Научная статья на тему 'Башкиры в этнической политике России XVII-XIX вв. (ритуально-символический аспект)'

Башкиры в этнической политике России XVII-XIX вв. (ритуально-символический аспект) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
257
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ДЕПУТАЦИИ / АУДИЕНЦИИ / КОРОНАЦИИ / ЭЛИТА / СТАРШИНЫ / НАГРАДЫ / ВОСТАНИЯ / DEPUTATIONS / AUDIENCES / CORONATIONS / ELITE / FOREMEN / AWARDS / UPRISINGS

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Трепавлов В.В.

В период XVII-XIX вв. обеспечение лояльности этнических элит достигалось вовле-чением элитных слоев подданных народов в социальную структуру государства, в его экономическую систему и, в конечном счете, в допуске к пользованию его ресурсами. Эта явная выгода от пребывания в российском подданстве подкреплялась умелым сочета-нием материального и символического компонентов. В правительственной политике по отношению к башкирам применялся арсенал многообразных методов, сформировавшийся в этнической политике. При царском дворе принимались башкирские депутации, прибы-вавшие для участия в общегосударственных официальных торжествах, изложения регио-нальных проблем и подтверждения льгот и привилегий. Важным элементом этнической политики и средством межкультурной коммуникации являлись подношения монархам от башкир и разнообразные виды правительственных награждений. Они заключали в себе как практический смысл (заинтересовать подданных выгодой от лояльности правительст-ву), так и репутационный подтекст (продемонстрировать богатство казны, неисчерпае-мость государственных ресурсов, незыблемость Российской державы). Наиболее частым основанием для наградных выплат было воздаяние за лояльность, верную службу и готов-ность услужить властям. Особенно эти качества ценились во времена социальных потря-сений. Ритуалы и символы, практиковавшиеся в этнической политике по отношению к не-славянскому населению государства, несли в себе важную социально-политическую функцию. В церемониально выстроенных акциях верховная власть не только демонстри-ровала благосклонность к подданным, но и выказывала уважение к их традиционному жизнеустройству, являла доброжелательное отношение к инокультурным устоям. Власть отдавала себе отчет, как важно оказывать внимание к россиянам, говорившим на разных языках и исповедовавшим различные верования. Как и сохранение традиционных элит, это в немалой степени компенсировало негативное отношение к русскому господству, примиряло с необходимостью покоряться царю, его наместникам и чиновникам.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Bashkirs in the ethnic policy of Russia between the 17th and 19th centuries (ritual and symbolic aspects)

During the period between the 17th and the 19th centuries, the loyalty of ethnic elites was ensured by involving elite strata of the subject peoples into the social structure of the state, its economic system and, ultimately, by the access to its resources. This obvious benefit of being in the Russian citizenship was further supported by a skilful combination of material and symbolic components. The government policy towards the Bashkirs used a diverse arsenal of method. Bashkir deputations arrived at the tsar’s court to participate in the national ceremonies, to present their petitions on regional issues or to corroborate their benefits and privileges. Gifts to monarchs from the Bashkirs and various types of governmental awards were the important elements of ethnic policy and means of intercultural communication. They had practical meaning (to get the peoples interested in the advantage of being loyal to the government) and were aimed at the same time at reputation enhancement (to demonstrate the richness of the state treasury, the im-mensity of public resources and the inviolability of the Russian state). The most frequent reason for premium payments was to reward loyalty, faithful service and readiness to be useful to the authorities. These merits were especially appreciated in times of social upheavals. Rites and symbols practised in ethnic policy towards the non-Slavic population of the state carried out an important social and political function. In its ceremonially organized actions, the supreme power showed not only favour to the subject peoples, but also respect for their traditional lifestyle and friendly attitude towards other cultural contexts. The government was aware how important it is to pay attention to the Russian citizens who spoke different languages and professed different beliefs. Along with the preservation of traditional elites, this largely mitigated the negative atti-tude towards the Russian domination and reconciled with the necessity to obey tsar, his gover-nors and officials.

Текст научной работы на тему «Башкиры в этнической политике России XVII-XIX вв. (ритуально-символический аспект)»

УДК 93

БАШКИРЫ В ЭТНИЧЕСКОМ ПОЛИТИКЕ РОССИИ XVII-XIX ВВ. (РИТУАЛЬНО-СИМВОЛИЧЕСКИЙ АСПЕКТ)

© В.В. Трепавлов,

доктор исторических наук, главный научный сотрудник, Институт российской истории РАН, ул. Дмитрия Ульянова, 19, 117036, Москва, Российская Федерация, эл. почта: trepavlov@yandex.ru

В период ^1-Х1Х вв. обеспечение лояльности этнических элит достигалось вовле-чением элитных слоев подданных народов в социальную структуру государства, в его экономическую систему - и, в конечном счете, в допуске к пользованию его ресурсами. Эта явная выгода от пребывания в российском подданстве подкреплялась умелым сочета-нием материального и символического компонентов. В правительственной политике по отношению к башкирам применялся арсенал многообразных методов, сформировавшийся в этнической политике. При царском дворе принимались башкирские депутации, прибы-вавшие для участия в общегосударственных официальных торжествах, изложения регио-нальных проблем и подтверждения льгот и привилегий. Важным элементом этнической политики и средством межкультурной коммуникации являлись подношения монархам от башкир и разнообразные виды правительственных награждений. Они заключали в себе как практический смысл (заинтересовать подданных выгодой от лояльности правительст-ву), так и репутационный подтекст (продемонстрировать богатство казны, неисчерпае-мость государственных ресурсов, незыблемость Российской державы). Наиболее частым основанием для наградных выплат было воздаяние за лояльность, верную службу и готов-ность услужить властям. Особенно эти качества ценились во времена социальных потря-сений. Ритуалы и символы, практиковавшиеся в этнической политике по отношению к не-славянскому населению государства, несли в себе важную социально-политическую функцию. В церемониально выстроенных акциях верховная власть не только демонстри-ровала благосклонность к подданным, но и выказывала уважение к их традиционному жизнеустройству, являла доброжелательное отношение к инокультурным устоям. Власть отдавала себе отчет, как важно оказывать внимание к россиянам, говорившим на разных языках и исповедовавшим различные верования. Как и сохранение традиционных элит, это в немалой степени компенсировало негативное отношение к русскому господству, примиряло с необходимостью покоряться царю, его наместникам и чиновникам.

Ключевые слова: депутации, аудиенции, коронации, элита, старшины, награды, востания

© V.V. Trepavlov

BASHKIRS IN THE ETHNIC POLICY OF RUSSIA BETWEEN THE 17TH AND 19TH CENTURIES (RITUAL AND SYMBOLIC ASPECTS)

During the period between the 17th and the 19th centuries, the loyalty of ethnic elites was ensured by involving elite strata of the subject peoples into the social structure of the state, its economic system and, ultimately, by the access to its resources. This obvious benefit of being in the Russian citizenship was further supported by a skilful combination of material and symbolic components. The government policy towards the Bashkirs used a diverse arsenal of method. Bashkir deputations arrived at the tsar's court to participate in the national ceremonies, to present their petitions on regional issues or to corroborate their benefits and privileges. Gifts to monarchs from the Bashkirs and various types of governmental awards were the important elements of ethnic policy and means of intercultural communication. They had practical meaning (to get the peoples interested in the advantage of being loyal to the government) and were aimed at the same time at reputation enhancement (to demonstrate the richness of the state treasury, the im-mensity of public resources and

Institute of Russian History, 19, ulitsa Dmitriya Ulyanova, 117036, Moscow, Russian Federation, e-mail: trepavlov@yandex.ru

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /

/ 2016, том 21, № 3 (83) lllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllППННППЦЦ

В.В. Трепавлов Ш///////////////////Щ^

the inviolability of the Russian state). The most frequent reason for premium payments was to reward loyalty, faithful service and readiness to be useful to the authorities. These merits were especially appreciated in times of social upheavals. Rites and symbols practised in ethnic policy towards the non-Slavic population of the state carried out an important social and political function. In its ceremonially organized actions, the supreme power showed not only favour to the subject peoples, but also respect for their traditional lifestyle and friendly attitude towards other cultural contexts. The government was aware how important it is to pay attention to the Russian citizens who spoke different languages and professed different beliefs. Along with the preservation of traditional elites, this largely mitigated the negative atti-tude towards the Russian domination and reconciled with the necessity to obey tsar, his gover-nors and officials.

Key words: deputations, audiences, coronations, elite, foremen, awards, uprisings

Обеспечение лояльности этнических элит было и остается особенностью и одной из основ прочности государственно-политического строя России. В период ХУП—ХГХ вв., о котором пойдет речь в статье, оно достигалось, прежде всего, вовлечением элитных слоев подданных народов в социальную структуру государства, в его экономическую систему — и, в конечном счете, в допуске к пользованию его ресурсами. Эта явная выгода от пребывания в российском подданстве подкреплялась еще и умелым сочетанием материального и символического компонентов (один без другого оказывался бы неэффективным). При этом верховная власть не только сохраняла высокий социальный статус своих разноэтнических элитных контрагентов (пока находила это целесообразным), но и охраняла его, демонстрировала признание искон-ных социальных прерогатив у традиционных владетелей на присоединенных территориях. Такой подход давал им и их соплеменникам возможность обрести некоторую психологическую компенсацию за утрату независимости.

Периодически ко двору допускались посольства от вассальных, покорных царю правителей и депутации от «инородцев» (= «иноверцев»), инкорпорированных в структуру государства. В XIX в. частым элементом торжеств общегосударственного

значения стало присутствие на них представителей разных народов.

В приглашениях представителей народов ко двору и в привлечении их к придворным церемониям возможно видеть некоторый компаративный, состязательный дискурс. Нарочитая пышность и торжественная размеренность коронаций и аудиенций обнаруживали наглядный контраст с традиционными обрядами «инородцев». Величие империи, в которой судьба уготовила им жить, представало в наиболее зримой ипостаси. Происходила визуализация власти в самой доступной для восприятия форме.

Непосредственный, пусть и эпизодический, контакт верховной власти с «инородцами» представлял собой дополнительный канал информации о положении в провинциях, средство получения сведений от самого нижнего социального слоя подданных, через голову стоящего над ними многочисленного и многоступенчатого начальства. Теоретическая возможность оказаться во дворце и рассказать о своих нуждах являлась, кроме того, своеобразным амортизатором протеста. В условиях произвола местных властей перед тем, как пойти на крайние меры — мятеж или бегство, жители окраин имели шанс попытаться донести свои нужды до всемогущего «белого царя», который только один и способен был одернуть

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2016, том 21, № 3 (83) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII

своих наместников. Свой интерес в таких контактах был и у высшего руководства империи. Оно получало еще один канал для получения сведений о ситуации на местах и, таким образом, еще один инструмент контроля над управленческими органами в регионах.

Материальным (предметным и визуальным) воплощением власти были разнообразные царские пожалования. На протяжении нескольких столетий их ассортимент и ценность менялись радикально: от отрезов сукна до орденов. Но символическое значение пожалований оставалось неизменным. Они заключали в себе как практический смысл (заинтересовать подданных выго-дой от лояльности правительству), так и репутационный подтекст (продемонстрировать богатство казны, неисчерпаемость государственных ресурсов, незыблемость Российской державы). Предоставление денежных выплат и вещественных пожалований сопровождалось наделением воинскими званиями и высокими «статскими» чинами, государственными наградами и прочими знаками монаршего благоволения.

Кроме того, в процессе своеобразного обмена культурными презентациями (жалование даров подданным и подношения царственным особам) объективно осуществлялась комбинация русских и «инородческих» «культурных сценариев», закладывались основы формирования общероссийской (имперской) идентичности у неславянского населения и — в перспективе — потенциального этнокультурного синтеза. Хотя, конечно, подарки были дискретными явлениями, неспособными сами по себе инициировать эти процессы. Главным их смыслом была межэтническая коммуникация, социальное и экономическое кооперирование представителей разных этнических общностей.

Особое место на этнополитической карте Московского государства и Российской

империи занимали башкиры. Значительная часть башкирских племен сохраняла в XVII в. свои исконные земельные владения и угодья, права на которые были гарантированы им разновременными жалованными грамотами. Посягательства властей и самовольное расселение русских мигрантов на их землях башкиры воспринимали болезненно. Отстаивать свои права они пытались разными способами — вплоть до вооруженных восстаний. Одним из таких способов были попытки воззвать к государевой милости и справедливости. С этой целью в Москву неоднократно на протяжении столетия направлялись посольства.

Башкирским посольствам XVII и XVIII вв. посвятили специальные работы Н.Ф. Демидова и Р.Н. Рахимов [1; 2]. Н.Ф. Демидова отметила, что первоначально роль регионального правительственного центра и представителя центральной власти для башкир играла Казань. Однако со временем воеводские учреждения этого города в качестве промежуточного управленческого звена утратили свое значение, а уфимские воеводы, несмотря на приданные им административные и военные функции, так и не приобрели веса и престижа, сопоставимого с прежними казанскими. Потому башкиры по спорным вопросам стали обращаться непосредственно в столицу. Хотя и не сохранилось связных документальных изложений пребывания там этих посольств, Н.Ф. Демидовой по косвенным свидетельствам удалось установить, что таковых в XVII столетии было четыре: в 1622, 1638/39, 1644/45 и 1667/68 гг.

Главной целью посланцев было добиться гарантий неприкосновенности земельных прав и утвержденных границ вотчинных владений. Кроме того, они старались решить спорные и неясные проблемы, связанные с налогообложением, военной служ-

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /

/ 2016, том 21, № 3 (83) 11111111111111111111111111111111111111111111111111Н||63

В.В. Трепавлов //ШЖНВНШШНШНШН

бой, распределением военных трофеев и др. Во время и после восстаний их участники и очевидцы стремились добраться до трона, чтобы объяснить причины конфликта или обелить себя, или получить вознаграждение за неучастие в нем. В 1664 г. южноуральские переговорщики в Приказе Казанского дворца излагали причины бунта в родных краях и клялись на Коране, что весь их народ — «государевы вечные холопы по-прежнему». Царя удалось убедить в отсутствии у башкир злодейских замыслов, и посольство завершилось выдачей очередной жалованной грамоты и аудиенцией, когда «видели челобитчики... его, великого государя, аки пресветлое солнце, его государевы пре-светлые очи». Восемнадцать лет спустя повторно восставшие башкиры шертовали на Коране, что не будут воевать русские города в Приуралье и станут смирно «жити в старых юртах своих», «покамест к Москве съездят и у великого государя милости в винах своих упросят» [3, с. 137; 4, с. 411].

Каждая поездка в Москву и впоследствии в Петербург надолго оставалась в народной памяти и, как правило, обрастала легендарными подробностями. Встреча с самодержцем закреплялась в исторической памяти и фольклоре. Башкиры Юмран-Табынской волости зафиксировали в своем родословии-шежере деяния одного из своих предков, Умидбая, который ходил к «соправителям падишахам Петру и Ивану Алексеевичам», целовал им руки и получил жалованные грамоты на владение землями по берегам Ак-Идели и Тока [5, с. 221]. Здесь главным для рассказчика и слушателей шежере был результат путешествия, а протокольные детали визита и даже подробности встречи с государем оказывались не важны. В воспоминаниях удержался только факт допуска на аудиенцию (целование рук «падишахам»).

В XVIII в., по мере обустройства «регулярного государства», постепенно упорядочивался порядок отправления «иноверческих» депутаций. Правительство и местные власти старались определить четкие правила посещения ими императорского двора и столичных чиновных инстанций. По указам 1721 и 1728 гг., при желании повезти челобитья в столицы, башкирам надлежало вручить местному управителю собственноручно написанные проезжие письма, а тот обязан «воспрещения. в том не чинить» (цит. по [6, с. 226]). В 1739 г. начальнику Комиссии башкирских дел генералу Л.Я. Соймонову указом вновь вменялось не препятствовать башкирским просителям в поездках, но теперь предусматривалась выдача им «пашпортов». Через три года Соймонов, следуя этим предписаниям, снабдил проезжими документами и отправил в Москву двадцать башкирских и мещеряцких старшин и сотников — для поздравления Анны Иоанновны с воцарением. Так же он поступил в 1742 г., когда подобная же депутация отправилась на коронацию Елизаветы Петровны. В 1756 г. Сенат издал очередной указ с определением порядка визитов, который был доведен до оренбургского губернатора. Для выражения «всеподданического рабского благодарения и уверения» от каждой башкирской дороги (провинции) следовало избирать по два человека «из самых знатных и лутчих людей» во главе со старшинами. Оренбургская канцелярия должна выделять им в дорогу охранников, подводы и «прогонные деньги». Башкиры также могли приезжать в Петербург или Москву один раз в два года, «по зиме в лехких станицах по их воле, кого они походят (послать. — В.Т.) по очереди». Названные здесь правила подбора депутатов и сроки поездок в целом соблюдались. Регулярность поездок была нарушена только во время пугачевщины [7, с. 442].

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2016, том 21, № 3 (83) 1111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111

Регулярные правительственные внушения управленцам на местах (насчет прав «иноверцев» на посылку депутатов в столицы) вызывались нежеланием региональных властей выносить на столичный уровень проблемы и неурядицы подведомственных регионов. В начале XVIII в. казанская администрация запретила было такие визиты, и свое восстание 1708 г. башкиры оправдывали в т.ч. невозможностью донести до государя свои нужды [8, с. 150, 151]. А когда для строительства г. Оренбурга в 1735 г. были изъяты башкирские вотчинные земли, на вопрос вотчинников о возможности им ехать к государыне отстаивать свои владения, местный чиновник отвечал: «Зачем де вам ехать для оной прозьбы? Мы де присланы от е.и.в. по имянному указу, по которому вам должно исполнить и признать, якобы сама е.и.в. соизволит здесь обретаться, вы де и ваши земли — все государево» [9, с. 661]. Тем не менее, убедить башкир не удалось, их путешествия в имперские столицы продолжались, и правительственные органы находили их небесполезными.

Среди разнообразных политических и дипломатических мероприятий и придворных увеселений было порой непросто выделить время для общения с «иноверными» подданными. Десятки их выстраивались перед приемными залами, сообразно своему чину и положению. Монархам приходилось в течение долгого времени неподвижно восседать на троне и терпеливо выслушивать однообразные изъявления верности от посетителей, съехавшихся с разных концов громадной страны. Иногда старались посвятить этому целый день, и тогда депутации шли одна за другой. Так произошло после коронации «кроткия Елисавет», когда аудиенция ради выслушивания поздравлений давалась поочередно: крещеным калмыкам, наместнику Калмыцкого ханства, казахским стар-

шинам, группе башкир и мещеряков [10, л. 1, 2].

В царствование дамы — Екатерины II, в знак особого расположения посланцам позволяли приложиться к ее руке (см., например [11, с. 700, 701 (старшины уральских казаков и депутация башкир 24 ноября 1788 г.)]. Изредка допускалось выступление посетителей с речью. Они говорили на родных языках, очевидно, даже владея русским, с участием переводчика. После обязательных изъявлений преданности и верноподданства излагалась цель приезда. Императоры (императрицы) в переговоры здесь не вступали, и их ответ передавался позже, через особого чиновника. Вообще монарх при представлениях бывал очень немногословен. Разве что, пребывая в добром расположении духа, мог пригласить визитеров к обеду. Подношения государю, как правило, не предусматривались.

Одним из значимых поводов отправиться на встречу с царем было присутствие на церемонии коронации. После основных мероприятий венчания на царство, по прошествии нескольких дней, депутаты удостаивались аудиенции. Это было предельно формальное мероприятие с льстивыми поздравлениями монархам. На такие приемы допускались по очереди, после иностранных послов, представители народов, приехавших в Москву. Первыми из них в зал аудиенции (Грановитую, Золотую или Столовую палаты Кремля) приглашались вассальные правители или послы: в конце XVIII в. грузинские цари, через сто лет — бухарский эмир и хивинский хан. Кажется, только Павел I, тяготившийся долгими церемониями, повелел запустить в Грановитую палату на аудиенцию 9 апреля 1797 г. сразу всех: «депутатов черноморских, уральских, донских, татарских, крымских, горских, персидских, бухарских, здешних: московских купцов и иностранных, а за оными купцов рижских,

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /

/ 2016, том 21, № 3 (83) ........................................................

В.В. Трепавлов //ШЖНВНШШНШНШН

ревельских, выборгских, либавских...» [12, с. 54]. На прочих коронациях торжественный порядок общения с подданными выдерживался, и шли чередой, сменяя друг друга, малороссы и финны, лифляндцы и эстляндцы (немцы), татары и башкиры, калмыки и казахи, кавказские и сибирские «инородцы».

Со временем, к концу XVIII в., полноценные аудиенции для них перестали устраиваться. Статус верноподданных «иноверцев» позволял российским венценосцам принимать их депутации по менее официальным канонам. При Екатерине II встречи происходили во время утренних представлений, по выходе ее из дворцовой церкви [11, с. 555, 574, 700, 701].

Далеко не всегда башкиры стремились попасть в Петербург именно на императорскую аудиенцию. Для решения насущных задач они предпочитали отправляться в Москву, где в XVIII в. располагались нужные им департаменты Правительствующего Сената, и работал граф Н.И. Панин, ведавший делами восточных областей империи [6, с. 302, 303]. Надо признать, что убедительность обращений, настойчивость и дипломатическое искусство просителей порой оказывались на высоте. Под воздействием их доводов в Уфу поступали правительственные запреты взимать сверхурочные подати, направлять заложников-аманатов на тяжелые работы, а в 1728 г. именно по просьбе башкир Уфимская провинция была выделена из Казанской губернии и подчинена непосредственно Сенату [13, с. 225—227].

В летописи кадия Сафкола Котыева, составленной в начале 1830-х годов, указывается еще один экстраординарный повод для приезда башкирской депутации в Москву: башкирских старшин пригласили присутствовать на казни Е. Пугачева [14, с. 574]. Власть недвусмысленно демонстрировала им «кнут», отложив «пряники».

В XVI в., в начале формирования «вну-тридипломатического» протокола, пока в московских внешнеполитических доктринах и ритуалах еще ощущалось сильное византийское и ордынское влияние (-наследие), считалось, что преподносить дары (поминки) русскому государю вправе лишь равновеликий ему владыка [15, с. 161]. Позднее на эту ситуацию стали смотреть менее щепетильно. Возник обычай бить челом государю пушниной. Самое ценное пушное зверье водилось в Сибири, и именно тамошние аборигены кланялись в Москве соболями. Причем добывать их становилось все труднее, т.к. к XVIII в. в большинстве промысловых ареалов соболь был истреблен («испромыслился»). Однако башкиры еще долго старались придерживаться традиционного порядка. В 1742 г. они поднесли соболей Елизавете Петровне. А поскольку они явились в столицу из мест, где соболь не водился, то драгоценные шкурки им пришлось покупать в Москве, за громадную цену в 700 руб. [16, с. 447, 452; 2, с. 35].

Предметы религиозного культа нечасто фигурировали в качестве подношений. Тем более не принято были подносить предметы с исламской или языческой («идолопоклоннической») символикой. Впрочем, в одном башкирском шежере описывается малодостоверный случай, когда помощник муфтия «во время коронации преподнес падишаху Александру (III. — В.Т.) пятисотрублевую золотую книгу, написав в ней молитвы на арабском и русском языках», и получил за это золотую медаль [5, с. 232].

В столицах посетителей с Южного Урала принимали доброжелательно, снабжали кормовыми деньгами, награждали сукнами и «особливо зделанным для них платьем», давали денег, подводы и «канвой» на обратный путь. В 1793 г. двух старшин во время визита произвели в армейские чины поручи-

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2016, том 21, № 3 (83) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII

ка и подпоручика [5, с. 381, 382; 17, с. 442]. Вернувшись домой, члены депутации делились впечатлениями о своем путешествии, расписывали великолепную обстановку царских дворцов и порядок придворных церемоний [5, с. 213, 232].

Вознаграждение, полученное «инородческими» посетителями от высочайшего имени, было одним из поводов надолго запомнить поездку в Москву или Петербург. В XVII в. члены башкирских посольских миссий обычно получали отрезы английского или просто «доброго» сукна [18, л. 1; 19, л. 1; 20, л. 4; 21, л. 1]. Поводом для этого считались сам приезд и особенно встреча с государем. Лишь однажды автору статьи встретилась непротокольная причина: сукно уфимским башкирам выдали за их неучастие в мятеже [22, л. 1—3]. Логично было бы (и на самом деле происходило) награждение тех повстанцев, которые сложили оружие и повинились [23, л. 1, 2].

В следующем столетии наиболее частым основанием для наградных выплат было воздаяние за лояльность, верную службу и готовность услужить властям. Особенно эти качества ценились во времена социальных потрясений. Башкирским старшинам, которые во время пугачевщины сохранили верность правительству и тем более участвовали в подавлении движения, Екатерина раздала весь мыслимый тогдашний набор воздаяний: одним - деньги, другим - медали, третьим - офицерские звания, четвертым - освобождение от податей... [24, с. 264].

Саблями поощряли башкир «за отличные и похвальные службы», в частности, за участие в подавлении восстаний на Южном Урале [6, с. 169, 170, 241, 245, 295]. Клинки, наряду со своим прямым предназначением, начали играть роль символов власти и августейшего доверия. Старшина, получивший за заслуги только сукно, настаивал на

награждении еще и саблей, чтобы окружающие, «видя его в сем состоянии, больше уважать и такую высочайшую е.и.в. милость к подданным ощущать могли» [6, с. 261].

Содержание высочайших милостей разнилось в зависимости от социального статуса и количества облагодетельствуемых. Наиболее ценных наград удостаивались представители элитных, аристократических кругов. Но иногда возникали ситуации, когда требовалось одарить сразу много людей за верную службу. Один башкир-переводчик писал в представлении на имя императрицы Елизаветы о том, как при ее отце Петре I было награждено кармазинными сукнами «несколько тысящ народу» его соплеменников за участие «в Крымском, Азовском, в Швецком походех» [17, с. 553].

Еще одним «жанром» поощрения «инородцев» за усердие в службе и энергичную полезную деятельность на разных поприщах были именные указы (похвальные грамоты, похвальные листы и т.п.). Они не требовали больших казенных расходов и на фоне орденов, медалей, сабель, золотых часов и прочих ценностей смотрелись, казалось бы, более скромно. Однако важна была символическая ценность грамот. Они служили, с одной стороны, гарантией от незаконных посягательств местных властей, сородичей, подвластных, т.к. являлись свидетельством особой близости «лауреата» к власти; с другой — показателем его высокого социального статуса в глазах соплеменников: «.На их (башкирских старшин. — В.Т.) имена из правительств (издаются. — В.Т.) указы, почему они между своим народом в почтении, и от онаго, кроме чести, некоторые имеют доходы...» [25, с. 57]. По этой причине «инородческие» предводители обращались на высочайшее имя с прошениями облагодетельствовать их не чином и не нагрудным знаком отличия, а всего лишь подтвердить

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /

/ 2016, том 21, № 3 (83) 11111111111111111111111111111111111111111111111111Н||6Э

В.В. Трепавлов

именным указом многолетнюю верную службу [6, с. 219—222]. К тому же, многие из них по своему социальному положению не имели формальных прав на государственные награды.

Награждение отдельных представителей элиты создавало своеобразный моральный климат в башкирском обществе. Узнав о подарках, полученных старшинами-членами депутации, прибывшей на коронацию Елизаветы Петровны, их знатные земляки почувствовали себя обделенными: «они невиноваты, что были при своих должностях, а другие ездили и получили награждение» [2, с. 40 (из письма старшин и тарханов уфимскому вице-губернатору 1743 г.)]. Зависть и ревность к удачливым соплеменникам, которым выпала участь посетить столицу «белого царя», сказывались и на отношениях власти с подданными народами.

Ритуалы и символы, практиковавшиеся

в этнической политике по отношению к неславянскому населению государства, несли в себе важную социально-политическую функцию. В церемониально выстроенных акциях верховная власть не только демонстрировала благосклонность к подданным, но и выказывала уважение к их традиционному жизнеустройству, являла доб-рожелательное отношение к инокультурным устоям. (Не комментируем и оставим без анализа степень искренности подобных взглядов у представителей царствующего дома и администраторов в центреинаместах.) Власть отдаваласебе отчет, как важно оказывать внимание к россиянам, говорившим на разных языках и исповедовавшим различные верования. Как и сохранение традиционных элит, это в немалой степени компенсировало негативное отношение к русскому господству, примиряло с необходимостью покоряться царю, его наместникам и чиновникам.

Л И Т Е РАТУ РА

1. Демидова Н.Ф. Башкирские «посольства» в Москву в XVII веке // От Древней Руси к России нового времени: сб. статей к 70-летию Анны Леонидовны Хорошкевич. М.: Наука, 2003. С. 179-187.

2. Рахимов Р.Н. «Были в Москве... якобы от народу...»: Поездка башкирских и мишарского старшин в 1742 г. на коронацию императрицы Елизаветы I // Ядкяр. 2001. № 2. С. 34-43.

3. Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 5. СПб., 1842. 559 с.

4. Дополнения к Актам историческим. Т. 4. СПб., 1851. 444 с.

5. Башкирские родословные. Вып. 1. Уфа: Китап, 2002. 480 с.

6. Документы и материалы по истории башкирского народа (1574-1798). Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН, 2012. 548 с.

7. Материалы по истории Башкирской АССР / сост. Н.Ф. Демидова. Т. IV, ч. 2. М.: Изд-во АН СССР, 1956. 668 с.

8. Азнабаев Б.А. Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства

(вторая половина XVI - первая треть XVIII вв.). Уфа: РИО БашГУ, 2005. 230 с.

9. Материалы по истории Башкортостана. Т. VI. Уфа: Китап, 2002. 766 с. 304 с.

10. Рос. гос. архив древних актов (РГАДА). Ф. 156. Оп. 1. Д. 224.

11. Камер-фурьерский церемониальный журнал 1788 года. СПб.: Типография Департамента Уделов, 1887. 884 с.

12. Камер-фурьерский церемониальный журнал 1797 года. Апрель-июнь. СПб.: Типография Департамента Уделов, 1897. 502 с.

13. Фирсов Н.А. Инородческое население прежнего Казанского царства в новой России до 1762 года и колонизация закамских земель в это время. Казань, 1869. 452 с.

14. Рахим А. Новые списки татарских летописей // Проблемы истории Казани: современ-ный взгляд. Казань: Ин-т истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2004. С. 555-593.

15. Семенов И.И. У истоков кремлевского протокола. История возникновения российского посольского церемониала и нравы Кремля в XV-XVII веках. М.: Инокомбук, 2005. 240 с.

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/ 2016, том 21, № 3 (83) 1111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111

16. Агеева О.Г. Дипломатический церемониал императорской России. XVIII век. М.: Новый хронограф, 2012. 936 с.

17. Материалы по истории Башкирской АССР: Экономические и социальные отношения в Башкирии в первой половине XVIII в. / гл. сост. Н.Ф. Демидова; под ред. Н.В. Устюгова Т. III. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. 692 с.

18. РГАДА. Ф. 396. Оп. 1. Д. 11179.

19. Там же. Д. 11563.

20. Там же. Д. 12203.

21. Там же. Д. 16460.

22. Там же. Д. 11658.

23. Там же. Д. 9736.

24. Очерки по истории Башкирской АССР. Т. I, ч. 1 / под ред. А.П. Смирнова. Уфа: Башк. кн. изд-во, 1956. 304 с.

25. Полное собрание ученых путешествий по России, издаваемое Императорскою Академиею наук, по предложению ея президента: с примечаниями, изъяснениями и дополнениями. Т. 4. СПб.: Имп. Акад. наук, 1822. 440 с.

REFERENCES

1. Demidova N.F. Bashkirskie "posolstva" v Moskvu v XVII veke [Bashkir "embassies" to Moscow in the 17th century]. Ot Drevney Rusi k Rossii novogo vremeni. Sbornik statey k 70-letiyu Anny Leonidovny Khoroshkevich [From Ancient Russia to Russia of modern times. [Collection of articles devoted to Anna Leonidovna Khoroshkevich's 70th birthday anniversary]. Moscow, Nauka, 2003, pp. 179-187 (In Russian).

2. Rakhimov R.N. "Byli v Moskve... yakoby ot narodu...": Poezdka bashkirskikh i misharskogo starshin v 1742 g. na koronatsiyu imperatritsy Elizavety I ["They were in Moscow ... allegedly from their people ...": Bashkir and Mishar foremen's trip in 1742 to participate in the crowning of the Empress Elizabeth I]. Yadkyar, 2001, no 2, pp. 34-43 (In Russian).

3. Akty istoricheskie, sobrannye i izdannye Arheograficheskoyu komissieyu [Historical acts, collected and published by the Archaeographic Commission]. Vol. 5. St. Petersburg, 1842. 559 p. (In Russian).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

4. Dopolneniya k Aktam istoricheskim [Addenda to Historical acts]. Vol. 4. St. Petersburg, 1851. 444 p. (In Russian).

5. Bashkirskie rodoslovnye [Bashkir family trees]. Issue 1. Ufa, Kitap, 2002. 480 p. (In Russian).

6. Dokumenty i materialy po istorii bashkirskogo naroda (1574-1798) [Documents and materials on the history of the Bashkir people (1574-1798)]. Ufa, IIYaL UNTs RAN, 2012. 548 p. (In Russian).

7. Materialy po istorii Bashkirskoy ASSR [Materials on the history of the Bashkir Autonomous Soviet Socialist Republic]. N.F. Demidova (ed.). Vol. 4. Pt. 2. Moscow, Izdatelstvo AN SSSR, 1956. 668 p. (In Russian).

8. Aznabaev B.A. Integratsiya Bashkirii v administrativnuyu strukturu Rossiyskogo gosu-darstva (vtoraya polovina XVI - pervaya tret XVIII vv.) [Integration of Bashkiria into adminis-trative structure

of the Russian state (second half of the 16th to the first third of the 18th centuries)]. Ufa, Bashkirskiy gosudarstvennyy universitet, 2005. 230 p. (In Russian).

9. Materialy po istorii Bashkortostana [Materials on the history of Bashkortostan]. Vol. 6. Ufa, Kitap, 2002. 766 p. (In Russian).

10. Rossiyskiy gosudarstvennyy arkhiv drevnikh aktov [Russian State Archive of Ancient Acts] (RGADA). Fond 156, opis 1.

11. Kamer-furyerskiy tseremonialnyy zhurnal 1788 goda [Camerfourier ceremonial journal of 1788]. St. Petersburg, 1887. 884 p. (In Russian).

12. Kamer-furyerskiy tseremonialnyy zhurnal 1797 goda. Aprel-iyun [Camer-fourier cere-monial journal of 1797. April-June]. St. Petersburg, 1897. 502 p. (In Russian).

13. Firsov N.A. Inorodcheskoe naselenie prezhnego Kazanskogo tsarstva v novoy Rossii do 1762 goda i kolonizatsiya zakamskikh zemel v eto vremya [Non-Russian native population of the former Kazan kingdom in new Russia until 1762 and colonization of the Trans-Kama lands at that time]. Kazan, 1869. 452 p. (In Russian).

14. Rakhim A. Novye spiski tatarskikh letopisey [New versions of the Tatar chronicles]. Problemy istorii Kazani: sovremennyy vzglyad [Problems of the history of Kazan: Modern view]. Kazan, Institut istorii in. Madzhani AN RT, 2004, pp. 555-593 (In Russian).

15. Semenov I.I. U istokov kremlevskogo protokola. Istoriya vozniknoveniya rossiyskogo posolskogo tseremoniala i nravy Kremlya v XV-XVII vekakh [At the beginning of the Kremlin protocol. History of origin of the Russian ambassadorial ceremonial and customs of the Kremlin in the 15th -17th centuries]. Moscow, Inokombuk, 2005. 240 p. (In Russian).

16. Ageeva O.G. Diplomaticheskiy tseremonial imperatorskoy Rossii. XVIII vek [Diplomatic ceremonial of imperial Russia. 18th century]. Moscow, Novyy Khronograf, 2012. 936 p. (In Russian).

17. Materialy po istorii Bashkirskoy ASSR

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /

/ 2016, том 21, № 3 (83) lllllllllllllllllllllllllllllllllllllllll..............

В.В. Трепавлов /////////////////////////Ш//////////////////////////Ш

[Materials on the history of the Bashkir Autonomous Soviet Socialist Republic]. Vol. 3. Moscow, Leningrad, Izdatelstvo AN SSSR, 1949. 692 p. (In Russian).

18. RGADA. Fond 396, opis 1, delo 11179.

19. RGADA. Fond 396, opis 1, delo 11563.

20. RGADA. Fond 396, opis 1, delo 12203.

21. RGADA. Fond 396, opis 1, delo 16460.

22. RGADA. Fond 396, opis 1, delo 11658.

23. RGADA. Fond 396, opis 1, delo 9736.

24. Ocherki po istorii Bashkirskoi ASSR [Essays on the history of the Bashkir Autonomous Soviet Socialist Republic] / A.P. Smirnova (ed.). Vol. I. Pt. 1.

Ufa: Bashkirskoe knizhnoe izdatel'stvo, 1956. 304 p. (In Russian).

25. Polnoe sobranie uchenykh puteshestviy po Rossii, izdavaemoe Imperatorskoyu Akademieyu nauk, po predlozheniyu eya prezidenta, s primechaniyami, izyasneniyami i dopolneniyami [Complete collection of scientific travels across Russia published by the Imperial Academy of Sciences according to the proposal of its President, with comments, explanations and additions]. Vol. 4. St. Petersburg, 1822. 440 p. (In Russian).

ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ/

/2016. том 21, № 3 (83) lllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllllll

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.