CC BY
48
УДК 811.161.1:82-1/-9:82.3:159.942
АССОЦИАТИВНАЯ ИГРА ЭМОТИВНЫХ КОНЦЕПТОВ В ДИСКУРСЕ ПОЭТИЧЕСКОЙ ПРОЗЫ
© Е. Г. Озерова
Белгородский государственный университет Россия, 308015 г. Белгород, ул. Победы, 85.
Тел.: +7 (4722) 30 12 11. Факс: +7 (4722) 30 1 0 1 2.
E-mail: ozerova@bsu.edu.ru
В статье анализируется ассоциативная игра эмотивных концептов через призму субъективной реакции на действительность при помощи внутренней формы слова поэтической прозы, в которой в лирической форме эксплицируются переживания, вызванные ассоциативной памятью ранее воспринятых чувственно-предметных образов.
Ключевые слова: поэтическая проза, эмотивные концепты, ассоциативная игра.
Для поэтической прозы доминантной является ассоциативная игра эмотивных концептов, под которой мы понимаем рефлективное субъективное восприятие действительности через призму запечатленных в памяти вербальных и невербальных образов, эксплицированных ассоциативной памятью. Объективная действительность закрепляется в памяти субъекта, поэтому, встретившись с предметом, человек по ассоциации вспоминает другой. Один из основателей французской экспериментальной психологии Теодюль Рибо предлагает различать диссоциацию и ассоциацию. Под диссоциацией он понимает сегментный чувственный опыт, под ассоциацией - целостный образ, формируемый из вычлененных единиц образов. «Внутренняя форма есть тоже центр образа, один из его признаков, преобладающий над всеми остальными» [1, с. 146]. По утверждению В. И. Кодухова, внутренняя форма слова основана на «бросающемся в глаза признаке, олицетворяющем представление, ассоциативную связь» [2, с. 192]. Нередко именно ассоциативное воспоминание включает коннотативные механизмы и моделирует ассоциативную игру чувств. Ассоциации смыслов, которые эксплицируются в слове, являются доминантными в дискурсе поэтической прозы. И все эти чувства сладкие, молодые, свежие - увы! жители невозвратимого мира - все эти чувства возвратились ко мне. Боже! Зачем? ... я погрузился еще в большую мертвящую остылость чувств, чтобы я вдруг стал старее целыми десятками, чтобы отчаяннее и безнадежнее я увидел исчезающую мою жизнь (Гоголь, «Ночи на вилле»). Эмотивные концепты являются в поэтической прозе тем фокусом, который пронизывает весь лирический текст. «Чувство - это не эмоция и не переживание, а совокупность эмоций и переживаний, обобщенных и интегрированных отношением индивида к тому или иному объекту окружающего мира» [3, с. 3]. Чувства эксплицируют внутренний мир переживаний субъекта в поэтической прозе. В каждом шедевре заключается то, что никогда не может примелькаться, -совершенство человеческого духа, сила человеческого чувства, моментальная отзывчивость на все, что окружает нас и вовне, и в нашем внут-
реннем мире (Паустовский. Наедине с осенью). «Чувства - одна из специфических форм отражения действительности, ... в чувствах отражается отношение субъекта с присущими ему потребностями к познаваемым и изменяемым им предметам и явлениям действительности» [4, с. 18]. Для поэтической прозы чувство - это тот стержень, на который нанизывается лирическая ассоциация автора. Именно чувства являются прецедентным стимулом. Так, в молитве святого Иоанна Златоуста находим следующие слова «Господи, избави мя всякаго неведения и забвения, и малодушия, и окамененнаго нечув-ствия». В молитве оптинских старцев: «Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами». В молитвенных словословиях святителя Димитрия Ростовского: «... Спасителю мой, моя вся чувства: зрение, слышание, вкушение, обоняние — не моя, но Твоя, вся суть, Господи мой». В Исповедании грехов повседневных: Исповедаю Тебе Господу Богу моему и Творцу... вся моя грехи, яже содеях во вся дни живота моего... и всеми чувствы: зрением, слухом, обонянием, вкусом, осязанием... Действительно, «чувства - высший продукт культурно-эмоционального развития человека. Они связаны с определенными, входящими в сферу культуры предметами, видами деятельности и людьми, окружающими человека» [5, с. 235].
Действительность в поэтической прозе отражается через ассоциативное преломление чувств: запахов, звуков, вкусов: Но самое замечательное в доме — были поющие двери. Как только наставало утро, пение дверей раздавалось по всему дому. Я не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виною или сам механик, делавший их, скрыл в них какой-то секрет, — но замечательно то, что каждая дверь имела свой особенный голос: дверь, ведущая в спальню, пела самым тоненьким дискантом; дверь, в столовую хрипела басом; но та, которая была в сенях, издавала какой-то странный дребезжащий и вместе стонущий звук, так что, вслушиваясь в него, очень ясно наконец слышалось: «батюшки, я зябну!» (Гоголь, «Миргород»).. В этом контексте ассоциация построена на игре олицетворений, эпитетов, звуков -тех элементов, из которых формируется речевая
коннотация. В. Н. Телия отмечает, что «коннотация... сращена с денотацией внутренней или внешней формой: она питается этой ассоциативнообразной мотивировкой - это достаточно сложное семантическое построение» [6, с. 65]. В поэтической прозе «сложное семантическое построение» создается, на наш взгляд, при помощи ассоциативной реинтеграции, под которой мы понимаем ассоциативное воспоминание того или иного опыта, события с помощью переживания одного из его аспектов.
Я знаю, что многим очень не нравится этот звук; но я его очень люблю, и если мне случится иногда здесь услышать скрып дверей, тогда мне вдруг так и запахнет деревнею, низенькой комнаткой, озаренной свечкой в старинном подсвечнике, ужином, уже стоящим на столе, майскою темною ночью, глядящею из сада, сквозь растворенное окно, на стол, уставленный приборами, соловьем, обдающим сад, дом и дальнюю реку своими раскатами, страхом и шорохом ветвей... и боже, какая длинная навевается мне тогда вереница воспоминаний! (Бунин, «Суходол»). «Основное в чувстве -это то эмоциональное отношение, которое установилось у человека к определенному предмету или кругу явлений» [7, с. 24]. Чувства в поэтической прозе эксплицируются в фокусе того эмоционального состояния, в котором находится автор. «Они благословенны, эти чувства! Они — святая святых нашего несовершенного мира!» (К. Г. Паустовский, «Золотая роза»).
Креативность поэтической прозы не случайно проявляется в ассоциативной игре, в контекстах, постулирующих субъективно-чувственное восприятие действительности. А ночи, темные, теплые, с лиловыми тучками, были спокойны, спокойны. Сонно бежал и струился лепет сонных тополей. Зарница осторожно мелькала над темным Трошиным лесом — и тепло, сухо пахло дубом.
В чувствах проявляется, на наш взгляд, субъективно-индивидуальное восприятие действительности, соотнесенность с воспринимаемой действительностью через создание определенных эгосмыслов, эго-воспоминаний, эго-оценок, то есть эготоп поэтической прозы. Ср.: Они (мужики суходольские - Е. О.) привозили в подарок мед, яйца, полотенца. И мы, вросшие в поле, чуткие к запахам, жадные до них не менее, чем до песен, преданий, навсегда запомнили тот особый, приятный, конопляный какой-то запах, что ощущали, целуясь с суходольцами, запомнили и то, что старой степной деревней пахли их подарки: мед — цветущей гречей и дубовыми гнилыми ульями, полотенца — пуньками, курными избами времен дедушки... (И. А. Бунин, «Суходол»).
Когнитивно-коннотативное пространство поэтической прозы репрезентируется не только через призму чувственных ассоциаций, но и при помощи лирического повествования. Именно ассоциативное переживание порождает поэтичность прозаическо-
го восприятия автора. Ср.: Помню так, точно вчера это было. Разразился ливень с оглушительными громовыми ударами и ослепительно-быстрыми, огненными змеями молний, когда мы под вечер подъезжали к Суходолу. Черно-лиловая туча тяжко свалилась к северо-западу, величаво заступила полнеба напротив. Плоско, четко и мертвеннобледно зеленела равнина хлебов под ее огромным фоном, ярка и необыкновенно свежа была мелкая мокрая трава на большой дороге. Мокрые, точно сразу похудевшие лошади шлепали, блестя подковами, по синей грязи, тарантас влажно шуршал... Ассоциативные переживания воплощены здесь в конкретных предметно-чувственных образах: разразившийся ливень, оглушительные громовые удары, ослепительно-быстрые, огненные молнии, черно-лиловая туча, мокрые, похудевшие лошади и т.п.
Эпитеты в поэтической прозе создают концентрат смыслов, чувств, эмоций: ослепительно-
быстрые (молнии), черно-лиловая (туча), мертвенно-бледная (равнина), серебристые (тополя), розово-золотистые (горы), сумрачный (вечер), глубокая (тишина). Ср.: Вечер же был сумрачный. В тучах, за окраинами вырубленного леса, за полуголой ригой и серебристыми тополями, вспыхивали зарницы, раскрывавшие на мгновение облачные розовозолотистые горы... Ливень, верно, не захватил Трошина леса, что темнел далеко за садом, на косогорах за оврагами. Оттуда доходил сухой, теплый запах дуба, мешавшийся с запахом зелени, с влажным мягким ветром, пробегавшим по верхушкам берез, уцелевших от аллеи, по высокой крапиве, бурьянам и кустарникам вокруг балкона. И глубокая тишина вечера, степи, глухой Руси царила надо всем... (И. А. Бунин, «Суходол»).
Обратим внимание, что субъективное переживание основано на тех событиях действительности, которые произошли намного раньше авторского повествования о них. Об этом свидетельствует первое предложение контекста: Помню так, точно вчера это было. Ассоциативное восприятие прошлого характерно для поэтической прозы, поэтому, на наш взгляд, следует говорить об ассоциативном ресентименте (от лат. Re - ‘повтор’ + фр. Sentiment
- ‘чувство’) - новом переживании, вызванном ассоциативным восприятием прошлой действительности, благодаря которому прежнее чувство усиливается. Ср.: Мы выходили из гостиной на балкон, садились на теплые доски — и думали, думали. Ветер, пробегая по саду, доносил до нас шелковистый шелест берез с атласно-белыми, испещренными чернью стволами и широко раскинутыми зелеными ветвями, ветер, шумя и шелестя, бежал с полей — и зелено-золотая иволга вскрикивала резко и радостно, колом проносясь над белыми цветами за болтливыми галками, обитавшими с многочисленным родством в развалившихся трубах и черных чердаках, где пахнет старыми кирпичами и через слуховые окна полосами падает на бугры серо-
фиолетовой золы золотой свет; ветер замирал, сонно ползали пчелы по цветам у балкона, совершая свою неспешную работу, - и в тишине слышался только ровный, струящийся, как непрерывный мелкий дождик, лепет серебристой листвы тополей... Ассоциативный ресентимент эксплицируется языковыми средствами. Глаголы прошедшего времени свидетельствуют о том, что это воспоминание прошлого: Мы выходили, садились, думали; ветер доносил шелест берез, бежал; иволга вскрикивала. Но когда в поэтической прозе чувственно-ассоциативное восприятие прошлой действительности достигает своей цели - автор погружается в реальное переживание, глаголы настоящего времени образуют эпицентр повествования:
. пахнет старыми кирпичами и через слуховые окна полосами падает на бугры серо-фиолетовой золы золотой свет. Кольцевая структура поэтической прозы замыкается глаголами прошедшего времени, которые, утратив динамизм, действие, репрезентируют чувственную силу переживаний: ветер замирал, сонно ползали пчелы, слышался только ровный, струящийся, как непрерывный мелкий дождик, лепет серебристой листвы тополей... Автор концентрирует в одном предложении наряду с простыми ассоциациями:
• звуки (шелковистый шелест, иволга вскрикивала, слышался струящийся лепет тополей, ветер, шумя и шелестя);
• запахи (пахнет старыми кирпичами);
• цвет (атласно-белые стволы, зеленые ветви, зелено-золотая иволга, серо-фиолетовая зола, золотой свет, серебристая листва, белые цветы),
такие сложные смысловые ассоциативные параллели (по звуку, цвету, признаку, сопоставлению), как сонно ползали пчелы, в тишине слышался только ровный, струящийся, как непрерывный мелкий дождик, лепет серебристой листвы тополей...
Ассоциативная игра эмотивных концептов в поэтической прозе репрезентируется не только образными средствами, но и внутренней формой, которая представляет «результат сложных речемыслительных процессов, предполагающих языковую объективацию тех или иных психических форм отражения номинируемой действительности» [8, с. 131].
Ассоциативный ресентимент особенно ярко проявляется в когнитивных истоках романа «Жизнь Арсеньева». Не случайно автор говорит о книге воспоминаний, осмысления прожитых лет. Однако писать роман И. А. Бунин стал только в 1927 году, когда чувство гнева, боли и озлобления утихли, когда снова набрали силу чувства любви к России. «Книги наших жизней легко смешать. И когда я говорю о своей жизни, я непременно говорю и о твоей», - замечал Бунин в набросках к роману. Это стремление совместить рассказ о конкретной жизни героя с осмыслением человеческой жизни вообще определяет оригинальность и жанровое своеобразие повествования. «Это не повесть, не роман, не
рассказ, - отмечал К. Паустовский. - Это вещь нового, еще не названного жанра. Это - слиток из всех земных горестей, очарований, размышлений и радостей» [9, с. 16-17]. Задуманная как книга воспоминаний, «Жизнь Арсеньева» становится лирико-философскими раздумьями.
Лирическое повествование принимает форму исповеди, откровения и поучения, это размышление, сомнение и, несомненно, чувственное воспоминание. Смыслообразующими топиками данного дискурса выступают эмотивные концепты, вербализуемые словоформами Духов день, знатность, гордость и радость, а также церковно-обрядовым выражением возносить молитву, в котором концепт «молитва» эксплицируется и обогащается эмотивными определениями прекрасная и полная глубокого чувства. Высокий регистр прочувствованной автором гордости и радости подчеркивается их противопоставлением фраземе ни рода, ни племени. Ср.: Знаю, что род наш «знатный, хотя и захудалый», и что я всю жизнь чувствовал эту знатность, гордясь и радуясь, что я не из тех, у кого нет ни рода, ни племени. В Духов день призывает церковь за литургией «сотворить память всем от века умершим». Она возносит в этот день прекрасную и полную глубокого чувства молитву:
- Вси рабы твоя, боже, упокой во дворех твоих и в недрах Авраама, - от Адама даже до днесь послужившая тебе чисто отцы и братии наши, дру-ги и сродники! (И. А. Бунин, «Жизнь Арсеньева»). Цитирование текста молитвы не только обрамляет данное дискурсивное поле, но и становится его эпицентром.
В поэтической прозе ассоциативный ресенти-мент эксплицирует религиозные и культурные коды, активизирующиеся в конкретной действительности. Духов День - народное название праздника Сошествия Святого Духа, который в православной традиции отмечается в понедельник, следующий за Троицей. Ср.: «Особенно важен Духов день, день Пятидесятый, Троица, престольный праздник всей России. . Творческий Дух Святой в зоне особого внимания на Руси, поскольку Дух живет, где похо-чет» [10, с. 49].
И. А. Бунин продолжает свои размышления рядом риторических вопросов, дополняя их вкраплениями религиозных текстов, которые он помнил с детства. Кроме таких интертекстуальных вкраплений, используются старославянизмы в их особой эмотивно-прагматической функции. Ср.: Разве случайно сказано здесь о служении? И разве не радость чувствовать свою связь, соучастие «с отцы и братии наши, други и сродники», некогда совершавшими это служение? Исповедовали наши древнейшие пращуры учение «о чистом, непрерывном пути отца всякой жизни», переходящего от смертных родителей к смертным чадам их -жизнью бессмертной, «непрерывной», веру в то, что это волей Агни заповедано блюсти чистоту,
. и что с каждым рождением должна все более очищаться кровь рождающихся и возрастать их родство, близость с ним, единым отцом всего сущего (И.А. Бунин, «Жизнь Арсеньева»). В приведенных примерах эмотивно-прагматическую функцию выполняют библейские вкрапления и старославянизмы жизнь, соучастие, блюсти, рождающихся, возрастать, сущее.
По своему когнитивно-коннотативному воздействию поэтическая проза И. А. Бунина напоминает церковные проповеди, так как она не только повествует, но и возвещает, предвещает те чувства любви, радости, грусти, печали, которые испытывает автор, вспоминая свою жизнь. Говоря о лирической поэзии, Гегель отмечает, что она «изображает внутренний мир души, ее чувства, ее понятия, ее радости и страдания. Это личная мысль, которая заключается в том, что она имеет в себе наиболее интимного и реального, выраженного поэтом, как его собственное настроение; это живая и вдохновенная продукция его духа». А так как дух русских писателей был пропитан православными текстами, это находит свое отражение в лирической прозе. Именно духовное содержание, по утверждению Гегеля, требует чувственного воплощения. Ср.: 1. И все святые, когда достигали глубокими совершенствами души до высших явлений в духе своем, открывая в себе уже другие высшие чувства, то слышали ... неумолкно раздающуюся победную песнь (Гоголь, Размышления о Божественной Литургии). 2. В каждом русском селе, где есть храм, есть и живое лицо, поставленное в такие же отношения к своим прихожанам, . и это лицо несомненно может также успешно влиять на разум и чувство своих прихожан (Лесков, Пагубники). 3. Чувство божественного смиренья и кротости в лице пречистой матери, склонившейся над младенцем, глубокий разум в очах божественного младенца, как будто уже что-то прозревающих вдали, торжественное молчанье пораженных
божественным чудом царей, и, наконец, святая, невыразимая тишина, обнимающая всю картину, -все это предстало в такой согласной силе и могуществе красоты, что впечатленье было магическое (Гоголь, Портрет). «Нравственная жизнь начинается с чувств и внутренних образов, эти чувства ... могут достигнуть определенности, образоваться в представления, которые обозначаются и упрочиваются словом. Лишь тогда, когда прежние чувства стали представлениями, возникают из них новые, более нежные; отрасли должны стать ветвями представлений, и из этих пускаются новые побеги; язык упрочивает и укрепляет произведенное душою и тем дает ей возможность перейти к новой творческой деятельности» [1, с. 192].
Таким образом, ассоциативная игра эмотивных концептов репрезентируется через призму субъективной реакции на действительность при помощи внутренней формы слова поэтической прозы, в которой в лирической форме эксплицируются переживания, вызванные ассоциативной памятью ранее воспринятых чувственно-предметных образов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. 614 с.
2. Кодухов В. И. Введение в языкознание. М.: Просвещение, 1979. 351 с.
3. Бондырева С. К., Колесов Д. В. Чувство (психология и семантика): учеб. пособие. М.: изд-во Московского психо-лого-социального института; Воронеж: МОДЭК, 2008. 160 с.
4. Лазариди М. И. Функционально-семантические поля психических состояний в современном русском языке. Бишкек, 2000. 179 с.
5. Столяренко Л. Д. Основы психологии: учебное пособие. Ростов н/Д: Феникс, 2008. 671 с.
6. Телия В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц. М.: Наука, 1986. 143 с.
7. Якобсон П. М. Психология чувств. М., 1958. 238 с.
8. Алефиренко Н. Ф. Спорные проблемы семантики: монография. М.: Гнозис, 2005. 325 с.
9. Бунин И. А. Суходол. Жизнь Арсеньева. Рассказы. Воронеж: Центр.-Черноземное кн. изд-во, 1978. 479 с.
10. Колесов В. В. Язык и ментальность. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. 240 с.
Поступила в редакцию 29.03.2010 г.
