CC BY
215
УДК 82.09
Л. Кореновская
АВТОРСКАЯ РЕЧЬ В ПОВЕСТИ «БАРЫШНЯ-КРЕСТЬЯНКА»
А. С. ПУШКИНА
В статье автор фокусирует своё внимание на авторской речи в повести «Барышня-крестьянка» А. Пушкина, выделяет её главные составляющие, такие как: собственно авторская речь, речь героев как часть авторской и авторская речь как мнение читателей. Рассматривается онтологическое наполнение авторской речи, включающее книжную и разговорную речь.
Ключевые слова: авторская речь, чужая речь, стилизация, книжный и разговорный стили.
Б. Томашевский в статье «Вопросы языка в творчестве Пушкина» утверждает, что «Пушкин находил для каждой темы и для каждого характера свои изобразительные средства в языке, дополнявшие реальное значение выражения сопутствующим переживанием, отражавшим отношение говорящего к предмету речи и чувства, возбуждаемые этим предметом» [5, с. 183]. Примером того, как авторская речь, представляющая собой коллаж разных стилей, становится главным компонентом архитектоники произведения, может послужить повесть «Барышня-крестьянка» А. Пушкина1. Ссылаясь на мнение Б. Успенского, авторскую речь в тексте художественного произведения можно рассматривать в разных ипостасях, она играет те или иные роли в зависимости от сюжета и жанра произведения, может уподобляться чужой речи (т. е. речи героев) [6, с. 55].
Если речь идёт об авторской речи в повести «Барышня-крестьянка», то можно проследить интересную вереницу разновидностей авторской речи, которая включает несколько компонентов. Первым из них выделим собственно авторскую речь, то есть чёткую речевую позицию автора, касающуюся описания персонажей произведения, комментирования их поведения и сюжетных событий. «Алексей был, в самом деле, молодец. Право, было бы жаль, если бы его стройного стана никогда не стягивал военный мундир, и если бы он, вместо того, чтобы рисоваться на коне, провёл свою молодость, согнувшись над канцелярскими бумагами» [4, с. 98]. В приведённом примере авторская речь наполнена субъективным мнением о герое повести, в котором прослеживается характеристика внешних данных (в самом деле был молодец); чувствуется сожаление и предсказание (герой не станет военным), которые онтологически насыщены неким личным мнением или опытом автора относительно печального и скучного будущего Алексея (согнётся над канцелярскими бумагами). Следует добавить, что авторская речь в приведённом фрагменте представлена в лапидарной форме: без излишних описательных функций, наблюдается отсутствие эпитетов, преобладание глаголов и вводных слов с целью подтвердить правдивость высказывания автора.
1 П. А. Катенин в «Воспоминаниях о Пушкине» даёт свою оценку повести «Барышня-крестьянка»: «Другие маленькие романы его не так отличны, но все умны, натуральны и приманчивы; всех слабее, на мой вкус, «Барышня-крестьянка», где известная комедия Мариво «Les Jeuzdel'amour et du Hazard» так же переделана в рассказ, как Шекспировская драма в «Анжело». Кстати, первые отзывы критики после написания повести, особенно В. Г. Белинского, не были лестными [3, с. 194].
Следующим компонентом обозначим речь героев, которую можно определить как чужую речь и рассматривать как часть авторской. Исследуя речь героев и речь автора как самостоятельные компоненты или структуры произведения, М. Бахтин отмечает влияние речи героев на авторскую речь. Речь героев рассевает по речи авторской речи чужие слова, то есть слова из речи героев, создавая вокруг героев «особые зоны героев». Эти «зоны образуются из полуречей героев, из различных форм скрытой передачи чужого слова» [1, с. 129-130]. «Что тебе вздумалось дурачить их? — спросил он [Муромский. — Л. К.] Лизу. — А знаешь ли что? Белила, право, тебе пристали; не вхожу в тайны дамского туалета, но на твоём месте я бы стал белиться; разумеется, не слишком, а слегка». Лиза была в восхищении от своей выдумки. Она обняла отца, обещалась подумать о его совете...» [4, с. 112]. Как видим, отцовские слова одобрения положительно повлияли на дочь, что незамедлительно проявилось в её поведении (пришла в восхищение, обняла отца, обещала подумать об его предложении). Бессловесная реакция героини, представленная как авторская речь-описание, свидетельствует о том, что слова героя-доминанта (Муромского) способны вызвать ту или иную реакцию у другого героя, причём изменения в поведении этого героя не были бы невозможными, если бы не прозвучали слова героя-доминанта.
Ещё один компонент — авторская речь, выступающая в качестве мнения читателей и охватывающая разного рода остранения. Стиль Пушкина очень плотно насыщен разного рода вводными конструкциями, остранениями, которые зачастую представляют собой ссылку не чьё-либо мнение, имеют разный оттенок воздействия и значения, вносят в восприятие информации различную интерпретацию и могут вызывать неоднородную реакцию у читателя. «Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе представить, что за прелесть эти уездные барышни!» [4, с. 100] — добавочная информация автора, направленная тем читателям, которым не приходилось «живать» в сельской местности. Глагол устаревшей лексики «живали» употреблён Пушкиным несколько в ироническом тоне. Если бы автор повести использовал, скажем, глаголы нейтрального ряда — не жили, не приходилось жить или бывать, — то данный фрагмент прозвучал бы как неоспоримый факт знаний и суждений автора об уездных барышнях.
«Читатель догадается, что на другой день утром Лиза не замедлила явиться в роще свиданий» [4, с. 112] — беря на себя роль читателя, автор констатирует, что читатель без труда предугадает развёртывание последующих сюжетных событий. «Легко вообразить, какое впечатление Алексей должен был произвести в кругу наших барышень» [4, с. 103] — данное на первых страницах повести описание Алексея, по мысли автора, обязательно должно было вызвать определённый резонанс у прекрасного пола. В данном случае произвести соответственное впечатление на уездных барышень, тем самым давая понять, что и мнение барышень заранее известно автору. «В столицах женщины получают, может быть, лучшее образование.» [4, с. 103] — чувствуется неуверенность автора относительно качества образования женщин в столицах, которая звучит с некой долей иронии. «. особенность характера, самобытность (individualité), без чего, по мнению Жан-Поля, не существует и человеческого величия» [4, с. 103] — ссылка на мнение немецкого писателя Рихтера, выступавшего под псевдонимом Жан-Поль; автора статей политического и философского характера, в которых он писал, что надо уважать индивидуальность в чело-
веке, поскольку та является корнем всего положительного. «Она думала... но можно ли с точностью определить, о чём думает семнадцатилетняя барышня, одна, в роще, в шестом часу весеннего утра?» [4, с. 103] — прерывание авторской речи (визуально представлено многоточием), выражающей мысли героини, с целью внесения субъективного мнения автора касательно влюблённости и мечтательности Лизы.
«Я дочь Василья-кузнеца, иду по грибы» (Лиза несла кузовок на верёвочке)» [4, с. 104] — уточнение как аргумент или визуальное доказательство слов героини графически выделено в скобках. «Если бы слушался я одной своей охоты, то непременно и во всей подробности стал бы описывать свидания молодых людей.» [4, с. 106] — экспликация желания автора, которая плавно переходит в утверждение мнения читателя: «... но знаю, что большая часть моих читателей не разделила бы со мною моего удовольствия» [4, с. 106]. При этом даётся объяснение позиции читателей: «Эти подробности вообще должны казаться приторными» [4, с. 106]. Иногда автор с целью расширения описания, скажем, природы или времени года как бы преподносит добавочную информацию, записывая её в скобках. «В одно ясное, холодное утро (из тех, какими богата наша русская очень)» [4, с. 106] — оценочные эпитеты, характеризующие утро, становятся более понятными и красочными в воображении читателя, когда тот получает сведения о богатстве русской осени.
Кроме того, обращают на себя внимание вставки в авторскую речь французских и английских слов, использованных Пушкиным скорее как дань моде первой трети XIX века и как манера выражаться в высшем обществе. Муромский свою дочь Лизу обыкновенно зовёт на английский манер Бетси. В роще Алексей по-французски обращается к своей собаке: «toutbeau, Sbogar, ici.» [4, с. 103], что показывает романтические вкусы героя и его увлечение повестями Шарля Нодье. «Вот уж не угадаешь, mydear» — обращение англомана Григория Ивановича к дочери. Описывая одежду Лизы во время обеда с обоими Берестовыми, автор комментирует, что смешные «рукавааПтЬесйе торчали, как фижмы» [4, с. 114].
Стоит обратить внимание на произношение фразы на французском языке, рассматриваемой как защитная реакция героини, её желание спрятаться или быть неузнанной. Имеется в виду фрагмент «разоблачения» Лизы Алексеем в финальной сцене. «Maislaissez-moidonc, monsieur, maisetes-vousfou?» [4, с. 116] — в испуге повторяет Лиза, отворачиваясь от Алексея и стараясь спрятаться за ширмой выученной французской фразы. На что молодой человек отвечает повторением любимого имени — «Акулина», — с которым связаны у него самые нежные чувства, воспоминания и надежды.
Бесспорного внимания заслуживает онтологическая наполненность авторской речи. Это прежде всего чётко выраженные стили речи: книжный и разговорный. Речь автора, в которой прослеживаются книжные выражения, преимущественно отражает традиции и нормы литературного языка пушкинского времени. Разговорная же переполнена просторечьями, народными изречениями в виде пословиц и поговорок. Как замечает Б. Томашевский, в повести «любопытнее всего приёмы передачи крестьянской речи». «Передача фонетических особенностей диалекта у Пушкина исключительно редка. Так, в рукописи «Барышни-крестьянки» читаем: «А по здешнему я говорить умею прекрасно: цаво! не хоцу!». В печати последние слова не появились. [...] Но основной источник характеристики народной речи — это фразеология, преимущественно в форме поговорок и пословиц. Известен интерес Пушкина к посло-
вицам, в которых он видел не только отражение народной мудрости, но и памятники исторической жизни народа» [5, с. 172]. Народная мудрость мастерски вплетена в речь героев, принадлежащих крестьянской среде и мнимой Акулине: «вольному воля, а дорога мирская», «ну вот те святая пятница», «ради Христа», «стерпится, слюбится» и т. п. «Расширив словарь и фразеологию путём заимствований, с одной стороны, из книжной речи, а с другой — из просторечия, Пушкин имел возможность обрисовать любой характер в его индивидуальных и социальных чертах, не прибегая к натуралистической имитации внешних особенностей речи» [5, с. 174].
В речевом корпусе повести нередко встречаются «мудрёные» слова в высказываниях тех героев, которым, казалось бы, не свойственны подобного рода речи, что создает элемент комичности. Примером может послужить фрагмент, когда Алексей хотел позволить себе вольности в отношении к мнимой Акулины во время их первой встречи в роще. «Если вы хотите, чтобы мы были вперёд приятелями, — сказала она с важностью, — то не извольте забываться» [4, с. 104]. Произнесённые слова в устах простой крестьянки вызвали искренний смех у молодого охотника. Для Лизы сказанное было лишь частью воспитания и манерой держаться с представителями мужского пола. Эти слова героиня проговорила спонтанно и настолько естественно, что только после их произнесения сама осознала, что могла себя выдать.
Кажется уместным вспомнить о «болтовне», характеризующейся амбивалентностью, на которую указывает Н. Вершинина при обсуждении «усадебной болтовни»: с одной стороны, свобода общения, непринуждённость, раскованность, с другой — неотъемлемая часть деревенского быта и сложившихся в нём привычек [2, с. 247-248]. Следует заметить, что болтовня между мнимой Акулиной и Алексеем носит характер искусственной «притворной» речи, о которой позволяет судить поведение героини, расцениваемое как шалость. Действия и внешний вид Лизы, связанные с переодеванием, не были бы целостными без вербальной онтологии: соответствующий наряд в виде сарафана и других атрибутов крестьянской одежды, а также местное наречие создают эффект восприятия барышни как истинной крестьянки.
Без сомнения, важным кажется манера произношения персонажей. Как справедливо замечает М. Бахтин, «зона — это район действия голоса героя, так или иначе примешивающегося к авторскому голосу» [1, с. 129-131]. Голоса героев, проникающие в структуру авторской речи, являются проводниками чужой точки зрения. Все голоса чужой речи в повести можно распределить следующим образом:
- естественная речь (каждого персонажа). «Даю тебе три дня на размышление, а покамест не смей на глаза мне показываться» [4, с. 114] — слова-приговор Ивана Петровича, адресованные Алексею.
- стилизованная под разговорную речь (Лиза). «Иди-ка ты, барин, в сторону, а я в другую. Прощения просим...» [4, с. 104], — слова-прощания мнимой Лизы молодому Берестову.
- притворная (Лиза за обедом в доме отца). «Лиза жеманилась, говорила сквозь зубы, нараспев, и только по-французски» [4, с. 111].
- язык интимной страсти (Алексей). «Акулина! друг мой, Акулина!» — повторял он, целуя её руки [4, с. 116].
В повести встречается немой диалог — фрагмент, когда Муромский хвалит дочь за раннюю прогулку, ссылаясь при этом на английские журналы как доводы своей правоты. В ушах Лизы в эту минуту звучат слова Алексея, сказанные им во
время их свидания. «Нет ничего здоровее, — сказал он [Муромский. — Л. К.], — как просыпаться на заре. Тут он привёл несколько примеров человеческого долголетия, почерпнутых из английских журналов [...]. Лиза его не слушала. Она в мыслях повторяла все обстоятельства утреннего свидания, весь разговор Акулины с молодым охотником.» [4, с. 105]. Вербальная тирада Григория Ивановича, слышимая и поучительная, не представляет интереса для дочери, в мыслях которой повторяется разговор мнимой Акулины с Алексеем. Лиза в данной ситуации играет как бы бинарную роль: немого свидетеля воспоминания о встрече молодых людей и немого собеседника отца. Авторская речь в приведённом фрагменте разделяется на несколько чужих голосов: внешне слышимых, внутренне напряженных и эмоционально окрашенных.
«Язык Пушкина никогда не нейтрален, всегда в нём отражаются черты той или иной индивидуальности, и самый слог повествования выражает отношение рассказчика к предмету рассказа» [5, с. 175]. Иногда автор позволяет себе, можно сказать, фамильярность в обращении к своему герою, которую можно рассматривать как некое родство с ним. Говоря о том, какое влияние имела мнимая Лиза на молодого Берестова, Пушкин пишет: «не прошло ещё и двух месяцев, а мой Алексей был уже влюблён без памяти» [4, с. 106]. Личное местоимение «мой», употреблённое по отношению к герою повести, свидетельствует о сопереживании, сочувствии автора к своему герою. Может быть, личные качества самого Пушкина (имеется в виду его влюблённость в Наталью Николаевну) во время написания повести, передались Алексею Берестову.
Подытоживая, можно повторить вслед за Б. Томашевским, что Пушкин находил для каждой темы и для каждого характера «свои изобразительные средства в языке, дополнявшие реальное значение выражения сопутствующим переживанием, отражавшим отношение говорящего к предмету речи и чувства, возбуждаемые этим предметом. Эти средства Пушкин находил в пределах общенационального языка, преимущественно в основном словарном фонде, откуда он черпал материал фразеологии в прямом и образном применении. Для Пушкина слово — одновременно и объективный знак и оценка действительности» [5, с. 183].
Литература
1. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1975.
2. Вершинина Н. Новое в пушкиноведении: об основных аспектах изучения пушкинского слова // Aleksander Puszkin w dwusetnq roczznic^ urodzin. Materialy mi^dzynarodowej konferencji naukowej (Lódz, 6 maja 1999 r.), pod red. Olgi Glowko iNatalii Wierszyniny, Lódz, 1999. S. 61-70.
3. Катенин П.А. Воспоминания о Пушкине //А. С. Пушкин в воспоминаниях современников: В 2 т. / Под общ. ред. В. В. Григоренко и др. Т. 1. М.: Художественная литература, 1974.
4. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. / Под общ. редакцией Д. Д. Благого. Т. 5. М.: ГИХЛ, 1960. С. 98-116.
5. Томашевский Б. В. Вопросы языка в творчестве Пушкина // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 1. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1956. С. 126-187.
6. Успенский Б. А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология композиционной формы. СПб.: Азбука, 2000.
Об авторе
Кореновская Леслава — доктор филологических наук, доцент кафедры перевода и глоттодидактики, Краковский педагогический университет им. Комиссии Национального образования, Польша.
E-mail: malekor@op.pl
L. Korenovska
AUTHOR'S SPEECH IN THE STORY BY А. S. PUSHKIN «MISTRESS INTO MAID»
The author focuses his attention on the author's speech in the story by А. Pushkin «Mistress into Maid» and highlights its main components, such as the author's own speech and the speech of the characters as parts of the author's speech and the author's speech as the opinion of the readers. The article considers the ontological content of the author's speech, which includes the literary and spoken languages.
Key words: author's speech, foreign speech, stylization, literary and spoken styles.
About the Author
Leslava Korenovska — Doctor of Philological Sciences, Associate Professor at the Department of Translation and Glottodidactics, National Education Commission Pedagogical University of Cracow, Poland
E-mail: malekor@op.pl
