CC BY
18
АЗЕРБАЙДЖАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА О ХУДОЖЕСТВЕННОЙ УСЛОВНОСТИ В ИСТОРИЗМЕ И УСЛОВНОСТИ ИСТОРИЗМА В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ
Наджафова Б.А. ©
Учитель литературы и азербайджанского языка, школа N 23 Докторант института Азербайджанских учителей
Аннотация
Проблема функционирования художественной условности в произведениях, написанных на историческую тему, продолжает оставаться предметом споров и дискуссий в азербайджанском литературоведении. Мнения относительно того служит ли историзм художественной условности или напротив, условность служит художественному выражению историзма существенно расходятся.
В статье исследуются романы на историческую тему - «Махмуд и Марьям» Эльчина, «Кочевье» М.Сулейманлы, названные произведения подробно разбираются с точки зрения широкого использования в них художественной условности. Особое внимание уделяется высказываниям исследователей, пытающихся доказать, что историзм служит именно художественной условности, противоречиям во мнениях. Автор поддерживает позицию литературоведов, требующих более точного и четкого определения понятия «историзм», суть тенденции раскрывается с опорой на художественный текст.
Ключевые слова: историзм, условность, современность.
Summary
Problem of literary conditionally in belles-lettres works, written on historical theme is the object of debates and discussions in Azerbaijani literary study. Nowadays, in Azerbaijani literary critics many different positions, connected with conditionality and historicism exist. One of them is based on opinion, that historicism is used in order to demonstrate artistic conditionality, another one affirms, that conditionality is means of historicism approach.
In this article novels, written on historical theme, e.g. "Mahmood andMaryam " by Elchin, "Nomads" by M. Suleymanli are investigated. The investigation is concentrated on wide using of artistic conditionality in this works. The author of article paid particular attention to position of different investigators on this matter, e.g. to scientists, who affirm, that historicism helps to express the artistic conditionality. The contradictions in opinions and approaches to this problem are discussed also. The author supports the position of scientists, who try to find most exact and precise definition of "historicism " notion and explain that tendency, basing on concrete literary text.
Keywords: historicism, conditionality, contemporaneity.
Введение. В первой половине прошлого столетия в мировой литературе склонность к условности в художественном изображении и литературном анализе проявилась совершенно отчетливо. Широкое распространение литературных произведений, созданных в таком ключе не могло не повлиять на национальную литературу самых различных
© Наджафова Б.А., 2016 г.
народов. В частности, такие произведения как «Мастер и Маргарита» М.Булгакова и «Сто лет одиночества» Габриэля Гарсиа Маркеса стали литературным явлением, способным породить совершенно новую традицию. В результате, события, происходившие на самых различный временных отрезках, параллелизм исторического и мифического времени, мифологизм и историзм, фольклоризм и фантасмагория были подняты в литературе на уровень серьезнейшей художественной закономерности.
Вместе с тем, было бы несправедливо отрицать и тот факт, что и литературоведение и критика оказывала серьезное сопротивление утверждению художественной условности в литературе.
Другими словами, отношение к художественной условности было неоднозначным, особенно на постсоветском литературном пространстве. Появилась новая тенденция, согласно которой, условность в литературе серьезно расшатывала позиции авторитетнейшего литературного направления- реализма и определенные литературные круги исходили именно из этого принципа. В свое время, когда в творчестве киргизского писателя Чингиза Айтматова художественное решение, представленное в теме произведения в рамках условности, стало его красной нитью, это сопротивление еще более усилилось. На самом деле, творчество Ч.Айтматова стало новаторским продолжением традиций М.Булгакова и Г.Г.Маркеса в литературе. То есть, творчество трех исполинов мировой литературы стало фундаментом, на котором новый условно- метафорический стиль получил право на существование.
Азербайджанская литературная критика считает необходимым дать
концептуальный обзор таких фундаментальных понятий как реализм и художественная условность, историзм и условность, внести ясность в проблему именно с этой точки зрения.
Противопоставление условности историзму, историзма-философии, представление этих понятий как взаимоотрицающих, и даже взаимоисключающих- эта тенденция
проявилась в азербайджанской литературной критике 70-80х годов ХХ столетия. Так, разбирая произведения «Махмуд и Марьям», а также «Кочевье» и «Фатали - завоеватель» Р.Исмаилов пишет: «Было бы неверным определять эти произведения как просто исторические. Условность, широко применяемая в них привносит в эти произведения элементы философско-психологического романа.(1,61).
При таком определении историзм и философичность романа выступают как особенности, отрицающие друг друга. В другой критической статье, автор разбирая отношения между условностью и историзмом, вступает в противоречие с самим собой. Критик Т.Гахраманов поддерживает мнение Т. Гусейноглу о том, что «историзм сам по себе также является условностью». Далее, Т. Гахраманов, развивая мысль о роли условности в произведении и в литературе в целом, утверждает, что «этот факт сам по себе еще раз показывает, что в азербайджанской прозе условность давно уже перестала просто художественными элементом или художественной деталью. По сути они превратились в комплексное средство художественного изображения реальной жизни». (2,61). Если подходить к вопросу с позиции Т.Гахраманова, то приходится принять его точку зрения относительно превращения условности в комплексное средство художественного отображения реальной жизни. (Эльчин, роман «Махмуд и Марьям»). Другими словами, условность способствует точному выражению историзма.
«Махмуд и Марьям», «Кочевье» и «Фатали-завоеватель» - во всех этих произведениях позиция литературной критики, защищающей условность историзма, основывается на тенденции «приспособления» образцов национальной романистики к новым моделям романа, существующим в мировой практике. Национальная литературная критика, объясняя условность историзма в названных произведениях , выдвигает на первый план характер отношения к истории в романе «Сто лет одиночества» Г.Г. Маркеса. Академик Б.Набиев
пишет: «Существует мнение, что некоторые наши романы и повести, написанные в последние годы, созданы под влиянием романа Г.Г. Маркеса «Сто лет одиночества» (3, 56). В национальной литературной критике, наряду с желанием выявить и определить суть этого влияния, поставить «лицом к лицу» национальный и мировой опыт в данной области налицо также и другая тенденция. Другими словами, критика, разбирая, толкуя образцы национального романа как романы, написанные « по маркесовски», фактически подтверждает вопрос о художественном влиянии.
Т. Алишаноглу пишет: «В этом смысле на мой взгляд, «Махмуд и Марьям» было бы точнее назвать романом-эссе. Также надо отметить, что в этом нет ничего неожиданного. Условное отношение к истории в мировой литературе давно уже является свершившимся фактом. Роман «Сто лет одиночества» латиноамериканского писателя Габриэль Гарсиа Маркеса является наглядным тому примером. В этом романе процесс формирования колумбийского народа показан очень убедительно именно на условно-историческом фоне» (4, 92).
В целом, литературная критика предпочитает разбирать исторические романы нового типа, как например «Махмуд и Марьям», «Кочевье», «Фатали-завоеватель» ( в отдельных случаях сюда также входит роман «День казни» Ю.Самедоглу) опираясь на опыт мировой литературы, и считает этот путь более «научным». Р. Исмаилов пишет: «Названные произведения по своей поэтике и идейно-художественным особенностям существенно отличаются от исторических романов, созданных ранее в азербайджанской литературе. Поэтому, разбор этих произведений в контексте мировой литературы может принести более интересные результаты. (1,61).
Т.о. трудности, испытываемые критикой при определении функций условности в историзме в романе «Махмуд и Марьям» видны совершенно отчетливо. По этой причине в разборе романа на первый план выдвигается подход с позиции двойных стандартов. Наиболее выпукло признаки двойных стандартов проступают в статье В. Гулиева «Наша проза и наша история». В. Гулиев пишет: «Среди образцов исторической прозы, созданных в последние годы, роман «Махмуд и Марьям» выделяется новизной формы и стиля, своей свежестью и современным взглядом автора на историю. Назвать роман «Махмуд и Марьям» чисто историческим достаточно сложно, и вероятно, сам автор не ставил перед собой целью создание именно исторического романа. Скорее всего, перед писателем стояла задача создать социально-психологический роман в историческом аспекте.»
В первом предложении-тезисе приведенной цитаты «Махмуд и Марьям» назван историческим романом, «выделяющимся новизной формы и стиля, своей свежестью и современным взглядом автора на историю». Во втором предложении-тезисе подчеркивается, что «Махмуд и Марьям» сложно назвать историческим романом и критик, опровергая прежнюю свою точку зрения, приходит к выводу, что это произведение является «социально-психологическим романом». Самым интересным моментом является то, что разбор, проведенный В. Гулиевым постепенно превращается в ряд обоснованных аргументов, подтверждающих, что роман «Махмуд и Марьям» является именно социально-психологическим романом. Критик придерживается мнения, что «несмотря на обилие условных деталей и развитие линии сюжета в совершенно другом направлении, в романе Эльчина дух и сама душа истории ощущается точно так же, как произведениях, написанных на историческую тему.» (37).
В. Гулиев также точно подмечает, что произведение « создает полное и всестороннее представление о сложной, противоречивой жизни XVI столетия, и представление это очень свежо с художественной точки зрения.» (38). Критик приводит очень убедительные научные аргументы относительно того, что историзм сохраняется и в художественном отражении событий определенного исторического периода, и в анализе «исторических и
политических результатов Чалдыранского сражения» и в создании образа Шаха Исмаила и других исторических личностей, и в характеристике и содержании многочисленных символических образов.
В таком случае возникает вполне закономерный вопрос: почему, говоря о том, что «произведение «Махмуд и Марьям» трудно назвать сугубо историческим произведением», критик в конечном итоге называет роман не историческим, а социально—психологическим? На чем основывается такой двойственный подход? По нашему мнению, выводы и заключения, сделанные критиком в связи с обилием условных описаний в романе, приводит его к чрезмерно теоретическому подходу к вопросу о мировом опыте в литературном творчестве. По сути (хоть и опосредованно) В. Гулиев принимает условность историзма в романе. И тезис критика о том, что «назвать это произведение сугубо историческим романом» трудно, базируется именно на этом подходе. Вместе с острые наблюдения критика и его чуткое отношение к художественному тексту помогает ему избежать высказываний в соответствии с готовыми теоретическими моделями и формами. В конечном итоге, наблюдения, разбор и обобщения, сделанные критиком, подтверждают что «Махмуд и Марьям» является именно историческим романом.
В настоящее время в азербайджанской критике при разборе известных образцов мирового романного творчества отчетливо проступает тенденция выступать с позиции именно теоретических стандартов и отодвигать на второй план «диктат», требования художественного текста. В этом смысле статьи критика Р.Алиева «Индивид и история» и «Близкая и недосягаемая современность» привлекают внимание как характерное проявление именно этой тенденции. Роман «Махмуд и Марьям» и ряд других
произведений такого рода, разбираются в рамках художественной условности и в разборе отчетливо видна непосредственная связь с подходами к анализу роману «Сто лет одиночества» Г.Г.Маркеса. В связи с этим позиция Р.Алиева вызывает особый интерес.
В частности, критик Р.Алиев пишет: «Г.Г. Маркес в своем романе впервые сознательно взяв историю Колумбии в мировом масштабе, обобщил ее в виде глобальной исторической модели. В этом произведении писателя не интересует ни конкретное историческое событие, ни историческая эпоха, ни отдельная личность. Напротив, Маркес сознательно избегает конкретики, по возможности уменьшает количество исторических элементов и описывает условных героев и условные судьбы». (6, 235). Как видно, при разборе образцов национального азербайджанского романа, в частности романа «Махмуд и Марьям», концепция подхода к историческим описаниям сходится с подходом к роману Г.Г.Маркеса «Сто лет одиночества».
В подходе к роману «Сто лет одиночества» условность противопоставляется историзму. Конкретное историческое содержание оценивается как «локальный характер» отношения к истории. «Описания, тех или иных исторических событий, эпох и личностей в исторических произведениях» оцениваясь как «локальность», воспринимаются как «путь», пройденный в определенный период. Историческая реальность, оцениваясь как признак «локальности», условность и символика -как универсальность, способ глобального взгляда на историю истолковывается как суть философского отношения к истории в романе Г.Г. Маркеса. (Здесь уместно вспомнить критические высказывания Эльчина о создании философского романа о «человеке». Эти мысли Эльчин высказывает в аналитических статьях к роману «Махмуд и Марьям».)
Слабым местом этой концепции является то, что история человечества и глобальная история мира осмысливается в отрыве от национальной истории отдельных народов и представляется как отвлеченная, абстрактная философская модель. Критические высказывания и заключения, связанные с романом «Сто лет одиночества» Г. Г. Маркеса сами по себе создают также почву для противоречивых суждений. Ошибочность в концептуальном
подходе азербайджанской литературной критики к азербайджанскому историческому роману нового типа проявляется и отношении к роману «Сто лет одиночества» Г.Г.Маркеса. Т.е. критика с одной стороны утверждает, что «автора не интересует ни конкретная эпоха, ни событие, ни личность», с другой стороны, считает одной из главных задач писателя «раскрыть механизм развития истории и исторического процесса в Колумбии». (6, 235).
Несомненно, в романе «Сто лет одиночества» действительно нет описаний конкретных исторических личностей, и событий, взятых из исторических источников и документов. Характеристика исторической эпохи дается здесь посредством условных событий и характеров. Однако, эта условность прежде раскрытия какой-либо философской концепции, служит цели отразить исторический путь, пройденный народом Колумбии. Отражение этой истории не мешает автору реализовать собственную концепцию исторического пути всего человечества. Т.е. в романе концепция исторического пути всего человечества прослеживается на примере исторического развития народа Колумбии.
Т.о. национальное выступает как средство выражения общечеловеческого. Именно поэтому, в конечном итоге критика приходит к заключению, что « ... история современной Колумбии началась в конце XV- начале XVI столетия. Роман «Сто лет одиночества» явился смелой моделью этой истории длиною в четыре с половиной века, моделью прозвучавшей на весь мир." (6, 235). Далее, Р.Алиев развивает эту мысль и ссылается при этом непосредственно на художественный текст романа «Сто лет одиночества»: «Г.Г.Маркес условно обобщил сравнительно короткую историю Колумбии на примере истории рода Буэндиа». (6. 145).
И если роман смог превратиться в «условную и глобальную модель истории», то это происходит вовсе не потому что «автора не интересуют ни конкретные исторические личности, ни события, ни эпоха.» Напротив, это стало возможным благодаря умению Г.Г.Маркеса обобщать конкретную историю на высочайшем художественном уровне и представить эту историю еще и как исторический путь человечества. Во всех случаях, классический эстетический критерий- выражение общечеловеческого в национальном-проявляется в этом романе как фактор, обусловливающий уровень мастерства художника.
Применительно к роману «Кочевье» М. Сулейманлы критика (как и к роману «Махмуд и Марьям» Эльчина) также демонстрирует очень противоречивую позицию. Подходы к раскрытию историзма и условности в романе также различны. В подходе к роману «Кочевье» внимание привлекает пафос одобрения с одной стороны и пафос отрицания- с другой. Критик А. Мамедов считает «Кочевье» произведением, «сконструированным» более формально, более хладнокровно, а в отдельных моментах, даже с абстрактной банальностью. По мнению критика, в этом романе отсутствует та боль по естественному человеку и смятение жизни, являвшаяся сутью повести «Мельница». (7, 107).
А.Мамедов отмечает, что А. Гусейнов считает «Кочевье» «образцом прозы символизма», расценивает эту точку зрения как «попытку смягчить абстрактность проблематики произведения» (7,107), и в то же время не соглашается с ней по существу. Что касается отношения к роману критика Р.Алиева, то оно было еще жестким. По мнению Р.Алиева «роман «Кочевье», написанное на историческую тему, является в полном смысле слова заимствованием из романа «Сто лет одиночества» Г.Г.Маркеса. Т.е. роман «Кочевье» М. Сулейманлы- это произведение, перенесенное в азербайджанскую историю в качестве условной модели истории, примененной впервые Г.Г. Маркесом. (6, 144).
Обосновывая свою точку зрения, Р.Алиев выдвигает на первый план присутствующие в обоих романах определенные описания, перекличку образов в их символических функциях. Однако, эти аргументы не дают основания определять «Кочевье» как заимствование. Причиной тому является неоспоримый факт- в романе «Кочевье» и тема, и проблематика, и богатая галерея образом совершенно оригинальны, и напрямую связаны с историческим
развитием азербайджанского народа. Конечно, нельзя отрицать того влияния, которое оказал на автора «Кочевья» роман «Сто лет одиночества». Это влияние ощущается прежде всего в структуре романа «Кочевье». Однако это влияние (в положительном смысле слова) носит характер ссылки.
В произведении основным источником являются исторический колорит, исторически сформировавшийся характер народа. «Кочевье», опирается на опыт мирового романного творчества, и в то же время опора на традиции национального эпоса в нем проступает намного сильнее. И тема романа, и характеры, и проблематика, и наконец сам язык- все берет свое начало из азербайджанского эпоса «Китаби Деде Горгуд». Наиболее значительные особенности тюркского эпического сознания «пропитывают» самые глубокие пласты взглядов писателя на жизнь и мир. Способ отражения именно на эпический лад заключен в самой природе мышления М. Сулейманлы. Здесь нет ни малейших признаков искусственной стилизации. По нашему мнению, критик А. Мамедов, утверждая что «обращение к фольклору у М. Сулейманлы носит несколько иной, можно сказать этнографический характер», имел в виду именно эту особенность романа «Кочевье». (7, 113).
Вопросы сути историзма, исторической символики в романе «Кочевье» вынесены критиком А. Гусейновым на уровень самого глубокого анализа. А. Гусейнов приходит к следующему заключению: «несмотря на то, что в романе мы не встречаемся ни с историческим персонажами или событиями, это произведение можно оценивать как образец азербайджанской исторической прозы». А.Гусейнов обосновывает эту точку зрения следующим образом: «В романе затрагиваются серьезнейшие моменты, вопросы, связанные с историческим развитием нашего народа, становлением его духовно-психологического мира, раскрываются корни многих социальных и нравственных проблем, волнующих нас в настоящее время.» (8, 174).
По мнению критика, ссылку на фольклорную поэтику в художественном выражении историзма можно считать своеобразной и очень успешной особенностью стиля прозы М.Сулейманлы. А. Гусейнов считает, что в период, когда в мировой литературе очень ярко проявляется тяготение к фольклорному стилю и фольклоризму, в некоторых произведениях, написанных на основе фольклорных мотивов нередко встречается склонность к излишней «стилизации, подражательству». Вместе с тем, А. Гусейнов подчеркивает, что есть и авторы, черпающие вдохновение именно в традициях фольклорного творчества, умеющие превратить фольклорное творчество в стилистический уклон и утвердить его как показательное свойство своего индивидуального стиля.
А. Гусейнов послеживает этот процесс также в азербайджанской национальной прозе: « Подчас дух и поэтика фольклора ощущается в самой сути эстетического восприятия писателем жизни, его художественном мышлении. М.Сулейманлы- писатель, относящийся именно к последней категории и поэтому, фольклорный колорит глубоко проникает в гармонию повествования и систему иносказаний романа «Кочевье», в уровень развития событий и способы толкования конфликта и характеров. Поэтому, это произведение можно с полным основанием назвать «сказочным романом» или «роман -дастаном». (8,173).
В своих работах по роману «Кочевье» М. Сулейманлы А. Гусейнов не противопоставляет историзм и условность, и это является одной из характерных и наиболее положительных особенностей разбора романа. Т.е. отражение историзма посредством условных изображений, способов и средств не воспринимается критиком как условность самого историзма. Условность, символичность художественного изображения воспринимается критиком как способ мышления, способствующий выявлению философии истории, отражению историзма с еще большим размахом и обобщенно. А. Гусейнов пишет: «Восприятие романа «Кочевье» в условно-символическом смысле начинается именно с этого- с яркого проявления метафорической сути в изображениях, с существования второго
плана и глубинных пластов. (8, 184). Критик придерживается мнения, что писатель « отводит большое место кровной вражде, конфликту, продолжающемуся веками между родом Гаракелле и домом Ганыг, и заостряет внимание на бедах, порожденных этой враждой. (8, 181).
Критик считает, что художественный конфликт позволяет отразить «память» как лейтмотив романа «Кочевье» и определить «вражду в аспекте забывчивости». (8, 187). Вместе с тем, критик определяет кровную вражду между двумя семьями продолжающуюся годами и даже веками, как главный художественный конфликт романа, что выглядит совершенно нелогично. По мнению критика, автор выдвигает на первый план отражение судьбы рода Гаракелле, события, происходящие внутри этой семьи (8, 186). Т.е. критик считает, что противоречия, рознь между родом Гаракелле и домом Ганыг есть не что иное как межплеменные отношения. Однако это мнение не подтверждается ссылками на художественный материал романа. Событие, характерное для конкретного исторического периода, кровная вражда, продолжающаяся около 300 лет как характеристика определенного исторического периода не может характеризоваться как историческое событие.
По нашему мнению, именно по этой причине, заключения о том, что художественный конфликт романа определяется как кровная вражда между двумя родами, мысль о том, что род Гаракелле и дом Ганыгов символизирует два враждующих племени одного народа получает весьма неоднозначную оценку в критике. Справедливости ради, следует отметить, что литературоведение в большинстве случаев, связанных с анализом романа «Кочевье» и характером конфликта в произведении, не может избавиться от влияния своей первоначальной позиции по указанному вопросу. В частности, литературовед Ю. Ахундлу пишет: « В целом, автор в романе «Кочевье» считает вражду, постоянно продолжающуюся между двумя родами и семьями ( данные в романе под названием дом Гаракелле и дом Ганыгов ) , противоречия между ними как ужасное событие, мешающее развитию нашего народа и терзающее людей и раздирающее страну. (9,284).
В литературоведении мы также сталкиваемся с совершенно новым, неожиданным толкованием исторической символики, присутствующей в романе «Кочевье» М.
Сулейманлы. Профессор Т.Саламоголу принимая метафоризацию рода Гаракелле и Ганыгов в качестве символических образов, вместе с тем, выступает против того что эти два рода символизируют именно кровавую рознь между двумя племенами. По мнению Т.Саламоглу «проблема кровавой вражды в широком плане не ставится.» (10,196). Т.Саламоглу соглашается с позицией литературной критики относительно того, что «метафорический образ рода Гаракелле олицетворяет азербайджанский народ. На фоне судьбы этого рода показаны горести и трагедии, пережитые этим народом, обобщена вся его история.» (10, 197).
В отличие от многих своих коллег. Т.Саламоглу предпринимает попытку обосновать связь между метафорическим содержанием образа рода Ганыг с иноземными врагами. Ученый пишет: «В романе трагедии, пережитые азербайджанским народом обусловлены не межплеменными конфликтами а враждой с чужеземными врагами. (10, 197). По мнению критика, основной нравственной целью романа «Кочевье» является заставить читателя задуматься о причинах и виновниках исторических трагедий, пережитых азербайджанским народом. Так, в романе присутствует достаточно намеков и символов, указывающих на связь вражды между Гаракелле и Ганыгами с прошлым и настоящим отношений между Азербайджаном и Арменией. (10, 204).
Вынося эти намеки и символы на уровень широкого и детального разбора, профессор Т. Саламоглу с одной стороны обосновывает мнение о том, что критические мысли о «конструировании романа «Кочевье» с абстрактной банальностью» (А. Мамедов) далеки от объективности, с другой стороны, доказывает, что в романе условность историзма органично связывается с современностью.
Заключение. Обобщая сказанное выше, отметим, что большинство критиков, исследуя романы на историческую тему, например «Махмуд и Марьям», «Кочевье», «Фатали-завоеватель» как правило выходят за пределы исследования в контексте художественного изображения событий конкретной исторической эпохи и пытаются продемонстрировать воплощение событий и образов в художественной условности, и оценивать произведение не как исторический роман, а современный философский роман.
Одной из причин, обосновывающей ошибочность этой концепции является противопоставление историзма и философичности. Т. е философичность произведения, философское отношение к человеку абстрагируется от историзма. Второй, основной ошибкой этой концепции является противопоставление критикой историзма и современности. При подобном подходе возможности выражения историчности и современности практически не учитываются.
Вторая группа исследователей придерживается мнения, что историзм и современность взаимно дополняют друг друга, служат более обобщенному изображению условности и выступают с позиции выявления философии исторического развития.
В статье поддержана позиция второй группы исследователей и указывается, что в историзме условность оправдывает себя как успешное художественное средство выражения национального и общечеловеческого содержания, исторического и современного контекста.
Литература
1. Исмаилов Р. «Условность в литературе социалистического реализма» (Вопросы творческого метода). Баку, «Элм», 1989.
2. Гахраманов Т. «Условно-метафорический стиль в азербайджанской прозе». Баку, «Элм», 1989.
3. Набиев Б. Избранные произведения. ( в 5-ти томах). Т. V. Баку, «Чинар-чап», 2009.
4. Алишаноглу Т. «Новая» азербайджанская проза. Баку, «Элм», 1999.
5. Гулиев В Наша проза и история. Журнал «Азербайджан», 1984, №4.
6. Алиев Р. Наша литература, наш язык, наша история Баку, «Элм», 1997.
7. Мамедов А. Быть услышанными... Баку, Язычы, 1988.
8. Гусейнов А. Критерии искусства. Баку, «Язычы», 1988.
9. Ахундлу Ю. Азербайджанский исторический роман: этапы, проблемы. Баку, «Адильоглу», 2005.
10. Саламоглу Т. Вопросы новейшей азербайджанской литературы. Баку, ООО ЕЛ, 2012.
