CC BY
38
УДК: 821 (470.57)
БАШКИРСКАЯ ЛИТЕРАТУРА НАЧАЛА ХХ ВЕКА В КОНТЕКСТЕ ТИПОЛОГИИ И СПЕЦИФИКИ СУФИЙСКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (НА ПРИМЕРЕ ТВОРЧЕСТВА М. ГАФУРИ)
© Ф. Ш. Сибагатов
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450076 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (347) 273 66 73.
Email: jamachta@mail. ru
В статье на примере творчества Мажита Гафури рассматривается особенности развития башкирской литературы начала ХХ в. в контексте типологии и специфики суфийской классической литературы. Как известно, суфизм представляет собой сложное и даже противоречивое явление. КIX-XII вв. в философском плане суфизм почти полностью оформился как завершенное учение, в котором преобладали такие философские категории, как «вахдат ал-мауджуд» (монистическому отождествлении Бога со всем, что сотворено им) или «вахдат ал-вуджуд» (пантеистическому распространению Бога во всем сущем). В социальном плане суфии проповедовали равенство всех людей, как потенциально несущих в равной мере в себе божественное начало, что, в конечном счете, импонировало широким слоям общества. Идеи пантеизма нашли благоприятную почву и среди башкир, которые в своих песнях, легендах и сказках обожествляли природу своего края.
Ключевые слова: суфизм, ислам, башкирская литература, образная система, пантеизм, М. Гафури.
Как известно, суфизм представляет собой сложное и даже противоречивое явление. Кроме ислама, на формирование суфийской философии в той или иной степени оказали влияние неоплатонизм, христианство, иудаизм, зароастризм и даже древнеиндийская философия. К 1Х-Х11 вв. в философском плане суфизм почти полностью оформился как завершенное учение, в котором преобладали такие философские категории, как «вахдат ал-мауджуд» (монистическое отождествление Бога со всем, что сотворено им) или «вахдат ал-вуджуд» (пантеистическое распространение Бога во всем сущем). В социальном плане суфии проповедовали равенство всех людей, как потенциально несущих в равной мере в себе божественное начало, что, в конечном счете, импонировало широким слоям общества. Идеи пантеизма нашли благоприятную почву и среди башкир, которые в своих песнях, легендах и сказках обожествляли природу своего края.
Суфизм, многообразным и многоликим явлением, гармонично вошел в духовную, культурную и социальную жизнь исповедующих ислам народов с первых веков своего возникновения, оказав огромное влияние на вышеназванные сферы. Глубоко проник суфизм в литературу, особенно в поэзию. В мировой литературе широко известны имена таких поэтов, как Аттар, Джалал ад-Дин Руми, Хафиз, Джами и др. «Литература, как и разные виды искусства, наиболее тонко отражает взаимовлияние, возникающее при общении народов. Когда наши литературный и художественный вкусы станут более тонкими, а исследования в области литературы достигнут уровня мирового литературоведения, тогда мы сможем обнаружить глубокие и
скрытые следы нашей культуры с культурами других народов, с которыми мы общались. Это поможет проникнуть в тайны, заключенные в произведениях искусства и литературы», - писал египетский ученый Амин ал-Холи в своем труде «Связи между Нилом и Волгой» [1, с. 30].
Можно предполагать, что к Х-Х1У вв. в Урало-Поволжском регионе имелись социально-экономические и идейные предпосылки для утверждения суфизма. Этому способствовали налаженные торговые связи. «Булгария являлась важным звеном в цепочке крупнейших трансконтинентальных путей Евразии. В этом качестве значение сред-неволжского региона сохранилось и после монгольских завоеваний...» [2, с. 3].
Широкому распространению идей суфизма и суфийской литературы способствовало то, что они опирались на народные традиции и были писаны на доступном простому слушателю языке. Поэты всегда проповедовали слушателям любовь к ближнему, призывали ко взаимной поддержке и к нравственному очищению. Как писал Е. Э. Бертельс, «Зарождаясь в городских кругах, будучи рассчитана на широкий круг слушателей, эта литература составляет, таким образом, своего рода контрбаланс к холодной технизации поэзии аристократической. И хотя суфийская поэзия всегда проникнута духом мистики (иной она быть в то время и не могла), но ее связь с народом, неизбежная демократичность, тенденция к критическому отношению к феодальной аристократии делают ее неизмеримо бо-леее живой и жизнеспособной, чем поэзия придворная. Она в какой-то мере дает возможность судить о характере народного творчества отдельных эпох, и в этом ее огромная ценность, не говоря
о художественной силе многих творений суфийских поэтов» [3, с. 53].
За свою долгую историю суфийская поэзия выработала собственную модель художественного мышления, которая имела общий характер и «несмотря на ряд специфических свойств, стиль суфийского художественного мышления полностью умещается в рамках эстетической системы средневековья» [4, с. 30].
Как известно, все суфийские ордена имеют свои внутренние правила и статусы, которые в определенной степени между собой сходны. Одним из таких течений является таррикат накшбандия, который был основан Баха ад-Дином Накшбанди Бухари (1314-1389). Доктрина учения вполне укладывался в рамки правоверного ислама. Основное его положение заключалось в неуклонном следовании заветам пророка и его сподвижников. Учение направлено, прежде всего, на практику, на применение основных положений ислама в жизни. Следуя принципу стремления точному воспроизведению жизни Мухаммада, Накшбанди Бухари в основу учения закладывает требование добровольной нищеты (факр). В отличие от других суфийских таррикатов, это означало жить не только на подаяния, дозволенным пропитанием считалось лишь то, что было заработано трудом его собственных рук. Кроме того, они осуждали фанатизм, жадность и лицемерие, которые были присущи некоторым представителям духовенства. От дервиша не требовалось его ухода из общества. Накшбанди так формулировал свое требование: «Уединение в обществе, странствие на родине, внешне - с людьми, внутренне - с Богом» [5, с. 113]. Последователями учения накшбандийа были многие известные ученые и поэты Средневековья, как Джами (14141492), Алишер Навои (1441-1501) и др.
Таррикат Накшбандия получил широкое распространение и в бассейне рек Урала и Волги. Крупнейшим его представителем в регионе конце Х1Х-начале ХХ в. был Зайнулла Расулев (18331917). Огромную популярность приобрела основанная им медресе «Расулия» в городе Троицк, где получили образование многие общественные деятели, поэты и писатели, в т.ч. и Мажит Гафури.
«Вплоть до начала ХХ в. башкирская поэзия оставалась в поле притяжения суфийской эстетики. Выбравшись из мистического тумана, лирика нового времени не отбросила впечатляющих открытий поэзии тасаввуфа, а стала на путь творческого освоения и развития ее лучших традиций», - пишет современный исследователь Л. Р. Шарафутдинова [6, с. 30].
В восточной литературе тема вина - это своего рода отражение трансцендентальной мудрости. То есть она связана с суфийской доктриной. Однако это не означает употребление вина в прямом смысле этого слова, а мистическое опьянение от постижения высоких, духовных материй Всевышнего.
Например, в марсии (эллегии) Мажита Гафури «Мулла Ьибэтулла бин шэйх Зэйнулла эн-Нэкшбэнди хэзрэттэренец мэрриэсе» образ вина используется также на уровне символа. Молодой человек по имени Хибатулла ушел в мир иной, выпив «вино смерти».
Йэше ун дурт, эсеп мэут шарабын Был сэбэптэн язам кунел харабын. Тэбэррек рухы йэннэткэ ашты, Фэрештэлэр, сэлэм тип, ишек асты. В четырнадцать лет, выпив вино смерти, По этому случаю пишу тоску души. Благородная душа достигла рая Ангелы, приветствуя, открыли двери [7, с. 3]
(подстр. пер. автора).
Таким образом, с одной стороны поэт скорбит о его скоропостижной смерти и разделяет горечь утраты, с другой - эти строки показывают его уверенность о том, что душа молодого человека попадет в рай.
При описании своего героя М. Гафури использует множество эпитетов, и терминов, характерных для суфийской философии: менэууер (лучистый), мэгариф (познавшей истину), тауадиглы (подчинившейся Аллаху), котуб заты (центральная фигура), садэф (алмаз). Например:
Мэгэрифтэн хэйэр аскан, hY^í¡эре ине ташкан Мэгасир^ан ине ашкан, фирак булдык был мэхдYмдэн.
Открыл магариф, слов набралось много Был впереди своего времени, расстались достойным человеком [7, с. 4].
В суфийских таррикатах при обучении выделяют несколько этапов - в основном это 3 или 4 этапа (шариат, тарикат, магрифат, хакикат), хотя в некоторых братствах они доходят до семи. Таким образом, автор показывает, что Хибатулла, несмотря на молодость, достиг третьего этапа обучения - магрифата (уровня медитативного постижения Аллаха). На данном этапе происходит более угубленное постижение суфийской традиции, идет постоянное совершенствование его любви (в самых разных аспектах), мудрости, силы. Благодаря этому адепт постигает многомерность пространства, «иллюзорность» ценностей материального бытия и в качестве арифа (познавшего), он может быть посвящён в шейхи.
В центре произведения М. Гафури находятся проблемы утверждения мусульманских идеалов, духовного и нравственного воспитания. Эта цель ведет к кропотливому работу автора на внушение, назидание и наставление, побудительный пафос и повторяемость из текста в текст одних и тех же образов. Повторяемость тем, сюжетов, образов и поэтических троп связано с традициями Корана и в дальнейшем всей арабской литературы, для кото-
рых, как указывал Б. Я. Шидфар «... повторы, ретардации, постепенное нагнетание интенсивности были чрезвычайно характерны» [8, с. 59].
Как известно, для суфийских сочинений характерно использование специальных композиционных приемов, функции которых заключаются в целенаправленном удержании внимания слушателя. Для этого чаще всего включают в ткань поэтического текста цитаты или слова из Корана или хадисов, в оригинале, т.е. на арабском языке.
Для произведения «Мулла Ьибэтулла бин шэйх Зэйнулла эн-Нэкшбэнди хэзрэттэренен мэрриэсе» характерна то, что она почти целиком состоит из наиболее употребительных религиозно-мусульманских, в основном, суфийского характера, слов и символов. Слова В. Виноградова относительно «Жития протопопа Аввакума», как бы одновременно относится и к вышеназванному произведению: «Для церковно-книжной символики Аввку-ма существенно то, что она почти целиком слагается из наиболее употребительных церковно-библейских фраз, т.е. групп слов почти сросшихся, связанных тесно привычными нитями психической ассоциации по смежности. Этим определяется и характер соединенных в ней эмоций и представлений: заученные торжественно-книжные сочетания не расчленяются, а, как готовый ярлык, символизируют ряды сложных представлений. В силу этого церковно-архаический слой стиля не детализирует воспроизводимых представлений, а лишь относит их к определенному типу, окутывая их нимбом возвышенных эмоций ...» [9, с. 12].
Надо учесть еще одно особенность в мусульманской традиции, связанное с суфизмом. Считалось, что уход человека в мир иной подразумевало его рождение. Поэтому в надгробных камнях часто вначале указывалось дата смерти, только затем -рождения. Например, Р. Фахретдинов в своей книге «Асар» так же придерживался подобной практики.
Автор завершает свое произведение со словами «твой раб Габделмажид ...». Это характерное для арабо-мусульманской литературы явление присуще и православной культуре. Исследователь древнерусской литературы Д. С. Лихачев указывает, что авторы житий постоянно говорят о своем бессилии выразить словом всю святость святого, пишут о своем невежестве, неумении, неученности, молятся о ниспослании им дара слова . «Это общее место многих литературных произведений и предшествующего времени, однако в XIV-XV вв. это признание из выражения монашеской скромности становится декларацией литературного характера: она знаменует собой колебания в поисках слова, стремление адекватно выразить святость описываемого лица, благоволения к нему и т.д.» [10, с. 117].
В дальнейшие годы коранические и другие религиозные легенды и их сюжетные отрывки получают широкое распространение в народном творче-
стве. Сильное влияние оказали также произведения «Субат ал-аджизин» Аллаяра (1616-1713) и «Кыс-сасе-л анбия» Н. Рабгузи (кон. XIII -нач. XIV вв.). Их влияние на башкирскую литературу заметно до начала ХХ в. Так, в 1909 г. вышла книга М. Гафури «Замана шигырзары» / «Стихи современности». В первом стихотворении, которое выполняло своего рода роль предисловия, автор пишет:
Задумал написать одну вещь я
В форме «Субат ал-аджизин»а... [11]
(подстр. пер. автора).
Этим он старается сразу подчеркнуть, что в основу книги легли творчески переработанные и использованные сюжетно-тематические и композиционные особенности произведения средневекового суфийского поэта. В таких произведениях, как «Хэзрэттэр бэйэне» («Повествование хазретов»), «Сират купере бэйэне» («Повествование о мосте через преисподней) и др.
Развивая глубже популярный суфийский мотив «ахыр заман / конец света», М. Гафури часто сетует на то, что мало подлинных мусульман, предусматривая такие качества, как скромность, честность, справедливость и др. В этой общей картине автор видит приближение ахыр заман / конец света.
Традиции суфизма прослеживается и в кыссе М. Гафури «Адам вэ Иблис» («Адам и Иблис»), основанной на коранических легендах. Как видно уже из названия произведения, основная проблема - противостояние двух противоположностей и вопрос о том, должен ли был Иблис преклоняться перед Адамом.
Сейчас, с высоты минувших дней глядя на человечество, хочется задать вопрос: почему сотворенный из огня ангел должен был преклоняться перед Адамом, для создания которого было использовано только глина? В этом случае он был прав или нет?
На это счет в мусульманской теософии прослеживается два взгляда, которые мы указали выше. Если в ортодоксальном исламе Иблис символизирует зло и врага Аллаха, то в тасаввуфе представлена как трагическая фигура, своего рода политическая жертва. Интересная трактовка его действия была предложена выдающимся суфием Абу-л Мугис ал-Халладжем (ок. 858-922). По его мнению, Иблис счел поклонение кому-либо, кроме Аллаха, нарушением истинного единобожия, тем самым он проявил верность Аллаху, но не выдержал испытание повиновением. Его мысль была еще более расширена крупнейшим философом-мистиком Ибн 'Араби (1165-1240), который полагал, что в конце концов Иблис будет прощен Аллахом.
Мы не можем утверждать, что М. Гафури был знаком с трудами Абу-л Мугис ал-Халладжа, но, скорее всего, концепцию Ибн 'Араби он знал. По-
этому в кыссе «Адам и Иблис» образ Иблиса выглядит не таким уж отрицательным:
«Это дело не благоразумие», - сказал, не склоняя голову Иблис.
«Нутро Адама и так ясно, недостоин он уважения», - сказал.
«Как бы ни было, преклонение перед ним ха-рам», - сказал [12, с. 5].
(подстр. пер. автора). В кыссе «Адам и Иблис» Мажит Гафури использует этот мотив, но интерпретирует по-своему. Если в Аравийском полуострове слова «Иблис» и «шайтан» квалифицируются как синонимы, то у М. Гафури их значение различно. Змея, охранявшая врата рая, была доброй и простодушной. Только поэтому Иблису удалось ее обмануть.
Такое отношение автора, скорее всего, можно объяснить его учебой в знаменитом медресе «Расу-лия», основоположником и мударрисом которого был выдающийся суфийский шейх Зайнулла Расули.
Таким образом, без тщательного изучения суфийской литературы невозможно получить полное представление о культурной жизни и литературе не только средневекового мусульманского Востока, но и национальных литератур более поздних веков.
Она оказывала влияние на литературу мусульманских народов Урало-Поволжья вплоть до начала ХХ в.
ЛИТЕРАТУРА
1. Амин ал-Холи. Связи между Нилом и Волгой. М.: Восточная литература, 1962. 40 с.
2. Валеев Р. М. Торговля в Поволжье и Приуралье. В IX - начале XV в.: автореф. дисс. ... д-ра ист. наук. Казань, 2011.
3. Бертельс Е. Э. Избранные труды. Т. 3. Суфизм и суфийская литература. М.: Наука, 1965. 524 с.
4. Джавалидзе Э. Д. У истоков турецкой литературы. Тбилиси: «Мецниереба», 1985. 297 с.
5. Бертельс Е. Э. Избранные труды. Т. 4. Навои и Джами. М.: Наука, 1965. 498 с.
6. Шарафутдинова Л. Р. Традиции суфизма в башкирской литературе: автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2007.
7. Мулла Ьибэтулла бин шэйх Зэйнулла эн-Нэкшбэнди хэзрэттэренен мэрриэсе. СПб., 1903 (на арабской графике).
8. Шидфар Б. Я. Образная система арабской классической литературы (У1-Х в.). М., 1974.
9. Виноградов В. В. О задачах стилистики. Наблюдения над стилем Жития протопопа Аввакума. Избранные труды. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980.
10. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979. 360 с.
11. Гафури М. Замана шигырлары. Уфа, 1906 (на арабской графике).
12. Гафури М. Адам вэ Иблис. Уфа, 1910 (на арабской графике).
Поступила в редакцию 25.04.2016 г.
BASHKIR LITERATURE OF THE EARLY TWENTIETH CENTURY IN THE CONTEXT OF THE TYPOLOGIES AND SPECIFIC
SUFI CLASSICAL LITERATURE (ON THE EXAMPLE OF CREATIVE WORK OF M. GAFURI)
© F. Sh. Sibagatov
Bashkir State University 32 Zaki Validi St., 450076 Ufa, Republic of Bashkortostan, Russia.
Phone: +7 (347) 273 66 43.
Email: jamachta@mail. ru
In the article on the example of creative work of Mazhit Gafuri, the features of Bashkir literature of the early twentieth century are considered in the context of the typologies and specific Sufi classical literature. It is known that Sufism is a complex and even contradictory phenomenon. By the 9-12th centuries in the philosophical sense, Sufism is almost completely taken shape as a completed doctrine, which dominated philosophical categories such as "Wahdat al-maudzhud" (monistic identification of God with all that created them) or "Wahdat al-wujud" (pantheistic the spread of God in all things). In social terms, the Sufis preached the equality of all men as potential carriers equally a divine principle that, ultimately impressed the wider society. Pantheism ideas found fertile ground among the Bashkirs, who in his songs, legends and tales deified nature of the area.
Keywords: Sufism, Islam, Bashkir literature, figurative system, pantheism, M. Gafuri.
Published in Russian. Do not hesitate to contact us at bulletin_bsu@mail.ru if you need translation of the article.
REFERENCES
1. Amin al-Kholi. Svyazi mezhdu Nilom i Volgoi [Connections between the Nile and the Volga]. Moscow: Vostochnaya literatura, 1962.
2. Valeev R. M. Torgovlya v Povolzh'e i Priural'e. V IX - nachale XV v.: avtoref. diss. ... d-ra ist. nauk. Kazan', 2011.
3. Bertel's E. E. Izbrannye trudy. Vol. 3. Sufizm i sufiiskaya literature [Selected works. Vol. 3. Sufism and Sufi literature]. Moscow: Nau-ka, 1965.
4. Dzhavalidze E. D. U istokov turetskoi literatury [At the roots of Turkish literature]. Tbilisi: «Metsniereba», 1985.
5. Bertel's E. E. Izbrannye trudy. Vol. 4. Navoi i Dzhami [Selected works. Vol. 4. Navoi and Jami]. Moscow: Nauka, 1965.
6. Sharafutdinova L. R. Traditsii sufizma v bashkirskoi literature: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. Moscow, 2007.
7. Mulla hibatulla bin shaikh Zainulla an-Na^shbandi khajrattarenes mar^iase. Saint Petersburg, 1903 (na arabskoi grafike).
8. Shidfar B. Ya. Obraznaya sistema arabskoi klassicheskoi literatury (VI-Kh v.) [Image system of classical Arabic literature (the 6-10th centuries)]. Moscow, 1974.
9. Vinogradov V. V. O zadachakh stilistiki. Nablyudeniya nad stilem Zhitiya protopopa Avvakuma. Izbrannye trudy. O yazyke khudozhestvennoi prozy [On the tasks of stylistics. Observations on the style of "Life of the archpriest Avvakum". Selected works. On the language of fiction prose]. Moscow: Nauka, 1980.
10. Likhachev D. S. Poetika drevnerusskoi literatury [Poetics of old Russian literature]. Moscow: Nauka, 1979.
11. Gafuri M. Zamana shigyrlary. Ufa, 1906 (na arabskoi grafike).
12. Gafuri M. Adam ve Iblis. Ufa, 1910 (na arabskoi grafike).
Received 25.04.2016.
