CC BY
47
В целом книгу можно рекомендовать к прочтению специалистам в области феноменологии религии как добротное и многостороннее исследование немецкоязычных реалий. Подзаголовок монографии, чтобы он отвечал содержанию книги, мог бы быть следующим: «Категория “священное” в немецкоязычных теологической феноменологии религии, теологии и философии ХХ века».
Р. О. Сафронов (ПСТГУ)
Ayres L. Augustine and the Trinity. N. Y.: Cambridge University Press, 2010. XIV, 360 p.
Новая книга известного католического патролога, профессора Даремского университета Льюиса Айреса, прославившегося своей нашумевшей монографией: «Nicaea and its Legacy: An Approach to Fourth Century Trinitarian Theology» (Oxford, 2006), посвящена тринитарному учению блж. Августина. В ней он по сути развивает основные тезисы, изложенные в одной из глав упомянутой монографии1, где разбирает аргументы за и против оценки тринитарного учения Августина в терминах «парадигмы Де Реньона», суть которой заключается в том, что начиная с Августина на Западе утвердилась «схоластическая тринитарная модель». В этой модели исходным пунктом является единая Божественная сущность, в которой различаются три Лица как ее «внутренние отношения», в то время как на христианском Востоке, наоборот, исходным пунктом являлись три Божественные Ипостаси, происходившие одна от другой и причастные одной общей сущности. Уже там Айрес отказывается рассматривать тринитарную доктрину Августина через призму неоплатонической философии, но помещает ее в контекст тринитарных споров IV в. и предшествующей патристической традиции, в результате чего Августин предстает как строгий «про-никеец»2, делавший акцент на единстве сущности Отца и Сына, «доктрине нераздельного действия» всех Лиц Троицы при их «нередуцируемости» друг ко другу. По мнению автора, в соответствии с этими принципами Августин отвергал идею о том, что Божественная сущность в каком-либо смысле предшествует Божественным Лицам, и полагал, что единственный источник Божественной сущности и ее простоты — это Бог Отец. Он вовсе не учил, что Божественная сущность — это то, в чем «содержатся» Лица, поскольку в Боге существуют лишь три совечных и единосущных Лица3.
1 Ayres L. Nicaea and its Legacy. Oxford, 2006. P. 364-383.
2 Термин «про-никейцы» («Pro-Nicenes»), объединяющий как восточных, так и западных ортодоксальных защитников Первого вселенского собора 325 г. в Никее и провозглашенного на нем учения о единосущии Бога Отца и Сына, был введен в научный оборот как раз Льюисом Айресом (см.: Ayres. Op. cit. P. 236 и далее) для того, чтобы показать единство восточного и западного тринитарных подходов в их общей борьбе с арианством.
3Ayres. Op. cit. P. 381.
В своей новой монографии Льюис Айрес также исходит прежде всего из того, что тринитарное учение Августина нельзя свести к простой адаптации неоплатонического учения о трех ипостасях, как полагали многие, в том числе авторитетный французский ученый Оливье Дю Руа, в 1966 г. опубликовавший книгу: «L’intelligence de la foi en la Trinité selon saint Augustin. Genèse de sa théologie trinitaire jusqu’en 391», с которым автор ведет полемику на протяжении всей своей книги. Айрес полагает, что на учение Августина повлияли сразу несколько факторов: это и языческая риторико-философская традиция (платонизм, перипатетизм, стоицизм), и христианский платонизм (в лице Мария Викторина и Амвросия), и латинская антиарианская («про-никейская») теология (в лице Илария, Фебадия, Дамаса и других), тесно связанная с экзегезой определенных библейских текстов и христологией (в ее икономическом аспекте) (c. 1-4).
В первой части своего исследования (гл. 1-3, с. 11-92) автор рассматривает возникновение тринитарной доктрины Августина и доказывает, что даже ранние сочинения, написанные до его крещения весной 387 г., демонстрируют знакомство Августина и с языческим платонизмом, и с латинской «про-никейской» тринитарной теологией. В последующие годы этот изначальный двойной интерес у Августина остается, но к нему добавляется новый фактор — антиманихейская полемика, в ходе которой формируются основные характерные черты тринитаризма Августина, сохранившиеся на протяжении всей его литературно-богословской деятельности. По мнению автора, трактат «De fide et symbolo» (393), значение которого часто недооценивалось, свидетельствует о глубокой укорененности Августина в «про-никейской» теологии.
Далее, во второй части (гл. 4-6), Айрес на примере первой книги трактата «О Троице» (время написания которой точно не известно, но которая, как считается, содержит ранний материал) показывает, что Августин придавал большое значение библейскому тексту как основе доктринальной аргументации при изложении тринитарной доктрины (с. 95-120). Автор также рассматривает историко-философский и историко-теологический контекст, обеспечивавший постепенный рост теоретического осмысления Августином христианской веры в Троицу, обращаясь главным образом к его раннему знакомству с традицией классического образования (представленного семью «свободными искусствами»). По мнению автора, именно это знакомство, несмотря на ряд исключений, определило все последующие размышления Августина о тринитарной структуре познания и умозаключениях по аналогии (с. 121-141). В частности, здесь Айрес впервые рассматривает такие Августиновы «психологические триады», как бытие — жизнь — мышление и бытие — мышление — воля (с. 134-135). Далее, в гл. 6, автор обсуждает «христологическую эпистемологию», изложенную Августином в первых четырех книгах трактата «О Троице», суть которой заключается в том, что правильное познание внутренней Божественной жизни Троицы возможно только благодаря совершаемому посредством веры познанию того, что в Библии открыто о тайнах вечной, нематериальной и простой жизни Бога посредством понятий и образов, взятых из пространственной, временной и материальной жизни (с. 142-170).
После этого в третьей части книги даремский профессор переходит к анализу зрелой тринитарной доктрины Августина, в которой единый Бог и есть сама Троица (Trinitas quae Deus est) (с. 100-103). Представление о Сыне и Духе как являющих «сокрытую вечность» Отца, по мнению автора, делает возможным восхождение нашего ума к созерцанию Бога. Айрес показывает, что, несмотря на традиционную оценку тринитаризма Августина в духе «парадигмы Де Реньо-на», у него мы встречаем такие характерные для «про-никейской» теологии черты, как учение о монархии Отца, нередуцируемость Божественных Лиц, их единое и нераздельное действие и взаимообщение (с. 177-198). Автор анализирует значение у Августина таких терминов, как «бытие» (esse), «сущность» (essentia), «субстанция» (substantia) применительно к Богу в кн. 5-7 трактата «О Троице», рассматривает причины, по которым Августин отказался от использования родо-видовых понятий для объяснения единства и различия в Боге и стал развивать теорию «межличностных отношений», а также учение о «внутреннем слове» (с. 199-229). Айрес подчеркивает, что теория отношений должна пониматься в связи с интерпретацией Августином определенных библейских выражений, в частности указывающих на Св. Дух как принцип единства и связи в Троице (с. 230-270). Здесь же рассматривается учение о «двойном исхождении» Св. Духа, или о Filioque (с. 263-268), а также проводится сравнение между учением Августина и учением Фомы Аквинского о Лицах Троицы как «субсистентных отношениях» (с. 268-272).
Наконец, в последней, четвертой, части своей книги Айрес разбирает содержание кн. 8-10 и 14 трактата «О Троице», где ключевые принципы тринитарной доктрины Августина иллюстрируются посредством анализа тринитарной структуры человеческого духа (mens rationalis) (с. 273-318). Автор указывает на экспериментальный и «проблемный» характер предлагаемых Августином аргументов, основанных на аналогии. По его мнению, метод «психологической аналогии» используется Августином не только для того, чтобы обнаружить в человеческом духе отражение Божественной Троицы (например, в человеческой памяти, мышлении и воле), но и как демонстрация верности принципам Никейской веры в единосущие (с. 317). Кроме того, метод Августина предполагает, что данные веры в Троицу должны руководить умственным исследованием, а умственное исследование содействовать познанию данных веры; весь же этот процесс требует совершенствования жизни, направляемой Божественной благодатью. В конце своей книги автор приходит к выводу, что тринитарная доктрина Августина, по его убеждению, полностью соответствующая принципам «про-никейского» тринитаризма, претерпела длительную эволюцию и в своих зрелых формах представляет собой глубокий анализ внутренней жизни трех Божественных Лиц, образуемой посредством Их внутрибожественных актов; в своем учении Августин сумел соединить различные библейские и философские данные, отнюдь не рассматривая его как образец чисто философских или даже теологических спекуляций о Боге-Троице (с. 325).
При всех несомненных достоинствах новой монографии Льюиса Айреса, ее глубине и тщательной проработанности материала нам представляется, что даремский профессор католического вероисповедания слишком увлекся модной
в последние десятилетия на Западе идеей сближения западной и восточной догматических традиций4, что привело его к недооценке расхождений между ними, которые нельзя игнорировать и которые склонны чересчур подчеркивать некоторые современные православные богословы5. Не будь этих расхождений, которые трудно не замечать, никогда не возник бы ни спор о ЕйЩые, ни полемика вокруг различия сущности и энергий в Боге. С другой стороны, Айрес явно склонен принижать философскую составляющую в богословии Августина — направление, хорошо разработанное в трудах таких именитых западных ученых, как уже упомянутый О. Дю Руа, а также В. Тайлер, Г. Хубер, Э. Жильсон, П. Анри, П. Адо, М. Шмаус, А. Шиндлер, Дж. О’Меара, Г. Мадэк, И. Брахтендорф и другие. Философский подтекст многих базовых положений богословия Августина, таких как учение о Божественной простоте, об иллюминации, об идеях, «психологическая модель» Троицы и др., ясно виден любому исследователю, хорошо знакомому с античной философской традицией. В упущении этих двух важных моментов, на наш взгляд, заключаются основные недостатки новой монографии Льюиса Айреса, достоинства которой, мы надеемся, также будут оценены российскими читателями.
А. Р. Фокин (ИФ РАН, ПСТГУ, ОЦАД)
Bejczy I. P. The Cardinal Virtues in the Middle Ages. A Study in Moral Thought from the Fourth to the Fourteenth Century. Leiden; Boston: Brill, 2011. VIII, 361 p.
Книга «Кардинальные добродетели в Средние века» является монографией профессора Католического университета города Неймеген Иштвана Бейци, посвященной средневековой этической мысли. Монографию предварил ряд сборников по проблеме под его редакцией1. В то же время это первый труд, в котором исследуется история кардинальных добродетелей на протяжении целого тысячелетия2.
4 В этой связи, помимо Л. Айреса, можно назвать имена таких западных ученых, как Р. Кросс, М. Барнес, Р. Уильямс, Сара Кокли и другие.
5 Например, такие, как В. Н. Лосский, прот. Иоанн Мейендорф, Х. Яннарас, митр. Иоанн Зизиулас и другие.
1 Virtue and Ethics in the Twelfth Century / I. P. Bejczy, R. Newhauser, eds. Leiden, 2005; Princely virtues in the Middle Ages (1200-1500) / I. P. Bejczy, C. J. Nederman, eds. Turnhout, 2007; Virtue Ethics in the Middle Ages: Commentaries on Aristotle’s Nicomachean Ethics, 1200-1500 / I. P. Bejczy, ed. Leiden, 2008.
2 Существует ряд трудов, также посвященных истории кардинальных добродетелей, но уступающих по охвату рассматриваемой монографии. См., например: Bovendeert J. Kardinale deugden gekerstend: De vier kardinale deugden vanaf Ambrosius tot het jaar 1000. Nijmegen, 2007; MählS. Quadriga Virtutum: die Kardinaltugenden in der Geistesgeschichte der Karolingerzeit. Böhlau, 1969; Houser R. E. The Cardinal Virtues: Aquinas, Albert, and Philip the Chancellor. Toronto, 2004; Pansters K. De kardinale deugden in de Lage Landen, 1200-1500. Hilversum, 2007.
