CC BY
94
Section 14. Philology and linguistics
benefits from my existence, who harms from my absence in life" [2, 19-285].
The authors compares heroes’ last days of their life with autumn season. The autumn is falling tree leaves season much more like declining of nature. Autumn brings a change of seasons and nature begins to go dormant in preparation for, the symbolism of things such as leaves turning and falling from the trees often stands for deterioration, and dying. Autumn symbolism is a natural dichotomy. It is both beautiful and sad. Writers have always been fascinated with both sides of this season. Novel characters’ inner feelings, unhappiness in their mood, hopelessness were mixed with natural processes of nature.
Still there are differences between their moods. Paul Baumer searches beauty from autumn he hoped from life because he had many dreams. He did not know that war would throw him into its torture. The hope had not been left him till his last moments of his life. By this method Remarque wrote about millions of young men whose pure dreams were destroyed by the shells of the war.
U. Khoshimov describes Rustam’s last moments differently from Remarque. He doesn’t search beauties in autumn. The autumn remembers him groaning of dying man, he watches dying nature sorrowfully.
Why U. Khoshimov described Rustams last days by this way? Hadn’t Rustam any dreams as Paul? Undoubtedly he had. War ruined his hopes and dreams.
As a conclusion we can state the followings:
Firstly, the subject of war has been in the centre of discussion in literature as well in history for a long time and many literary works have been created by Uzbek and
world literature representatives. Using war as a subject for literature allows people to experience and learn from past. Two world wars influenced on humanity life and belles-lettres fiction so much in XX century.
Secondly, the conflict between society and humanity is hegemony in the war compositions in western literature. In eastern literature it is important to show the reader the inner feelings of person and how a person knows himself.
Thirdly, concluding E. M. Remarque’s “All quite in Western Front" and U. Khoshimov’s “Tushda kechgan umrlar” (“Lived lives in dream”) novels’ idea and subjects, the novels have the same subject which were revealed by two different ideas. Remarque, as a witness person of the war, described its horrors with mercilessness. U. Khoshimov mainly not describes war fears; he described matchless wounds, incurable pains in hearts of people. We can say that war does not only affect people’s physical lives, but war also affects people psychologically.
The description of nature views created by graceful eyes, of enlightened man who seeks beauty in any condition. Fortunately two heroes Rustam and Paul were young educated men of nations. In the description of clear sky, poppies, autumn views, the reader have a chance to know connections between the nature’s affects on person’s soul, oppositely the views in characters’ soul with novel landscapes.
The War is a great social event. In our investigated novels, the result of novel authors’ creative works, the war subject, its influences on human and nations’ life turned into spiritual and artistic event.
Reference:
1. Ремарк Э. М. Эсизгина ёшлигим (Тарж: Н. Комил). - Тошкент: Гофур Гулом, - 2011.
2. Хошимов У Тушда кечган умрлар. - Тошкент: Мериюс ХМНК, - 2011.
3. Хошимов У Дафтар х;ошиясидаги битиклар. - Тошкент: “Шар^”, - 2010.
4. Remarque E. M. All quiet on the Western Front. Translation by A. W. Wheen. /www.myteacherpages.com/.
Leontieva Anna Yurievna, Manash Kozybayev North Kazakhstan State University, candidate of philological sciences, associate professor department of Russian and literature E-mail: aleontieva13@mail.ru
Astral communication is in the poetry of acmeists
Abstract: In this article the interpretation of astral communication by Acmeists is discussed. Intertextual relations with the poem by M. Y. Lermontov “I go out on the road ...” are being analyzed.
Keywords: Acmeism, intertext, communication, precedent text, tradition.
162
Секция 14. Филология и лингвистика
Леонтьева Анна Юрьевна, Северо-Казахстанский государственный университет им. Манаша Козыбаева, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы E-mail: aleontieva13@mail.ru
Астральная коммуникация в поэзии акмеистов
Аннотация: В статье рассматривается интерпретация акмеистами астральной коммуникации, анализируются интертекстуальные связи со стихотворением М. Ю. Лермонтова «Выхожу один я на дорогу...». Ключевые слова: акмеизм, интертекст, коммуникация, прецедентный текст, традиция.
Наша цель — рассмотреть процесс астральной коммуникации на материале лирики акмеистов. В коммуникативный процесс художественной системы органично включаются явления астрального мира. По мнению О. Э. Мандельштама, поэтическому общению «требуется астрономическое время, как планете, посылающей свой свет на другую» [1, т. 2, 150]. Панхронизм мотивирует и космический масштаб контакта: «Скучно перешептываться с соседом. Бесконечно нудно буравить собственную душу. Но обменяться сигналами с Марсом — задача, достойная лирики, уважающей собеседника и сознающей свою беспричинную правоту. Эти два превосходных качества поэзии тесно связаны с «огромного размера дистанцией», какая предполагается между нами и неизвестным другом — собеседником» [1, т. 2, 150]. Звёзды в манифесте Н. С. Гумилёва «Наследие символизма и акмеизм» — знак целомудренного мироощущения и творчества: «Вся красота, всё священное значение звёзд в том, что они бесконечно далеки от земли ни с какими успехами авиации не станут ближе» [2, т. 7, 237].
Генезис астральной коммуникации восходит к стихотворению М. Ю. Лермонтова: «Выхожу один я на дорогу./Сквозь туман кремнистый путь бле-стит./Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,/И звезда с звездою говорит» [3, 194]. Поэт не уточняет природы звёзд, не разделяет космографические названия и визуальные образы. Общение происходит между космическими объектами, а лирический герой остаётся наблюдателем.
Первым интерпретирует классическую традицию Н. С. Гумилёв. Он формирует интертекстуальные связи по двум моделям. В первой процесс коммуникации сопрягается с оккультными таинствами и космической историей. Средство общения в стихотворении 1903-1905 гг. «Credo» — поцелуй: «Я знаю, было
...И звезда с звездою говорит М. Ю. Лермонтов
там сверканье/Звезды, лобзающей звезду» [2, т. 1, 38]. Лирический герой из созерцающего наблюдателя превращается в знающего творца — жизнетворчество символистов имманентно раннему творчеству поэта: «И, жарким сердцем веря чуду,/Поняв воздушный небосклон,/В каких пределах я ни буду,/На всё наброшу я свой сон» [2, т. 1, 39]. Творческий сон апеллирует к прецедентному тексту: «Я б желал навеки так заснуть,/Чтоб в душе дремали жизни силы,/Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь...» [3, 194]. Лирический герой Н. С. Гумилёва преобразует мироздание силой слова: «И вспыхнет радуга созвучий/Над царством вечной пустоты» [2, т. 1, 39]. Звёзды у поэта антропоморфны и одухотворены, наделены человеческими эмоциями и поведением. В стихотворении 1919 г. «Слово» ужас перед словом, которым «солнце останавливали» и «разрушали города», потрясает Вселенную: «И орёл не взмахивал крылами,/Звёзды жались в ужасе к луне,/Если, точно розовое пла-мя,/Слово проплывало в вышине» [2, т. 4, 67]. Молчание обусловлено дословесной эпохой космической истории, а коммуникация имеет невербальный характер — звёзды жестами («жались в ужасе») ищут защиты у луны.
Вторая модель связана с утратой и тяготами на пути поиска истины. В авторском варианте сонета 1905 г. «Как конквистадор в панцире ^железно^м^...» звезда — цель пути: «Я конквистадор в панцире железном,/Я весело преследую звезду» [2, т. 1, 287]. Астральная коммуникация невозможна из-за несовпадения суточного цикла звёзд и лирического героя: «И если нет полдневных слов звездам,/Тогда я сам мечту свою создам/И песней битв любую зачарую» [2, т. 1, 287]. В последней строфе бинарная оппозиция «полдень//ночь» и «воин//звезда» преодолевается волей конквистадора: «Я пропастям и бурям вечный брат,/Но вплету в воинственный
163
Section 14. Philology and linguistics
наряд/Звезду небес, лилею голубую» [2, т. 1, 287]. Романтический герой уверен в обретении идеального мира. Но отсутствие «полдневных слов звездам» не только разрушает контакт, но и символизирует трудности на пути к идеалу. Утрата оборачивается гибелью лирического героя стихотворения 1907 г. «Ягуар» по вине «Призрака Счастья, Белой Невесты»: «Я молчал, её покорный кличу,/Я лежал, её окован знаком,/И достался, как шакал, в добы-чу/Набежавшим яростным собакам» [2, т. 1, 120]. Дева-смерть остаётся невозмутимой: «А она прошла за перелеском/Тихими и лёгкими шагами,/Лун-ный луч кружился по подвескам,/Звёзды говорили с жемчугами» [2, т. 1, 121]. Н. С. Гумилёв обращается к мистическому браку-смерти в традициях языческой мифологии — дева «смотрела тихо и влюблено» [2, т. 1, 120]. Сон, в котором герой был звездой, акцентирует синтез языческих и классических традиций: «Странный сон увидел я сегодня:/Снилось мне, что я сверкал на небе» [2, т. 1, 120]. Во сне герой повторяет путь низвержения с небес индейского бога Тескатлипокоя и Сатаны (лермонтовского Демона), которых объединяет имя Утренней Звезды: «Превращён внезапно в ягуара,/Я сгорал от бешеных ^желаний» [2, т. 1, 120]. В лирике Н. С. Гумилёва участники общения разнообразны: это и сами звёзды, и лирический герой, и неодушевлённые предметы. Поэт осваивает модели совершённого и разрушенного общения на протяжении всего творческого пути.
О. Э. Мандельштам впервые обращается к астральной коммуникации в книге «Tristia» («На страшной высоте блуждающий огонь!», 1918). Общение звёзд и со звёздами — средство осуждения «огромной и жестоковыйной» [1, т. 2, 200] эпохи, разрушающей культурно-исторические связи. Лирический герой в рефрене обращается к звезде и предупреждает о гибели Петербурга-Петрополя: «Прозрачная звезда, блуждающий огонь, —/Твой брат, Петрополь, умирает!» [1, т. 1, 121]. В стихотворении «Концерт на вокзале» 1921 г. принципиальное отсутствие диалога — приговор «железному миру». С первого стиха акцентируется конфликт с прецедентным текстом — гармоничной картине: «В небесах торжественно и чудно!» [3, 194] — противопоставлены образы гниющего неба и абсолютного молчания, для чего используется полемическое цитирование с усиленным отрицанием: «Нельзя дышать, и твердь кишит червями,/И ни одна звезда не говорит...» [1, т. 1, 139]. Изменяется
процесс общения Бога с миром. М. Ю. Лермонтов выбирает слух и понимание: «Пустыня внемлет Богу» [3, 194]. Акмеист использует непервообразное междометие — устойчивое сочетание с визуальным значением: «Но, видит Бог, есть музыка над нами!» [1, т. 1, 139]. Романтик XIX в. воссоздаёт длящуюся, совершающуюся коммуникацию — пустыни с Богом, «звезды с звездою». В «Концерте на вокзале», напротив, отраженно пограничное состояние мироздания и лирического героя. Междометие «видит Бог» имеет семантику уверенности, подчёркнутую воздействием музыки на «железный мир»: «Железный мир опять заворожён» [1, т. 1, 139]. Но в финале присутствуют замкнутое пространство вокзального тупика, похоронный обряд, ослеплённость и окончание музыки: «И мнится мне: весь в музыке и пене,/Железный мир так нищенски дрожит./В стеклянные я упираюсь сени./Горячий пар зрачки смычков слепит./Куда же ты? На тризне милой тени/В последний раз нам музыка звучит!» [1, т. 1, 139]. Путь лирического героя М. Ю. Лермонтова — преодоление тумана: «Сквозь туман кремнистый путь блестит» [3, 194]. Туман на мифопоэтическом уровне — «символ неизвестной «серой зоны» между реальностью и нереальностью» [4, 274]. Обрести свет помогают звёзды и блеск кремнистого пути. Звёзды, «освещающие ночное небо, рассматриваются в качестве символа космического порядка из-за своего пути вокруг Полярной звезды (ось мира) и равным образом — как символ не всегда осознаваемого света свыше» [4, 90]. Лирический герой М. Ю. Лермонтова присутствие света осознаёт и ждёт гармоничного сна. Лирический герой О. Э. Мандельштама лишён целенаправленного движения, теряется в «стеклянном лесу» вокзала, на что указывает «скрипичный строй в смятеньи и слезах», тупик, опоздание, сон и страх: «В стеклянные я упираюсь сени./Я опоздал. Мне страшно. Это — сон» [1, т. 1, 139].
Но, несмотря на предупреждение «в последний раз», поэт фиксирует миг звучания музыки, а культура и память — единственное средство противостояния «железному миру». Свою задачу акмеист определяет в статье 1922 г. «Девятнадцатый век»: «Европеизировать и гуманизировать двадцатое столетие, согреть его теологическим теплом — вот задача потерпевших крушение выходцев девятнадцатого века, волею судеб заброшенных на новый исторический материк» [1, т. 2, 200-201]. Сохранению культурной преемственности помогает лермонтовский
164
Секция 14. Филология и лингвистика
прецедентный текст в «Грифельной оде» 1923 г.: «Звезда с звездой — могучий стык,/Кремнистый путь из старой песни,/Кремня и воздуха язык,/Кре-мень с водой, с подковой перстень» [1, т. 1, 149]. Астральная коммуникация только подразумевается — на неё указывает неполная неточная цитата «звезда с звездой» и прямое указание на традицию — «кремнистый путь из старой песни». Ода посвящена постижению и сохранению культурной преемственности, а лермонтовский текст сопрягается с державинским. Последнее произведение Г. Р. Державина даёт название «Грифельной оде» — от «грифельной доски»: «Державин на пороге девятнадцатого столетия нацарапал на грифельной доске несколько стихов, которые могли бы послужить лейтмотивом всего грядущего столетия: Река времен в своем теченьи/Уносит все дела людей...» [1, т. 2, 195]. Лирический герой погружается в глубины памяти и творчества, осознавая себя «учеником воды проточной»: «И я хочу вложить персты/В кремнистый путь из старой песни,/Как в язву, заключая в стык/Кремень с водой, с подковой перстень» [1, т. 1, 150]. Глубинные интертекстуальные связи убеждают, что преемственность сохраняется и «жива ещё та же самая русская литература» («О природе слова», 1921-1922) [1, т. 2, 175].
Разрушенная коммуникация имманентна эмигрантскому творчеству Г. В. Иванова: «Холодно. В сумерках этой страны/Гибнут друзья, торжествуют враги./Снятся мне в небе пустом/Белые звёзды над чёрным крестом./И не слышны голоса и шаги,/Или почти не слышны» [5, 332]. Подобно другим акмеистам, поэт объединяет сон и звёзды, но экзистенциальное мироощущение мотивирует одиночество и неизбежность смерти. Сон сопрягается со страхом — «проклятый поэт» воссоздаёт объективный трагизм бытия: «Вижу, что жизнь мне не так дорога./И не страшны мне ночные часы,/Или почти не страшны.» [5, 332]. Пентет 1958 г. из последней книги «Посмертный дневник» завершает разрушение астральной коммуникации: «Все розы увяли. И пальма замёрзла./По мёртвому саду я тихо иду/И слышу, как в небе по азбуке Морзе/Звез-да окликает звезду,/И мне — а не ей — обещает беду» [3, т. 1, 568]. Последние три стиха — иронично переосмысленная интертекстуальная связь с наследием М. Ю. Лермонтова. Объект общения — лирический герой, которому звёзды «обещают беду». Контакт неполноценен, поскольку вместо слов используется знаковое кодирование азбуки Морзе.
У Г. В. Адамовича в последней книге «Единство» (1967) общение со смертью возможно посредством звёзд: «Тихим, тёмным, бесконечно-звёздным,/Нет ему ни имени, ни слов,/Голосом небесным и мороз-ным/Из-за бесконечных облаков,/Из-за бесконечного эфира,/Из-за всех созвездий и орбит,/Лёгким голосом другого мира/Смерть со мною говорит» [6, 78]. Поэт окончательно разрушает лермонтовскую традицию и воссоздаёт процесс двусторонней коммуникации, напоминающий выводы «Разговора о Данте» О. Э. Мандельштама: «В поэзии важно только исполняющее понимание — отнюдь не пассивное, не воспроизводящее и не пересказывающее. Семантическая удовлетворенность равна чувству исполненного приказа» [1, т. 2, 215]. «Исполняющее понимание» лирического героя проявляется в «исполнении приказа» смерти: «Я живу, как все: пишу, читаю,/Соблюдаю суету сует./Но, прислушиваясь, умираю/Голосу любимому в ответ» [6, 78]. Неосуществимость астральной коммуникации сопряжена у Г. В. Адамовича с прекращением основной функции звёзд: «Звёзды не светят, леса не шумят,/Непоправи-мое... лет пятьдесят» [6, 103]. Трагическая ирония стихотворения «Ночь. и к чему говорить о любви?» мотивирует универсальное одиночество: «Луч беспощадный врезается в тьму:/Жить, умирать — всё равно одному» [6, 103].
Итак, акмеисты творчески продолжают лермонтовскую традицию астральной коммуникации. Поэты осваивают разные способы коммуникации — вербальной и невербальной. Вербальное общение может быть безадресным и адресованным. Приёмы невербальной коммуникации позволяют наделить звёзды антропоморфными качествами — эмоциями и жестами. Контакт с космическими объектами проявляется по-разному. Н. С. Гумилёв осваивает его на протяжении всего творческого пути и сопрягает с поисками истины и оккультных знаний. Другие акмеисты обращаются к астральной коммуникации после революции (О. Э. Мандельштам), выражая приговор разрушительной эпохе, или в эмиграции (Г. В. Адамович, Г. В. Иванов), раскрывая экзистенциальную трагедию бытия с помощью полемического цитирования. Завершением процесса астральной коммуникации выступает образ молчащих или отсутствующих звёзд, замена вербального контакта сигналами. Однако само обращение к классическому наследию, даже полемическое, подтверждает сохранение культурной преемственности: «Стихи и звёзды остаются,/А остальное — всё равно!..» [5, 449].
165
Section 14. Philology and linguistics
Список литературы:
1. Мандельштам О. Э. Сочинения. В 2-х томах.//Т. 1. Стихотворения. Переводы. Т. 2. Проза. - М.: Худож. лит., - 1990.
2. Гумилёв Н. С. Полное собрание сочинений. В 10 т. //Т. 1. Стихотворения. Поэмы (1902-1910). - М.: Воскресенье, - 1998. Т. 3. Стихотворения. Поэмы (1914-1918). - М., - 1999. Т. 4. Стихотворения. Поэмы (1918-1921). - М., - 2001. Т. 7. Статьи о литературе и искусстве. Обзоры. Рецензии. - М., - 2006.
3. Лермонтов М. Ю. Стихотворения. Поэмы. Маскарад. Герой нашего времени. - М.: Худож. лит., - 1972. -(Библиотека всемирной литературы).
4. Бидерманн Г. Энциклопедия символов: Пер. с нем./Общ. ред. и предисл. Свенцицкой И. С. - М.: Республика, - 1996.
5. Иванов Г. В. Собрание сочинений. В 3-х т.: Т. 1: Стихотворения. - М.: Согласие, - 1993.
6. Адамович Г. В. Собрание сочинений. Стихи, проза, переводы. - СПб: Издательство «Алетейя», - 1999.
166
