CC BY
23
зывается просто красноречивым частным случаем. Робинсон не первый исследователь, обратившийся к судьбе дореволюционной академической интеллигенции в Советской России 1920-30-х гг., однако оригинальность его подхода (использующего прежде всего пеструю мозаику личной переписки во всем ее языковом и эмпирическом богатстве) представляет собой необходимое дополнение к уже существующим историческим исследованиям, более ориентированным в сторону социологии или политики.
Анди Байфорд Пер. с англ. яз. Аркадия Блюмбаума
Auf der Suche nach Eurasien: Politik, Religion und Alltagskultur zwischen Russland und Europa / M. Kaiser (red.). Bielefeld: Transcript, 2003. 400 s.
После развала Советского Союза и образования на его месте новых независимых государств в них остро встал вопрос о новой идентичности. В России второе рождение получили старые споры о ее месте в мире (принадлежности к Европе или Азии), а также о пути развития: по западному образцу (либерализм или современный вариант западничества) или по особому пути — посредничество между двумя частями света (евразийство). Причем последний вариант пользуется явно большей популярностью: вновь публикуются работы теоретиков евразийства, эту идею эксплуатируют многие политики, выходит большое число научных работ, посвященных изучению этого феномена.
Книга «В поисках Евразии» представляет интерес как для немецких, так и для российских читателей. Немецким читателям
<
с?
она может быть интересна тем, что рассказывает о таком малоизвестном в Европе феномене, как евразийство, а кроме того, тем, что освещает современную ситуацию в странах бывшего Советского Союза с необычной для них точки зрения — формирования евразийского пространства. Для российского читателя эта книга также предлагает необычный взгляд на эту проблему. Здесь, по всей видимости, впервые представлено не только теоретическое рассмотрение этих концепций и возможностей их реализации для России: авторы пытаются осветить эмпирическую ситуацию и показать, существует ли Евразия в действительности (аналогичных попыток российские социологи никогда не предпринимали, изучением евразийства в России занимаются преимущественно философы).
Авторский коллектив книги состоит из русских и немецких авторов, почти все они — социологи. Как гласит аннотация сборника, «авторы <...> отправляются на поиски Евразии и открывают переплетение политических интересов и влияний, разнообразных религиозных практик, и этнических <...> идентификаций <...>. При таком „измерении " <...> становится ясно, что „Евразия"ни в коем случае не является прошлым [и теорией — добавим от себя. — Т.Т.] <...>, а пространством ожесточенно борющихся между собой политических течений». Поскольку книга написана на немецком языке и не все желающие смогут ее прочесть, хотелось бы подробнее остановиться на ее содержании.
Книга состоит из трех частей. Первая часть называется «Определение места и присвоение пространства». В ней авторы пытаются пересмотреть и по-новому осмыслить устоявшиеся догмы и конструкты, касающиеся таких понятий, как «Европа» и «Евразия».
Рудигер Корф в статье «Где находится Европа», деконструируя понятие «Европа», приходит к выводу о том, что само оно является таким же условным конструктом, как и понятие «Восток», сконструированное европейцами. Оба появились как результат существовавших в XIX в. и существующих до сих пор отношений власти и доминирования в мире европейских государств. И если под «Востоком» (Orient) на Западе зачастую понимается исламский Восток, то «Европа», как заключает автор статьи, определяется преимущественно как: 1) наследница Античности (которая базировалась в основном в Средиземноморье!), а не германской, славянской или даже монгольской культуры (хотя они, включая большую часть монгольской империи, также располагались на территории Европы); 2) носительница христианства, которое через этику и мораль влияет
на все сферы культуры (однако и эта характеристика при ближайшем рассмотрении оказывается весьма условной: христианство зародилось на Ближнем Востоке, православие — тоже в азиатской Византии, а в современной Европе становится все больше и больше мусульман).
Европа, делает вывод Р. Корф, не представляет собой единого целого (именно эта множественность, по мнению ряда авторов, и является причиной того, почему эта часть света развивалась так быстро), распадаясь на четыре части: 1) латинизированную, традиционалистскую, 2) византийскую, славяноориентированную, 3) германизированную, протестантскую и 4) универсалистскую, рационалистичную. При этом отдельные ее части не представляют собой единства.
В статье «Евразийские трансреалии — наследство шелкового пути» Ханс-Дитер Эверс и Маркус Кайзер доказывают, что «разделение огромного пространства на Европу и Азию является всего лишь фикцией». Вслед за Р. Корфом, показывающим, что понятие «Европа» является условным конструктом, авторы статьи говорят о том, что и понятие «азиатская культура» (возникшее как противоположность понятию «европейская цивилизация») является таким же конструктом. Подобным образом в инструментальных целях был не так давно искусственно сконструирован и другой регион — Азиатско-Тихоокеанский. Он включает Северную и Южную Америку и Юго-Восточную Азию, которые лежат по разные стороны Тихого океана.
Авторы статьи описывают процесс интеграции евразийского пространства на примере центрально-азиатских государств «в шести измерениях»: 1) международная торговля (имеется в виду мелкая торговля, многократно возросшие после развала СССР объемы которой, по их мнению, следует рассматривать «как индикатор потенциальной трансазиатской и евразийской интеграции»); 2) товары (большая часть которых и является объектами этой торговли: с одной стороны, мелкие торговцы из Юго-Восточной Азии привозят в страны Центральной Азии товары с «европейским акцентом», т.е. произведенные по европейским образцам, с другой — для удовлетворения потребностей туристов и мелких торговцев из стран СНГ в крупных азиатских городах возникла «русифицированная инфраструктура отелей, ресторанов, турбюро» и пр.); 3) развитие среднего класса (являющегося носителем интернациональной культуры западного образца, сохраняющим национальные особенности); 4) этничность (на экономической основе возникают «транснациональные идентичности» — «родственные сети, которые распространяются на соседние страны»): русские, нем-
^ цы, евреи, корейцы и другие «трансмигранты» «перемещаются
5 не между двумя замкнутыми на себе и разделенными мирами, а
= являются в разных местах частью одного транслокального сооб-
1 щества» (S. 61), способствуя его дальнейшему сплочению.
а Жизнь таких трансмигрантов выходит за рамки национальных
" границ и объединяет два или более сообщества в одно транснациональное социальное поле. К примеру, корейцы в Узбе-
S кистане, так же как и русские Центральной Азии, называют
= себя «азиатские русские», немцы и евреи Казахстана связыва-
.3 ют эту страну с Европейским Союзом, кроме того, во многом
§ благодаря именно им немецкое правительство поддерживает
* программы экономического развития Казахстана, при этом
§ lingua franca в отношениях между Европой и Центральной
•2 Азией является русский язык. Корейцы же играют похожую
Л роль в отношениях между Центральной Азией и Корейским
£ полуостровом. Мигранты образуют транснациональные и
¡I транслокальные сообщества, которые развиваются между стра-
= ной происхождения и страной проживания мигрантов; 5) транс-
1 порт и трубопроводы, соединяющие Европу и Азию — Евро-
5 пейский Союз активно участвует в их создании и 6) интерна-
is циональные и макрорегиональные политические объедине-
js ния. Опираясь на статистические данные о внешнеторговом
и
5 обороте стран Центральной Азии и источниках инвестиций,
■S авторы статьи утверждают, что «возникает новый макрорегион
1 как альтернатива азиатско-тихоокеанскому пространству, где
ё встречаются и конкурируют между собой Европа и Азия» (S. 41),
i тогда как во времена Советского Союза, по их мнению, связи
= вокруг Каспийского региона были разорваны.
5
§ Очевидно, вслед за цитируемым ими английским географом
S. первой половины XX в. Хэлфордом Джоном Маккиндером
§ (Mackinder), который считал Центральную Азию «центром
i Евразии, поворотным пунктом мировой политики» (S. 68), авто-
£ ры статьи приписывают ей ключевую роль в формировании
3 единого евразийского культурного, политического и экономи-
¡5 ческого пространства.
Однако, как считают авторы, для окончательного формирования евразийского пространства не хватает лишь его концептуализации. Освещению подобных попыток посвящена статья М. Кайзера «Постсоветская Евразия — измерения символического и реального пространства». Автор, пытаясь проследить трансформацию термина «Евразия», отмечает, что в сегодняшней России «понятие „Евразия" используется преимущественно теми, кто предпочитает дистанцироваться от Европы», кроме того, в последние годы оно все чаще и чаще используется в центрально-азиатских государствах. Он приводит в пример президента Казахстана Н. Назарбаева, который
часто использует понятие «Евразия» для обозначения географической и культурной идентичности Казахстана, выражая ориентацию этой страны как на Европу, так и на Азию, а также имея в виду большую долю в ней европейского населения.
В этой статье М. Кайзер рассматривает взаимоотношения центрально-азиатских государств (которые, повторюсь, он считает главными движущими силами в образовании единой Евразии) с главными геополитическими силами континента и мира. Так, если в советское время иностранные государства не могли иметь влияния на центрально-азиатские республики, то сегодня они конкурируют между собой за возможности влияния на них и за их благосклонность. Так, к примеру, Европейский Союз инициировал и профинансировал несколько крупномасштабных проектов: TACIS, создание транспортных путей (железнодорожного, автодорожного, воздушного и морского сообщения между ЕС, Центральной Азией и Кавказом), что должно привести к усилению интеграции между этими странами, и др. В свою очередь США во взаимодействии с центрально-азиатскими государствами ставят целью «получение контроля над атомным оружием, принадлежащим Казахстану, влияние на строительство и эксплуатацию новых трубопроводов, которые не должны проходить по территориям России и Ирана, установление демократии и рыночной экономики при одновременном уменьшении исламских и российских влияний» (S. 88). Политика Японии и «новых независимых государств» также способствует формированию единого евразийского пространства: в 1997 г. тогдашний японский премьер-министр Хашимото провозгласил начало «новой евразийской дипломатии».
Вторая часть книги — «Российские дебаты» — посвящена теоретическому осмыслению концепции «Евразия» в России, которое понималось в двух смыслах: либо как континент (Европа плюс Азия), либо для обозначения пространства России, которое не является ни Европой, ни Азией. Авторы вслед за В. Зимбурским (V. Zymburskij) разделяют традиционное евразийство, основанное на православной культуре, и современное неоевразийство, основанное на представлении о мульти-культурности России.
М. Кайзер во вступительной статье «Введение: российские дебаты», ссылаясь на мнение К. Хамфри (Humphrey) о том, что многие азиатские политики и интеллектуалы в азиатских регионах модифицировали эту концепцию, утверждает, что «она могла бы помочь таким регионам, как Бурятия, Алтай, Саха-Якутия, Тыва или Калмыкия, выйти из состояния неизвестности и отсутствия значимости» (S. 114). Сходным образом, например, российские исследователи Н. Абаев и Б. Балданов опре-
деляют Бурятию как микромодель евразийского общества,
3 которая выполняет связующую функцию между Россией и
= Азиатско-Тихоокеанским регионом (Там же). Таким образом,
1 сегодня на роль «Евразии» претендуют несколько государств и
а регионов — не только Россия, но и некоторые ее республики:
" Бурятия и Калмыкия, а также Казахстан и ряд центрально-азиатских государств. Причем последние, включая Казахстан,
S не только сами позиционируют себя как евразийские государ-
= ства. Они воспринимаются многими как таковые и на Западе.
.3 Так, многие бывшие институты по изучению Советского Со-
jf юза стали называться центрами евразийских исследований
* (например, Центр русских, восточно-европейских и евразий-
§ ских исследований в университете штата Техас). Наряду с этим
•2 на Западе растет интерес к «евразийскому вопросу»: появляют-
Л ся научные журналы: «Eurasian Studies Yearbook» («Ежегодник
£ евразийских исследований»), «Eurasian Studies» («Евразийские
! исследования») и многие другие (S. 82).
.| Неоевразийство отражает поиск постсоветской Россией новых
§ ценностей и идентичностей, и, по мнению М. Кайзера, имеет
ш
■= претензию на то, чтобы явиться целостной объяснительной
= теоретической концепцией, заняв место марксизма-лениниз-
"5 ма (S. 116). Кроме того, как он справедливо отмечает, евразий-
j ство является более чем идеологией — оно является историчес-
^ кой и общефилософской концепцией.
<
ё В статье «„Евразийство" — история идеи и развитие россий-
i ского евразийского движения» Владимир Козловский просле-
= живает историю развития этого движения. Оно возникло в
! 1920-х гг. в среде российской эмиграции не только как идео-
f логический ответ на потерю ориентира после большевистской
^ революции и вследствие разочарования российской эмигра-
| ции в бывших союзниках по Антанте Великобритании и Фран-
f ции и «братьях-славянах», но и как попытка противопоставить
£ что-то марксистско-ленинской идеологии (S. 142). Здесь, ко-
§ нечно, нельзя не проследить аналогий с сегодняшним днем и
£ причинами возрождения евразийства. Автор также рассматри-
вает причины его быстрого упадка (противоречия внутри движения, а также причины внешнего характера) и дает обзор критики евразийства. Поскольку о критике известно гораздо меньше, чем о самом евразийстве, хотелось бы остановиться на ней более подробно. Так, Н. Бердяев, например, считал евразийцев «коллективистами и коммунистами» и полагал, что эта теория принуждает людей думать и действовать одинаково, хотя и поддерживал их в ряде других пунктов (S. 151). П. Струве, во многом симпатизируя евразийцам, обвинял их в русофобии (S. 153). Ф. Степун вообще обвинял их в фашизме (S. 150).
Елена Степанова в статье «Европа против Азии — российская внешняя политика в поле противоречий культур» очерчивает спектр поисков постсоветской Россией (которую В. Путин обозначил как «евразийскую страну» 200—201) новых внешнеполитических ориентиров между Европой и Азией и между «западниками» и «державниками».
Стефан Видекер в статье «Континент Евразия — классическое евразийство и геополитика в учении Александра Дугина» анализирует политические идеи А. Дугина — основателя общественно-политического движения «Евразия». Дугин считает евразийство социальным, политическим, научным, геополитическим и культурным движением, которое составило основу современной российской геополитики (ее он понимает как борьбу сухопутных и морских держав). Дугин, отмечает автор, не причисляет себя к непосредственным продолжателям основоположников евразийства, он проводит границу между своими идеями, которые называет неоевразийством, и классическим евразийством, которое, по его мнению, является «лишь его корнем» 125). Достоинством этой статьи является то, что автор пытается определить, в чем же состоит различие между классическим евразийством и евразийством Дугина. Для евразийцев, по его словам, Евразия — это третий континент между Европой и Азией, примерно совпадающий с территорией бывшего Советского Союза. Дугин же понимает ее как соединенные Европу и Азию. Помимо этого классическое евразийство противопоставляет Россию-Евразию романо-германской Европе, Дугин же противопоставляет евразийство атлантизму, что, безусловно, гораздо больше соответствует современным реалиям. Кроме того, большим плюсом этой работы является то, что ее автор не просто рассматривает основные положения учения Дугина, но пытается понять, каким образом оно сформировалось: образованный человек, он сначала имел связи с европейскими «новыми правыми», позже сотрудничал с обществом «Память», был одним из идеологов НБП.
В следующей статье М. Кайзер и М. Кляйненберг пытаются ответить на вопрос о том, что такое Евразия — «фантом или реальная модель для России». Авторы приходят к заключению, что «евразийская Россия <...> существует в рудиментарном виде» 194). (Напомним, что тем местом, где «встречаются и конкурируют между собой Европа и Азия», они считают Центральную Азию.) По их мнению, «Россия кажется совсем не включенной или включенной только в окраину Евразии, очертания которой сегодня уже видны» (Там же). А теоретические построения современных российских евразийцев, которые строят политику на основе существующих природных условий и стремлении расширить сферы влияния, они считают крайне нереалистичными.
Третья часть книги — «Евразийские реалии» — включает в £ себя эмпирические исследования. Эта часть концентрирует в
= себе как сильные, так и слабые стороны книги: ее плюс
1 заключается в том, что авторам вообще пришла в голову
| мысль проследить процесс формирования единого евразийс-
" кого пространства на эмпирических примерах. Однако, к
сожалению, эти примеры ограничиваются только мусульманами России и «другими русскими» — выходцами из Цент-= ральной Азии, несущими в себе черты среднеазиатской куль-
.3 туры. В то же время бедность спектра исследований компен-
3 сируется богатством эмпирических данных, приведенных в
* других частях книги.
с
= Во «Введении» к третьей части книги М. Кайзер обосновывает
£ включение в нее статей о мусульманах «увеличивающимся зна-
" чением религиозного фактора в жизни России» и тем, что совре-
ц менные неоевразийцы, в отличие от основоположников дви-
^ жения, рассматривают мусульманские народы как равных с
.| русскими носителей евразийской цивилизации 211).
те
^ Наталья Гончарова в статье «Российские мусульмане в Татар-
| стане и Дагестане — между автономией и интеграцией» при-
.2 водит данные исследований 1996 и 1999 гг., в ходе которых
и
3 было опрошено около 300 человек и изучалась этническая
■ё идентификация татар и народов Дагестана, их отношение к
| исламу, России и русским, взгляды на перспективы независи-
ё мости или существования в рамках Российской Федерации.
* Она приходит к выводу, что настроения в этих республиках = диаметрально противоположны: если Татарстан настроен на | сепаратизм, то для многонационального Дагестана «принад-| лежность <...> к России является гарантией его единства».
Си
| В статье «Ислам и тюркоязычие как акторы процессов обра-
з зования идентичности и сецессии — Дагестан и Татарстан в
Ф
£ сравнении» X. Шрадер, Н. Скворцов и Б. Винер прослеживают
3 изменения в идентификации мусульманских народов России
¡1 (на примере Татарстана и Дагестана): увеличение роли идей
панисламиза и пантюркизма. Эти две тенденции объединяют всех мусульман континента Евразия и также способствуют его консолидации в единое целое. Но при этом ислам в Татарстане имеет значительно более секуляризованные и модернистские формы. В Дагестане же, предупреждают авторы, благодаря влиянию этих двух тенденций может возникнуть общеисламская идентичность, которая будет доминировать над этническими идентичностями 207).
Гузель Сабирова в статье «Российские мусульмане: ислам в Татарстане, Дагестане» приводит данные аналогичного исследования. Остается только сожалеть, что весьма плодотворная
идея сравнения российских мусульманских республик ограничивается только Татарстаном и Дагестаном.
Статьи Сергея Дамберга «Другие русские — „этническое знание" в повседневном сознании русских Центральной Азии в Российской Федерации» и М. Кайзера «Русские в ближнем зарубежье — русские как новое меньшинство в Центральной Азии» посвящены исследованию малоизученной этнокультурной группы русских Центральной Азии как носителей двух культур — русской и центрально-азиатской.
С. Дамберг в своей статье исследует их, опираясь на феномен «этнического знания». Основываясь на теории социального конструирования реальности Бергера и Лукмана, он определяет этническое знание как «комплекс этнических категорий, охватывающих паттерны восприятия и объяснения», проявляющийся во взаимодействии 315). Так, киргизский русский сразу отличит казаха от узбека, а русский из Москвы — еврея от азербайджанца. Автор исследует восприятие русскими — выходцами из Центральной Азии народов Центральной Азии и русских Центральной России. Однако создается впечатление, что изучение этого феномена несколько доминирует над изучением «других русских» и в этой статье они скорее выступают как иллюстрация, а не как самоцель.
Этот недостаток компенсируется в статье М. Кайзера, в которой он рассматривает предысторию возникновения феномена «других русских» (развал Советского Союза, образование национальных государств в Центральной Азии и последовавшая за этим этнизация политической жизни), попытки российских властей решить эту проблему, а также сформировавшееся в результате «репатриации» русских Центральной Азии в Российскую Федерацию транснациональное пространство.
В заключение можно сказать, что сборник получился весьма и весьма добротным, все статьи написаны на высоком уровне. В нем присутствует много новых идей и подходов: не только идея эмпирического рассмотрения феномена Евразии, но и взгляд на среднеазиатские республики как на ее центр, научный подход к изучению концепции А. Дугина, рассмотрение малоисследованного феномена «других русских» и др. Сборник представляет несомненный интерес для представителей многих гуманитарных дисциплин: философов, историков, социологов, этнографов (в особенности интересующихся Средней Азией).
Татьяна Терещенко
