы - свои приемы и принципы»2.

Д.С. Мережковский в статье «О причинах упадка и новых течениях современной литературы» предсказывал регресс русской литературы в связи с повсеместным упадком языка и коммерциализацией. В данном случае процесс деградации оказывается двусторонним: «Система гонораров как промышленных сделок на литературном рынке - орудие, посредством которого публика порабощает своих поденщиков, своих писателей: они же мстят ей тем, что, презирая и угрожая, развращают ее» 3.

Огромный интерес у читающей публики вызывают тонкие иллюстрированные журналы. Наиболее востребованными жанрами становятся детектив, «разбойничий роман», небольшие по объему, с ярким захватывающим сюжетом и узнаваемыми героями.

Причины успеха среди массового читателя такого рода литературы Дж. Г. Ка-велти видит в том, что «давнее знакомство читателей с формулой дает им представление о том, чего следует ожидать от нового произведения. Тем самым повышается возможность понять и оценить в деталях новое сочинение. Литератору формула позволяет быстро и качественно написать новое произведение. Хорошо усвоив черты данной формулы, писатель, посвятивший себя такого рода литературе, не должен так долго и мучительно вынашивать художественные решения, как это делает романист, работающий вне формульных рамок. В результате формульные писатели очень плодовиты — гарантирована окупаемость и возможность получить большую прибыль»4. На этом принципе построена детективная и приключенческая литература.

В конце XIX века особенно «плодотворной» с точки зрения массового успеха была так называемая «порнографическая

2 Там же. - С. 200.

3 Мережковский Д.С. Эстетика и критика. В 2 т. Т. 1. - М., 1994. - С. 112.

4 Кавелти Дж.Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. - М., 1996. № 22. - С. 38.

литература»1. К примеру, Вас. И. Немирович-Данченко, весьма падкий на моду и злобу дня, напечатал в 1881 году в журнале «Русская речь» повесть «Краденое счастье», где описывались похождения уродливой женщины, которая в поисках «жеребца» (им в повести выступает художник-сластолюбец), надевает маску, чтобы скрыть свое лицо. Феноменальная чувственность героини, как и ее необыкновенное уродство, описываются «блестящим и пылким рассказчиком» со смакованием пикантных подробностей. Повесть вызвала необычайный интерес у определенной массы читающей публики, выдержав несколько изданий подряд. Журнал «Дело» считал это «знамением времени»: «<...> прежде тот же г. Немирович-Данченко такой повести не написал бы, да и едва решился бы ее снести в какую-нибудь редакцию». Но теперь «переменился ветер», и литераторы определенного пошиба «чуют вместе с большинством, какой товар требуется на рынке»2. «Хождением вокруг обнаженного торса» назвал критик Г. Новополин такие произведения, как «Роман в Кисловодске», «Мертвая нога» В. Буренина, «Мученики» В. Бибикова, «Аристократия гостиного двора», «Содом» Н.Морского (Лебедева): «В наследие от г. Морского остались одни сексуальные пикантности, дразнящие воображение описания тел кокоток, циничные разговоры, грязные штучки и откровенное описание оргий»3. Бибикова и Морского критик определяет как «два ничтожества русской письменности»4. Однако в этот же список «порнографической литературы» попала и повесть «настоящего таланта» (по определению того же критика) М. Альбова «До пристани», позже изданная отдельным тиражом под названием «Сутки на лоне природы».

Писателям второго ряда нельзя отказать в умении постоянно поддерживать читательское внимание, разжигать интерес. И неважно, что зачастую разгадка носит са-

1 Новополин Г. Порнографичекий элемент в русской литературе // В сумерках литературы и жизни. 2-е изд. - СПб., [Б.г.]. - С. 1-128.

2 Дело. СПб., 1881. № 7. - С. 42.

3 Новополин Г. Порнографичекий элемент в русской литературе // В сумерках литературы и жизни. 2-е изд. - СПб., [Б.г.]. - С. 106.

4 Там же. С. 112.

мый банальный и заурядный характер. Сам язык произведений — вычурный и цветистый — играет ту же роль. Часто преобладает колорит «романа тайн» (К. Станюкович «В мутной воде»). «Мастерство в формульной литературе как раз и сводится к умению автора подвергнуть нас серьезному возбуждению, убеждая при этом, что в формульном мире все всегда отвечает нашим желаниям. Простейшая модель напряжения — захватывающее повествование, в котором жизни главного героя угрожает опасность, а механизм его спасения скрыт от наших глаз»5. Именно этого и ждал от беллетристов потребитель чтива. Подготовленную же часть читающей аудитории такие приемы скоро перестают возбуждать.

Резко обострившийся интерес к проблеме индивидуальной судьбы в конце XIX века привел к возникновению коллизии, уже разработанной в русской реалистической литературе — «лишнего человека», но в ином качестве, в формах, более напряженных, нежели в 40-е годы. Это объясняется тем, что литература занялась художественным воплощением посредственных натур. Отказ от традиционной для старого реализма «генерализации» (термин Л. Толстого) характера, его укрупнения сделали своим знаменем именно натуралисты, которые, безусловно, повлияли не только на отдельных художников слова, но и на всю литературу, которая отныне пошла по пути всеоб-

6 тт

щего «усреднения» характера . И все же XIX век еще мыслил нормативными категориями, преобладающими антиномиями в нем были добро — зло, высокое — низкое. Возможно, потому так отчетливы и рельеф-ны были его герои: каждый есть законченный образ, «поскольку он есть выражение идеи, взятой в завершенном виде и имею-

у

щей «абсолютный» характер» .

Формульностью объясняется и закономерность в пристрастии разных беллетристов к суммарно-обозначающему описа-

5 Кавелти Дж.Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. - М., 1996. № 22. - С. 45.

6 См.: Долгополов Л. На рубеже веков. - Л.,

1985.

7 Долгополов Л. На рубеже веков. - Л., 1985. -

С. 20.

нию какого-либо одного психологического состояния: у В.А. Тихонова персонажи любят «грустить», у М.Н. Альбова, претендующего на показ сильных страстей в духе Достоевского, они чаще «тоскуют». «Ему было грустно, но в то же время он сознавал, что грустно ему потому, что он сам хотел этого, а не потому, что ему было жаль Медынцевой», «На Несуразова рассказ Софьи Михайловны произвел, напротив, совершенно обратное впечатление - ему стало грустно»; «Софья Михайловна сидела молча на диване; она вполне соглашалась со словами Несуразова и со словами доктора, но ей было грустно»1. У Альбова: «то занятие скоро однако навеяло на него тоску, напоминая о собственном его одиночестве», «В то же время она переживала глубокую тоску одиночества, сиротства и брошен-ности», «к этому присоединилось еще что-то особенное, чувство какой-то безотчетной тоски и смутной тревоги»)2. Героини И. Потапенко даже на «раскинувшиеся поля ржи» смотрят с «безнадежной тоской»3. Если герой возбужден, он либо «краснеет», «багровеет», либо «бледнеет», «цепенеет» -в зависимости от силы передаваемого чувства. Категории состояния при этом обозначаются словами «вдруг» или «машинально». Набор глаголов для передачи психофизиологических состояний также невелик: герои «вздыхают», «молчат», «каменеют»; щеки «заалелись», «вспыхнули». Присутствует целый набор вздохов («испустила глубокий, продолжительный вздох», «с глубоким вздохом», «с новым вздохом». Все эти примеры взяты из повестей «Глафирина тайна» М. Альбова, «Светлые грезы» В. Тихонова, «Две жены» К. Баранцевича, но с таким же успехом эти штампы можно обнаружить практически у всех представителей массовой литературы 80-90-х годов XIX столетия.

В массовой литературе штампом для передачи переживаний героев является и пристрастие к какому-нибудь одному, по-

1 Тихонов В.А. Светлые грезы // Тихонов В.А. Полн. собр. соч.: В 10 т. - Пг., 1915. Т. 10. - С. 14, 72, 108.

2 Альбов М.Н. Глафирина тайна // Собр. соч.: В 10 т. - СПб., Т. 8. - С. 111, 139, 304.

3 Потапенко И.Н. Генеральская дочь // Собр. соч.: В 10 т. - СПб., Т. 5. 1904. - С. 191.

стоянно повторяющемуся слову или образу («сверкающие глаза», «ледяной ужас», «странный» - взгляд, плач, чувство, томление; «холодный» - жестокость, рука, взгляд). Нанизывание эпитетов свидетельствует о каком-то усредненном «авторском

4

эталоне красоты» , рассчитанном на узнаваемость и оправдывающем читательские ожидания. Слово девальвируется, образ становится банальным - порок стиля порождает специальную профессию - «лит-правщика»5.

У беллетристов-восьмидесятников -свой способ раскрытия внутреннего мира героев. Им свойственен суммарно-обозначающий, описательный психологизм, который во многом стал отступлением от высот, уже завоеванных Тургеневым, Толстым, Достоевским и др. Такой тип психологизма выражается путем «вербального обозначения чувства. Чувства названы, но не показаны»6. Вот примеры такого рода психологизма в произведениях беллетристов-восьмидесятников.

«Софья Михайловна стояла за кулисами у двери, из которой ей нужно было вый-

7

ти на сцену, и страшно волновалась» .

«Эти слова не разочаровали Николая

Васильевича; напротив, дроздовский барин

возбуждал еще больше его любопытство, и

он, радуясь его словоохотливости, слушал 8

его, не прерывая» .

«С бодрым чувством глядел он по сторонам, и ему было приятно, что все эти бородатые люди, с крестами на шапках, уже почти его товарищи и соратники... Он приехал к Анжарову в самом счастливом расположении духа»9.

«Простой тон вместо того, чтобы успокоить юношу - как это всегда бывает, -

4 Зоркая Н.М. На рубеже столетий. - М., 1976.

- С. 162.

5 Зоркая Н.М. На рубеже столетий. - М., 1976.

- С. 164.

6 Скафтымов А.П. О психологизме в творчестве Стендаля и Толстого // Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. - М., 1972. - С. 175.

7 Тихонов В. А. Светлые грезы // Тихонов В.А. Полн. собр. соч.: В 10 т. - Пг., 1915. Т. 10. - С. 83

8 Тихонов-Луговой А.А. Возврат // Луговой А.А. Соч.: В 11 т. Т. 9. - СПб., 1914. - С. 124.

9 Ясинский И.И. На заре жизни // Ежемесячное литературное приложение к журналу «Живописное обозрение». 1890. № 3. -- С. 21.

только подлил масла в огонь и еще больше раздражил Нальханова... Но ничего доброго не было у него в это время в душе. Он был обижен, рассержен, ему казалось, что ему чуть ли не в глаза сказали, чтобы он не ходил. Больше всего его возмущала «практичность» Нади, хотя, в сущности, не ему бы следовало возмущаться»1.

«Доктор был сильно удивлен. Сашенька заметил это и почувствовал тщеславное удовольствие, но не подал вида»2.

Таких примеров можно привести бесчисленное множество, но сами по себе, взятые вне контекста, они ничего не доказывают, ибо то же самое «вербальное обозначение чувства» встречается и у больших писателей, к примеру, у Тургенева и Гончарова: «Взор Натальи, прямо на него устремленный, смущал его»; «В последний раз взглянул он на Наталью, и сердце его шевельнулось: глаза ее были устремлены на него с печальным, прощальным упреком». «Она встала: лицо ее выразило замешательство». «Подперши голову рукою, она глядела пристально в темноту; лихорадочно бились ее жилы, и тяжелый вздох часто приподнимал ее грудь»3. «Он весело поздоровался с матерью, но, увидев вдруг чемодан и узлы, смутился, молча подошел к окну и стал чертить пальцем по стеклу. Через минуту он уже опять говорил с матерью и беспечно, даже радостно смотрел на дорожные сборы», «Мать поняла его молчание и опять вздохнула», «Александр молча, с выраже-

4

нием горького упрека, смотрел на дядю» .

Это примеры авторского повествования, воссоздающего эмоциональный настрой переживающего героя (рассказ о внутреннем состоянии персонажа ведется от третьего лица), здесь также нет непрерывного психологического изображения.

Однако в произведениях Гончарова и Тургенева налицо безусловная естественность переживаний: смущение, восторг, отчаяние не просто названы, обозначены сло-

1 Баранцевич К. С. Две жены. - СПб., 1894. - С. 26.

2 Дедлов В. Л. Сашенька. - СПб., 1892. Ч. 2. Гл. 2. - С. 21.

3 Тургенев И.С. Рудин // Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: В 28 т. - М.; Л., 1966. Т. 6. -С. 335, 267, 270.

4 Гончаров И.А. Обыкновенная история // Соч.

Т. 1. - СПб., 1884. - С. 7, 15, 55.

вом, но изображены - через детали пейзажа, портрета, интерьера, через прием умолчания. Этого лишена массовая литература, которая, если и использует деталь, то эта деталь-подробность, рассчитанная на определенное читательское ожидание.

В «формульной литературе» даже хорошего качества писатель просто вынужден использовать стереотипные характеры и ситуации таким образом, чтобы они зажили новой и интересной жизнью: «Хороший писатель должен обновить стереотипы и добавить новые элементы, показать нам какие-то новые грани или как-нибудь выразительно соотнести их с другими стереотипами <...>. Многие формульные работы так оживляют стереотип, что переживают свое время»5.

Свойством стиля любого писателя является оригинальность, но только к ней стиль не сводится. При анализе беллетристики конца XIX века требуется различать стиль и манеру как более низкую ступень искусства, на что указывал еще Гёте: «Стиль покоится на глубочайших твердынях познания, на самом существе вещей, поскольку нам дано его распознать в зримых и осязаемых образах»6. Манера же может становиться все более пустой и незначительной. Гегель вообще считал манеру «поверхностным оригинальничанием»7. Однако в случае с массовой литературой применим иной закон, свойственный прежде всего формульной литературе: «К любому конкретному произведению публика подходит с определенными ожиданиями, и оригинальность приветствуется лишь в том случае, когда она усиливает ожидаемые переживания, существенно не изменяя их» . Формула создает свой собственный мир, который становится читателю близок вследствие многократного повторения.

Поистине ахиллесовой пятой беллетристов-восьмидесятников был портрет. Полноценное восприятие портрета в художественной литературе всегда сопровожда-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

5 Кавелти Дж. Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. - М., 1996. № 22. - С. 40.

6 Гёте И.В. Об искусстве. - М., 1975. - С. 94, 95.

7 Гегель Г.В.Ф. Эстетика. -М., 1968. Т. 1. - 302309.

8 Warshow R. Immediate Experience. Garden City. 196. В. 85.

ется некоторой напряженностью читательского воображения. Но представить себе соответствие черт портрета чертам характера героев массовой литературы - задача для читателя порой просто непосильная. Претензии к тому, чтобы портрет стал психологическим, у представителей массовой литературы велики. Нагромождены целые перечни портретных характеристик, претендующих на показ душевного движения: «бледный, с утомленным взглядом, красивый, даже эффектный, молчаливый и, по-видимому, гордый»1, но такой портрет не отражает то или иное психологическое состояние героя, являясь, по сути дела, характеристическим, информационным. В нем преобладают в основном прилагательные, которых оказывается немного, но они повторяются на протяжении нескольких страниц, навязчиво и циклично: «матово-белые», «наивно-ласковый», «безукоризненный», «молодой», «красивый», «стройный»: «Молодой красивый председатель окружного суда, в безукоризненном черном сюртуке, с безукоризненной прической, с косым рядом и с претензией, общей, впрочем, большинству коронных юристов».2 Попытка «психологизировать» портрет сводится к прямому подражанию, штампу: «Это был небольшой, плотный, но складный человек, с одним из тех чересчур благообразных лиц, с глазами чересчур светлыми и исполненными открытого выражения, которые на опытный взгляд всегда несколько подозрительны». Нагромождение определений не только не индивидуализирует героя, но вконец затрудняет его восприятие: «Гостю-земцу было лет тридцать пять; он был высок, статен, крепок, силен, но некрасив и старообразен. И все-таки его некрасивое лицо было приятно. Его скрашивали очень белый и гладкий лоб под зачесанными назад с сильной проседью густыми волосами и, главное, глаза: серые, простодушные, никогда не злые, а в крайнем случае, когда всякий другой разозлился бы, огорченные»4. «У худого лицо было бледное, почти безволосое и издали моложавое.

1 Дедлов В. Мы. Этюды. - СПб., 1888. - С. 123.

2 Дедлов В. Сашенька. - Спб, 1892. - С. 86.

3 Дедлов В. Встреча. - СПб., 1888. - С. 145.

4 Дедлов В. Чудак. - СПб., 1888. - С. 196.

Только вблизи умный, проницательный и нервно-горячий взгляд небольших черных глаз, да морщинки около них, да еще несколько увядшая кожа на висках и серебряная роса седины в жестких, коротко остриженных волосах - выдавали возраст худого господина...»5. Таких примеров в массовой литературе великое множество, они с настойчивостью переходят из рассказа в рассказ. То, что у Тургенева было «очерком-портретом»6, содержащим особую «психологическую насыщенность», у беллетристов самостоятельного психологического содержания не имеет.

А.П. Чехов довольно резко сформулировал основные признаки прозы беллетристов-восьмидесятников: «Русские же беллетристы глупее читателя, герои их бледны и ничтожны, третируемая ими жизнь скудна и неинтересна. Русский писатель живет в водосточной трубе, ест мокриц, любит халд и прачек, не знает он ни истории, ни географии, ни естественных наук, ни религии родной страны, ни администрации, ни судо-

7

производства <...>» .

В массовой литературе, где русский натурализм сформировался в качестве самостоятельного литературного явления, — явственно ощущается его специфика, принцип отбора и систематизации фактов, построения художественного образа. Философия позитивизма лишала беллетристов единой точки зрения на изображаемые явления, высшего понимания бытия, толкая их к быту, протоколизму и шаблонности. Некоторые беллетристы (В.Дедлов, к примеру), формировались под непосредственным воздействием реалистического искусства Тургенева и Чехова, от которых они унаследовали способы типизации своих героев (разработка актуальной темы «среднего человека», ориентация на пассивного героя), стремление к психологизму и некоторые особенности повествования (несобственно-прямую речь в частности). Однако удержаться на должной высоте реалистического освоения действительности им не удается.

5 Там же. С. 196.

6 Шаталов С.Е. Тургеневский портрет // Ученые записки Курского ун-та. Т. 74. - Орел, 1971. - С. 93.

7 Чехов А.П. ПССП: В 30 т. - М., 1974-1982. Письма, Т.3. - С. 217.

Недостаточная развитость собственного таланта и, как следствие этого, следование «за образцом», толкала самого Дедлова в русло художественного консерватизма: натуралистические краски в обрисовке «среды», наличие штампов и т.п. преобладали в его беллетристике. Проблематика («социальная повесть»), пафос, система персонажей, удельный вес социологических и биологических моментов — все это свидетельствует о том, что Дедлов недалеко ушел от натуралистической эстетики, хотя и пытался преодолеть ее за счет попыток психологического анализа и усиления сатирических красок (что явно противоречило обету натурали-

стов быть предельно объективными и беспристрастными при изображении действительности). Механизм действия массовой (формульной) литературы всегда однотипен: строится художественный мир по образцу и подобию классических произведений, но объективно получается некая их профанация. Достоинства произведений массовой литературы тут же становятся ее недостатками: доходчивость оборачивается поверхностностью, пропаганда передовых идей — упрощенной их трактовкой, широкое распространение в массах — свидетельством установки на сбыт любой ценой.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Альбов, М.Н. Глафирина тайна // Собр. соч.: в 10 т. - СПб., [Б.г.] - Т. 8.

2. Арсеньев, К. Модная форма беллетристики // Вестник Европы. - СПб., 1889. - № 4.

3. Баранцевич, К.С. Две жены. - СПб., 1894.

4. Гегель, Г.В.Ф. Эстетика. - М., 1968. - Т. 1

5. Гёте, И.В. Об искусстве. - М., 1975.

6. Гончаров, И.А. Обыкновенная история // Соч. - СПб., 1884. - Т. 1.

7. Дедлов, В.Л. Сашенька. - СПб., 1892. - Ч. 2. Гл. 2.

8. Дедлов, В. Встреча. - СПб., 1888.

9. Дедлов, В. Чудак. - СПб., 1888.

10. Дело. - СПб., 1881. - № 7.

11. Дмитренко, С. Беллетристика породила классику // Вопросы литературы. - М., 2002.

12. Долгополов, Л. На рубеже веков. - Л., 1985.

13. Зоркая, Н.М. На рубеже столетий. - М., 1976.

14. Кормилов, С.И. О разграничении «литературных рядов» // Изв. АН. Сер. лит. и яз. -М., 2001. - Т. 60. - № 4.

15. Кавелти, Дж.Г. Изучение литературных формул // Новое литературное обозрение. -М., 1996. - № 22.

16. Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М., 2001. - Стб.79.

17. Новополин, Г. Порнографичекий элемент в русской литературе// В сумерках литературы и жизни. - 2-е изд. - СПб., [Б.г.].

18. Потапенко, И.Н. Генеральская дочь // Собр. соч.: в 10 т. - СПб., 1904. - Т. 5.

19. Скафтымов, А.П. О психологизме в творчестве Стендаля и Толстого // Скафтымов А.П. Нравственные искания русских писателей. - М., 1972.

20. Тихонов, В.А. Светлые грезы // Тихонов В.А. Полн. собр. соч.: в 10 т. - Пг., 1915. - Т. 10.

21. Тихонов-Луговой, А.А. Возврат // Луговой А.А. Соч.: в 11 т. - СПб., 1914. - Т. 9.

22. Тургенев, И.С. Рудин // Тургенев И.С. Полн. собр. соч. и писем: в 28 т.- М.; Л., 1966.

- Т. 6.

23. Чехов, А.П. // ПССП: в 30 т. - М., 1974-1982. Письма. - Т. 3.

24. Ясинский, И.И. На заре жизни // Ежемесячное литературное приложение к журналу «Живописное обозрение». - 1890. - № 3.

25. Warshow R. Immediate Experience. Garden City. 196. D. 85.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.