CC BY
32
ШЬШ ШЫУРЫ. 2017
к-
ГШ
А.Я. Флиер
Баланс социальной и культурной динамики: развитие теории
Аннотация. В статье рассматривается взаимодействие социального и культурного факторов самоорганизации сообществ. Отмечается доминирование функциональной социальной дифференциации в историческом развитии человеческих коллективов и их культурной консолидации, определяющих ход процесса самоорганизации. Эти две разнонаправленные тенденции эффективно компенсируют друг друга, чем определяется конструктивный характер исторического саморазвития.
Ключевые слова. Сообщества и их историческая самоорганизация, социальная дифференциация, культурная консолидация, чередование разных тенденций.
В середине 1900-х гг., исследуя историческую динамику культуры в своей докторской диссертации «Структура и динамика культурогенетических процессов», я заметил одну особенность этого явления. Я обнаружил, что ускорение социального развития (как например, стимулированное преобразованиями в России при реформах Петра Великого, в Японии при реформах Мэйдзи, в Турции при реформах Кемаля Ататюрка и др.) сопровождалось заметным снижением локального культурного своеобразия. И наоборот, замедление процесса социального развития, его стагнация (как например, в Московском царстве ХУ1-ХУН вв. или в Китае XVШ-XIX вв.) вело к усилению выраженности культурного своеобразия, его аккумуляции. Я уже не помню, в какой статье я впервые опубликовал это наблюдение (помимо непубликуемого текста диссертации), которому сам я не придал большого значения, но оно получило известность и даже попало в Википедию, под названием теории баланса социальной и культурной динамики [1]. Правда, в Википедии оно снабжено ссылкой на сравнительно позднюю мою книгу 2012 г., а на самом деле эта закономерность была открыта мной на семнадцать лет раньше.
Сейчас, продолжая исследования исторической эволюции культуры, я пришел к выводу, что описанный мной феномен является лишь одним из проявлений более общего процесса взаимодействия социальных и культурных составляющих в самоорганизации и динамике развития всякого сообщества. То, что мы называем социальным развитием, по существу является тенденцией усиления функциональной дифференциации сообщества, разделения труда среди его населения и профессиональной специализацией разных групп этого населения, что свое время обстоятельно исследовал Э. Дюркгейм [2]. Если первобытный
охотник или крестьянин аграрной эпохи был одновременно «и швец, и жнец, и на дуде игрец», то главное отличие городского образа жизни как типа организации социальной деятельности заключалось в развитии функциональных специализаций людей. В ходе «неолитической революции» в племенах произошло разделение на охотников и собирателей, земледельцев и скотоводов, затем появились вожди и воины, жрецы и шаманы, потом - на этапе образования городов - ремесленники, художники, чиновники и т.п. Это функциональное разделение труда со временем переросло и в образование особых социальных сословий и классов, объединявших близких по функциям специалистов. Этот процесс уже хорошо исследовал К. Маркс [3].
В свое время, изучая социокультурные особенности разных социальных страт, я выделил пять таких функциональных групп:
• сельские материальные производители (преимущественно крестьяне, а также сельские рабы),
• городские материальные производители (ремесленники, позднее капиталисты, инженеры, рабочие, экономисты и финансисты),
• городские интеллектуальные производители (ученые, учителя, священники, деятели художественной культуры, книгоиздатели и библиотекари и т.п.),
• производители порядка (высшие и региональные администраторы, чиновники, юристы, полицейские, военные и пр.),
• производители беспорядка (криминальная среда) [4].
Но эти группы сформировались еще в аграрную эпоху, хотя в последующем получили развитие и прошли определенную трансформацию. Применительно к индустриальной эпохе к ним можно добавить еще, как минимум, три группы:
• производители городского образа жизни (работники торговли и бытового обслуживания, связи и транспорта, строители и монтажники, коммунальные работники и т.п.),
• производители здоровья (медики всех профилей, работники общественного питания, спортсмены и физкультурники, организаторы отдыха),
• производители информации (разведчики, журналисты и работники СМИ, интернет-блогеры).
Хочу подчеркнуть, что это не сословия или классы, а просто научно структурированные группы исполнителей определенных социально востребованных функций.
При рассмотрении деления общества на социальные сословия и классы следует учитывать, что это исторически различные образования. Сословия - это социальные страты, сложившиеся в аграрную эпоху (аристократ, священнослужитель, простолюдин) и обладавшие определенными имущественными и статусными правами, которыми их члены ситуативно пользовались или нет (вспомним польский образ шляхтича «без сапог, но с саблей»). Дворянский статус даровался монархом и всегда юридически оформлялся, а вступление в духовное сословие требовало совершения определенного публичного ритуала. А классы формируются участниками экономических отношений индустриальной эпохи, которые являются фактическими владельцами или пользователями
тех или иных средств производства (землевладелец, крестьянин, капиталист, наемный рабочий, служащий и т.п.), перемена статуса которых - дело случая и никак юридически не регулируется. Принадлежность к сословию отражает социальный статус и права, к классу - только способ заработка.
Этот экскурс в социологические понятия потребовался для предметного понимания того, что социальное развитие - это прежде всего процесс углубления функциональной социальной дифференциации, т.е. профессиональной специализации людей. И реформы Петра Великого заключались не столько в бритье бород и перемене кафтанов, сколько в учреждении в стране множества новых профессий, т.е. радикальном расширении номенклатуры сфер деятельности. Историческое развитие самоорганизации сообщества проявляется в первую очередь в его функциональной социальной дифференциации и структурировании. Но если в социальных процессах по своей практической значимости преобладает тенденция функциональной дифференциации, то в культурных процессах более значимой представляется тенденция консолидации, объединения людей вокруг определенных культурных смыслов, ценностей и символов.
Культурная консолидация сообществ представляет собой явление, как более или менее независимое от непосредственной детерминации социальными процессами, так и постоянно испытывающее их влияние. Культурная консолидация протекает одновременно на нескольких уровнях, среди которых выделяются этнический и сословный, где формируются сравнительно единые основания идентичности, ценностных предпочтений, мировоззренческих установок, ментальностей и иных проявлений коллективного сознания соплеменников, которые выражаются и манифестируются определенными массово распространенными и понятными символами [5].
На первобытном этапе вся культура рода/племени была более или менее однородной, поскольку в первобытном коллективе не было никакой социальной дифференциации. На аграрном этапе, когда разделение сообществ по сословиям получило наиболее выраженные формы и являлось наиболее жестким практически, этническая консолидация была связана в первую очередь с единством языка и религии. Остальные составляющие культуры были более или менее разделенными по сословиям и способствовали в основном внутрисословной культурной консолидации. Их основными инструментами были обычаи и нравы, образ жизни, одежда, бытовая утварь и пр., заметно различавшиеся у разных сословий.
А на индустриальном этапе сформировалась особая культура, названная национальной, отличающаяся юридическим равенством всего населения (т.е. фактическим распадом сословий и замещением их классами), стартовой доступностью всех социальных благ и постепенным введением национальных культурных стандартов. Их распространение стало возможным, благодаря всеобщему начальному, а затем среднему образованию. В этой культурной стандартизации, помимо языка и религии, уже большую роль начали играть просвещение, государственная политическая идеология и - на современном этапе -средства массовой информации.
Разумеется, нельзя забывать и о том, что помимо социальной дифференциации существует еще и тенденция социальной консолидации. Но она проявляется в основном в сложении субкультур тех или иных социальных групп на базе их специфических интересов. И процессы культурной дифференциации тоже имеют место, но и они в существенной мере определяются социальной дифференциацией и только закрепляют в культуре стратификацию и структурирование общества. В характеристиках исторических сословий и классов бывает сложно отделить социальную составляющую от культурной.
Социальные интересы представителей разных страт реализуются именно в культурных формах. Этот принцип выражения социального через культурное актуален и в отношении этнического разделения человечества. Ведь и оно в первую очередь было социальным, и лишь в ходе истории у локализовавшихся народов формировались свои самобытные культуры, со временем названные национальными. Тем более субкультуры сословий и классов лишь отражают специфику образов жизни и мировоззрений соответствующих социальных общностей.
Здесь необходимо пояснить, что выделение в индивидуальной и коллективной жизнедеятельности людей социальной и культурной составляющих как самостоятельных компонент является некоторой условностью. Практически социальное и культурное начала присутствуют в любом акте человеческой деятельности, и они очень тесно переплетены и взаимно интегрированы. Однако ученые в интересах более глубокого анализа явлений социальной активности людей структурируют их на социальные и культурные, как правило, имея в виду, что формы деятельности социальны, а смыслы деятельности культурны. Все это, конечно, очень условно, поскольку имеют место и культурные формы, и социальные смыслы. В науке существует множество моделей разведения социального и культурного начал, но все они не универсальны, а обусловлены конкретными исследовательскими интересами того или иного ученого.
В свое время мною была сформулирована сентенция, гласящая, что все культурное социально, а все социальное культурно. В конечном счете, это именно так. Но в жизненной практике мы знаем как определенно социальные и определенно культурные явления (обладающие соответствующей значимостью), так и комплексные социокультурные феномены (с примерно равной социальной и культурной значимостью). Последние, видимо, и составляют абсолютное большинство артефактов истории. Но поскольку данная статья является научным исследованием, здесь сделан акцент на различии между социальной и культурной составляющими жизни людей, хотя в реалиях жизни их автономность не столь очевидна. Я думаю, что о социальном и культурном началах стоит говорить как о тенденциях, выделяемых преимущественно умозрительно. А в реальных исторических ситуациях эти два начала, как правило, взаимно интегрированы.
И социальная дифференциация, и культурная консолидация играют большую роль в выработке оснований для социальной солидарности и идентичности. И то, и другое основано на ощущении человеком своей общности с какой-то социальной группой, своей принадлежности к ней. При этом солидарность может быть охарактеризована как ощущение общности на социальных основаниях (интересах), а идентичность - на культурных (ценностях). На самом деле граница между социальной солидарностью и культурной идентичностью довольно условна, и в практике коллективной жизни не очень выделяется [6].
Не следует забывать, что со времени сложения первых государств имело место и политическое вмешательство в процессы самоорганизации сообществ. Правда, вмешательство в процессы социальной дифференциации случалось редко, только в периоды принципиальных политико-экономических реформ, но оно бывало очень радикальным. Вмешательство в процессы культурной консолидации было связано с оформлением государственной политической идеологии и в той или иной форме имело место всегда. Но оно, как правило, бывало лишь корректирующим. В отечественной истории можно отметить лишь два случая радикального политического вмешательства в культурные процессы: при христианизации Руси в конце Х века и при большевистской революции в начале ХХ века.
Отдельную тему представляет вопрос о том, в какой мере тенденции социальной дифференциации и культурной консолидации стимулируют динамические процессы культурной устойчивости и культурной изменчивости. Чисто умозрительно мне представляется, что культурная устойчивость, воплощаемая в основном в воспроизводстве традиций, стимулируется преимущественно тенденцией культурной консолидации, связанной с практикой повторения форм локальной самобытности. А вот культурная изменчивость, воплощаемая в порождении новаций, стимулируется главным образом тенденцией социальной дифференциации, т.е. узкой профессиональной специализацией работника. Эмпирически известно, что узкие специалисты более склонны к творческой импровизации и порождению новаций, чем работники универсального профиля. Но это плоды поверхностных наблюдений. Этот вопрос, конечно, нуждается в фундаментальной проработке специалистами по теории творчества (и художественного, и технического).
Таким образом, в ходе истории сообществ их самоорганизация базировалась в основном на двух разнонаправленных тенденциях: социальной дифференциации (функциональном разделении труда) и культурной консолидации (укреплении единства коммуникативно-мировоззренческих установок сознания и форм их символизации). Даже при учете условности деления этих тенденций на социальные и культурные, их разнонаправленность очевидна. Общество стихийно стремилось поддерживать баланс их влияния, ибо возобладание дифференцирующей тенденции было опасно социальным распадом, а возобладание консолидирующей тенденции - остановкой в развитии. Другое дело, что поддерживать равновесие этих тенденций на практике удавалось не всегда и, как правило, история любого народа состояла в чередовании процессов ускоренного социального развития (доминирования социальной дифференциации) и усиленной культурной локализации (доминирования культурной консолидации). Но исследователю нужно трезво понимать, что это чередование не могло иметь регулярного характера, а являлось более или менее случайным (стохастическим), ситуативно детерминированным, и закономерностью здесь была не регулярность чередования, а сам факт баланса этих двух тенденций.
Возможно, именно это чередование некоторые ученые принимают за цикличность исторического процесса; например, П.А. Сорокин, чья циклическая концепция представляется мне наиболее научной [7]. Я совершенно согласен с его эмпирическими наблюдениями, но скептически отношусь к их теоретическому истолкованию, ибо не вижу рациональных причин для постулируемого им исторического циклизма. Здесь без ответа остается вопрос: «Почему именно так, а не как-либо иначе?» Ведь цикличность как устойчивая динамическая форма тоже должна иметь какую-то причину. Думаю, что предложенная мной модель стохастического, ситуативного чередования социально-дифференцирующих и культурно-консолидирующих тенденций в жизнедеятельности всякого сообщества может быть положена в основу рационального объяснения этих явлений.
Возникает закономерный вопрос о том, почему ускорение социального развития сообщества (т.е. приоритет тенденции социальной дифференциации) отрицательно влияет на функционирование тенденции культурной консолидации, и в особенности на локальную самобытность культуры? Дело здесь, по всей видимости, в том, что технологии профессиональной деятельности не имеют явной этнической культурной привязки. Если технологии сельского хозяйства еще обусловлены местными природно-климатическими и ландшафтными условиями и потому более или менее локальны, то говорить об устойчивой культурной локальности профессиональной деятельности французского инженера в сравнении с японским инженером не приходится. То же самое можно сказать о врачах, ученых, военных и т.п. А это значит, что усиление профессиональной
специализации в системе жизнедеятельности какого-либо народа неизбежно приводит к понижению локальной этнической специфики этой деятельности.
Другое дело, что специфика в некоторых случаях не исчезает совсем, а перемещается из сферы актуального материального производства в сферу приватной жизни людей: образ жизни, повседневное потребление, домашние обычаи и т.п. (как это характерно для современной Японии). Это наблюдается не всегда, но ситуативно возможен и такой вариант. Однако в системе наукоемкой деятельности и в первую очередь в актуальном материальном производстве (производстве оружия, средств транспорта и связи, электронике, энергетике, станкостроении и т.п.) локальная культурная специфичность по мере модернизации экономики сокращается. Как правило, это выглядит как свертывание традиционной самобытности культуры в целом.
Но здесь не следует забывать о том, что эти перемены касаются не всей культуры сообщества, а преимущественно того сегмента, который принято называть «элитарной культурой» [8]. Он более всего известен стороннему наблюдателю, и в основном по нему наблюдатель судит об уровне локальной самобытности данной культуры. Сейчас к этому процессу подключилась и массовая культура. Вместе с тем, крестьянской культуры эти тенденции почти не касаются.
Тем не менее, в сфере промышленного материального производства, в политической практике, в медицине, в науке, военном деле и т.п. в индустриальную эпоху наблюдается процесс культурной универсализации технологий, утраты ими выраженной этнической специфики, которая была характерна в аграрную эпоху. Это в равной мере показательно и для профессиональной специализированной культуры соответствующих профилей, в основном утрачивающей свое традиционное этническое своеобразие. Поэтому в периоды активного развития актуальной профессиональной культуры, которые время от времени охватывают модернизирующиеся сообщества, традиционная культурная самобытность либо сокращается, либо отходит в область приватной жизни людей.
Таким образом, баланс социальной и культурной динамики выражается не только в снижении культурной самобытности при ускорении социального развития сообщества (что бросается в глаза, но является лишь частным случаем более общей тенденции). Главное заключается в том, что при активизации разделения труда и возрастании специализированности работников происходит определенная интернационализация технологий основных видов деятельности (в частности заимствование более эффективных технологий извне) и вытеснение ими прежних традиционных форм. А при замедлении социальной дифференциации, наоборот, учащается повтор традиционных форм и усиление влияния тенденции культурной консолидации, в том числе проявляющейся в возрастании выраженности черт культурной самобытности. Частота чередования этих тенденций в большой мере зависит от особенностей эпохи: аграрной с ее склонностью к социальному застою на фоне идеологического расцвета и индустриальной с ее модернизационными экономическими и социальными интенциями. Как это проявится в постиндустриальную эпоху, еще нужно посмотреть.
Именно этот сложный процесс социокультурной самоорганизации исторических сообществ может быть описан и проинтерпретирован в рамках теории баланса социальной и культурной динамики.
ПРИМЕЧАНИЯ
Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ 15-03-00031 «Культурное регулирование социальной динамики».
[1] Культурология. Раздел «Культурология в России» [Электронный ресурс] // Википедия. URL: https://ш.wikipedia.org/wiki/Культурология. Дата обращения: 21.07.2016.
[2] Durkheim, Émile. De la division du travail social. Paris: Presses Universitaires de France, 1893 (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991. 575 с.).
[3] См., например: Marx, Karl. Zur Kritik der politischen Ökonomie. Berlin: Verlag von Franz Duncker, 1859 (Маркс К. К критике политической экономии // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. Изд. 2-е. Т. 13. М.: Политиздат, 1959. С. 1-167).
[4] См.: Флиер А.Я. Социальная стратификация культуры // Флиер А.Я., Полетаева М.А. Происхождение и развитие культуры. М.: МГУКИ, 2008. С. 155-195.
[5] Шкуратов В.А. Историческая психология. М.: Лиотар, 1994. 322 с. См. об этом также: Культурология в вопросах и ответах. М.: Гардарики, 1999. 322 с.
[6] См. об этом: Rawls, John. A Theory of Justice. Harvard: Harvard University Press, 1971 (Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск: Изд-во Новосибирского университета, 1995. 535 с.); Флиер А.Я. Очерки теории исторической динамики культуры. Глава 10. Динамика культуры как системы самоидентификации человека и общества. М.: Согласие, 2012. С. 392-433.
[7] Sorokin, Pitirim A. The Crisis of Our Age. N.Y.: Dutton, 1941 (Сорокин П.А. Социокультурная динамика. Кризис нашего времени. Диагноз кризиса // Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. С. 425-504).
[8] См. об этом: Костина А.В. Национальная культура - этническая культура - массовая культура: «Баланс интересов» в современном обществе. М.: УРСС, 2009. 216 с.
© Флиер А.Я., 2017 Статья поступила в редакцию 16 октября 2016 г.
Флиер Андрей Яковлевич,
доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Российского НИИ культурного и природного наследия им Д.С. Лихачева.
e-mail: [email protected]
