CC BY
42ПУТЕВОДИТЕЛЬ
Байкальская Сибирь. Фрагменты социокультурной карты: Альманах-исследование. Отв. ред., рук. творч. кол. М. Я. Рожанский / Иркутский государственный университет. Проект «Этнополити-ческая ситуация в Байкальском регионе: мониторинг и анализ. Исследования и материалы. Вып. 4. Иркутск, 2002. 248 с.
Местное развитие, социокультурные реальности мест — исследовательские темы, становящиеся все более популярными в наши дни. Это определяет и междисциплинарность подобных исследований, и разноголосицу подходов... Авторам и составителю «Байкальской Сибири» удалось собрать все это многообразие в одной книге. Альманах удивляет разноплановостью, многогранностью, эклектичностью — ив тематике, и в стиле, и в предметах и методах исследования, и в научных основаниях авторов. Эта его особенность породила большинство достоинств и, пожалуй, некоторые недостатки издания.
Авторы «Байкальской Сибири» обращаются к теме пространства, отталкиваясь от социального и исторического. «Понятие социальной мобильности, будучи примененным к России, приобретает объемность: наряду с двумя главными измерениями — временем (домен истории) и социальной структурой (домен социологии) — принципиально важным становится третье измерение — пространство» \ В этом отношении важно подчеркнуть, что все три измерения в книге не разведены, а, наоборот, переплетены в единую структуру, в некую общность, из которой только намеренно можно вычленить отдельные составляющие. Место увязано со своим характеристическим периодом в истории, и этот «крепкий» хронотоп неизбежно указывает на «свои» социальные и культурные особенности.
Тема «Своего» вообще очень важна для книги. Авторы статей альманаха — неизбежно интерпретаторы и выразители Своего родного пространства. География, пусть и обращается к месту (и весьма активно), — но, увы, слаба во «включении» в пространственные представления людей; а представить мир «изнутри» — тем более непростая задача. В силу этого еще одна важная удача проекта
«Байкальской Сибири» — вплетение в сложную структуру текста четвертой составляющей, личностной.
Обращение каждого из авторов к теме Родины, неявно присутствующей в любом тексте альманаха, позволяет избежать штампов и стандартизации описаний, делает каждый текст по-новому построенным, особенным, а оттого и ярким. Благодаря тому, что не было стремления к единому стандарту, рецензируемая книга получилась «сочной»; интересно читать одну за другой все ее статьи, выискивая сходства и различия, отмечая удачные находки и досадуя на встречающиеся банальности.
Тексты книги и автономны, с одной стороны, и органично вплетаются в единую структуру исследования, с другой. Они действительно фрагменты социокультурной карты, разные даже по тематическому наполнению, но вместе составляют совокупность; причем каждый из них со своей «изюминкой», отчего во многом выигрывает книга как целостность. В «Байкальской Сибири» много «игр» с пространством — «игр» с тематическими сюжетами, много «вторжений» одних научных дискурсов в другие, иначе говоря — неординарных подходов и находок.
Пожалуй, квинтэссенцией нестандартности взгляда, примененного в «Байкальской Сибири», можно назвать две статьи Татьяны Тимофеевой об Ангарске. В обеих не просто рассматриваются пространственные представления, но это «пространство смыслов» (а не мест) переводится на более высокий иерархический уровень. «...Любое представление становится социальным с момента появления в нем некоего особого качества. Если попытаться найти это качество, рассматривая образ города, существующий в сознании его жителей, то оно будет характерно именно для этого города <...> и есть возможность увидеть некоторый вектор, по которому развиваются взаимоотношения жителей с городом и города с жителями»2, — так сама Тимофеева определяет свой подход.
Первый из ее специфических социально-психологических пространственных этюдов называется «Если бы Ангарск был человеком». Образ города здесь определяется и передается не через содержательные особенности самого города, не через его визуальные образы и не через портреты жителей... Ангарск представлен в виде социальной метафоры — как живой человек, существующий в сознании ангарчан. У человека-города есть свой возраст и профессия, свое образование, свои личные качества, мечты и надежды; он живет, воплощая, символизируя и изменяя изнутри самого себя.
Географические образы Ангарска — уже не просто «устойчивые пространственные представления, которые формируются в результате какой-либо человеческой деятельности»3. «Образы — это не картинки в голове, а планы сбора информации»4, географические образы мест, подобные сконструированным Тимофеевой, «переводят географическое пространство из области охватываемого восприятием в область охватываемого воображением»5.
Другой срез мультидисциплинарной информации об Ангарске представлен в тексте «Психологическая карта Ангарска». Специфика этого материала актуализируется через «игру» с рассмотренным выше текстом. Методика исследования как бы выворачивается наизнанку: ангарчане теперь рисуют свой город — вернее, Свой Город, тот Ангарск, в котором они лично живут. «Психологические карты» Т. Тимофеевой — это положенные на бумагу, визуализированные когнитивные карты6.
Среди других находок альманаха — географически выверенный и ярко поданный в социокультурном ключе очерк И. Голощаповой и В. Голощапова о Новой Игирме; красиво организованное, легкое, но принципиальное для альманаха эссе С. Галданова об Улан-Удэ; насыщенный образами текст С. Шмидта о пространственной структуре Иркутска; этнографически ориентированная и географически грамотная сравнительная характеристика сел Ей и Куйта в статье В. Куклиной; материал Е. Ложниковой о Шелехове, построенный как традиционное географическое описание, но «разбавленный» до неузнаваемости подхода «живыми голосами» опрошенных горожан.
Наверное, именно на фоне экспериментальных по духу исследований ряда авторов многие другие, хорошо сделанные, но выдержанные в традиционном стиле тексты проигрывают. Это своего рода плата, которую авторы «Байкальской Сибири» отдают за собственную смелость и открытость новым идеям. Тексты альманаха акцентируют внимание и на социальной структуре, и на пространственных особенностях, и на человеческих судьбах и личных переживаниях жителей описываемых местностей, и на экологических проблемах... список можно было бы продолжать и продолжать. Дело не только и не столько в междисциплинарности. Книга «играет» разными гранями взгляда на схожие процессы, судьбы, феномены; разрушаются барьеры между предметными областями наук; наконец, образы Иркутска, Ангарска и Улан-Удэ складываются из взглядов нескольких авторов — исследователей — жителей, каждый из кото-
рых находит неизбежно что-то свое, особенное и неповторимое, в одном и том же городе.
Пожалуй, одного пласта в многослойности «Байкальской Сибири» все же не хватает — взгляда «извне», взгляда путешественника, «чужого», безусловного странника. Такой взгляд неизбежно предложил бы видение пространства как диковины. «Первопроходец не претендует на то, чтобы досконально выяснить, что за «неведомую зверушку» он повстречал <...> ему важно именно увидеть ее и тем самым засвидетельствовать факт ее присутствия в мире. По сути, в рассматриваемой ситуации найденная вещь интересна не сама по себе, а лишь как свидетельство (маркер) устройства персонального и/или коллективного (культурного) жизненного мира <...>. Дико-винность (в отличие от необычности или неизвестности) указывает не на незнание предмета, а на его неуместность в жизненном мире»7. Путешественник находит в месте что-то, что «выдает» это место сразу; что-то, не совпадающее с образовавшимся до знакомства с местом представлением. Дополнить ряд разноплановых материалов «Байкальской Сибири» текстами внешних наблюдателей — значит столкнуть два означаемых одного и того же означающего в пространственном мифе, намертво скрепить две стороны медали.
Но и без взгляда «извне» географическое пространство в альманахе перестает быть плоской двумерной «картинкой», превращаясь в сложную многомерную структуру, которую следует «читать» под разными углами. При этом «Байкальская Сибирь» вовсе не энциклопедия региона — это только яркие и запоминающиеся срезы информации о месте, из которых читатель может сформировать свое видение. На самом деле, «восприятие города <...> складывается из ряда наслаивающихся друг на друга мысленных представлений о нем, каждое из которых строго индивидуально, но у всех формируется вокруг общих точек отсчета»8.
Можно попытаться уместить «Байкальскую Сибирь» в прокрустово ложе одной научной дисциплины — только этого-то как раз и не надо делать. Книга удалась именно потому, что она построена заведомо шире, чем любая предметная область; она в этом смысле не меж-, а мультидисциплинарная. Важно, что от этого само пространство и само место только выигрывают: формируется их символический капитал, своего рода палимпсест множественных оценок, характеристик, пониманий, восприятий, даже воображений территории. Открываются пути для бесконечной интерпретации местностей, бесконечного семиозиса пространственных мифов9.
В конечном счете с помощью исследований, подобных рецензируемому, формируется метапространство, пробуждающее интерес все большего числа наук, культур. а также отдельных людей не только к тематике пространства и места, но и к конкретным землям, в нашем случае — к Байкальской Сибири.
Иван Митин
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Рожанский М. От социального исследования к социальному зрению // Байкальская Сибирь. Фрагменты социокультурной карты: Альманах-исследование. Отв. ред. М. Я. Рожанский / Иркутский государственный университет. Проект «Этнополити-ческая ситуация в Байкальском регионе: мониторинг и анализ. Исследования и материалы. Вып. 4. Иркутск, 2002. С. 7.
2 Тимофеева Т. Если бы Ангарск был человеком... // Байкальская Сибирь... С. 117.
3 Замятин Д. Н. Гуманитарная география: Пространство и язык географических образов. СПб., Алетейя, 2003. С. 48.
4 Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии. М., Прогресс, 1981. С. 145.
5 См.: Митин И. И. Комплексные географические характеристики. Множественные реальности мест и семиозис пространственных мифов. Смоленск, Ойкумена, 2004. С. 89.
6 См., напр.: Голд Дж. Психология и география: Основы поведенческой географии. Авт. предисл. С. В. Федулов. М., Прогресс, 1990; Линч К. Образ города. Пер. с англ. В. Л. Глазычева; сост. А. В. Иконников; под ред. А. В. Иконникова. М., Строй-издат, 1982; Найссер У. Указ. соч.
7 Оскольский А. А. Гомологии в ботанике: опыт и рефлексия // Труды IX школы по теоретической морфологии растений «Типы сходства и принципы гомологизации вморфологии растений». СПб., Санкт-Петербургский союз ученых, 2001. С. 100—118.
8 Голд Дж. Указ. соч. С. 118.
9 См. подробнее: Митин И. И. Указ. соч. С. 62—73, 98—99.
Иван Игоревич Митин, студент кафедры экономической и социальной географии России географического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, Москва.
