CC BY
112УДК 069(091)
В. Г. Ананьев
«Барчуки из института Зубова» и «первое возрождение» Петергофа: К истории музейной практики Института истории искусств 1924 г.
В 2018 г. исполняется сто лет открытию музеев в пригородных дворцах Санкт-Петербурга. Рубежом в их истории справедливо принято считать события Великой Отечественной войны. Послевоенная реставрация, растянувшаяся на долгие десятилетия, стала на самом деле вторым рождением этих уникальных историко-художественных ансамблей. Вместе с тем не следует забывать, что это была уже вторая масштабная музейная реставрация пригородных дворцов. Первая пришлась на середину 1920-х гг. и гораздо реже привлекала внимание исследователей.
о сч
Как правило, эту реставрацию принято связывать с деятельностью вы- ^ дающегося музейного работника и блестящего знатока истории Петергофа 13 Н. И. Архипова, осенью 1924 г. назначенного на должность хранителя Петер- ¡3 гофских дворцов музеев. А. А. Белов, например, утверждает: «В итоге широ- ^ комасштабных реставрационных и реконструктивных работ, проведенных -У под руководством и при непосредственном участии Н. И. Архипова во второй половине 1920-х гг. <...> Петергоф был буквально преображен и возвращен ^ к жизни. Новый период в истории Петергофа можно по праву назвать его пер- ¡3 вым, или довоенным, возрождением»1. £
Ни в коем случае не отрицая огромного (а возможно, и решающего) вклада ^ Н. И. Архипова в дело сохранения культурного наследия Петергофа, отметим, -д
что для верного понимания специфики «первого возрождения» этого пригородного ансамбля необходимо рассматривать его в контексте тех событий, которые непосредственно ему предшествовали. Архипов лишь в 1923 г. перебрался из провинции в Ленинград и серьезного опыта музейной работы к этому времени не имел. До прихода в Петергоф он был заведующим школой рабочих подростков Московско-Кировского района2. С одной стороны, он, безусловно, должен был опираться на весь накопленный музеем к тому времени пятилетний опыт работы. С другой стороны, представляется, что непосредственно его приходу в музей предшествовали определенные события, которые придали новый импульс научной деятельности Петергофа и стали одним из важных компонентов последовавшего расцвета здесь музейно-реставрационной деятельности. Таковыми, на наш взгляд, являлись работы научных сотрудников Российского института истории искусств (далее — Институт) летом-осенью 1924 г. в Петергофе. На основании прежде не привлекавших внимания исследователей архивных материалов (в первую очередь из архивного фонда самого Института, хранящегося в ЦГАЛИ СПб) мы и попытаемся осветить в данной статье эту страницу из музейной истории Петергофа.
Институт, открытый в 1912 г. в Санкт-Петербурге по инициативе графа В. П. Зубова для того, чтобы стать, как значилось в печатном проспекте приглашения на его открытие, «центром для изучения истории искусств в точном значении этого понятия»3, всегда был тесно связан с пригородными дворцами-музеями. Нам уже приходилось писать об этом, поэтому не будем повторяться4. Сотрудничество, начавшееся в 1917 г., было многогранным и продолжалось практически до момента уничтожения Института в начале 1930-х гг. На заседаниях различных структурных подразделений института делались доклады, посвященные отдельным предметам из собраний пригородных музеев, архитектурным памятникам, находившимся на их территории, частным и общим 2 проблемам их истории и музеефикации. Преподаватели проводили летние семинарии в самих музеях. Сотрудники участвовали в реставрационных работах. ^ Однако 1924 г. стал в этом отношении определенной вехой. « Еще весной 1924 г. самими научными сотрудниками второй категории института (фактически — аспирантами) был поставлен вопрос о проведении ^ летней практики на базе одного из пригородных дворцов-музеев. Начинание 5§ получило поддержку со стороны Ленинградского отделения Главнауки, и уже у в середине июня первая группа практикантов была направлена на работу. Это Ци был первый опыт летней музейной практики Института в таком масштабе. £ Чтобы не распылять рабочие силы, решили ограничиться одним местом ® проведения, и в качестве такового выбрали Петергоф из-за необходимости там, § как констатировалось в отчете, «в данный момент срочной музейной организа-^ ционной работы». Общий план работы и распределение по местам были оговорены на общем собрании практикантов с хранителем петергофских дворцов-£ музеев В. К. Макаровым и научным сотрудником Т. В. Сапожниковой. С
Каждому практиканту был выделен отдельный дворец или павильон. Благодаря этому «каждый участник летней практики должен был выполнять ад-министративно-хранительскую работу и наблюдать за общим порядком дворца, за ведением экскурсий, мелкими ремонтами и т.д., что придавало работе и большую самостоятельность, большую возможность проявления инициативы и вместе с тем возлагало бы на каждого определенную индивидуальную ответственность». Кроме хозяйственно-административной работы в число общих для всех заданий входило: 1) проверка имущества по старым описям, 2) восстановление убранства дворцов и павильонов, 3) составление новых описей5. Именно за этой работой их и застал приехавший в середине июля 1924 г. в Петергоф А. Н. Бенуа, сдержанно отметивший в дневнике: «Затем мы поехали осматривать «Собственную дачу», в которой, как и во всех прочих павильонах, безвозмездно службу хранителей на местах несут барчуки из института Зубова (в коттедже в качестве таковой я нашел Лелину подругу, раздобревшую Элли Фехнер)»6.
Благодаря сохранившемуся в архивном фонде Института отчету о практике мы можем составить достаточно подробное представление о проделанной практикантами работе.
В Коттедже с июня по конец сентября 1924 г. работали Е. Ю. Фехнер и М. А. Кривцова, в августе к ним присоединилась А. А. Передольская. Коттедж рассматривался ими как «единственный по цельности и сохранности образчик псевдо-готики», единство интерьеров которого нарушено было при Александре III. Благодаря акварелям Э. Гау, переданным из Гатчины, представилась возможность восстановить первоначальные интерьеры николаевской эпохи, сохранив современный вид лишь в двух комнатах, заново отделанных при Марии Федоровне. «Позднейшие привнесения» были удалены из дворца, а исконные предметы возвращены на прежние места. Все перемещения отмечались в старых описях. Практикантки не без гордости и некоторой доли типично девичьей хозяйственности констатировали: «Из деталей необходимо отметить полную реконструкцию комнаты Марии Николаевны и посаженный в трельяжах нижней гостиной плющ, живописно дополнявший обстановку». С нача- С! ла августа они приступили к составлению новых описей, включивших в ито- 21 ге 2350 номеров. На все предметы были наклеены этикетки. Всё лето Фехнер и Кривцова три раза в неделю водили экскурсии7. |
В Нижнем дворце с 5 июня и до конца сентября работала Е. Н. Грицкевич. ^ Целью ее работы было восстановление бывшей летней резиденции Николая II -с «как историко-бытового музея, который давал бы посетителям полное и яркое представление о физиономии и интимной жизни последних Романовых». ^ Для этого из кладовых на старые места вернули «ковры, драпировки, фарфор ^ и столь характерные для семьи иконы, фотографии и прочие мелочи», после § чего дворец «приобрел жилой вид и оттенил все характерные особенности бесв-кусия и мало культурности царской семьи» <sic!>. Не менее важной задачей я
было составление описи, так как «фотографии, гравюры и обилие мелочей нигде не были регистрированы». Грицкевич описала лишь главную часть дворца — 19 помещений и 1784 предмета. Три раза в неделю она, так же как и ее коллеги в Коттедже, проводила экскурсии8.
В Фермерском дворце с 16 июня по 1 октября работала Т. Н. Лапина. Вновь дворец рассматривался как памятник эпохе — служа «постоянной летней резиденцией Александра Второго и будучи им отделан, дает пример необыкновенной цельности и показательности и для своего времени и для своих обитателей». На основании акварелей всё того же Гау были восстановлены письменный стол Александра II и кабинет Марии Александровны, полный мелкими вещами. Также были составлены описи9.
Розовый павильон, Никольский домик и Бельведер с 15 июня по 15 сентября курировал М. З. Крутиков. Обследование архитектуры павильонов обнаружило необходимость ремонта, который и был проведен вместе с просушкой помещений. С разрушающихся архитектурных частей и украшений снято было 27 шаблонов. В Розовый павильон вернули фарфор и бронзу. При расстановке предметов руководствовались фотографиями и показаниями старых служащих. Бельведер «за отдаленностью расстояния и по условиям охраны» не мог быть восстановлен. Мебель там расставили лишь частично. По всем трем павильонам составили описи. Сделаны были архитектурные обмеры и выяснены первоначальные планы. Проведена была и новая атрибуция ряда объектов — так, например, благодаря обнаружению подписи на одной из кариатид портика Бельведера выяснилось, что автором их является, скорее всего, не А. Теребенев, а скульптор Denrys10.
На территории Собственной дачи с 15 июня по 1 октября работала Н. П. Ба-зырина. Внутреннее состояние этого здания было более удовлетворительным, необходимо было вернуть сюда лишь собрание фарфора. Всего выявили 571 предмет, в том числе несколько больших ваз и два столовых сервиза, 2 «упаковка и перевозка которых представили немало трудностей». Расстанов-
О
ку предметов проводили на основании акварелей Н. Брюллова из Гатчины ^ и по старым описям. Так как 6 картин в 1918 г. были взяты отсюда в Эрмитаж, « а получить эквиваленты не представлялось возможным, в двух помещениях дворца пришлось провести перевеску картин. Составлена была опись предме-^ тов двух музейных этажей здания, насчитывающая 1025 номеров11. 5§ На Царицыном и Ольгином островах с 15 июня по 15 сентября работала у В. Н. Кнохе. Здесь ситуация была особенно сложной, так как за последние 7 лет Ци Царицын остров был совершенно запущен: «Скульптуры и бронза были выве-£ зены, сад разбит под огород». Из кладовых Большого Дворца сюда были воз® вращены мраморные бюсты и бронза, фонтан и садовые украшения освобожде-§ ны от чехлов, приведен в порядок садик, в оранжерее посажены цветы. Мебель ^ и скульптура в павильоне были расставлены по старым местам на основании фотографий и свидетельств старых служителей. 13 июля остров был открыт для £ посетителей. Кроме того, пришлось заняться археологическими работами — С
фрагменты античных построек были засыпаны землей и ушли в нее, некоторые грозили скатиться в пруд. Все фрагменты освободили от земли, кроме того, проводилась их предварительная фотофиксация. Но даже по сравнению с этим ситуация на Ольгином острове была критической. Как констатировалось в отчете, остров, «находящийся в руинном состоянии, не мог быть восстановлен, и доступ посетителей в него был закрыт». Античные бюсты оттуда перевезли на Царицын. На обоих островах были составлены описи и расклеены этикетки12.
Центральный объект Петергофа — Большой дворец разделили между несколькими сотрудниками. На Ольгинской половине с 1 июля по 1 августа работала А. А. Передольская, составившая опись в 579 номеров, «в том числе описана небольшая коллекция вееров, расположенных в двух имеющихся в спальне витринах для драгоценностей». В зале Ротари с 1 августа по 15 сентября работала Р. А. Сабинина, составившая опись портретов Ротари в 356 номеров с подробным описанием каждого13.
Монплезир, Марли и Эрмитаж оказались в сфере внимания Е. А. Тартаков-ской, занимавшейся здесь с 15 июля по 1 октября. Основная ее работа сводилась к двум моментам: во-первых, к тому, чтобы «привести в порядок и подготовить к обратной развеске картины этих трех павильонов». Составлены были списки и описания картин, переданных в Эрмитаж, украденных из Монплези-ра в 1921 г. и сгоревших в Марли в 1901 г. Из картинного отделения Эрмитажа было получено принципиальное согласие на предоставление «необходимого пополнения». Всего удалось описать 251 картину, при этом найдено было 13 подписей и 4 монограммы. Для определения авторства картин был приглашен Д. А. Шмидт (не только сотрудник Эрмитажа, но и многолетний преподаватель Института, учитель Тартаковской), «все атрибуции которого зафиксированы в новые описи». Помощь в реставрации покоробленных от сырости картин Марли оказали реставраторы Эрмитажа14.
Вторым важным направлением работы Тартаковской стало восстановление интерьеров петровской эпохи. Для этого в японском кабинете Монплези-ра вновь был расставлен фарфор, а прочие мелочи заняли свои места в других 22
О
комнатах голландского домика. Был составлен список недостающего фарфора С!
(■ч)
«для получения его замены из запасов Гатчины». По инициативе Сапожнико- ^ вой в Екатерининском флигеле решено было устроить выставку мебели, фарфора и пр., вывезенных во время революции из английского дворца, «и тем | оживить пустовавшие залы». Одновременно в стиле русского ампира обставле- ^ ны были маленькие комнаты перехода от Екатерининского флигеля к Екатери- -с нинской спальне, «которая была разгружена от позднейшей мебели»15.
В Марли Сапожникова и Тартаковская провели расстановку уже имеющейся ^ мебели, «которая была пополнена лучшими и наиболее старыми экземплярами ^ из боковых флигелей Монплезира». Причем в последнем случае их консуль- § тировал П. П. Вейнер, читавший в Институте в конце 1910-х гг. специальный курс, посвященный «комнатному убранству XVIII века»16. Для отыскания я
мебели была совершена поездка в Ораниенбаум, где в Петерштате «намечено к перевозке в Марли бюро». Для заполнения книжного шкафа в Марли книгами велись переговоры с заведующим Государственным книжным фондом. Было получено его принципиальное согласие 17.
Садовая скульптура находилась в компетенции П. Н. Шульца, работавшего на практике с 1 августа по 15 сентября. Им была составлена подробная опись скульптуры Нижнего и Верхнего садов, Шахматной и Золотой гор, парка Александрии и рельефов Большого Каскада. Произведены новые обмеры и обследована сохранность памятников. Особое внимание уделялось совершенно неизученным рельефам Растрелли-старшего на Большом Каскаде, которые по стилистическим особенностям распадались на три группы. На основании этого Шульц сделал вывод, что в работе над ними принимали участие и ученики мастера. В ходе работы определено было несколько подписей и монограмм, скульптура Шахматной и Золотой гор была атрибутирована и разбита по школам18.
С 15 сентября по 1 октября тот же Н. П. Шульц работал во Дворце Лейхтен-бергского. В середине сентября он совместно с другим студентом Ленинградского университета С. С. Гейченко обследовал дворец и парк в Сергиевке. При этом «в полуразвалившемся павильоне парка обнаружена доселе неизвестная римская мозаика первого века по Р. Х., вывезенная из Помпеи. В одной из канав парка найдена свалившаяся с пьедестала античная статуя, римская копия с греческого оригинала третьего века до Р. Х. В саду же в нише из кирпича вделан рельеф раннего Возрождения». Находки продолжились и в самом дворце — например, в кладовой была обнаружена египетская статуя из базальта и античный бюст I в.н. э.19 Для осмотра памятников из Эрмитажа прибыл учитель Шульца, выдающийся специалист в области античной скульптуры и многолетний преподаватель Института О. Ф. Вальдгауер, который, конечно же, признал «необходимым перевезти все эти памятники в Эрмитаж». Практиканты составили опись двор-2 ца, извлекли мозаику из пола и доставили в Большой дворец. Предварительно с нее снята была зарисовка. При составлении описей обнаружилось большое
сч "20
^ количество подписей и монограмм20.
« Проведение практики совпало со стихийным бедствием: сильнейшим наводнением сентября 1924 г. Сотрудники Института приняли «самое деятельное
^ участие в работе по спасению и охране дворцов». Грицкевич в Нижнем дворце
5§ спасала из воды мебель в вестибюле, Фехнер, Кривцова и Тартаковская вместе
у с начальником милиции и пожарными вброд пробрались в затопленный Мон-
Ци плезир «и оказали первую помощь затопленным историческим предметам».
£ Помимо сторожей охрану несли Базырина, Лапина, Кнохе и Сабинина. Кроме
® того, сотрудники принимали участие в просушке павильонов21.
§ В итоге практики, как констатировалось в отчете, «вчерне работа по при-
^ ведению Петергофских Дворцов-Музеев в порядок в значительной мере проделана». Кроме того, работа принесла пользу и самим сотрудникам Институ-
£ та, «ознакомив их с приемами музейной работы, дав им возможность начать С
по Петергофу наряду с практикой и научно-исследовательскую работу»22. Судя по всему, самими музейными работниками усилия практикантов также были оценены по достоинству. В заключение отчета было отмечено: «Заканчивая отчет, научные сотрудники-практиканты считают долгом с благодарностью отметить товарищеское руководство и те благоприятные условия, которые были созданы научным персоналом Петергофских Дворцов-Музеев и живое участие к работе, проявленное служителями дворцов и павильонов, охотно делившими с сотрудниками труды по переноскам, расстановкам и перевеске памятников»23. Все составленные описи были переданы Н. И. Архипову, приступившему к работе в Петергофе как раз после завершения этой практики24.
Как видим, практика сотрудников Института охватила несколько объектов петергофского ансамбля и носила ярко выраженный исследовательский характер. Они не только составляли описи (зачастую — первые) музейных предметов, но и проводили их первичное выявление, вели атрибуцию, выстраивали экспозиционные комплексы, исходившие из понимания дворцовых построек как историко-бытовых музеев, проводили экскурсионную работу. В чрезвычайных условиях природного катаклизма практиканты активно участвовали в спасении движимых и недвижимых памятников Петергофа.
Не вызывает сомнения, что все эти работы проводились на высоком научном уровне. Порукой этому может служить уже высочайший уровень общей подготовки студентов и аспирантов Института — одного из самых ярких экспериментов в ранней истории искусствоведческого образования в России25. Известно, что в некоторых случаях, выполняя задания руководителей практики, они прибегали к консультациям авторитетных специалистов. Так, например, в архиве А. Н. Бенуа сохранилось несколько писем Е. А. Тартаковской, написанных как раз во время петергофской практики. В одном из них она просит одолжить ей составленную Бенуа опись картин Монплезира для установления их нынешнего местонахождения26.
Не менее показательны и дальнейшие судьбы молодых практикантов 1924 г. Не все они стали видными искусствоведами или музейными работниками. 22 О судьбе некоторых (например, М. А. Кривцовой, Е. Н. Грицкевич, Т. Н. Лапи- С!
(■ч)
ной или Н. П. Базыриной) нам ничего неизвестно. Имена других лишь случай- ^ но сохранились на страницах архивных документов.
Так, например, Варвара Николаевна Кнохе — «очень энергичная (с виду | Валькирия)»27, как охарактеризовал ее А. Н. Бенуа,— в начале 1925 г. была за- ^ числена помощником библиотекаря в Библиотеку Академии наук, служила -с там в Картографическом и Нотном отделах28. Показательны обстоятельства ее зачисления на службу в связи с тем, что «библиотекарь Е. Э. Витторф, которой ^ был разрешен заграничный отпуск, в срок не вернулась и прислала прошение ^ об увольнении ее от службы по домашним обстоятельствам»29. 1 ноября 1930 г. § В. Н. Кнохе была уволена из библиотеки «в связи с сокращением штатов». Дальнейшая ее судьба нам неизвестна. я
С Академией наук на какой-то период оказалась связана и другая практикантка, Руфина Анатольевна Сабинина. Еще в августе 1925 г. ее пригласили в академическую Комиссию по изучению Якутской АССР «для регистрации книг на карточках»30, а с января 1926 г. она стала техническим сотрудником комиссии31. Проработала в ней она, однако, недолго. Уже в 1927 г. в связи с болезнью («невроз сердца»)32 она была направлена в санаторий33, а в октябре 1928 г. уволена34. Увольнение застало ее в Крыму, где Сабинина находилась на лечении. Она писала в Академию с просьбой о выходном пособии, сообщая, что из-за отсутствия средств не может даже вернуться в Ленинград35. Как сложилась ее жизнь дальше, мы не знаем.
Имена Е. Ю. Фехнер, А. А. Передольской, Е. А. Тартаковской, П. Н. Шульца, М. З. Крутикова, С. С. Гейченко прочно вошли в историю отечественного искусствознания и музейного дела. Елена Юрьевна Фехнер всю свою долгую жизнь проработала в Эрмитаже, куда пришла как раз в 1924 г., и где стала признанным специалистом в области голландского пейзажа36. Там же с 1925 г. служила и Елена Александровна Тартаковская37. В 1927 г. она опубликовала исследование о Чесменском дворце, которым начала заниматься еще в Институте, а в 1935 г. выпустила «Очерк голландской живописи XVII века». 4 февраля 1938 г. она была арестована, а 18 июня того же года по решению особой тройки НКВД ЛО расстреляна38. Анна Алексеевна Передольская, специалист в области античной керамики, ученица и ближайшая наперсница О. Ф. Вальдгауера, также пришла в Эрмитаж на службу в октябре 1924 г.39, а в 1935 г., после смерти учителя, возглавила там Отдел древностей40. В Эрмитаже работал с ноября 1924 г. и другой ученик О. Ф. Вальдгауера, Павел Николаевич Шульц41. Именно здесь началась научная работа этого видного впоследствии археолога, после войны возглавившего Тавро-скифскую экспедицию Академии наук в Крыму42. Михаил Захарович Крутиков был сотрудником Историко-бытового отдела Русского музея 2 и фактически возглавлял его после того, как в ходе массовых арестов по «Акаде-
О
мическому делу» и «Делу славистов» значительная часть научных сотрудников ^ отдела оказались репрессированы. Во многом именно его усилиями удалось со-« хранить уникальные фонды Историко-бытового отдела, добившись их перевода
ей
в Зимний дворец. С 1941 г. Крутиков возглавлял созданный на их основе Отдел
^ истории русской культуры Эрмитажа; погиб в блокадном городе в 1942 г.43 Имя
5§ Семена Степановича Гейченко известно в первую очередь по его уникальной ра-
& боте в Михайловском, которое именно благодаря его усилиям было восстановле-
Ци но после масштабных разрушений военного времени44. Но до войны он более 10
£ лет проработал в Петергофе и внес существенный вклад в строительство новой
® экспозиции музея. Вероятно, участие в практике стало его первым планомерным
§ практическим знакомством с этим историко-художественным памятником.
^ Как видим, летняя практика 1924 г. оказалась важным событием как в жизни музея, так и в жизни самих молодых практикантов (их средний возраст со-
£ ставлял тогда примерно 24 года). Многие из них именно после этого опыта С
начали свою музейную работу и смогли достичь в ней существенных успехов. Музей же получил новые описи и экспозиции, реатрибуцию ряда предметов и экскурсионные разработки. Представляется, что это было важным условием успеха того «первого возрождения», которым ознаменовалась для Петергофа вторая половина 1920-х — начало 1930-х гг.
Список сокращений
ОР ГРМ — Отдел рукописей Государственного Русского музея ОР РНБ — Отдел рукописей Российской национальной библиотеки ПФА РАН — Петербургский филиал Архива РАН
ЦГАЛИ СПб — Центральный государственный архив литературы и искусства Санкт-Петербурга
1 Белов А. А. Н. И. Архипов и послевоенное восстановление Петергофа // Послевоенная реставрация: Век нынешний и век минувший. СПб., 2010. С. 172.
2 Там же. С. 167.
3 ОР РНБ. Ф. 585. Оп. 1. Д. 5214. Л. 1.
4 См. подробнее: Ананьев В. Г. Институт истории искусств и пригородные дворцы-музеи в 1920-е годы // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 2: История. 2014. Вып. 3. С. 128-144.
5 ЦГАЛИ СПб. Ф. 82. Оп. 1. Д. 134. Л. 175.
6 Бенуа А. Н. Дневник. 1918-1924. М., 2010. С. 781.
7 ЦГАЛИ СПб. Ф. 82. Оп. 1. Д. 134. Л. 175 об.
8 Там же. Л. 175 об. — 176.
9 Там же. Л. 176.
10 Там же.
11 Там же. Л. 176 об.
12 Там же.
13 Там же. Л. 177.
14 Там же.
15 Там же.
16 Там же. Д. 43. Л. 66 а. ®
17 Там же. Д. 134. Л. 177 об. о
18 Там же.
19 Там же. й
20 Там же. Л. 178. 13
21 Там же. |
22 Там же. Д
23 Там же. 13
24 Там же. -д
25 См.: Сыченкова Л. А. Первые эксперименты в сфере искусствоведческого образования: -2 Незаполненный пробел в истории науки об искусстве // Ученые записки Казанского щ университета. Сер.: Гуманитарные науки. 2014. Т. 156. Кн. 3. С. 223-231.
26 ОР ГРМ. Ф. 137. Оп. 1. Д. 1611. Л. 1-2.
27 Бенуа А. Н. Дневник. С. 783.
28 ПФА РАН. Ф. 4. Оп. 4. Д. 5238. Л. 3 об.
29 Там же. Д. 1515. Л. 7.
30 Там же. Д. 66. Л. 4.
з
-О
я *сЗ со
31 Там же. Л. 2.
32 Там же. Л. 18.
33 Там же. Л. 8-10.
34 Там же. Л. 25.
35 Там же. Л. 23.
36 О ней см.: Лавров А. В. «Зов многолюбимый...»: Андрей Белый и Е. Ю. Фехнер // Лавров А. В. Андрей Белый. Разыскания и этюды. М., 2007. С. 430-451.
37 Журналы заседаний Совета Эрмитажа. СПб., 2009. Ч. II. 1920-1926 годы. С. 760.
38 См.: Ленинградский мартиролог. Т. 10. С. 373. См. по адресу: http://visz.nlr.ru/person/ ЬоокД10/0/3720 (дата обращения 01.12.2017).
39 Журналы заседаний Совета Эрмитажа. Ч. II. С. 733-734.
40 Горбунова К. С. Анна Алексеевна Передольская (1894-1968) // Вестник древней истории. 1968. № 4 (106). С. 228-229.
41 Журналы заседаний Совета Эрмитажа. Ч. II. С. 739.
42 Щеглов А. Н. Памяти Павла Николаевича Шульца // Советская археология. 1984. № 3. С. 285-287.
43 О нем см.: Глинка В. М. Воспоминания о блокаде. СПб., 2015.
44 См.: Зонтова Е. А. Литературный музей-заповедник «Михайловское» в публикациях С. С. Гейченко // Петербургские исследования. 2010. Вып. 2. С. 30-33.
References
ANAN'EV V. G. Institut istorii iskusstv iprigorodnye dvorcy-muzei v 1920-e gody [The Institute of History of Arts and museums-palaces in the suburbs of Leningrad in 1920th. In Russ.] // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Ser. 2: Istorija. 2014. Vyp. 3. S. 128-144.
BELOV A. A. N. I. Arhipov i poslevoennoe vosstanovlenie Petergofa [N. I. Arkhipov and restoration of Peterhof after the WWII. In Russ.] // Poslevoennaja restavracija: Vek nyneshnij i vek minuvshij. Saint Petersburg, 2010. S. 165-177.
BENUA A. N. Dnevnik. 1918-1924 [The Diaries. 1918-1924. In Russ.]. Moscow, 2010.
GLINKA V. M. Vospominanija o blockade [The memoirs about the Siege. In Russ.]. Saint-Petersburg, 2015.
GORBUNOVA K. S. Anna Alekseevna Peredol'skaja (1894-1968) [Anna Alekseevna Peredol'skaya ^ (1894-1968). In Russ.] // Vestnik drevnej istorii. 1968. N4 (106). S. 228-229.
2 LAVROV A. V. «Zov mnogoljubimyj...»: AndrejBelyj i E. Ju. Fehner [«The sound of all possible love»: Andrej Belyj and E. Ju. Fehner. In Russ.] // Lavrov A. V. Andrej Belyj. Razyskanija i jetjudy. Moscow, 2007. S. 430-451. oq SHHEGLOV A. N. Pamjati Pavla Nikolaevicha Shul'ca [In memoriam of Pavel Nikolaevich Shultz. ^ In Russ.] // Sovetskaja arheologija. 1984. N3. S. 285-287.
« SYCHENKOVA L. A. Pervye jeksperimenty vsfere iskusstvovedcheskogo obrazovanija:Nezapolnennyjprobel v istorii nauki ob iskusstve [The first experiments in the sphere of art historical education: Tabula rasa in the ^ history of science about art. In Russ.] // Uchenye zapiski Kazanskogo universiteta. Ser.: Gumanitarnye nauki. * 2014. T. 156. Kn. 3. S. 223-231.
S Zhurnaly zasedanij Soveta Jermitazha [The journals of meetings of Hermitages Council. In Russ.]. Saint о Petersburg, 2009. Ch. II. 1920-1926 gody.
g ZONTOVA E. A. Literaturnyj muzej-zapovednik «Mihajlovskoe» v publikacijah S. S. Gejchenko [The literature museum-reserve «Mihajlovskoe» in the published works by S. S. Gejchenko. In Russ.] // Peterburg-н skie issledovanija. 2010. Vyp. 2. S. 30-33. S
Список литературы
о Ананьев В. Г. Институт истории искусств и пригородные дворцы-музеи в 1920-е годы // Вестник (i, Санкт-Петербургского университета. Сер. 2: История. 2014. Вып. 3. С. 128-144.
■¿о Белов А. А. Н. И. Архипов и послевоенное восстановление Петергофа // Послевоенная реставрация: С^ Век нынешний и век минувший. СПб., 2010. С. 165-177. Й Бенуа А. Н. Дневник. 1918-1924. М., 2010.
Глинка В. М. Воспоминания о блокаде. СПб., 2015.
Горбунова К. С. Анна Алексеевна Передольская (1894-1968) // Вестник древней истории. 1968. № 4 (106). С. 228-229.
Журналы заседаний Совета Эрмитажа. СПб., 2009. Ч. II. 1920-1926 годы.
Зонтова Е. А. Литературный музей-заповедник «Михайловское» в публикациях С. С. Гейченко // Петербургские исследования. 2010. Вып. 2. С. 30-33.
Лавров А. В. «Зов многолюбимый...»: Андрей Белый и Е. Ю. Фехнер // Лавров А. В. Андрей Белый. Разыскания и этюды. М., 2007. С. 430-451.
Сыченкова Л. А. Первые эксперименты в сфере искусствоведческого образования: Незаполненный пробел в истории науки об искусстве // Ученые записки Казанского университета. Сер.: Гуманитарные науки. 2014. Т. 156. Кн. 3. С. 223-231.
Щеглов А. Н. Памяти Павла Николаевича Шульца // Советская археология. 1984. № 3. С. 285-287.
В. Г. Ананьев. «Барчуки из института Зубова» и «первое возрождение» Петергофа:
К истории музейной практики Института истории искусств 1924 г.
Статья посвящена малоизученной странице из истории музейного строительства в Петергофе в 1920-х гг. Многие исследователи считают это время периодом «первого возрождения» Петергофа. Обычно эти события связывают с деятельностью на посту руководителя Петергофа Н. И. Архипова. Его роль в му-зеефикации памятника огромна. Однако у него были определенные предшественники. Летом-осенью 1924 г. в Петергофе проходили практику молодые сотрудники Института истории искусств, основанного графом В. П. Зубовым в Санкт-Петербурге в 1912 г. Это был один из наиболее значимых интеллектуальных центров Петрограда-Ленинграда 1920-х гг. В ходе практики ими были составлены описи музейных предметов, проводилось их первичное выявление, велась атрибуция, выстраивались экспозиционные комплексы, проводилась экскурсионная работа. Для многих участников практики (Е. Ю. Фехнер, А. А. Передольская, Е. А. Тартаковская, П. Н. Шульц, М. З. Крутиков, С. С. Гейченко) она стала началом долгой и плодотворной музейной карьеры. На основании выявленных автором неизвестных архивных материалов в статье восстанавливается ход практики и дальнейшие судьбы ее участников.
Ключевые слова: Институт истории искусств, музей, музеология, музееведение, Петергоф, памятник, Н. И. Архипов, Эрмитаж.
V. G. Ananiev. «The lordlings from Zubov's Institute» and «flrst resurrection» of Peterhof:
Towards the history of museum internship of Institute of the Art History in 1924
The article is devoted to the little-known page of the history of museum works in Peterhof in the 1920th. Many researchers consider this time as a period of «first resurrection» of Peterhof after the years of Revolution
and Civil war. Usually these events are associated with the activities of the head of Peterhof, N. I. Arkhipov. ^
Indeed, his role in the museumification of the monument is enormous. However, these events had certain pre- g
decessors. In the summer and autumn of 1924, young members of the Institute of the Art History, founded by C-
Count V. P. Zubov in St Petersburg in 1912, participated in museum internship in Peterhof. This Institute ^
was one of the most significant intellectual centers of Petrograd-Leningrad in the 1920s. In the course of their r-^
internship, they compiled inventories of museum objects, carried out their first identification, attributed them, с
arranged exhibitionary complexes, and conducted guided tours for visitors. For many participants (i.e., E. Yu. g
Fechner, A. A. Peredol'skaya, E. A. Tartakovskaya, P. N. Shultz, M. Z. Krutikov, S. S. Geychenko) this intern- ^
ship was the beginning of a long and fruitful museum life. Based on new archival materials, the article restores 8
the course of this internship and the future destinies of its participants. о
Key words: Institute of the Art History, museum, museum studies, museology, Peterhof, monument, .a
N. I. Arkhipov, The Hermitage. К
3
Ананьев, Виталий Геннадьевич — к.и. н., старший преподаватель, кафедра Музейного дела и охра- -О ны памятников, Институт философии, Санкт-Петербургский государственный университет. Й
Ananiev, Vitaly Gennadievitch — Candidate of Science in History, senior lecturer, Department of ^ Museum work and preservation of monument, Institute for Philosophy, Saint-Petersburg State University.
E-mail: v.ananev@spbu.ru -Ц
