CC BY
87БАРЬЕРЫ И НЕРАВЕНСТВА ДЛЯ ПОЖИЛЫХ ЛЮДЕЙ В ГОРОДСКОЙ СРЕДЕ В ПЕРИОД ПАНДЕМИИ COVID-19
Галкин К. А.
старший научный сотрудник,
Социологический институт РАН — филиал ФНИСЦ РАН, Санкт-Петербург, Россия E-mail: Kgalkin1989@mail.ru
Аннотация. Социальное пространство современных городов обусловлено различными физическими и символическими барьерами и ограничениями. Проблема доступности социального пространства городов для пожилых людей становится фактором воспроизводства неравенства и препятствием на пути к автономности. Особенно ярко это заметно во время различных эпидемий, введения норм, которые ограничивают передвижение пожилых людей, и самоизоляции. В статье рассматриваются особенности восприятия пространств городов пожилыми людьми в период пандемии COVID-19.
Цель статьи — проанализировать, какие особенности восприятия и использования городского пространства появляются у пожилых людей в период пандемии и как пространства городов трансформируются для пожилых людей в период пандемии. Исследование проводилось в городе федерального значения Санкт-Петербурге и крупном городе регионального значения Петрозаводске. Всего было собрано 20 полуструктурированных интервью с пожилыми людьми (n=20) и 15 дневников наблюдений. Основными выводами исследования выступают: различное понимание пространств в зависимости от размеров города и сервисов, которые присутствуют в городе; наличие общения и социальная вовлеченность позволяют минимизировать негативные эффекты «зажатости» пожилых людей в пространствах городов, которая обусловлена пандемией коронавируса.
Ключевые слова: пожилые люди; городские пространства; барьеры в городских пространствах; пандемия COVID-19; неравенства пожилых людей, городские пространства.
BARRIERS AND INEQUALITIES FOR OLDER PEOPLE IN URBAN ENVIRONMENTS DURING THE COVID-19 PANDEMIC
Galkin K. A.
Senior Researcher,
Sociological Institute of FCTAS RAS, Saint- Petersburg, Russia E-mail: Kgalkin1989@mail.ru
Abstract. The social space of modern cities is conditioned by various physical and symbolic barriers and restrictions. The problem of accessibility of the social space of cities for the elderly becomes a factor of reproduction of inequality and an obstacle to the path of autonomy. This is especially evident during various epidemics, the introduction of regulations that restrict the movement of older people, and self-isolation. The article examines the features of the perception of urban spaces by older people during the COVID-19 pandemic.
The purpose of the article is to analyze what features of perception and use of urban space appear in older people during the pandemic and how urban spaces are transformed for older people during the pandemic. The study was conducted in the federal city of St. Petersburg and the large regional city of Petrozavodsk. A total of 20 semi-structured interviews with elderly people (n=20) and 15 observation diaries were collected. The main conclusions of the study are: different understanding of spaces depending on the size of the city and the services that are present in the city; the presence of communication and social involvement allow minimizing the negative effects of the "tightness" of older people in urban spaces, which is caused by the coronavirus pandemic.
Keywords: older people; urban spaces; barriers in urban spaces; COVID-19 pandemic; inequalities of older people, urban spaces.
Исследование социальных проблем и путей их решения в жизни пожилых людей представляет собой актуальный вызов для современного общества, который связан с численным увеличением пожилых людей практически повсеместно. Существует проблема эксклюзии пожилых людей из социума, нарушения их взаимодействия с различными социальными средами [Григорьева и др., 2014; Кошарная и др., 2019]. Подобные нарушения связаны с разрывами или утратой прежних социальных связей пожилых людей, а также с различными утратами привычного круга общения, друзей и общения в семье, например, в случаях, когда пожилой человек вынужден переехать в дом-интернат, который пространственно ограничивает пожилого человека, ограничивает его возможные активности [Галкин, 2020].
Процессы социального исключения пожилых людей в современном обществе в первую очередь связывают с потерей работы, прежней занятости, переходом на пенсию [Григорьева и др., 2019]. При этом из фокуса рассмотрения различных исключений пожилых людей утрачивается понимание процессов, а также экологии конкретной среды или конкретного города, что также может играть особую роль в социальном исключении пожилых людей и создавать неравенства, связанные с использованием тех или иных пространств как в городе, так и в сельской местности.
Сегодня существует пул исследований, посвященных изучению различных неравенств пожилых людей, связанных, к примеру, с получением социальной поддержки, ухода, квалифицированной медицинской помощи, особенно с точки зрения региональных различий и различий между городом и селом. В таких исследованиях рассматриваются сложности, связанные с возникающими неравенствами для пожилых людей,
анализируются особенности подобных неравенств [Галкин, 2020: 74; Рогозин, 2018; Levin et al., 2006; Camarero et al., 2019].
Исследования по урбанистике сегодня связаны с различными междисциплинарными работами и изучением особенностей восприятия или комфортности городов в зависимости от того, как устроена связь человека с пространством, в рамках которого он проживает. Социологический ракурс и ракурс социальной антропологии в данном случае занимают одно из ключевых мест в анализе современного состояния взаимодействия пространств городов и людей. Социальные отношения, как и особенности социальных отношений и взаимодействий, выступают центром городских исследований и основой для изучения города, а также для интеграции, развития различных подходов [Wessel, 2009]. При этом города не представляют собой оторванные или разделенные сущности, в рамках которых происходят социальные отношения. Города становятся в таком случае взаимосвязанными. Среда города и особая экология места создают город как социокультурное пространство со своими смыслами и особенностями его восприятия. Одной из них выступает идея включения, недискриминации, интегрированности и толерантности к различным группам, которых объединяет конкретный город [Salama et al., 2012]. Однако подобное понимание города как пространства толерантного или как пространства, доступного для всех, на практике может быть довольно сложно реализуемым. Проблема социально-пространственной эксклюзии, связанной с доступностью городских пространств и созданием комфортной среды, на практике выражена в различных неравенствах, присутствующих в городской среде и связанных с ограничениями мобильности, сложностью с передвижением, социально-пространственными взаимодействиями, доступностью городов [Meijering, 2019; Ярская-Смирнова, 2018].
Взаимоотношения пожилых людей с городскими пространствами связаны со степенью урбанизации и размерами самих городов, длительностью проживания и доступностью магазинов и транспорта, а также с доступностью и расположением различных медицинских служб и сервисов [Peace et al., 2006]. Важными связующими компонентами для пожилых людей
в пространствах выступают соседские связи, семейные отношения, привязанность и чувство места (sense of place) при проживании в том или ином городе, а также включение и возможность участия в городской среде, возможность активизма. В работах, посвященных социальному исключению и неравенству пожилых людей в городских пространствах, исследуются проявления стереотипов, эйджизма в обустройстве и планировании городских районов, жизни пожилых людей в городе в различных условиях, особенности восприятия пожилыми людьми городского пространства, его смыслов и роли [Graham et al., 2005; Sixsmith et al., 2014; Bernard et al., 2012; Klaassens et al., 2015].
Городское пространство — это место, где присутствуют различные формы неравенства и ограничения, связанные, к примеру, с передвижением и возможностью посещения тех или иных мест людьми с ограниченной мобильностью. Как отмечает М. Кастельс, социальное пространство становится не копией самого общества, а представляет само общество, то есть оно и есть общество со всеми его проявлениями и особенностями, где происходят различные действия и может формироваться неравенство [Кастельс, 2000]. Освоение социального пространства и его использование людьми — важная часть в формировании социальности городов, то есть того процесса, когда среда города становится тем обществом, в рамках которого происходят различные отношения, действия и сама повседневность жизни человека [Зиммель, 1996]. Однако в последнее время все больше исследователей отмечают изменение городского пространства или его пересборку. Город под влиянием различных факторов, будь то создание новых парков или креативных пространств, становится измененным, появляются различные сети, новые акторы и новые сферы для городских пространств [Оводова и др., 2018]. Однако такие изменения могут быть отмечены, скорее, как точечные, но при этом достаточно значительные, трансформирующие множество повседневных практик горожан.
В подобных исследованиях не рассматриваются особенности повседневной жизни пожилых людей и практик, которые присутствуют у пожилых людей в городских пространствах: они могут как иметь трудности с мобильностью и передвижением,
так и не иметь таковых. Пожилые люди имеют точно такое же право на использование окружающей среды и её стандартов, как и другие люди. При этом существуют различные особенности во взаимодействии пожилых людей с окружающей средой и пространствами городов, связанные с различными ограничениями и неравенствами, которые могут возникать в городских пространствах. Так, необорудованная городская среда или отсутствие специальных возможностей в городских учреждениях создают сложности для пожилого человека и делают посещение магазинов, медицинских центров или социальных служб труднодоступными или практически невозможными. При этом город как созвездие различных экосистем для жизни человека может как способствовать активности и агентности, вовлеченности пожилых людей в городскую среду, так и, наоборот, создавать сложности для этой категории граждан и способствовать эксклюзии пожилых людей. Однако сама городская среда остается для пожилых людей открытой, хотя некоторые из её аспектов могут быть труднодоступными или совершенно недоступными.
Пандемия новой коронавирусной инфекции представляет собой новый глобальный вызов для всего человечества. Общепринятое название для пандемии — синдемия: она включает в себя не только медицинские факторы и сложности, связанные с медицинскими факторами, но и социально-экономические эффекты. Эффекты от пандемии связаны и с социальной политикой, а именно: с политикой активного старения и включением пожилых людей в социальную жизнь, с биополитической дискриминацией пожилых как однородной социальной группы, нуждающейся в изоляции, защите и минимизации социальных контактов и дистанции [Pele et al., 2021; Deyev et al., 2020]. Процессы, которые ранее описывались и в академическом, и в активистском дебатах о необходимости эксклюзии пожилых людей и включения их в социум, были мгновенно заменены дебатами о важности самоизоляции пожилых людей и необходимости таких мер для сохранения здоровья этой группы. При этом, как отмечено в медицинских исследованиях, сама самоизоляция могла нанести здоровью пожилых людей не меньший вред, чем
пандемия COVID-19, связанный с гиподинамией и недоступностью медицинской помощи, а также различных медицинских сервисов в городах и сельской местности [Хю^ е! а1., 2020; МаШБ е! а1., 2020].
Большое значение имеет проблема изменения смыслов и особенностей восприятия пожилыми людьми городских пространств, а также изменения прежних практик в пространствах, появления новых барьеров. Самая главная проблема самоизоляции — замкнутость и ограниченность, подобная тюремной замкнутости и ограниченности.
Города стали не просто труднодоступными с точки зрения недоступности отдельных городских мест — они стали изолированным и закрытыми. И большинство пожилых людей оказались в ситуации, когда им приходилось обращаться к волонтерам и социальным службам за помощью в доставке продуктов. Таким образом, ситуация пандемии изменила для пожилых людей пространства городов и обострила существующие неравенства, в особенности невозможность свободно передвигаться и использовать городские пространства, которые стали для пожилых людей опасными и «не чистыми» с точки зрения возможности заразиться вирусом. В настоящей статье я задаюсь вопросом о том, изменяется ли городское пространство для пожилых людей в период пандемии COVID-19 и какие в связи с этим возникают барьеры и неравенства в измененном городском пространстве.
В исследовании применяется методологический подход, который позволил концептуализировать пространство как социальную и культурную сущность, средства производства и контроля, а также особую форму социума [Лефевр, 2000: 27; Барковская, 2013: 49] В этом месте реализуется коммуникация и взаимодействие людей, а также символические проявления, соответствующие конкретной территории и её особенностям [Бурдьё, 2007; Ремизова, 2012]. Городское пространство, исследуемое в статье, наполнено не только социальными структурами, но и институциональными формами, практиками, знаниями и своими особенностями, которые существуют в определённой среде.
Методология и эмпирическая база
Эмпирической базой исследования выступают полуструктурированные интервью с пожилыми людьми, которые были проведены в двух городах: городе федерального значения Санкт-Петербурге и крупном городе регионального значения Петрозаводске. Всего было собрано 20 полуструктурированных интервью, которые проводились в двух городах в период с 1 апреля по 15 мая 2020 г. Ввиду ухудшающейся ситуации, связанной с пандемией, интервью проводились в режиме онлайн и по телефону. Дополнительным методом выступают дневники наблюдений, которые вели сами пожилые люди, где фиксировалось то, как происходит жизнь в период пандемии COVID-19, как изменяются привычные практики и режимы. В них же фиксировались особенности восприятия городских пространств и того, как городские пространства изменялись во время пандемии.
Трансформации городских пространств для пожилых людей в период пандемии СОУЮ-19
Возраст создает особые отношения с пространством. Длительность проживания на той или иной территории усиливают связи и ощущение пространств. Обычно такие пространства не сужаются до территории конкретного района, а представляют собой территории, связанные с городскими местами, смыслами этих мест и символическим отношением к этим местам, к примеру, с общением с друзьями или родственниками и семьей, проживающей в районах города. Неравенства, которые создает пандемия, связаны прежде всего с трансформацией ощущения самого города. Городские пространства в таком случае становятся для пожилых измененными и жестко регламентируемыми конкретным пространством, которое может быть связано с негативным опытом его восприятия и понимания:
«Я ненавижу Купчино, понимаете? Один из моих нелюбимых районов в принципе. Я и раньше любила выбираться и устраивать променад, как я это называю, но теперь не могу из-за этих
ограничений... И если ты ещё молодой, работаешь, то вполне мо-'ж&шъ приобрести билет и поехать куда-либо, туда, куда нужно. А старики — нет, их зажали, зажали, потому что отменили те же льготы. И везде говорят о необходимости сидеть дома, поэтому это, конечно, создает многие сложности» (ж., 87, Санкт-Петербург).
С возрастом у пожилых людей обычно наблюдается снижение адаптационных ресурсов гибкости, что, в свою очередь, создает сложности с адаптацией к новым ограничениям городских пространств. При этом на фоне пандемии COVID-19 возникают совершенно новые условия, обусловленные иными практиками, иным пониманием самой ситуации и самого пространства:
«Такраньше всё было привычным и относительно простым. А теперь оно стало иным, что ли. Те же привычные походы в лавку — тут недалеко — за свежим хлебом изменились, и изменились потому, что лавка закрыта, и это значит, что за хлебом уже и некуда в итоге ходить. И получается, теперь я должен покупать не очень вкусный хлеб в магазине, а это для меня значимо, поскольку я любил этот хлеб. И таких изменений — масса, они практически всего касаются, если так разбираться, и все сферы моей жизни затронули» (м., 75, Петрозаводск).
Таким образом, пожилые люди оценивали изменения, связанные с пандемией, в первую очередь как изменения самих городских пространств и как трансформации, которые способствовали изменению привычного понимания и описания самих пространств и их роли, утери связей с местами, а также невозможности приобрести необходимые продукты и лекарства. Пространства городов превращались для пожилых людей во всё менее удобные и комфортные места. Также в городах были изменения, связанные с работой городских сервисов и служб, и в первую очередь такие изменения артикулировались в нар-ративах интервью пожилых людей как связанные с проблемой доступности аптек, когда за необходимыми лекарствами приходилось ездить. Этот путь мог быть небезопасным и вызывал определенные страхи у пожилых людей:
«Теперь если мне что-нибудь нужно — даже срочное, даже лекарство необходимое — то в аптеке, которая была удобна и доступна для меня, этого лекарства больше нет. И, следовательно, мне приходится всё время искать его по интернету и в других местах, что создает проблемы и сложности. Конечно, если надо ехать, то всё время думаешь о том, чтобы не заразиться» (м., 69, Санкт-Петербург).
Иначе говоря, основными трансформациями городских пространств для пожилых людей и в Санкт-Петербурге, и в Петрозаводске выступают вопросы, связанные с изменением удобств и комфорта прежних пространств, в частности, с неудобствами в использовании тех или иных городских сервисов. Одним из важных отличий выступает большая «замкнутость» на одном пространстве, как это отмечали информанты из Петрозаводска: пожилые люди описывали самоизоляцию как замкнутость в пространстве одного района и невозможность приобрести необходимые продукты или поехать за продуктами в город, в уже знакомые и комфортные магазины. Для пожилых людей из Санкт-Петербурга трансформации пространств были связаны в первую очередь с утратой прежних возможностей использования города и понимания его как комплекса, насыщенного различными местами, имеющими символический смысл. Это обстоятельство обусловило то, что город сужался до окрестностей, которые необходимо было осваивать и изучать, а также возможностей, представленных в этом ограниченном пространстве.
Барьеры в городских пространствах для пожилых людей в период пандемии СОУЮ-19
Ограниченное пространство квартиры и района, где проживали информанты — как в Санкт-Петербурге, так и в Петрозаводске,— было определено различными барьерами, которые маркировались пожилыми людьми в двух плоскостях: физические барьеры и препятствия и связанные с ними ограничения, а также барьеры в коммуникации, общении с людьми и вызванные
этим ограничения. Физические барьеры ассоциировались у информантов с образом «тисков» или «капканов». В интервью информанты описывали сложности с выходом на улицу или проблемы, связанные с невозможностью долгое время находиться на улице, а также с необходимостью покупки продуктов. Они превращались для них в бег с препятствиями и создавали много неудобств:
«Я давно уже не могу далеко ходить в принципе. И раньше я только по району и прогуливалась, но теперь пандемия ещё большие сложности и проблемы создала. Вот судите сами: так получается, что на скамейке внизу, где я любила сидеть, когда весна и солнышко, уже теперь и не особо-то и посидишь, а, например, вот так вот идти гулять тоже не получится. Ведь кого-нибудь там, в парке, встретишь — а все без масок — раз плюнуть, и можно заразиться» (ж., 75, Санкт-Петербург).
«В магазин теперь зайти — целая эпопея. Это я раньше думал, что по ступеням там (в магазине «Пятёрочка». — К. Г.) достаточно легко подняться, а теперь скажу так: сложнее всего вообще в магазин идти, даже не подниматься туда. Потому что оттуда уже и не знаешь, даже в этой маске, какой выйдешь, заразившийся или нет. А так и помереть, в принципе, недалеко» (м., 76, Петрозаводск).
Наиболее сложным барьером в пространстве выступает недоступность прежних учреждений, аптек, театров и кружков, которые находятся в другом районе города и закрыты в пандемию. А с другой стороны, фактором, создающим барьеры в использовании пространств, выступает страх пожилых людей заразиться при посещении прежних мест. Как отмечали сами информанты, ситуация пандемии заставила их изменить и модифицировать прежние режимы посещения магазинов, аптек и прогулок, а нередко вообще отказываться от этого и пользоваться волонтерскими сервисами, которые, к примеру, труднодоступны в Петрозаводске, в отличие от Санкт-Петербурга:
«Я вам так скажу, без прикрас: если, например, в Питере, Москве или ещё где достаточно легко можно заказать то, что необходимо тебе, и тебе это привезут, да и волонтеров там много разных мастей, то здесь у нас, в тьме-глуши, нет такой возможности, и пользуешься тем, что есть в принципе. То есть я не могу сейчас поехать за хлебом в центр, где хлеб вкусный, потому что боюсь, и приходится сидеть просто так и ждать, если честно, утра раннего, когда пекарня откроется здесь, на углу (информант показывает в окно. — К. Г.). Так туда сразу и направляюсь, и по-другому никак» (м., 70, Петрозаводск).
Другим барьером, который ограничивает физический и нередко психологический комфорт пожилых людей, выступает транспорт. Те маршруты и альтернативы (маршрутки), которыми пожилые люди активно пользовались до пандемии, становятся недоступными. Это связано с ограничениями, которые вводятся на использование транспорта. Так, к примеру, в Санкт-Петербурге были введены ограничения в работе метро, которое закрывалось раньше обычного, и это вызвало у пожилых людей негодование, часто было барьером к тому, чтобы поехать и навестить родственников или семью:
«Я за внучкой раньше ухаживала практически каждый день в будни. Дочка на такой работе работает, что не отвлечешься вообще. И, конечно, бывало, поздно возвращаешься, и бывало, что в метро только в одиннадцать вечера заскакиваешь (благо живу рядом с метро, там быстро дойти). А теперь уже нет, уже лишний раз думаю: поеду к ней, и куда потом? Если метро закроют, как добираться-то в итоге? Вот так подумаешь и решаешь уже и не ехать вообще. На такси всё же не наездишься — дорого» (ж., 77, Санкт-Петербург).
В Петрозаводске возникает другая проблема, связанная с использованием транспорта. Здесь транспорт для пожилых людей, в особенности в отдаленных районах города, был представлен преимущественно частными перевозчиками и маршрутками, многие из которых с введением ограничений
прекратили обслуживание пассажиров и поддержку маршрутов. Это отразилось, в свою очередь, на том, что пожилые люди, живущие в отдаленных районах Петрозаводска, оказались, как отмечали сами информанты, попросту замкнуты и ограничены внутри своего района. И у них, в отличие от пожилых людей из Санкт-Петербурга, в принципе отсутствовала возможность сменить и разнообразить обстановку:
«Маршрутки сняли, и что в итоге получилось? Такое впечатление, что это Средневековье: сидишь здесь, зажатый в четырех стенах, зажатый здесь, в своей грязи, в квартире, и ничего не поделаешь — от слова „совсем", „в принципе"» (м., 78, Петрозаводск).
Таким образом, с одной стороны, транспорт ограничивал возможности в передвижении пожилых людей. С другой стороны, отсутствие курсирующих маршрутных автобусов, что особенно заметно в Петрозаводске, выступало фактором, увеличивающим изоляцию и её ощущение пожилыми людьми, когда отсутствие даже визуально наблюдаемого приближающегося к остановке маршрутного автобуса было связующим звеном между отдаленным районом и центром города. При этом чаще всего пространство самой квартиры - как в Петрозаводске, так и в Санкт-Петербурге - описывалось пожилыми жителями как неудобное и некомфортное, которое изолирует, зажимает тело и приобретает власть над ним:
«В квартире можно и со скуки, извините, просто умереть. Отдохнуть или от вируса защититься там вообще реально нельзя. Потому что, кроме одиночества и мигрени, эти замкнутые стены у меня ничего не взывают» (ж., 86, Петрозаводск).
Получается, безопасность пространства квартиры, которая активно конструируется в СМИ и о которой предупреждают ограничительные меры, становится для пожилых людей своего рода «западней», зажимающей и делающей их неактивными, лишая их возможности быть включенными в социальную жизнь.
Другими барьерами, которые артикулируются в нарративах пожилых людей, выступают барьеры психологические, а также барьеры в коммуникации, связанные с ограничениями в общении. Они создаются как физическими ограничениями мобильности, так и кругом общения, который может быть ограничен и виртуально в тех случаях, когда у пожилых людей нет друзей или родственников. Истории информантов свидетельствуют о том, что, когда у человека есть семья и друзья, он становится более мобильным, а мир вокруг такого пожилого человека — более безбарьерным. Так, к примеру, даже постоянные звонки и разговоры с родственниками или членами семьи, которые проживали в других городах, позволяли информантам, как они отмечали, переживать пандемию успешнее, чем одиноким пожилым людям, и не ощущать чувство изолированности:
«Всё-таки я не представляю, как бы мне одной было тяжело. А так-то есть семья. И пусть дочка в Питере живет, а сын — в Смоленске, все равно вечером поговоришь, все расскажешь, и на душе становится веселей» (ж., 80, Петрозаводск).
«Есть у меня мой старинный армейский друг Колька. Так вот, мы с ним созваниваемся теперь каждый день. И то он расскажет, как у них там, в Челябинске, все закрыто и доступа никуда нет, то я ему что-нибудь расскажу. И так, в общем-то, общаемся и живем. И знаете, не ощущается некое одиночество и потерянность, вообще не ощущается» (м., 76, Санкт-Петербург).
Как видно из последней цитаты, возможность общаться онлайн также может компенсировать пожилым людям изолированность и замкнутость, зажатость в одном пространстве квартиры.
Ещё одной важной темой, которая обозначалась пожилыми людьми в нарративах интервью, была тема помощи, которую можно было получить от родственников, реже — от друзей или соседей. В данном случае помощь воспринималась как многовекторная и разносторонняя, часто практически единственная альтернатива помощи волонтеров и социальных служб,
которую информанты описывали как инструментальную, с отсутствием каких-либо психологических и терапевтических эффектов от подобной помощи:
«Хорошо, что есть племянница, которая привозит мне посылки просто так, бесплатно. В них и салат, и рыба, и мясо, и других продуктов вообще полно. Если бы не она, я вообще не знала бы, что и делала бы. Потому что вот история соседки Лены: она два раза вызывала доставку, гниль какую-то привезли, а волонтеры, как она сама говорит, приехали и швырнули в итоге под дверь, мол, там то, что просила из Fix Price. В итоге то, что она не ест, и привезли ей» (ж., 78, Санкт-Петербург).
При этом если в Петербурге была возможность обратиться за помощью к таким службам, то в Петрозаводске возможности, связанные с обращением к волонтерам, были предельно ограниченными: пожилым людям приходилось либо просить соседей купить необходимые продукты, либо заказывать доставку продуктов, которая была крайне ограничена по ассортименту и часто совершенно не удовлетворяла информантов:
«Что ни доставка, так тебе фастфуд привезут, не более того. А нужен ведь не фастфуд, если так разбираться, нужно ведь совсем другое. Вот здесь у нас, в городе, кто тебе простой мешок картошки привезет? Да никто» (ж., 76, Петрозаводск).
Таким образом, общение и включенность в общение и переписку, а также разнообразие общения со знакомыми, с одной стороны, способствует решению важной проблемы, связанной с интегрированностью пожилых людей в социум, способствует преодолению барьера, обусловленного сложностями при доставке еды. С другой стороны, оно позволяет пожилым людям не ощущать психологически чувства зажатости, замкнутости тел в общении с родственниками и друзьями. При этом нередко, как отмечали информанты, такое общение становилось едва ли не единственным способом узнать новости, получить необходимую поддержку и поделиться опытом переживания
самоизоляции, что способствовало разделению своего опыта с друзьями и родственниками и получению от них необходимой терапевтической поддержки.
Ещё один важный для пожилых людей психологический барьер связан с обращением в медицинские службы. Подобный барьер формирует у информантов страх перед ощущением за-жатости и лишения возможности обратиться за необходимой помощью, когда это требовалось, а также за получением плановых медицинских услуг в поликлинику:
«Я теперь, по сути, даже и не знаю, как быть вообще, потому что поликлиники — а уж тем более больницы — только на лечение ковидных перепрофилированы. И, следовательно, происходит та самая ситуация, когда необходимо только их лечить. А если есть какие-нибудь хронические проблемы со здоровьем или ухудшение самочувствия, то всё, уже никуда не деться» (ж., 68, Санкт- Петербург).
Стало быть, ограниченность пространства города, связанная с перепрофилированием медицинских сервисов и услуг, отражается на том, что пожилым людям приходится испытывать на себе ещё один барьер — невозможность получения медицинской помощи. И город в таком случае создает для пожилых людей неравенства, обусловленные прежде всего тем, что лечение, ранее доступное и достаточно многопрофильное в городах, утрачивает свое прежнее значение при такой ситуации и становится одним из элементов эксклюзии пожилых людей, связанным с ограничениями пожилых людей в пространстве города, которое относительно быстро перестаёт приносить комфорт и защищённость при необходимости лечения заболеваний.
Итак, барьеры — как физические, так и связанные со сложностью коммуникации — создают для пожилых людей различные неравенства в городах, которые прежде всего могут быть определены и описаны как вычеркнутость из городского пространства, ограниченность городских пространств, утрата прежних смыслов, прежнего значения и роли пространств для пожилых людей в городе. Повседневность пожилых людей начинает резко меняться и трансформироваться, и в процессе
этого происходят изменения, связанные с пониманием самого города, его репрезентацией пожилыми людьми в нарративах интервью.
Заключение
У пожилых людей есть свои важные и значимые пространства в городе, а также потребности, желания и ожидания, которые формируют символическое значение города для пожилых людей, представление о городах. Существуют различные взгляды и особенности понимания пожилыми людьми смыслов городской среды, которые могут быть как заметными, так и незаметными до наступления пандемии COVID-19. Однако наступившая пандемия COVID-19, которая имела как эпидемиологические эффекты на здоровье пожилых, так и социальные эффекты, создала ситуации, когда привычные и важные, значимые городские пространства стали недружелюбными для пожилых людей и создали различные барьеры, способствующие эксклюзии этой категории граждан. Это свидетельствует о многих сложностях и недоступности городской среды для пожилых людей, а также об уязвимости возможной инклюзии, которую создавала среда городов до наступления пандемии. Также это свидетельствует о том, что пожилые люди до наступления пандемии были недостаточно требовательными к городской среде и, как следствие, часто принимали и воспринимали пространство как должное. Всё изменилось именно с наступлением пандемии, когда само пространство стало ограничивать и структурировать, лишать возможности посещения и использования прежних мест и свободы, которую представляли городские пространства до пандемии.
Эмпирические данные, представленные в работе, свидетельствуют о том, что между городским пространством и неравенствами, которое оно формирует для пожилых людей, существует связь. В исследовании для выявления подобных связей был использован социально-антропологический подход и методология, которая позволила рассмотреть индивидуальные смыслы того, как пожилые люди описывали особенности
своего взаимодействия с городом, городской средой, то, как изменялись эти смыслы во время пандемии COVID-19. Это позволило увидеть в нарративах интервью с пожилыми людьми особенности их представлений о городских пространствах, особенности связи с городскими пространствами, а, следовательно, специфику формирования такого рода смыслов барьеров и неравенств в городской среде.
В исследовании отчетливо прослеживается связь между неравенствами и городским пространствами, формирующими и создающими различные неравенства. При этом пространства ассоциируются с особыми смыслами и возможностями включенности и интегрированности в городскую среду, которые утрачиваются с наступлением пандемии COVID-19. Связь с пространствами города для пожилых людей выступает инструментом защиты и безопасности, а также средством интеграции в социум, где в социокультурной среде происходит реализация статусов пожилых людей и маркирования возраста пожилых людей. В период пандемии подобная связь становится разорванной, а пространства, будучи ранее местами проявления возможностей, переходят теперь в категорию мест эксклюзии и различных неравенств для пожилых людей.
Различные города — в зависимости от их размера — способствуют появлению тех или иных неравенств, но ключевой особенностью неравенств пожилых людей в период пандемии — как в Санкт-Петербурге, так и в Петрозаводске — выступают неравенства, которые связаны с закрытием городского пространства и формированием недоверия к нему, что объясняется не только различными страхами и боязнью заразиться, но и обусловленными барьерами самой среды, сложностями, которые создает в городской среде пандемия COVID-19. Оптика исследования сосредоточена вокруг изучения особенностей индивидуальных последствий пандемии для пожилых людей. В настоящем исследовании предпринята попытка рассмотреть индивидуальные особенности и смыслы пандемии для пожилых людей в контексте восприятия города. Речь идет о том, что, когда город изолирует самих пожилых людей, закрытые городские пространства влияют на потерю пожилыми людьми
автономности, на возможные ограничения пожилых людей, а также на особое восприятие городских пространств самими пожилыми людьми. При этом важным становится локальное городское пространство в непосредственной близости к пожилым людям, точнее говоря, смыслы и функциональность использования локальных городских пространств.
Следовательно, коронавирус и возникающая проблема изолированности для пожилых людей в городах - это проблема, которая связана прежде всего с психологическим переживанием одиночества, ощущением замкнутости, изолированности в одном месте без возможности ездить куда-либо и общаться с кем-либо. Изолированность ограничивает активность пожилых людей, а также уменьшает возможность распоряжаться своим временем, быть мобильными, быть независимыми от среды, что влияет на ощущение одиночества и, стало быть, обусловливает психологические проблемы, связанные с ощущением пожилыми людьми одиночества, а также с появлением различных страхов за свое здоровье.
Следует отметить, что те или иные города по-разному обозначены в представлениях о барьерах и неравенствах. Так, для крупного города регионального значения основным неравенством выступает отсутствие магазинов, недоступность магазинов, а также аптек, медицинских сервисов и служб, волонтерских организаций в отдаленных районах. Для Санкт-Петербурга наиболее проблемными выступают неравенства, связанные с невозможностью использовать прежний символический капитал города, а также отсутствием возможностей быть мобильными в городской среде.
Таким образом, ключевое неравенство пожилых людей, которое может быть создано в контексте пандемии, есть неравенство, связанное с тем, что пространства городов становятся ограниченными, не создающими комфорт, а также не способствующими получению прежних возможностей, которые были характерны для крупных населённых пунктов до наступления пандемии. С другой стороны, важной особенностью выступает понимание пожилыми людьми города как трансформирующегося и изменяющегося пространства, которое связано как
с определением особых смыслов города, так и с определением города как нового места, но не прежнего, доступного и символического пространства, обладающего значимостью для пожилых людей и важного с позиций символической памяти, а пространства, которое ограничивает и стигматизирует пожилых людей, разрушает в таких пространствах прежние социальные связи, возможности и формы взаимодействия пожилых людей.
Список литературы
Барковская А. Ю. Социологическая интерпретация категории «социальное пространство» // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 7. Философия. 2013. № 1 (19). С. 49-55. Бурдье П. Социология социального пространства / Пер. с франц.; отв. ред. перевода Н. А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; Санкт-Петербург: Алетейя, 2007. 288 с. ISBN 978-5-903354-05-4. Галкин К. А. Особенности формирования заботы о пожилых людях в негосударственных домах-интернатах // Успехи геронтологии. 2020. Т. 33, № 5. С. 870-878. DOI: 10.34922/ ae.2020.33.5.006. Галкин К. А. Режимы заботы и самозаботы при отдельном проживании пожилых людей в периферийных поселениях // Социологические исследования. 2020. № 9. С. 70-78. DOI: 10.31857/S013216250009290-2. Григорьева И. А., Бершадская Л. А., Дмитриева А. В. На пути к нормативной модели отношений общества с пожилыми людьми // Журнал социологии и социальной антропологии. 2014. Т. 17, № 3. С. 151-167. Григорьева И. А., Уханова Ю. В., Смолева Е. О. Трансформация социальной политики в России в контексте старения населения // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2019. Т. 12, № 5. С. 124-140. DOI: 10.15838/ esc.2019.5.65.8.
Зиммель Г. Избранное: в 2 томах. Том 1. Философия культуры. М.: Юрист, 1996. 671 с.
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ГУ ВШЭ, 2000. 608 с.
Кошарная Г. Б., Щанина Е. В. Факторы депривации пожилых людей в социально-трудовой сфере: региональный аспект // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Социология. 2019. Т. 19, № 3. С. 481-493. DOI: 10.22363/2313-2272-2019-19-3-481-493.
Лефевр А., Эфиров С. Производство пространства // Социологическое обозрение. 2002. Т. 2, № 3. С. 27-29.
Оводова С. Н., Чупин Р. И., Жигунов А. Ю. Урбанистический дискурс о благоустройстве города в городе: от нарративов к институтам // Journal of Institutional Studies (Журнал институциональных исследований). 2018. Т. 10, № 3. С. 123-138. DOI: 10.17835/2076-6297.2018.10.3.123-138.
Ремизова М. Н. Интерпретация понятия «социокультурное пространство» в классической социологии // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2012. № 10-1 (24). С. 158-162.
Рогозин Д. М. Ограничения и возможности сельского старения // Крестьяноведение. 2018. Т. 3, № 2. С. 86-101. DOI: 10.22394/2500-1809-2018-3-2-86-101.
Ярская-Смирнова В. Н., Ярская-Смирнова Е. Р. Право на город в парадигме мобильности // Вестник Томского государственного университета: Философия. Социология. Политология. 2018. № 45. С. 165-173. DOI: 10.17223/1998863Х/45/17.
Bernard M. Then and Now: Evolving Community in the Context of a Retirement Village / M. Bernard, J. Liddle, B. Bartlam, Th. Scharf, J. Sim // Ageing and Society. 2012. № 32 (1). P. 103129. DOI: 10.1017/S014468X11000079.
Camarero L., Oliva J. Thinking in Rural Gap: Mobility and Social Inequalities // Palgrave Communications. 2019. Vol. 5, № 1. P. 1-7. DOI: 10.1057/s41599-019-0306-x.
Deyev A. S., Khvoshchin A. A., Chernomorchenko S. I. Challenges of Biopolitics Caused by the COVID-19 Pandemic // Research Technologies of Pandemic Coronavirus Impact (RTCOV 2020). Moscow: Atlantis Press, 2020. P. 401-407.
Graham D. R., Chaudhury H. (Eds.) Home and Identity in Late Life: International Perspectives. New York: Springer, 2005. 416 p.
Klaassens M., Metering L. Experiences of Home and Institution in a Secured Nursing Home Ward in the Netherlands: A Participatory Intervention Study // Journal of Aging Studies. 2015. № 34. P. 92-102. DOI: 10.1016/j.jaging.2015.05.002.
Levin K. A., Leyland A. H. A Comparison of Health Inequalities in Urban and Rural Scotland // Social Science & Medicine. 2006. Vol. 62, № 6. P. 1457-1464.
Matias T., Dominski F. H., MarksD. F. Human Needs in COVID-19 Isolation // Journal of Health Psychology. 2020. № 25 (7). P. 871-882. DOI: 10.1177/1359105320925149 48.
Metering L. Towards Meaningful Mobility: A Research Agenda for Movement within and Between Places in Later Life // Ageing & Society. 2019. № 30. P. 1-13. DOI: 10.1017/S0144686X19001296.
Peace Sh., Holland C, Kellaher L. Environment and Identity in Later Life. Maidenhead: Open University Press, 2006. 182 p.
Pele A., Riley S. For a Right to Health Beyond Biopolitics: The Politics of Pandemic and the «Politics of Life» // Law, Culture and the Humanities. 2021. № 6. P. 135-160. DOI: 10.1177/1743872120978201.
Salama A. M., Thierstein A. Rethinking Urban Diversity // Open House International. 2012. Vol. 37, № 2. P. 4-6.
Sixsmith J. Healthy Ageing and Home: The Perspectives of Very Old People in Five European Countries / J. Sixsmith, A. Sixsmith, A. Malmgren Fänge, D. Nauman, C. Kucsera, S. Tomson, R. Wool-rych // Social Science & Medicine. 2014. № 106. P. 1-9. DOI: 10.1016/jj.socscimed.2014.01.006.
Wessel T. Does Diversity in Urban Space Enhance Intergroup Contact and Tolerance? // Geografiska Annaler: Series B. Human Geography. 2009. № 91 (1). P. 5-17. DOI: 10.1111/j.1468-0467.2009.00303.x.
XiongJ. Impact of COVID-19 Pandemic on Mental Health in the General Population: A Systematic Review // Journal of Affective Disorders. 2020. Vol. 11, № 3. P. 912-920.
