CC BY
15£ АУГСБУРГСКОЕ ИСПОВЕДАНИЕ - ВЕРОУЧИТЕЛЬНАЯ КНИГА
О ЛЮТЕРАНСТВА1 £
Архимандрит Августин (Никитин)
е
^н В статье излагаются события протестантской Реформации, при которых возникло Аугсбургское исповедание (Confessio Augustana) - вероучительная книга
S лютеранства - и дается анализ содержания этого вероучительного документа. За-
^ трагивается тема взаимоотношения лютеранства и Православия (в частности,
S диалог деятелей Реформации с Константинопольской Церковью в XVI столетии).
Е Рассматривается наметившееся со второй половины XX в. сближение Лютеран-
О ской и Римско-Католической Церквей, ставится вопрос о том, какое значение име-
{J ет Аугсбургское исповедание в современном межхристианском диалоге. Анализиру-
. . ется подписанная в 1999 году между двумя Церквами Аугсбургская декларация, в
fcj которой обе стороны пришли к «консенсусу в области основополагающих истин» в
S учении об оправдании
Е
Й The article deals with the events of the Protestant Reformation which resulted in the
Augsburg Confession (Confessio Augustana), Lutheran Doctrinal Book, and analyzes the contents of the doctrinal document. It touches upon the issue of mutual relations of the Lutheranism and the Orthodoxy (particularly, the 16th century dialogue between the Ref-Q ormation figures and the Constantinople Church). It considers closer relations of the Lu-^ theran and the Roman Catholic Churches since they took shape in the second half of the 20th century, and puts the question of what significance the Augsburg Confession has in Д the present inter-Christian dialogue. The article analyzes the 1999 Augsburg Declaration e^ signed between the two Churches where both parties reached «a consensus in the field of g basic truths» on the justification doctrine
H
^ Ключевые слова: Аугсбургское исповедание, М.Лютер, Ф. Меланхтон,
S Реформация, символические книги, Вормсский эдикт, Карл V, Торгауское ¡5 вероизложение, Торгауские и Швабахские члены, Шмалькальденские статьи, Римско-Католическая Церковь, Тридентский Собор, межхристианский диалог, Аугсбургская декларация 1999 года
Keywords: Augsburg Confession, M.Luthar, FMelanchton, Reformation, symbolic books, Worms edict, Carl V, Torgaus faith exposition, Torgaus and Shwabach members, Shmalkalden items, Roman Catholic church, Trident council, inter-Christian dialogue,
1999 Augsburg Declaration
Место Аугсбургского исповедания в межконфессиональном диалоге
Когда М. Лютер прибивал свои тезисы к вратам дворцовой церкви в Виттенберге, он был, по-видимому, далек от того, чтобы предчувствовать, что его действия окажутся первым шагом на пути к разделению Церквей. По этой же причине значимость Аугсбургского исповедания, которое является одним из основополагающих вероучительных текстов
X
1 Продолжение. Начало: Ученые записки Санкт-Петербургского имени В.Б. Бобкова филиала Российской таможенной академии. - 2012. - № 1 (41). - С. 158-176; № 2 (42). - С. 134-154.
Евангелическо-Лютеранской Церкви, может быть оценена лишь при осознании той богословской близости, которая всё ещё продолжала существовать в Аугсбурге между католическими и протестантскими участниками сейма. За истекшие несколько сот лет в Евангелическо-Лютеранской Церкви, как и в Римско-Католической, произошли изменения, которые уже не позволяют вернуться к ситуации, имевшей место в 1530 году. С другой стороны, появились новые возможности, о которых в те времена никто не мог предполагать. За истекшие столетия Римско-Католическая Церковь провела три собора: Тридентский (1545-1563) и два Ватиканских (1869-1870 и 1962-1965), на которых и вне которых были приняты новые догматы и ликвидированы многие недочеты в церковной жизни, подвергавшиеся критике в Аугсбургском исповедании.
Православно-лютеранский диалог, начавшийся с переписки по поводу признания Аугсбургского исповедания между тюбингенскими профессорами и константинопольскими богословами (XVI в.), в настоящее время вступает в новую фазу. Поэтому все участники будущих собеседований должны подумать о том, возможно ли «перед лицом всех изменений, прошедших десятилетий сегодня придерживаться мнения Аугсбургского исповедания о том, что в деле со спорами, возникшими в эпоху Реформации, речь шла не об основах веры, а только о различном отношении к возникшим злоупотреблениям?»2 -так ставил вопрос во второй половине XX в. земельный епископ Евангеличе-ско-Лютеранской Церкви (Западной) Германии Г. Дицфелбинген.
На сегодняшний день ещё не существует единого мнения по поводу поставленного вопроса. Многие богословы высказывают свои соображения по поводу опасности облегченного подхода к содержанию Аугсбургского исповедания и недооценки содержащихся в нем критических замечаний. «За всеми положительными намерениями и выражениями не следует упускать из виду, что в важных вопросах позиция Аугсбургского исповедания начинает становится противоположной позиции Католической Церкви. Аугсбургское исповедание явно выступает с антиримских и антикатолических позиций, оспаривающих учение и структуру Западной Церкви. Это отрицательное отношение проступает в различной форме: в форме открытого возражения, богословского перетолкования или замалчивания. Не обращать на это внимание значило бы упустить из виду серьезность реформаторского решения»3, -предупреждает П.-В. Шиле.
С другой стороны, некоторые участники лютеранско-католических собеседований пришли к выводу, что назрела необходимость сделать очередной шаг по пути к признанию Аугсбургского исповедания в качестве основы для продолжения диалога и что современному состоянию межхристианских
2 Цит. по: Scheele P.-W. Die Confessio Augustana... - S. 230.
3 Ibid. S. 213.
отношений наиболее соответствовало, если бы Римско-Католическая Церковь «официально заявила, что Аугсбургское исповедание интерпретируемо с католической точки зрения и поддается восприятию. Такой официальный шаг мог бы означать поворотный пункт во взаимоотношениях между Католической и Лютеранской Церквами»4.
Поэтому необходимо прежде всего рассмотреть процесс признания лютеранами Аугсбургского исповедания в качестве символической книги, чтобы затем сопоставить её значение с вероучительными книгами других христианских конфессий.
Аугсбургское исповедание - символическая книга
Аугсбургское исповедание возникло в процессе борьбы за преодоление раскола в лоне Римско-Католической Церкви, и это обстоятельство способствовало росту его авторитета как вероучительной книги. На основании Аугсбургского исповедания, как общепризнанного документа, строились богословские рассуждения, велись диспуты с противниками, начинались переговоры о примирении. Ряд исповеданий других протестантских национальных Церквей образовался также под влиянием Аугсбургского исповедания.
Уже в 1532 году лютеране заявили, что они «не примут никакого добавления или новшества и церковных церемоний, противных или несогласных Аугсбургскому исповеданию и Апологии»5.
Ф. Меланхтон и всё возраставшие в своем числе последователи М. Лютера не принимали частичной истины. Они настаивали и проповедовали, как им казалось, о полной и исчерпывающей истине, и поэтому они хотели, чтобы их вероучительные книги принимались беспрекословно в качестве символических. В 1532 году автор Аугсбургского исповедания - Ф. Меланхтон - настоял на том, чтобы все приходы и протестантские школы хранили чистое евангельское учение в соответствии с Аугсбургским исповеданием; это его требование было затем повторено М. Лютером. Во Фрейбурге в том же 1532 году было постановлено, чтобы кандидаты на священство подписывались под Аугсбург-ским исповеданием. В 1533 году такое же постановление было проведено в других лютеранских княжествах; тогда же М. Лютер писал жителям Лейпцига: «Будьте, дорогие друзья, тверды <.. .> и держитесь всегда нашего исповедания и Апологии»6. В 1535 году М. Лютер писал: «Я ничего не слушаю, что не
4 ^t. no: Schutte H. Voraussetzungen und Konsequenzeneiner Anerkennung der Confessio Augustana // Confessio Augustana. Hindernisoder Hilfe? - Regensburg, 1979. - S. 186.
5 Philippi F. Die Notwendigkeit und Verbindlichkeit des Kirchlichen Bekentnisses. - Gutersloh, 1880. - S. 104.
6 ^t. no: Ibid. S. 105.
согласно с моим учением, я вполне убежден духом Христа, что мое учение об оправдании Христом совершенно правдиво и верно»7.
В 1535 году состоялся первый лютеранский церковный собор, на котором пасторы клялись придерживаться Аугсбургского исповедания и его Апологии8; вообще Аугсбургское исповедание стало знаменем, под которым лютеране сражались и побеждали. Позже М. Лютер сказал об Аугсбургском исповедании, что «оно должно жить, как истинное слово Божие, до Страшного Суда»9.
Постепенно и светские власти различных протестантских княжеств начали требовать, чтобы члены лютеранских приходов, в особенности пасторы и учители, признавали обязательность символических книг лютеранства как руководства в понимании христианского вероучения. В 1535 году подобное распоряжение было издано в Померании, в 1564 году - в Брауншвейге, в 1570 году - в Пруссии, в 1573 году - в Саксонии и т.д.10
После всего сказанного представляется вполне естественным и то, что в некоторых исторических документах лютеранства (например, в «Объяснительной записке относительно экзаменов для духовных лиц» (Виттенберг, 1555)) Аугсбургское исповедание приравнивалось по значению к пророческим и апостольским писаниям и трем вселенским символам: Апостольскому, Афанасиеву и Никео-Цареградскому11. Определенный «Формулой согласия» (1580) кодекс символических книг был принят во всех лютеранских странах и за ними признавалось огромное значение.
Лютеранские богословы доказывали, что их символическим книгам нельзя отказать даже в характере богодухновенности. Чтобы отличить их значимость от авторитета Священного Писания было введено различие между inspirationimmediata (вдохновение непосредственное) и inspirationmediata (вдохновение опосредствованное), и смысл его заключался в том, что inspirationimmediata усваивалось лютеранами Священному Писанию, a inspirationmediata - символическим текстам.
Более определенное различие между Священным Писанием и символическими книгами лютеранские богословы сделали, когда назвали Библию normanormansseuprimaria (установление устанавливающее, первичное), а символические тексты - normanormataseusecundaria (установление установленное, вторичное).
Таким образом, Священное Писание по-прежнему оставалось единственным источником богопознания и правилом веры, а символические книги
7 Цит. по: Loofs F. Leitfadenzum Studium der Dogmengeschichte. Band 1. Niemeyer, Hallea / S., 1906. - S. 744.
8 Philippi F. Die Notwendigkeit und Verbindlichkeit... - S. 115.
9 Цит. по: Fries H. Katholische Anerkennung. - S. 247.
10 Керенский В.А. Книги символические. - С. 51.
11 Там же. С. 59.
приобрели значение правила веры, но только потому, что в совершенстве излагали то, что уже дано в Писании. Поэтому как, с одной стороны, в лютеранских символах не должно быть ничего чуждого Священному Писанию, то есть их нормой должно быть Священное Писание, так, с другой стороны, и субъективное понимание Священного Писания должно проверяться символическими книгами, то есть они должны служить нормой, истолкования Священного Писания12.
Символические книги лютеранства продолжали сохранять свое значение и в XVII в. Для поддержания их авторитета лютеранские богословы иногда прибегали к таким соображениям, что для признания символических книг общеобязательными для всех протестантов достаточно уже одного того, что они положены в основу Вестфальского религиозного мира (1648), что символические книги не могут быть изменены или упразднены уже только потому, что при заключении мира лютеране приняли на себя обязательство придерживаться вероучения, сформулированного в Аугсбургском исповедании.
В своем новом качестве Аугсбургское исповедание быстро распространялось в немецких лютеранских княжествах, а также в скандинавских странах как часть основного вероисповедания местного лютеранского населения. Так, например, текст пастырской присяги, принятой Евангелическо-Люте-ранской Церковью в герцогстве Ольденбургском в XIX столетии, гласил: «Я, №№, назначенный пастором к №, приношу личную клятву перед Богом в том, что я буду открыто и чисто проповедовать слово Божие по Священному Писанию и под руководством Аугсбургского исповедания, совершать таинства по божественному установлению, согласно со Священным Писанием и вышеупомянутым исповеданием»13. Подобные формулы присяги употреблялись также и в других немецких протестантских княжествах.
Впоследствии Аугсбургское исповедание вышло за пределы европейского континента: оно послужило переселенческим общинам в Северной и Латинской Америке и Австралии как основа их объединения и самосознания в многорелигиозном мире. В последние десятилетия оно было воспринято ставшими независимыми Церквами в Азии и Африке, возникшими благодаря лютеранской миссионерской деятельности14.
Но этот внешний успех таил в себе определенную опасность, которая была связана с появлением в XVII столетии в Германии многочисленных рационалистических школ, каждая из которых ставила перед собой цель очистить лютеранскую догматику от устаревших доктрин, результатом чего
12 Беляев Н.Я. Лютеранские символические книги и их значение для лютеранского общества. -Казань, 1875. - С. 20-21.
13 Цит. по: Гупперт Ф. Итоги 400-летнего развития немецкого протестантизма к началу ХХ-го столетия. - Харьков, 1910. - С. 97.
14 Gasmann G. Das Augsburger Bekenntnis. - S. 14.
почти всегда было то, что нравственное содержание христианства значительно умалялось.
По общему мнению церковного руководства, дело можно было поправить только с помощью подтверждения особого авторитета символических книг. Во всех лютеранских странах для пасторов и профессоров богословия была введена присяга, которая обязывала их строго придерживаться содержания символических книг в своей деятельности. Но на практике это оказалось недостаточно радикальным средством против потока рационалистических идей, влияние которых было довольно очевидным и в XIX столетии. По словам выдающегося русского философа-славянофила И.В. Киреевского (1806-1856), который в основном благожелательно относился к представителям инославных конфессий, «в настоящее время едва ли найдется много лютеранских пасторов, которые бы во всем были согласны с исповеданием Аугсбургским, хотя по вступлении в должность все обещаются принимать его за основание своего вероучения»15.
Протестантская печать того времени выражала озабоченность по этому поводу, но, по словам отдельных протестантских богословов, данное явление имело следующее объяснение: «Символические книги, конечно, также не что иное, как предание, но предание свежее. Если для реформаторов не было обязательно древнее Предание Церкви, то почему для их преемников должно быть обязательно предание, ими новоустановленное?»16.
И, тем не менее, для лютеран Аугсбургское исповедание имеет непреходящую ценность не только с богословской точки зрения, но и потому, что, по словам д-ра Гюнтера Гасманна, оно «принадлежит к основам и формам выражения взаимной связанности и общности лютеранских Церквей во всем мире. Оно является одной из уз, которые соединяют эти Церкви, помимо всех географических, политических, культурных и расовых границ»17.
Вступившая в силу 1 января 1949 года Конституция Объединенной Евангелическо-Лютеранской Церкви Германии в первой статье подтвердила, что «основа Объединенной Евангелическо-Лютеранской Церкви есть Евангелие Иисуса Христа в том виде, в каком оно дано в Священном Писании Нового и Ветхого Завета и засвидетельствовано в писаниях об исповедании Евангеличе ско-Лютеранской Церкви»18.
И поскольку к этим писаниям лютеране причисляют как Символы веры древней Апостольской Церкви, так и Аугсбургское исповедание, то вопрос о значимости Аугсбургского исповедания как символической книги в
15 Киреевский И.В. Критика и эстетика. Глава «О необходимости и возможности новых начал для философии». - М., 1979. - С. 314.
16 О протестантстве в сравнении с Православием. (Bedenkeneines Protestanten). - Рига, 1889. -С. 14-15.
17 Gasmann G. Das Augsburger Bekenntnis. - S. 16.
18 Цит. по: Гейер Ф. Беседа о Лютеранской Церкви. - С. 8.
сравнении с символическими памятниками древней неразделенной Церкви требует более подробного рассмотрения.
Аугсбургское исповедание и учение древней неразделенной Церкви
Вопрос о значении символов в жизни Церкви занимал ещё идейных руководителей Реформации в Германии. Протестантские богословы должны были ответить на этот вопрос, потому что на самых же первых порах развития лютеранского вероучения он успел стать предметом первостепенной важности, вследствие тесной связи с теми исходными положениями, которые легли в основу всего реформационного движения. Имелась настоятельная необходимость выяснить и сформулировать чёткое понятие об общецерковном предании, строго разграничить его от традиций и доктрин Римско-Католической Церкви, сложившихся в более позднюю эпоху и в своей определенной части шедших вразрез с учением древней Церкви.
Сразу же необходимо подчеркнуть, что обязательность Вселенских Символов веры была признана лютеранами с первых лет существования Реформации. В Виттенберге ещё в 1533 году кандидатов на священство обязывали в своей будущей проповеднической деятельности руководствоваться тремя Вселенскими Символами наряду с Аугсбургским исповеданием и его Апологией. Сам М. Лютер писал по этому поводу: «Три символа или исповедания веры в Церкви единогласно приняты, именно: Апостольский и Афана-сиевский символы, Te Deumlaudamus»19.
О Никео-Цареградском же Символе веры М. Лютер упоминает особо: «Мы хотим, наконец, к этим трем символам присоединить и Никейское исповедание, которое поется каждый воскресный день за литургией»20.
Что же касается дальнейшей оценки богатого наследия древней Церкви, то она происходила в протестантской среде при довольно трудных обстоятельствах, связанных с постоянным противодействием католическому окружению. «Я изучаю теперь папские декреталии, - писал М. Лютер Ф. Мелан-хтону, - и нахожу в них столько противоречий и лжи, что не в силах поверить, чтобы Сам Дух Святой внушал их, и чтобы на них должна была основываться наша вера. После этого займусь изучением вселенских соборов и посмотрю, не на них ли вместе со Священным Писанием и уже помимо папских декреталий должно утверждаться учение Церкви?»21.
Это был тот период времени, когда протестанты не осознавали ещё себя отдельным церковным движением, и у них имелась возможность обратиться к
19 Te Deumlaudamus» («Teбe Бога хвалим») - церковный гимн, написанный, по преданию, свт. Амвросием Медиоланским (IV в.), упомянут в качестве символа ошибочно. В Римско-Католической Церкви поется во время Великого поста в конце заутрени. В Православной Церкви исполняется при благодарственных и торжественных молебнах.
20 Achelis E.C. Zur Symbol frage. - Berlin, 1892. - S. 7.
21 Цит. по: Киреевский И.В. Критика и эстетика. - С. 312.
истокам христианского вероучения, сохранявшегося в лоне Православия. Но в силу географической удаленности от древних центров Православия, находившихся к тому же под османским игом, этого сближения, в конечном счёте, не произошло. М. Лютер продолжил изучение традиций древней Церкви, но, к сожалению, традиций, преломленных через призму западного позднего схоластического богословия. Результатом этих изучений явилось мнение, изложенное М. Лютером в письме к тому же Ф. Меланхтону: «Я изучал определения соборов, они также противоречат один другому, как декреталии папские; видно нам остается принять за основание веры одно Священное Писание»22.
Упоминая о Вселенских Соборах, М. Лютер, по-видимому, имел в виду, в первую очередь, те Поместные соборы Римско-Католической Церкви, которые созывались после разделения Восточной и Западной Церквей и безо всякого на то основания назывались Вселенскими23.
По этому поводу И.В. Киреевский замечает: «Если бы в это время Лютер вспомнил, что целая половина человечества, называющаяся христианами, признает Вселенских Соборов только семь, а не 16, и что эта половина христианского человечества чиста от тех злоупотреблений Западной Церкви, которые возмутили его душу праведным негодованием, - тогда, может быть, вместо того, чтобы сочинять новое исповедание по своим личным понятиям, он мог бы прямо обратиться к Церкви вселенской, тем более, что остатки гуситства были одной из главнейших причин успехов Лютера, а гуситство, как известно, было проникнуто воспоминаниями и отголосками Церкви Православной. Но Лютер не захотел вспомнить о Православной Церкви, и вместо семи Соборов сличал между собою все те, которые римляне называют вселенскими»24.
Неприятие Священного Предания, очищенного от средневековых наслоений, отрицательным образом сказалось уже в первые годы существования Лютеранской Церкви, и Лютер даже был склонен в качестве крайней меры пойти наперекор своим принципам, о чем он писал в своих письмах, осуждая цвинглиан, которые заняли ещё более непримиримую позицию по отношению к общехристианскому преданию: «Если мир ещё долго будет существовать, то я возвещаю, что при многоразличных толкованиях Писания, которые находятся у нас, не останется другого средства поддержать единство веры, как принять решения соборов и прибегнуть под защиту церковной власти»25.
22 Там же. С. 313.
23 Так, например, из большого числа Поместных соборов, созывавшихся в Латеранском дворце в Риме с 649 г., 5 соборов, которые были созваны после 1054 г. (в 1123, 1139, 1179, 1215 и 1512-1517 гг.), именовались «Вселенскими».
24 Киреевский И.В. Критика и эстетика. - С. 313.
25 Цит. по: Терентьев Н.Д. Лютеранская вероисповедная система. - С. 80-81.
Тем не менее, сохранив из Священного Предания лишь только Вселенские Символы веры, лютеранская богословская система сразу же после них ставит по значимости Аугсбургское исповедание, о чем говорится в «Формуле согласия», которая завершает собой перечень лютеранских символических книг: «Церкви и школы должны, прежде всего, обращаться к Священному Писанию, а потом уже к Аугсбургскому исповеданию»26.
Наряду с неприятием Священного Предания во всей его полноте, история Реформации содержит также и такие факты, которые показывают, что лютеранское богословие, допустив в принципе свободу личного исследования Священного Писания, на практике старалось частично ограничить эту свободу, поскольку был сохранен авторитет древних Символов. «Формула согласия» называет эти Символы «весьма благочестивыми и твердо основанными на Слове Божием»27.
«Во всех лютеранских странах принимаются меры к обузданию произвола проповедников, - писал дореволюционный церковный историк Н.Я. Беляев. - Издаются распоряжения, чтобы они проповедовали евангельское учение на основании Писания «единодушно и единообразно». Хотя в подобных распоряжениях и ничего не говорится об авторитете символов, но требование, чтобы между проповедниками Евангелия не было разногласий, показывает, что для них определена была норма, которой они все должны были руководствоваться в истолковании Писания. Такой нормой на практике и служили именно символы и Аугсбургское исповедание»28. Это и позволило впоследствии протестантским богословам приравнять по значимости и авторитету свои символические книги, и в частности Аугсбургское исповедание, к древним Вселенским Символам, среди которых в церковной практике имеет наибольшее распространение Никео-Цареградский Символ веры: «Во вселенских символах намечаются основные истины христианства, а в поместных [лютеранских] - истины выводные, так что они совершенно равны при условии, конечно, правильного раскрытия древних объективно-вселенских истин»29.
С XVIII в. в целях усиления авторитета символических книг их авторов называли «людьми, просвещёнными Святым Духом и особенно облагодат-ствованными», а в образовании и составлении Символов находили особенную благодать Святого Духа и даже считали их «богодухновенными в широком смысле слова» и предписывали ценить и букву Символов, потому что символы «не знают ни духа без буквы, ни буквы без духа»30. Но впоследствии
26 Detzer.Evangelisches Concordienbuch. - S. 573-574. Цит. по: Терентьев Н.Д. Лютеранская вероисповедная система. - С. 62.
27 Цит. по: Беляев Н.Я. Лютеранские символические книги. - С. 18.
28 Там же. С. 18-19.
29 Цит. по: Терентьев Н.Д. Лютеранская вероисповедная система. - С. 62.
30 Philippi F. Die Notwendigkeit und Verbindlichkeit. - S. 108.
большинство лютеранских богословов заняло умеренную позицию по этому вопросу, которая сводилась к тому, что «ни сами символические книги, ни последователи лютеранства никогда не думали ставить авторитет символов [лютеранских] наравне со Священным Писанием или выше его»31.
Здесь же необходимо обратить внимание на ту двойственность, которая возникает при оценке Аугсбургского исповедания и других лютеранских символических книг. Если эти символические книги оценивать с позиций протестантизма, рассматривающего Священное Предание как собрание исторических текстов, то и Аугсбургское исповедание необходимо рассматривать лишь как исторический документ о состоянии вероучения в конкретной церковной общине в определенную историческую эпоху и который для всякого другого времени может быть обязательным или необязательным, в зависимости от того, найдут ли его следующие поколения богословов согласным с евангельским учением.
Примером такого свободного подхода к вероучительному значению символических книг является протестантское утверждение о том, что «символические книги являются судьей не по букве, а по духу. Оценку и определение должен давать дух, проникающий исповедания, а не та система догматов и учения, которая содержится в сформулированном виде в вероисповедных книгах. Исповедание должно считаться границей не для индивидуальной веры и личного исследования Писания, а для публичной проповеди, причем оно должно представляться именно границей, а не источником учения, пастор не обязан черпать из него свои рассуждения, но должен иметь в нем границу и мерку для того, чтобы не ставить своего авторитета выше церковного исповедания»32.
С другой стороны, вопрос об авторитете символических книг не может подвергаться сомнению, если рассматривать те последствия, которые может для них повлечь за собой отказ от этого принципа. Как считают протестантские богословы, «символические книги действительно необходимы для Лютеранской Церкви, так как без них субъективное толкование Писания и личный произвол разрушили бы её»33. Таким образом, с самого начала в Лютеранской Церкви «должно было установиться противоречивое отношение к символическим книгам: основной принцип лютеранства требовал полного уничтожения какого-либо значения за этими книгами, но живая действительность требовала признания за ними нормирующего значения при понимании христианского откровения»34.
31 Ibid. S. 24.
32 Deutsche Zeitschrift fur Kirchenrecht. J., 1898. - S. 352. Цит. по: Терентьев Н.Д. Лютеранская вероисповедная система. - С. 66.
33 Achelis E.C. Zur Symbolfrage. - S. 15.
34 Керенский В.А. Книги символические. - С. 51. «Символические книги [лютеранские] не претендуют на полноту. Всё содержащееся в них в положительной и отрицательной форме, в
Продолжая оценку Аугсбургского исповедания в ряду вероучительных книг, необходимо ещё раз заметить, что Аугсбургское исповедание и Апология не заключают в себе полной системы лютеранского вероучения, и в них эта система раскрывается не сама по себе, а, главным образом, со стороны своего противопоставления католичеству в тех пунктах учения, относительно которых лютеране имели разные точки зрения с католиками. И если Аугсбургское исповедание всё же имеет в Лютеранской Церкви авторитет символической книги, то это объясняется тем, что оно было первой общепризнанной формулой протестантского вероучения, что имело тогда большое историческое значение для дальнейшей судьбы Реформации.
Вот что писал в начале ХХ в. один из протестантских богословов: «Аугсбургское исповедание есть драгоценный исторический памятник не только современного ему вероучения Евангелической Церкви, но и главнейших пунктов разногласия протестантов с католиками. Как таковое, оно есть и будет краеугольным камнем Евангелической Церкви. Отсюда именно Аугсбургское исповедание является источником и носителем важнейших исторических указаний для Лютеранской Церкви всех времен и, как таковое, имеет догматическое значение ради своей религиозной истинности. С изданием Аугсбургского исповедания дело Лютера получило венец»35. Всё вышеизложенное приводит к мысли, которая была выражена известным датским богословом и философом Сёреном Кьеркегором (1813-1855) в его дневнике за 1852 год: «Не является ли, собственно, протестантизм и лютеранство коррективом [католичества], и не возникла ли большая путаница из-за того, что он превратился в регулятив?»36.
Этот вопрос можно пояснить на примере Аугсбургского исповедания: «Не стало ли оно действительно из корректива регулятивом? Не был ли документ, который был призван свидетельствовать общую веру и свидетельствовать о необходимости реформ, превращен во что-то вроде основного закона новой Церкви?»37 - так ставит вопрос католический богослов П.-В. Шиле.
Достаточно вспомнить о том, что последняя символическая лютеранская книга - «Формула согласия» - даже в своем названии отражает то обстоятельство, что её принятие было вызвано возникновением богословских споров между последователями Лютера после его кончины. К этому следует добавить, что современные лютеранские богословы уже во многом вышли
тезисах и антитезисах, отнюдь \не является полным изложением выработанного и принятого в Церкви вероучения, а только выяснением истины, выраженной по особым историческим причинам в противовес существовавшим ложным учениям без претензии на полноту» (Philippi F. Die Notwendigkeitund Verbindlichkeit. - S. 78).
35 Цит. по: Терентьев Н.Д. Лютеранская вероисповедная система. - С. 17-18.
36 Kierkegaard S. Die Tagebücher, 1834-1855. Ausgewählt und übertragen von T. Haecker. - Leipzig, 1941. - S.
37 Scheele P.-W. Die Confessio Augustana. - S. 227.
за рамки содержания своих символических книг. Поэтому как православные, так и католические богословы признают, что «истинное выражение веры единой кафолической и апостольской Церкви невозможно зафиксировать и изложить в одном отдельном вероучительном документе или собрании символических трудов, но что оно представляет собой живой процесс учительствующей Церкви»38.
В связи с вышесказанным может возникнуть вопрос о том, в каком смысле Аугсбургское исповедание и другие символические лютеранские книги могут быть по содержанию сопоставлены с аналогичными книгами Православной Церкви? Как известно, наряду с Апостольским, Афанасиевским и Никео-Цареградским символами в Православной Церкви имеются и другие тексты, которые, следуя установившейся терминологии, условно можно назвать символическими. Но, исходя из того основного положения, что вселенское и непогрешимое значение в христианской Церкви, согласно известному критерию св. Викентия Лиринского (f450), «idteneamus, quodubique, quodsеmper, quodabomnibuscreditumest» («придерживаться того, что везде, что всегда и во что верят все»), может иметь лишь учение, служащее выражением голоса истинно Христовой Церкви, Православная Церковь не обладает символическими книгами в строгом смысле этого слова, а имеет лишь более или менее точные вероизложения символического учения.
В Русской Православной Церкви в число таких, называемых иногда символическими, книг входят: 1. Православное исповедание Кафолической и Апостольской Церкви Восточной (автор - митрополит Петр Могила, 1640). 2. Изложение Православной веры Восточной Церкви (автор - патриарх Иерусалимский Досифей, 1672) и 3. Пространный христианский Катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви (автор - святитель Московский Филарет (Дроздов), 1823-1839). Эти письменные документы христианского вероучения отличаются от более ранних символических текстов по одному существенному признаку: они не являются больше выражением единой веры неразделенной Церкви. С этой точки зрения символические книги представляют из себя не основное, а вторичное явление в христианской Церкви, связанное исторически не со свойством единства Вселенской Церкви, но с обособленным конфессионализмом церковных общин, потерявших между собою единение.
Здесь возникает вопрос, как оценивает Православная Церковь эти письменные вероучительные документы, и какое место занимают они в её жизни? Необходимо прежде всего исходить из того, что древняя Церковь имела Символы веры, вероизложения догматов и канонизировала их на Вселенских Соборах, но, вместе с тем, она не имела символических книг. Символические книги, как таковые, впервые появились на Западе в XVI в. в эпоху
38 LohffW. WelcheFolgenhatte... - S. 195.
Христианское чтение: социум и церковь 165
Реформации, и они обязаны своим происхождением лютеранству, причем Аугсбургское исповедание явилось первой символической книгой такого рода. Впоследствии символические книги стали появляться в Церквах других исповеданий: Реформатской, Англиканской, Римско-Католической.
По содержанию своему символические книги представляли изложение исповеданий определенных церковных общин, с одной стороны, для утверждения их конфессиональной обособленности, а с другой - как критерий для правильного понимания вероучения этих общин. Появление символических книг в XVI столетии на Западе ознаменовало собой конфессиональное деление Церкви на отдельные общины, со стремлением каждой из них выразить истинное исповедание. Древнее церковное Предание этими общинами не было признано в качестве обязательного критерия для определения их истинности или ложности39.
Кроме того, в связи с тем, что авторы символических книг, написанных в протестантской среде, не придавали особого значения текстам Священного Предания, то их содержание сводится в основном к защите своего вероучения от возможных нападок. Поэтому, говоря о лютеранских символических книгах, и в частности об Аугсбургском исповедании, можно согласиться с мнением лютеранского богослова, который утверждает, что они имеют прикладное значение, поскольку их «нельзя уподоблять католическому церковному преданию: они всегда подчиняются Священному Писанию и требуют своего принятия только ради согласия своего содержания со Священным Писанием; если хотим назвать [лютеранские] символические книги церковным преданием, то должны признать при этом, что такое предание только интерпретатив-ное (истолковательное), тогда как католическое предание - конститутивно»40.
Это в полной мере относится и к Преданию, содержащемуся в Православной Церкви в его сравнении с лютеранскими символическими книгами. Если Православная Церковь в сравнении с протестантскими Церквами придает меньшее значение вероисповедным книгам, то это можно объяснить тем фактом, что «Православная Церковь чувствовала себя в истории на своем традиционном месте не всегда принципиально призванной формулировать свою веру, чтобы таким образом отделиться от других Церквей»41.
Утверждение Никео-Цареградского Символа веры в древней Вселенской Церкви основывалось на свойстве единства Церкви, внешне выражаемом на повсеместном исповедании одной и той же веры. Быть может, древняя Вселенская Церковь не имела символических книг также потому, что она в своей деятельности руководствовалась принципом: «Innecesariisunitas,
39 Пономарев П. Книги символические вообще и в Русской Православной Церкви в частности.// Православная богословская энциклопедия. Т. 12. - СПб., 1911. - С. 2-3.
40 Philippi F. Die Notwendigkeitund Verbindlichkeit. - S. 25.
41 Nikolau T. Zur Diskussionuberdie Confessio Augustana. - S. 156.
indubiislibertas, inomnibusautemcaritas» («В необходимом - единство, в сомнительном - свобода, во всём же - любовь»).
А символические книги, в большинстве своем, преследуют задачу установить единообразие в вопросах не только веры и нравственности, но и в вопросах церковной практики отдельной конфессии. И, что является главным, древняя Вселенская Церковь не нуждалась в символических книгах по той причине, что она проверяла свое Православие не столько теоретическим образом, сколько практическим способом - путем Вселенских Соборов, авторизовывавших тексты символов или изложения догматов, где вероисповедный документ получал значение не сам по себе, но по силе канонизации его Вселенским Собором, подобно тому как, например, на Третьем Вселенском Соборе было проверено догматическое послание свт. Кирилла Александрийского к Несторию, прежде чем сделать его критерием вселенской истины.
Таким образом, говоря о символических книгах, появившихся в различных Церквах Запада и Востока, начиная с XVI в., можно констатировать наличие символических книг в отдельных церковных общинах, но не во Вселенской Церкви. Тем не менее, в XVII столетии Русская и Иерусалимская Православные Церкви проявили стремление к составлению вероисповедных документов, получив при этом одобрение со стороны других Православных Поместных Церквей. На это обстоятельство следует смотреть, во-первых, как на факт, имевший место именно в Поместных Церквах, имеющих право вносить единообразие не только в учение о вере и нравственности, но и в вопросы церковной практики, во-вторых - как на желание дать необходимое руководство к изучению некоторых аспектов православного вероучения в целях ограждения верующих от влияния инославия. Но главное, нужно оценивать этот факт, как подчиненный в своей основе принципу неизменного сохранения древнего вселенского Православия. В силу этого принципа такие вероизложения не умаляют авторитета вселенских вероизложений, как это произошло во время Реформации, а, наоборот, находятся в самой тесной зависимости от них, и от полного согласия с ними приобретая свой авторитет. Поэтому если такие вероизложения и могут быть названы символическими книгами, то лишь условно, так как критерием в вопросах вероучения Церковь, наряду со Священным Писанием, в первую очередь придавала значение авторитетному голосу Вселенских Соборов.
Ни в коей мере не умаляя исторического и догматического значения Аугсбургского исповедания для Лютеранской Церкви, следует привести мнение И.В. Киреевского, который хотя и не был писателем-богословом, но довольно верно изложил православную точку зрения по поводу вопросов, обсуждавшихся выше. Касаясь теории догматического развития, которая неоднократно высказывалась в протестантской среде в связи с содержанием Аугсбургского исповедания, он подчеркивает исключительное право Вселенского Собора на принятие новых догматов и утверждает, что «никакой патриарх, никакое
собрание епископов, никакое глубокомысленное соображение ученого, никакая власть, никакой порыв так называемого общего мнения какого бы ни было времени не могут прибавить нового догмата, ни изменить прежний, ни приписать его толкованию власть Божественного откровения и выдать, таким образом, изъяснение человеческого разума за святое учение Церкви или вмещать авторитет вечных и незыблемых истин Откровения в область наук, подлежащих развитию, изменяемости и личной совести каждого. Всякое распространение церковного учения далее пределов церковного Предания само собою выходит из стен церковного авторитета и является как частное мнение, более или менее уважительное, но уже подлежащее суду разума.
И чье бы ни было новое мнение, - пишет далее И.В. Киреевский, - не признанное прежними веками, хотя бы мнение целого народа, хотя бы большей части всех христиан какого-нибудь времени, но если бы оно захотело выдать себя за догмат Церкви, то этим притязанием оно исключило бы себя из Церкви. Ибо Церковь Православная не ограничивает своего самосознания каким-нибудь временем, сколько бы это время ни почитало себя разумнее прежних, но вся совокупность христиан всех веков, настоящего и прошедших, составляет одно неделимое, вечно для неё живущее собрание верных, связанных единством сознания столько же, сколько общением молитвы»42. Быть может, эти слова покажутся слишком резкими, но они отражают ту позицию, которая сформировалась во второй половине XVI в. у православных богословов Востока - в те годы, когда они вели переписку с лютеранами по поводу содержания Аугсбургского исповедания.
Окончание - в № 4 (44)
42 Киреевский И.В. Критика и эстетика. - С. 316-317. 168 Ученые записки СПб филиала РТА № 3 (43) 2012
