CC BY
66
ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО
БАЗОВЫЕ ЦЕННОСТИ СОВРЕМЕННЫХ РОССИЯН
Материалы круглого стола
За пятнадцать лет, прошедшие с распада коммунистического строя, Россия так и не выработала собственной цивилизационной идентичности, "зависнув" между постимперским состоянием, все более чуждым сознанию большинства россиян, и национальным государством, на пути построения которого отчетливо видны трудно преодолимые социокультурные барьеры. Не удается выработать и собственной национальной модели политической и экономической системы, а формальное заимствование политических и экономических институтов, характерных для "цивилизованного Запада", отторгается российской почвой, ведет к росту черт архаики и "нового варварства".
Основной трансформационный процесс современности состоит в постепенном формировании российской нации из атомизированного и сегментированного общества 90-х. Процесс этот идет активно, хотя и достаточно противоречиво. "Пробуксовка", в первую очередь на институциональном уровне, препятствует переходу общества в новое качественное состояние. Энергия носителей "новой субъектности" замыкается на частных стратегиях успеха, а политические и государственные институты, лишенные энергетической подпитки общества, остаются легкой добычей корпоративных и групповых интересов, чему не в состоянии противодействовать никакие "административные вертикали".
В 90-е годы общество было расколото на "традиционалистов" и "модернистов" и его политическое и социальное развитие определяла динамика противостояния этих групп. Это деление сохраняется и сегодня, хотя и носит рудиментарный характер. Одновременно формируются группы, отражающие нынешний социокультурный фон — "неоконсерваторы", сочетающие модернистские и консервативные ценности, так называемые "новые правые" и противостоящие им уже в рамках новой системы координат "новые левые". Все они активно формируют свой запрос — не только и не столько политический, сколько социальный и культурный. Их устремлениям соответствуют свои культурные, религиозные, эстетические пристрастия, своя система моральных ценностей, своя система мотиваций, лишь частично пересекающихся с "парадными" пластами сознания, своя мифология. Необходимо не просто описать эти группы посредством традиционных социально-демографических и политических характеристик, но и заглянуть в их "коллективную душу", понять, что таится в их, выражаясь терминологией Юнга, "коллективном бессознательном". Это тем более важно, что мы неоднократно убеждались в неэффективности многих социальных и экономических стимулов, лежащих на
поверхности. И только выход за рамки позитивистской методологии позволит понять природу социальных мотиваций групп, определяющих судьбу "новорусского этноса", точнее, новой русской нации.
Переживаемый российским обществом кризис является в первую очередь кризисом субъектности, во многом обусловленным "запаздывающей" или "догоняющей" модернизацией 90-х годов. В результате неорганичности этого процесса внутренний социально-культурный конфликт между отдельными фрагментами общества (группы, ориентированные на идеологию догоняющей модернизации, и группы, ориентированные на традиционалистские ценности) на каком-то этапе стал доминировать над осознанием исторической общности. Внутренние этнические скрепы оказались слишком слабы, чтобы на руинах суперэтнической империи смогло полноценно сформироваться национальное государство. За полтора десятка лет попыток догоняющей модернизации страна не смогла породить адекватных национальных лидеров, выработать общенациональную идеологию, сформировать значимые политические субъекты. Современное российское общество напоминает рассыпающийся песок, из которого не удается создать устойчивых социальных конструкций, а сами элементы общества, попадая в зону притяжения иных цивилизационных ядер, неизбежно теряют собственную идентичность. Однако "неоконсервативная революция", произошедшая в российском обществе в 1998-2000 гг., в определенной степени изменила вектор общественного запроса и основные парадигмы массового сознания. Связанная с этой идеей неоконсервативная идеология адресуется активному меньшинству и содержит рациональное и прагматическое обоснование модернизации и постмодернизации, мобилизующей силы для обновления общества. Сегодня в России завершается очередной виток глубинной социокультурной трансформации. Это проявляется в ценностной унификации, в усилении неоконсервативных тенденций в менталитете россиян. Генезис и долгосрочные последствия этого процесса пока полностью не ясны. Как показывают исследования, разрушение традиционного сознания носит необратимый характер, традиционные ценности присутствуют главным образом на "парадном" уровне, наблюдаются демифологизация и рационализация массового сознания. Все это создает труднопреодолимые социокультурные барьеры на пути перехода российского общества к стратегии органичной модернизации. Пройдена ли крайняя точка социального и национального распада в современной России? Возможна ли регенерация традиционных ценностей российского общества, вокруг которых на протяжении веков интегрировалось национальное самосознание? Чем мотивирована социально-экономическая и социально-политическая активность нынешней генерации россиян? Вокруг каких ценностей и мифов можно сплотить общество?
Эти вопросы предполагают два ключевых направления анализа социокультурной составляющей российского общества — изучение целостности социокультурного кода нации, с одной стороны, и проблемы связанной с этим субъектности, т.е. способности общества к действиям мобилизационного типа, с другой. Необходимо выявить устойчивые этнические, мифологические, культурные и социальные конструкции, способные обеспечить целостное функционирование общества, его единую идентичность (на ценностном уровне) и единую субъектность (на уровне социального, особенно действия мобилизационного типа). Содержательными характеристиками, определяющими "социокультурный код" отдельных групп общества, являются базовые ценно-
сти, носящие универсальный характер; нормы и установки, которые представляют собой "поле стереотипов" в рамках сформированного набора социометрических шкал, содержащих отношение к основным социально-политическим мифам, культуре, религии, традиционализму, бытовой морали. Исследование социокультурных основ современной российской цивилизации требует междисциплинарного подхода. Цивилизационные особенности зачастую не лежат на поверхности, они проявляются в культурном и социальном творчестве нации, в языке, эстетических пристрастиях, формах бытового общения, в мифах и традициях. Понимание сложности изучаемого феномена, невозможности углубления в него с помощью традиционных социологических методов привело к дискуссии о методологии изучения базовых ценностей современных россиян. В рамках данной дискуссии ВЦИОМ провел в 2005 г. два круглых стола, фрагменты которых публикуются ниже.
В. ФЕДОРОВ (генеральный директор ВЦИОМ). Социология общественного мнения, которой мы занимаемся по долгу службы, не может ответить на все интересующие нас вопросы. Что стоит за теми мнениями, которые продуцируют граждане в ответ на наши специальные провокации? Целый ряд проведенных нами исследований, например, по проблемам морали, показывает, что респонденты выдают ценности разного порядка, преимущественно парадные. Происходит определенное социологическое смещение. Это первая причина, по которой нам интересна обсуждаемая тема. Вторая причина связана с одним из крупных исследовательских межгосударственных проектов. Это "Евразийский монитор", в ходе которого изучается мнение по различным актуальным вопросам граждан России, Казахстана, Украины и Белоруссии — стран, реализующих сегодня проект экономической интеграции. Мы данный проект достаточно активно презентуем не только для СМИ, но и в государственных аудиториях. Есть ли какая-то, близость между формирующимися идентичностями, в чем состоят базовые ценности граждан не только России, но и упомянутых стран, насколько эти ценности сходны, можем ли мы говорить о геополитическом проекте, который бы основывался не только на экономических интересах и на локальных договоренностях правящих элит, а на чем-то более глубоком? Вот те причины, которые делают эту тему для нас очень интересной.
Л. БЫЗОВ (руководитель Аналитического отдела ВЦИОМ). За последние шесть-семь лет сформировалась достаточно устойчивая целостность ценностных структур. Однако возникает колоссальная проблема, суть которой в том, что все эти ценности мало к чему людей мотивируют. Общество остается разрозненным, несмотря на то, что произошла ценностная унификация. Никаких внутренних горизонтальных институтов и структур в этом обществе нет, а если они и есть, формальная социология их не улавливает. Почему общество остается таким рыхлым и разрозненным и какие существуют сверхценности, способные на деле мотивировать граждан? Какие ценности существуют за пределами частной сферы, которая сегодня продолжает доминировать? Ответить на эти вопросы социологи не в состоянии. Количественная социология не всегда может приблизиться к подобным проблемам, потому что очень многое остается в подсознании людей. Мы этим занимались четыре года назад, здесь присутствуют участники проекта "Базовые ценности россиян", который проводился в 2001-2002 гг. Тогда тоже увлеклись фор-
мальными методами, и результаты получились половинчатыми. Сумели сделать прогнозы на каких-то отдельных направлениях, но проблема была только поставлена. Она требует интенсивного изучения, причем не традиционными социологическими методами. Нельзя сводить социологию только к опросам общественного мнения. В данном случае требуется иной подход. Необходимо осмыслить процессы формирования некой новой квазинации. Очень важно понять, что находится в так называемом коллективном бессознательном, ведь зачастую оно мотивирует гораздо сильнее, чем то, что мы получаем в ответах на анкетные вопросы.
Ю. СОЛОЗОБОВ (АПН). Говорят, что математика — это мельница, которая мелет...Социология — тоже такая мельница. Нужно критически относиться к следующим моментам. Во-первых, исследование ценностей можно назвать продолжением наивной социологии. В анкетах это особенно прослеживается — традиционные ответы подгоняются под традиционную канву. Во-вторых, слова, которые предлагаются для анализа ценностей, далеки от тех, которыми оперируют наши граждане. Поэтому получаем парадный портрет. Третий момент — не четкая внутренняя логика массового сознания. И, наконец, — культурная группа в нашем обществе. Элита образовала субэтнос. Базовые ценности элиты противоречат базовым ценностям самого народа. Логика событий может привести к тому, что сформируется власть, которая будет иметь внутренний язык, а остальная часть общества окажется за его пределами. Судя по последним исследованиям базовых ценностей, первое место занимает безопасность. Пример Беслана показал, что власть не может обеспечить безопасность маленькому человеку. Вторая ценность — не просто жить, а жить полноценно. Далее — здоровье, демократия и различные проблемы, связанные с семьей. Следует также обратить внимание, что год от года тезис "Россия для русских" неуклонно собирает все больше сторонников. В этом проявляется ощущение отсутствия государства для коренных народов. На мой взгляд, есть опасность раскола на северный и южный тип, а также легализации консолидации России вокруг северо-западных регионов, т.е. опасность внутреннего раскола общества.
Н. ЛЬВОВ (Исполком Партии Жизни). Мы наблюдаем огромную энергетическую энтропию в русском или постсоветском этносе. Отсюда невозможность выстраивания горизонтальных связей. Власть сознательно разрывает эти связи, что является необходимым элементом нынешней политики. Идет потеря энергии, потеря количественной массы, потеря авторитета, доверия. Формируется некий центр псевдоконсолидации. Южнорусский этнос был чрезвычайно перспективен в начале прошлого века, но известные события разорвали его на этнические составляющие, и сейчас он разрушается, находясь под сильнейшим ударом Кавказа и самостийной Украины. Россия, и это мое глубокое убеждение, не может удерживать свое территориальное пространство без наличия новых глобальных идей. От России уже отвернулась Украина. Это отрезанный кусок. Вектор должен быть направлен в другую сторону. Россия будет интересна только тем странам, для которых она сама является Западом. Для тех стран, для которых она является Востоком, она ассоциируется с бедностью, тоталитаризмом, авторитаризмом. Для украинцев русские — нация алкоголиков. Такая репутация сложилась в течение длительного времени. А, например, для казахов у русских репутация "старшего
брата". Я призываю обратить свои взгляды еще восточнее и южнее. Там находятся сильные государства с древней культурой, которым Россия может быть интересна как канал на Запад.
С. МАРКЕДОНОВ (обозреватель радиостанции "Маяк"). В начале маленькое лирическое отступление по поводу южнорусского этноса. Как человек, который вырос и много лет прожил на юге России, я с трудом понимаю, что это такое. Консолидирование южнорусского этноса — красивая конструкция, практически не подтверждаемая. Теперь по поводу проекта. К кому авторы проекта его, собственно, обращают? Кто заказчик? Если говорить о победившей номенклатуре, то она не мыслит общегосударственными категориями, для нее вопрос стратегического развития страны — не приоритет. Главное для нее — сохранить административную ренту и доминирование на рынке. Формировать российскую гражданскую нацию эта власть не готова. Ей нужно быдло, которое будет работать. Рассматривать этот проект как обращенный к власти бессмысленно, потому что государства нет, нет единой гражданской нации. На вопрос исследования, есть ли ощущение себя гражданами, сопричастными общим идеям, — ответ отрицательный. Есть ли что-то общее у жителей аулов и сибирских просторов? В чем оно выражается? Без общей системы ценностей Россия не будет существовать как страна. Если нет объединяющей идентичности, остаются разрозненные этносы и группы. Что касается географической привязки, то приоритетом должно быть исследование России. Что мы принесем в СНГ? Коррупцию? Административный ресурс? Надо сначала разобраться с российской идентичностью, а потом транслировать позитивный опыт. И последнее. Этническая идентификация государства как инструмент политики должна исчезнуть. Это вопрос культуры. Важен принцип лояльности государству. Говоря про коренные народы, мы провоцируем ответную реакцию.
И. ЯКОВЕНКО (профессор РГГУ). Постсоветское пространство — это уникальный опыт. Действительно, есть ощущение, что общество стабилизировалось. Вопрос: как? Сама по себе стабилизация — безусловная ценность. Но есть генеральное ощущение конфликта с реальностью. Формирование гражданского общества, другие тенденции все время встречают противодействие. Традиционное общество с трудом переходит в другое качество. Стратегической перспективы нет ни у общества, ни у элиты — вот где проблема. Что же касается объединяющей идеи, то такие идеи не вбрасываются, они вызревают в обществе.
В. ПЕТУХОВ (директор по исследованиям ВЦИОМ). Сегодня в обществе идут скрытые, латентные процессы, которые не фиксируются эмпирически. Это касается, в частности, и ценностей. И одна из задач -сопоставить то, что было в России десять-пятнадцать лет назад, и что происходит сейчас. Выросли поколения, которые живут в новой реальности, которые другой реальности уже не знают. Это само по себе очень интересно. Полученные нами эмпирические данные свидетельствуют, что Россия действительно страна традиционная, архаичная. Вялость, отсутствие энергетики, многое утрачено — все это подтверждается в цифрах. С другой стороны, — и это тоже факт — Россия является современным обществом. Значительная его часть, прежде всего молодое поколение, реализует свои возможности
на уровне европейских стран. Об этом тоже свидетельствуют данные исследований. Таких примеров много, и надо разобраться, зафиксировать реальное состояние общества, понять, что оно крайне дифференцированное, оно меняется, развивается, есть поколенческие, межрегиональные, меж-территориальные различия. Город, село — это разные миры. Необходимо уяснить, что из себя представляет современное российское общество во всех противоречиях, которые ему присущи.
A. МАКАРКИН (Центр политических технологий). Складывается интересная тенденция. Все стараются обществу что-то предложить в качестве национальной идеи, и все предложения воспринимаются негативно. Сугубо элитная идея никакого реального эффекта для массового сознания не имеет. За империю готов воевать достаточно узкий слой граждан. Идея диктатуры закона не поддерживается. Идея религиозная. Когда один православный храм пришлось выставить на продажу и религиозные активисты стали устраивать протестные акции, никакой реакции чиновников не последовало. Далее — как и когда отмечать общенациональный праздник единения? Власть обращается к истории. Если праздновать 1812 год — Ширака обидим, если Куликовскую битву — Шаймиева и т.д. Нужен компромиссный праздник, который никого не греет и не имеет мобилизационного смысла. Единственное, что у нас осталось, — это Великая Отечественная война, и поэтому это праздник широкомасштабный. К нему обращается и молодежное движение. Но проблема в том, что на словах все почитают, а как только речь идет о чем-то неофициальном, тут же раздаются голоса: почему нас не завоевали? Что этим ветеранам надо? И сколько еще их пропускать в очереди? Идея историческая должна быть бескомпромиссна. На Западе элита смогла не только выдвинуть идею европейской консолидации, но и предложить конкретный механизм ее реализации. Для России главная проблема — сохранить существующие традиции. Но эта позиция сугубо оборонительная. Пока не будет выработана позитивная наступательная концепция, основанная на реальных этапах, не будет никакой позитивной реакции внутри страны.
B. ИГРУНОВ (директор Института гуманитарно-политических исследований). На мой взгляд, представление о том, что происходит некая стабилизация, преждевременно. Идут не всегда регистрируемые нами активные процессы. Российское общество распадается на локальные структуры. Локальные общества можно совместить только тогда, когда появляется наднациональная, глобальная идея. Для поляка или чеха — это вступление в Евросоюз, гарантирующее спокойствие, безопасность. Там нет разрыва между элитой и обыкновенным человеком. У нас ничего подобного нет. У нас все по-другому, у нас нет движения в Европу. Российская элита совершенно не пассионарная. Если для всего общества ценности формируются столетия, то для элиты — десятилетия. К сожалению, элита всегда действует в рамках устоявшегося общественного каркаса. За прошедшее время базовая организация была полностью сломлена и разрушена. Элите несравнимо сложнее организовать общество, здесь возникает вопрос о возможности существования России как таковой. Россия в нынешних границах продолжает оставаться империей. В Москве, встречая гражданина нашей страны, например чеченца, мы понимаем, что для нас он дальше, чем представитель другой страны, например, Украины. Чтобы государство существовало как таковое, надо его
гражданина вывести за пределы повседневного быта. У России должна быть сверхзадача.
Г. ЦУКАНОВ (обозреватель радиостанции "Маяк"). Ответ на вопрос, почему граждане имеют сегодня защитительные базовые ценности, в какой-то степени очевиден. В течение одного века на глазах одного поколения было разрушено три проекта одной страны. Все проекты сопровождались невероятным воодушевлением, первые два к тому же — кровопролитными войнами, которые истощили генофонд. В подсознании существует комплекс боязни сверхидей. Возникают защитительные и оборонительные идеи, идеи сохранения. Говорят, что нужна сверхидея, которая бы нас всех повела. На самом деле я убежден, что никого она никуда не поведет, люди отшатнутся от нее. Такое положение вещей долго длиться не может, потому что сохранение, топтание на месте всегда подспудно несет все то же разрушение. Страна, которая никуда не движется, не может предложить идеи развития, будет разрушаться. Называются разные сроки: от трех до пяти лет. Наши соседи -Украина, Прибалтика, Белоруссия — базируются на тех же идеях сохранения, но на них наложилась идея движения вперед, которая не противоречит идее сохранения. Идея объявить Россию особой страной не состоятельна. Стремление к сохранению в рамках определенного этноса, определенной конфессии? Нужна идея, которая была бы инвариантна относительно этносов, относительно того, что такое Россия — Запад или Восток. То Россия — это особый Запад, то Россия — это особый Восток. В то же время Россия не Европа, а особая Европа. Надо такие темы отбрасывать, иначе из этого замкнутого круга мы не выйдем. Россия — просто страна, в которой живут граждане, которые хотят хорошо жить. Куда они хотят развиваться? Где в подсознании существует вектор развития? Ничего особенного мы не найдем, и это хорошо. Особенность культивируется искусственно. Мы прекрасно находим общий язык и с европейцами, и с жителями центральной Азии, и с жителями Северного Кавказа. Отчуждение возникает тогда, когда возникает страх. Идея общая: дайте нам жить в своих городах, своих деревнях. Со временем, постепенно может сформироваться гражданское общество. Оно не организуется сверху. Гражданское общество должно контролировать власть, а не наоборот.
В. ЖАРКОВ (журнал "Апология"). Когда по поводу опросов говорят: человек отвечает одно, думает другое, думает, что думает третье, и делает четвертое, речь, по сути дела, идет о нашей практике. В России нет четко сформулированной, осознанной системы ценностей. Нет даже восьми заповедей, которые были бы приняты населением. Между тем мировая культура знает сотни таких ценностей. Сотни заповедей, которые человек в течение своей жизни так или иначе должен исполнить. Это наша основная проблема, связанная с тем, что в России позднее, чем в любой другой европейской стране, появилась массовая письменная культура. Если говорить об основной массе населения — это 30-е годы прошлого века. От этого времени нас отделяют два поколения. С другой стороны, была мощнейшая письменная дворянская культура, которая сейчас отсутствует. Я как историк отстаиваю ретроспективный метод, метод анализа на основе исторических источников, на основе культурных памятников, в том числе фольклорных. Мы могли бы принять гипотезу о том, что массовое сознание, ментальные установки меняют-
ся гораздо медленнее, чем бытовая технологическая сфера. В этом плане сегодня мы близки к реалиям XVI в. Хроника преступлений того времени и хроника преступлений в газете "Московский комсомолец" имеет чрезвычайно много совпадений. Такой ретроспективный анализ очень важен, но его в России всегда боялись, потому что выводы могут быть отрицательными. Боязнь отрицательного результата ведет к замалчиванию или созданию мифов. Я могу назвать несколько мифов в отношении русских ценностей и русского народа. Первый — религиозно-мессианский. Православная Русь, Москва — Третий Рим, народ — богоносец. Однако языческая составляющая в России всегда была очень сильна. Второй миф — мазохистский. Фашисты, изучавшие русскую классическую литературу — Сонечка Мармеладова, Анна Каренина, Пьер Безухов, дикая рефлексия, лишние люди — просчитались, недооценили русский народ. Читая Толстого и Достоевского, они решили, что русские не могут за себя постоять. Этот миф тоже оказался несостоятельным. Третий миф возник на волне Победы. Народ — герой, народ, который умеет жертвовать, терпеливый, выносливый. Здесь не только военная составляющая, но и ученые, которые, делая атомную бомбу, получают облучение, ничего не требуют взамен, кроме бесплатного проезда один раз в году на родину, в деревню. Этот миф был развеян во времена позднего "совка" Трифоновым. Выяснилось, что русский крестьянин, приехав из деревни, тоже хочет хрусталь, ковры и мебель из карельской березы. Следующий миф — русофобский, который сформировался отчасти в диссидентской среде, отчасти в среде историков неофициальных направлений. Его развеяла газетная публикация Афанасьевой, в которой утверждалось, что российскому обществу присущ тоталитаризм. Миф, что русские работают от силы месяц, а потом готовы сидеть и сосать лапу. Следующий миф — особая душа русского народа. Материальные ценности русских: водка, яйца Фаберже, самые красивые женщины в мире, снег, природные ресурсы. Все это сопровождается понятием "душевность". Этот миф предлагается сейчас всем слоям населения. Народ призывают потреблять дешевый ширпотреб, а работать, добиваться успеха по большому счету не требуется.
Л. БЫЗОВ. У традиционной классической социологии, имеющей дело с общественным мнением, очень ограниченная разрешающая способность. Для серьезного анализа необходимо выйти за пределы традиционной социологии. В каком направлении? Прежде всего это институциональная сфера. Какие институты отторгаются обществом, нашей ментальностью, а какие не отторгаются? Это первое направление, политологическое в широком смысле слова, если понимать под политологией не только идеологию партий, политическую систему, президента, а процесс формирования политических и социальных институтов. Второе, очень важное направление, которое традиционная социология не видит, связано с проблемой бытового выбора, проблемой коммуникаций. Мне кажется, было бы очень интересно создать адекватный социологический инструментарий. Реализация этой задачи может дать нам определенный прорыв. Очень многие фундаментальные для общества вещи проходят не на уровне политического выбора, а на уровне принятия ежедневных решений и коммуникаций между людьми, различными слоями общества. Можно согласиться с теоретиками этого направления, что культуру или ментальность общества определяет именно данная сфера. Еще одно важное направление — коллективное бессознательное. Практика самых различных
обществ показывает, что очень многие мотивационные решения выходят из коллективного бессознательного, которое изучал Юнг и его последователи. Это различного рода мифы, архетипы, то, что направляет людей на некий мобилизационный жертвенный тип социальных отношений. Наши исследования, проведенные 4 года назад, позволили сделать вывод, что генерация российских обывателей очень бедна на коллективное бессознательное. Большинство русских мифов либо совсем не действуют, либо действуют в искаженной форме. Между тем существует точка зрения, что нация складывается вокруг мифов. Без них нация является лишь некой корпорацией, объединенной общими интересами, но как некий организм она не складывается. Следующее направление, которое мне тоже кажется перспективным, это проблема вкусов, пристрастий, единения культурного ряда. Смена архитектурных пристрастий, например, очень много говорит о коллективном бессознательном, которое не способно обнаружить себя через традиционную социологию. Если мы хотим понять, что представляет из себя новорусская генерация, надо посмотреть, какие она строит дачи. Тем более, что сейчас есть возможность проявлять свой вкус, пристрастия, эстетику в зависимости от толщины кошелька. Что стоит за классическим стилем, за русским модерном? Очень интересен переход от классицизма к модерну в конце XIX в., который стал следствием существенных перемен в традиционной ментальности и как бы "предрек" последующие потрясения. Не менее важный вопрос: как теперь социологически проинтерпретировать переход от постмодерна к неоклассицизму? Я никогда не занимался специально культурологией, но в качестве рабочей гипотезы, мне кажется, можно утверждать, что наблюдается ренессанс неоклассицизма. Это переход к чему-то простому, понятному, потому что люди устали от экзистенциальной сложности. В 70-80-е годы, в период застоя молодое поколение увлекалось экзистенциальными взглядами на человека со сложным внутренним миром. Кафка, Достоевский. Потом наступило время всеобщего осмеивания, пародирования мировой культуры. Сейчас, после эпохи постмодернизма, люди потянулись к чему-то простому и примитивному, как это было в 40-50-е годы, когда классицизм был не только навязан сверху, но в какой-то степени шел от общества, уставшего от войны, потрясений, желающего простых сюжетов со счастливым концом. Искусство — как форма сказки. Мне кажется, что подобный запрос существует. С конца 90-х годов в обществе очень быстро восстанавливается ценностный консенсус, несмотря на то, что существуют огромные социальные разрывы. Идейно и ценностно общество достаточно унифицировано. Другое дело, что унификация происходит не вокруг тех консервативных ценностей, о которых говорят патриоты. Основой является в первую очередь современный образ жизни, урбанистический образ жизни мегаполиса. По большому счету, все хотят одного. Системы ценностей у новых русских, у нового среднего класса и у простых людей, не дотягивающих до прожиточного минимума, примерно одинаковы. Одновременно происходит унификация политических симпатий. Этот неоконсервативный синтез можно охарактеризовать как некую протонацию. Потому что, несмотря на ценностную унификацию, общество остается ситуативно атомизированным и интересы людей практически ничем не связаны. Но критическая масса протонации существует. Превратится ли она в некую нацию и сложится ли вокруг нее некое национальное государство, или нет — вопрос, на который у меня нет ответа. Формирование государства-нации остается проблематичным. Некоторые исследователи, Валерий Соловей, Вяче-
слав Игрунов, склонны преувеличивать фактор этнизации российского общества. С их точки зрения, идея нации как суперэтноса умерла или умирает, и живое воплощение социальной ткани прорастает в этнических общинах. При этом русский этнос начинает распадаться на субэтнические группы. Этому есть и социологическое подтверждение. Исследования на Дальнем Востоке показали, что этничность является фактором локальным, собирающим людей не в рамках государства и нации, а в рамках небольших локальных групп. В результате происходит самоорганизация общества на локальном уровне. Я убежден, что, несмотря на повышение роли этничности, этот процесс является контртенденцией, которая, может быть, возобладает, но на сегодняшний день не определяет суть происходящих в обществе процессов. То же самое касается и существенных различий в ментальности между севернорусским и южнорусским субэтносами. По многим параметрам это разные этносы, с разным представлением о добре и зле, разной эстетикой, и как их соединить в одно целое, сегодня не очень понятно. Чтобы не утонуть в этих контртенденциях, мне кажется целесообразным выделить в качестве главной тенденции неоконсервативный, неорусский синтез и рассматривать его как точку роста новой русской генерации. Забудем про то, что у нас русский народ с тысячелетней историей. Эта история над нами, россиянами, не довлеет. Она воспринимается как прошлое, как чувство сопричастности к истории, не более того. И тот феномен, который называется православным ренессансом, в огромной степени носит не экзистенциальный характер поиска высших смыслов. Православие является единственной формой квазинациональной идентичности. По сути дела, речь идет о новой русской генерации, не похожей на ту, о которой писали русские классики. Новая русская генерация — это что-то совсем другое, имеющее какое-то отношение к традиционной русской культуре, традиционному русскому этносу, но довольно удаленное, типа троюродного племянника русского народа. Ясно одно: в современном российском обществе идет процесс формирования новой российской нации.
В. МАЛКИН (обозреватель "Русского радио"). На мой взгляд, много проблем связано с тем, что, говоря об объекте исследования как еще не существующем, мы попадаем в скверную эвристическую ловушку. С одной стороны, объект должен быть, чтобы мы его исследовали, а с другой стороны, его пока нет. То, что его нет, подкрепляется как внешними, так и внутренними проекциями. Я был в Лондоне на ежегодной конференции по политическим рискам и читал доклад Хеллинжера, где России вообще нет. Просто нет главы под названием "Россия". Она всплывает в указателях как фактор потенциального сдерживания китайского роста, как потенциальная угроза в мировой системе отмывания денег, терроризма и т.д. Но как самостоятельная часть мира, которая куда-то идет, не существует. Так и в сознании людей Россия как некоторая сущность, которая как-то себя ведет, практически отсутствует, что и выражается в том, что нет мифов или определенного рода конструктов, позволяющих людям идентифицировать себя как членов единого социального организма. В этом плане логичней и правильней было бы говорить об объекте как о складывающемся. Это значит, что существует некоторое пересечение, некоторая матрица проектов России. Это искусственно-естественный процесс, где есть субъекты, у которых есть разные проекты под названием "Россия", и мы должны изучать, с одной стороны, эти субъекты, а с другой — сопротивление и свойство материала, на котором эти проекты ре-
ализуются. Кроме того, надо отдавать себе отчет в том, что модельная ситуация, в которой проявляются ценности, является ситуацией обмена или конвертации.
А. АХИЕЗЕР (Институт народно-хозяйственного прогнозирования РАН). Я занимался русской историей и могу сказать, что в России существует специфическое массовое поведение людей. Оно носит инверсионный характер, т.е. движется по кривой, а потом наступает какой-то этап, когда вдруг поворачивает обратно, может быть, под углом. Именно это массовое движение делает нашу историю ни на что не похожей. Чтобы понять, что происходит с Россией, надо взглянуть на нее как на процесс, сложный, противоречивый, в котором по странным, непонятным закономерностям происходят изменения. Россия с самого начала существовала как насильственно интегрированная система. Такие государства обычно не выживают. Результаты моих исследований оказались удручающими. В Киевской Руси к власти приходили бывшие рабы, потому что у правящего класса не было ресурса. Такое развитие привело государство к краху. Население ненавидело государство как таковое, и ненависть перешла через века в сегодняшний день. Антагонизм между народом и властью был на любом этапе русской истории и нередко достигал состояния патологического конфликта. Отсюда — бессмысленные разрушительные смуты, в отличие от смут в Китае, Германии. Хаос в Китае был организован властью. Восставшие крестьяне выбирали бывшего пастуха и делали его императором. В России это совершенно невозможно, потому что мужики с Пугачевым доходили только до деревни и шли домой. У них не было государственного сознания, они вообще не знали, что такое большой мир. Когда я был маленьким, я думал, что есть папа, мама и Сталин. Об остальном я понятия не имел. И весь народ жил так же. Россия — страна социокультурного раскола, очень многозначного, имеющего много форм. Но главное — это раскол у власти, которая погружена в хаос, в котором каждый живет своим умом.
Л. БЫЗОВ. Российская цивилизация — и в качестве "Третьего Рима", и как петровская империя — в недрах архаичного народного сознания воспринималась как насилие, потаенное архаичное сознание, связанное с дохристианскими культурными пластами, вышло наружу и приняло те формы, которые мы наблюдали в ХХ в. Впрочем, какое это имеет отношение к сегодняшней России? Я говорил о том, что раскола на ценностно-парадном уровне уже практически нет. Но он остается на институциональном уровне, в первую очередь на уровне коммуникативных процессов в обществе. Мы видим укоренившуюся "жизнь по понятиям", абсолютное неуважение граждан к закону, к государственному праву. Негативный консенсус существует вокруг всех институтов государственности и гражданского общества, кроме президента, который воспринимается не как гарант права, но скорее как носитель "народного начала" во власти. Иными словами, воспроизводятся весьма архаичные стереотипы в отношении народа и власти. Заниматься современной российской цивилизацией, не обращая внимание на эти обстоятельства, неверно. Если на парадном уровне российская цивилизация отличается от западной совсем чуть-чуть, то на деле различия колоссальные. Это и стереотипы бытового поведения, где никто никому не верит, кроме, может быть, ближайших родственников, и поэтому горизонтальные связи выстраиваются на сугубо
локальном уровне, и полное презрение ко всему, что выходит за пределы этого уровня. Откуда, из какой почвы все это воспроизводится?
В. ПЕТУХОВ. Социология действительно имеет определенные ограничения в изучении серьезных, фундаментальных тем. Многие инструментарии, которые были задействованы в предыдущие годы, не чувствительны. Это выявляется в повседневной работе. Мы не получаем нового знания, новой информации. Тем не менее эмпирическим путем можно решать какие-то более простые, более конкретные проблемы, находящиеся в русле данного проекта. Например, в каком соотношении находятся ценности социальной деятельности? Прямая, обратная зависимость? Мотивируют ли они социальные действия? Видят ли люди какую-то инструментальную ценность в ценностях? Не просто мировоззренческую константу, а пользу? Мы говорим — демократия это некая ценность. Но есть ли здесь инструментальное ядро, с помощью которого можно решить практические жизненные задачи? Можно добиться с помощью демократических институтов, чтобы люди стали жить лучше? Второй круг проблем — ценности социальной структуры. Какие группы, слои структуризируются, в каком соотношении они находятся друг к другу? Какие сохранились мировоззренческие позиции, установки? В рамках этого проекта можно решить задачу собирательного образа современного россиянина. Какие черты присущи современным людям? Какие качества востребованы, какие нет? Какие утрачены? Можно проранжировать честность, доброту, целеустремленность, активность, трудолюбие. Их можно эмпирически замерить и вычислить. Что было, что стало, что будет. Это решаемая задача с помощью тех инструментов, которыми мы располагаем. Очень интересно понять, что сами люди думают о себе. Кроме того, я считаю вполне социологически решаемой задачей определение исторической ретроспективы: что было раньше, что стало сейчас, как можно оценить изменения, в какую сторону они идут, и т.д.
В. ФЕДОРОВ. В результате обсуждения у меня появилось больше вопросов, чем ответов. Многие участники дискуссии даже переоценили статус нашего исследования: говорили не о базовых ценностях, а о национальной идеологии, которую мы должны создать. Мы такой задачи не ставили, по крайней мере, на этом этапе. Хочу поблагодарить за ценные методологические указания и предложить всем, кому дискуссия показалась интересной, не относиться к этой теме как к проходной. Мы готовы регулярно встречаться для того, чтобы запустить этот проект максимально квалифицированно, максимально реалистично, чтобы получить новое знание, которое затем будет использовано для позитивных изменений ситуации в нашей стране.
Materials of the Round-table discussion "Base Values of the Russian Public" present views of VCIOM researchers, scholars from analytical centers, political parties headquarters and media commentators on socio-cultural fabric of nation's consciousness, prevailing base values, norms and stereotypes, social-political myths, culture and religion. Experts still maintain conflicting interpretations of whether Russia has unifying set of common values and what is the vector of formation of the new Russian nation and culture. Discussion has proven the need for further research and analysis of trends of development of the Russian civilization and unifying ideology.
