CC BY
48
http://www.zabvektor.com ISSN 2542-0038 (Online) ISSN 1996-7853
ВОСТОКОВЕДЕНИЕ ORIENTAL STUDIES
УДК 398(517.3)
DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-5-92-97
Баир Сономович Дугаров,
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник, Институт монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН (670047, Россия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6),
e-mail: khairkhan@mail.ru
Аспекты образа Хормусты в монгольской мифологии
В статье исследуется аспекты образа Хормусты и его трансформация в системе монгольской религиозной мифологии - буддийской и шаманистской в связи со значительной ролью буддизма в истории Центральной Азии. Автор в первую очередь обращает внимание на уйгурский буддийский фактор, оказавший заметное влияние на мировоззрение монголов XIII-XIIV веков. В связи с этим, согласно данным сравнительного анализа, возникает двоякая адаптация образа Хормусты в уранических воззрениях монголов. В первой из них Хормуста, идентичный индийскому Индре, считается главой тридцати трёх тэнгриев, обитающих на вершине горы Меру - буддийского Олимпа. В шаманской же традиции Хормуста в результате слияния его образа с Хухэ Мунхэ тэнгри воспринимается как верховное божество неба. В связи с широким распространением в Монголии в конце XVI века тибетского буддизма и утверждением его на государственном уровне образ Хормусты претерпевает значительную эволюцию и оттесняется на второй план буддийскими персонажами индо-тибетского происхождения. В целом буддийско-шаманская бивалентность Хормусты, являющаяся продуктом исторически сложившихся обстоятельств, составляет его теологический феномен в галерее евразийских божеств.
Ключевые слова: ранний буддизм, уйгурский культурный фактор, Хормуста, монгольская мифология, тибетское влияние, Центральная Азия
Введение. Согласно историческим данным, уйгурский культурный фактор, будучи форпостом раннего буддизма и проводником индо-буддийской культуры в Центральной Азии, сумел оказать значительное влияние на мировоззрение монголов ХШ-ХМ веков. Именно с уйгурским буддизмом связана трансформация образа Хормусты в религиозных представлениях монголов, характеризующихся двумя аспектами - буддийским и шаманистским. О последнем более подробно будет сказано ниже, где речь пойдёт об адаптации Хормусты в мифологии монгольского шаманизма.
Методология и методы исследования. Статья построена на использовании сравнительно-типологического и сравнительно-со-
поставительного методов, выявляющих эволюцию образа Хормусты и его амбивалентность в контексте уранических воззрений степных кочевников, испытавших разновременные влияния индо-буддийской религиозной мифологии в уйгурской и тибетской интерпретации.
Результаты исследования и их обсуждение. В системе буддийской космологии монголов Хормусте отводится достаточно чётко очерченный статус главы тридцати трёх тэнгриев (монг. Гучин гурбан тэнгри), именуемых на санскрите траястринса. Их небесная страна - тэнгриин орон - расположена на вершине горы Меру, или Сумеру (монг. СYмбэр уула) - центра буддийского мироздания. На ней, кроме богов-небожителей,
92
© Дугаров Б. С., 2018
пребывают и другие существа, «стяжавшие буддийскую святость» и удостоенные перерождения в блаженном царстве тэнгриев, где жизнь отличается неземной продолжительностью и полна духовных наслаждений. Власть богов, сакрализованная небом, простирается и на всю землю. Исполнителями воли Хор-мусты служат четыре махараджа (монг. ма-харандза), обитающие на четырёх сторонах (северной, восточной, южной и западной) горы Сумеру, у которых в подчинении находятся добрые гении-божества - покровители водно-земного пространства и астрального мира.
Напомним, что Индра в индуистской мифологии считается главой традиционных тридцати трёх богов, фигурирующих как его окружение (Индралока, «мир Индры») [7, с. 65-66]. Он возглавляет дэва - божественных обитателей вершины горы Сумеру (Меру), которые противостоят не-богам (асурам) и периодически вступают с ними в сражение (дуалистический мотив, характеризующий отношения данных мифологических персонажей). Как видим, семантико-функцио-нальная идентичность Индры и Хормусты не нуждается в комментариях. Фактически речь идёт об одном и том же божестве, но обозначенном разными именами. Имя же Хормусты восходит к иранскому божеству Ахурамазда, что свидетельствует о древних контактах разноязычных культур под знаком буддизма.
Тождество Индры и Хормусты подкрепляется ещё и тем, что последний в монгольской мифологии выступает в роли бога-громовержца, подобно Индре, представленному в индийских мифах как божество грозового дождя, владыка грома и молнии. Примечательна в этом плане такая образная «совпадающая» деталь: небесная радуга именуется луком Индры (санскр. Индрадхануш) и Хормусты (монг. Хормуста-йин номо) [18, с. 56].
Следует уточнить, что в канонической буддийской мифологии махаяны и хинаяны главным божеством в траястринсе выступает Шакра, функционально тождественный ведийскому Индре, но в отличие от него преисполненный буддийской ревностности и предрасположенный слушать проповеди будды Шакьямуни. Эти качества сближают его с уйгуро-монгольским Хормустой, который тоже является поборником буддийской морали вместе со своими тридцатью тремя божествами. Даже традиционная борьба тэнгриев с асурами из-за священного напитка рашия-ны - мотив, также заимствованный из ведийской мифологии (оппозиция боги-дэва и асу-
ры-демоны), интерпретируется в буддийском духе. Исход дуалистического противоборства этих двух мифологических групп - антагонистов, олицетворяющих силы добра и зла, зависит от соотношения благих дел и грешных, творимых на земле. Поэтому тэнгри-небожи-тели во главе с Хормустой покровительствуют людям - «блюстителям добродетели» и совершенствующим свою карму. Сам же Хор-муста в монгольских буддийских сочинениях, связанных с уйгурской традицией, интерпретируется как «преисполненный двенадцатью деяниями Будды» и «хранитель вселенной» [Там же, с. 55].
Примечательно, что «влияние буддизма испытал и популярный в народе эпос "Гэсэр", в котором благодаря индийской мифологии утвердилось понятие о тридцати трёх тэнгри-ях, возглавляемых Хормустой» [15, с. 217]. Речь в данном случае идёт о нумерологической формуле индо-буддийского пантеона в уйгурской редакции, нашедшей отражение в письменной, прошедшей ламскую цензуру, Гэсэриаде. Действительно, в монгольской эпопее представлен сонм безымянных абстрагированных богов, а их глава Хормуста выступает в роли монголизированного Ин-дры/Шакры, действующего в небесном прологе по указке Будды.
Такова в общих чертах характеристика Хормусты и тэнгриев в буддийской концепции мироздания. Следует иметь в виду, что, судя по каноническим сочинениям, буддийская картина мира намного сложнее и требует подготовленного восприятия. Так, та же траястринса в иерархии буддийских миров составляет лишь одно из её звеньев, причём не самое высшее. А сами боги, несмотря на кажущееся бессмертие, так же находятся в плену сансары и подчинены, как и все живые существа, закону кармы [6]. Конечно, буддийская метафизика вряд ли могла быть доступна и понятна на уровне сознания простого монгола - кочевника, который стоял ближе к природе и воспринимал мир сквозь призму привычных для него натурфилософских представлений. Поэтому правомерно говорить и о народной мифологии буддизма, в которой образ Хормусты предстаёт в ином, трансформированном устной традицией свете.
Об этом свидетельствует миф о сотворении мира Хормуста-ханом по просьбе Бур-хан Бакши (Будды). Примечательно, что он создаёт вселенную по буддийскому образцу. В середине мироздания устанавливается гора Сумбур-Ула, окружённая семью поясами морей и земель. На этих землях числом,
достигающим 20, располагаются обители реальных и мифологических существ. Так, верхний ярус из шести земель составляют небеса - царство тэнгриев, средний ярус (из четырёх земель) отводится людям, в нижнем пространстве, охватывающем восемь земель, простираются владения Эрлик-хана -властелина ада (тама). Есть ещё одна земля, принадлежащая животным, а последняя из земель населена биритами.
Более того, сотворение всего сущего на земле, человеческого рода и фауны также приписывается Хормуста-хану. Ему же обязаны «земляне» и появлением света, которое произошло в силу следующих обстоятельств. Люди тогда, будучи безгрешными, рождались от цветов, обладали крыльями и не нуждались в небесных светилах, так как от них самих исходил свет, освещавший землю. Но однажды они вкусили «запретного плода» (корень под названием «земляная шкура»), после чего узнали грех, лишились способности летать и излучать свет. Погружённые в кромешную тьму, люди обратили свои мольбы Хормуста-хану, который создал для них из горячего стекла солнце, а из холодного - луну [2, с. 12].
Вышеприведённые этиологические мифы и легенды, связанные с именем Хормусты, содержат, безусловно, элемент фоль-клоризации. Их следует рассматривать как своеобразную, в народном духе, интерпретацию представлений монгольских кочевников о буддийской космологии. Вполне понятно, что в них ощущаются реминисценции литературно-исторических источников, в частности буддийских и летописных произведений. Так, в мифе о мироустройстве прослеживается причудливое, свойственное устной традиции, отражение буддийской классификации одушевлённых существ, состоящих из шести разрядов - тэнгриев, асуров, людей, животных, биритов или прета (жителей преддверия преисподней, томящихся от голода и жажды) и обитателей ада. А в мифе о первожителях земли и сотворении Хормустой небесных светил также угадывается его литературное происхождение. Сравним фрагмент из «Алтан тобчи» - монгольской летописи XVIII века: «Живые существа излучали свет, могли бывать на небе, были долголетними и вечными, как тэнгри», пока «от избытка счастья один жадный человек не съел целиком сок земли, примеру которого последовали другие люди. После этого у них исчезли изысканная пища и самосвечение тела» [1, с. 112-113].
Следует сказать, что в системе буддийской мифологии монголов первоначальный
Гуманитарный вектор. 2018. Т. 13, № 5
образ Хормусты претерпевает существенную эволюцию. Он отходит на второй план, вытесняемый персонажами индо-тибетского происхождения, что связано с распространением в Монголии в конце XVI века тибетского буддизма. Его влияние на все сферы жизни кочевников, прежде всего духовную, мировоззренческую, приобрело тотальный необратимый характер. Так, роль демиурга - создателя мира и человека - приписывается уже бурхану Шагджитуби (от тиб. Шакьятхутпа - Шакья-муни) или Будде. Об этом главном буддийском персонаже народное мифотворчество, в котором активное участие принимают и представители духовенства, создаёт целый цикл мифологических рассказов, не связанных с каноническим образом основателя буддизма [9, с. 268-275].
В мифах появляются и эсхатологические мотивы, очерчивающие миссию Майдари -грядущего будды как владыки нового, вновь им созданного мира. В качестве бога-громовержца, бывшей ипостасью Хормусты, выступает Очирвани - один из грозных докши-тов, защитников веры в ламаизме, которому отводится функция творца в некоторых космогонических сюжетах. Выстраивается в духе ламаизма многоступенчатая иерархия мифологических существ во главе с пантеоном тибетских милостивых и гневных бурханов, среди которых фигурируют и обожествлённые исторические персонажи - Богдо Зон-хава, Далай-лама и гэгэны - перерожденцы высшего ранга в буддийском духовенстве. Хормусте же с его «штатом» тридцати трёх тэнгриев отводится низшая позиция, определяемая недостаточной степенью святости по сравнению с сугубо буддийскими каноническими фигурами [2, с. 8-9].
Наряду с этим проявляется тенденция к «тибетизации» образа Хормусты, которая сводится к отождествлению его с одним из десяти высших хранителей - защитников буддизма - Цамба бурханом. Это божество, согласно буддийской иконографии, изображается богом-всадником, восседающим в белой одежде на белом коне и держащим в правой руке кинжал как знак для подавления врагов веры. Согласно легенде, «почитание Цамба бурхана способствует осуществлению помыслов, подобно родниковой воде, проистекающей из источника» [18, с. 240]. Стремление к «подмене» имени Хормусты видно и на примере эволюции представлений о Чингисхане, которого прежде именовали «сыном Хормусты», а в более поздних летописных сочинениях под влиянием тибетской
традиции он именуется «перерождением Ваджрапани» [5, с. 55]. Сравним следующее афористическое выражение: «Чтобы владеть властью в Тибете, надо быть хубилганом Авалокитешвары, а в Монголии - хубилганом Очирвани (Ваджрапани - Б. Д.) подобно Чингисхану» [14].
Вместе с тем, говоря о Хормусте как о теологическом феномене, необходимо иметь в виду, что он в силу исторических обстоятельств приобрёл на монгольской почве ша-манистскую ипостась в результате слияния его образа с Хухэ Мунхэ тэнгри. Эта контаминация привела к тому, что Хормуста становится верховным божеством в тэнгристском пантеоне монголов, сохранившем до нынешнего времени представление о девяноста девяти тэнгриях, разделённых на западных пятьдесят пять и восточных сорок четыре небожителя, что подтверждается в инвокациях современных монгольских шаманов [13, с. 75-78]. Об этом также свидетельствует публикация мифо-эпического «Сказания о кальпе» («Гал-вын ульгэр») [16, с. 9], которое как бы восполняет пробел в добуддийской мифологии монгольского мира, в основном представляемой Бурятией, являвшейся, по мнению Л. Лёрин-ца, своего рода резерватом старинных монгольских мифов благодаря сохранности традиционной культуры, связанной с шаманизмом [17, с. 106].
Таким образом, Хормуста как бог неба оказался более «родным» и органичным в системе монгольского шаманизма и народных верований, нежели в концептуально иной парадигме буддизма тибетского толка, где его уйгурское происхождение, связанное с космологией раннего буддизма, не очень вписывалось в пантеон ламаистской мифологии. В связи с этим небезынтересно отметить, что в ламаистской редакции иерархии божеств исполнителями воли Хормусты считаются так называемые дыбджиты (дэвжид), которых монголы почитают обрядом дэвжид сэржим -либацией (возлиянием или брызганьем) молока или чая [11]. Эти мифологические существа тибетского происхождения связаны с грозовыми и атмосферно-метеорологическими явлениями, которыми они управляют по велению Хормусты, в чём видится поздняя подмена его громовержеческой функции.
В мифологии же монгольского шаманизма Хормуста предстаёт прежде всего как цахилгаан тэнгэр - своего рода монгольский Зевс, атрибутом которого являются гром и молнии. Он - ниспосылатель небесной влаги, он - вершитель людских судеб. Что касается
шаманских ритуальных текстов, обращённых к ураническим божествам, среди них нередко упоминается имя Хормусты. Так, в одной из инвокаций он именуется «тэнгрием, всех создавшим» [10, с. 150], в чём не трудно усмотреть черты божества-демиурга, свойственные Хухэ Мунхэ тэнгри. Но следует уточнить, что в старинных обрядниках, составленных во время Чингисхана ещё до широкого распространения буддизма в Монголии, Хормуста не фигурирует. В поздних же редакциях он в результате контаминации с Хухэ Мунхэ тэнгрием замещает последнего, обретая черты божества общемонгольского масштаба [12, с. 11].
В то же время монгольский Хормуста сохраняет в себе следы уйгуро-буддийского происхождения и уживается с богами тибетского пантеона. Пожалуй, наиболее характерный в этом плане образец шаманской поэзии записан Б. Я. Владимирцовым во время его поездки в Монголию в первой трети минувшего столетия [3, с. 22-23, 32]. Данный текст отличает синкретический характер, свойственный в целом монгольскому шаманизму, испытавшему сильное влияние ламаистской мифологии. Сама инвокация начинается с обращения к буддийским божествам - Вад-жрапани (Очирвани) и Манджушри, занимающим высокое положение в тибетском мифологическом пантеоне. Символично, что вслед за ними упоминается Хам Богдо Дайин Дерь-хе, или Даян Дэрхи, один из известных персонажей шаманской мифологии, считающийся гением-хранителем и патроном шаманских инициаций в Монголии. Что касается Хормусты, он традиционно называется в связке с тридцатью тремя тэнгриями, известными из буддийской космологии. Эта божественная траястринса, напоминающая об уйгурском прошлом Хормусты, характеризуется хроматическим эпитетом «белый», указывающим на светлое духовное начало. С другой стороны, текст демонстрирует связь Хормусты с драконами, что имплицитно подчёркивает громовержеческую ипостась первого и его связь с шаманской традицией. Вместе с тем в том же культовом тексте с Хормустой соотносится выражение «грозный хранитель религии», под которой подразумевается буддизм. Подобная амбивалентность в трактовке образа Хормусты характерна и для молитвенных обрядников позднего происхождения.
Выводы. Таким образом, генезис образа Хормусты и его трансформация в религиозной традиции монголов показывает сложную эволюцию этого неординарного явления, связанного с этнокультурной исто-
Гуманитарный вектор. 2018. Т. 13, № 5
рией Центральной Азии. Индо-буддийский субстрат в согдо-уйгурской религиозно-мифологической интерпретации, вошедший в соприкосновение с монгольским культом неба, составляет отличительную суть феномена Хормусты в галерее евразийских божеств. Поучительной представляется история теонима Хормуста, свидетельствующая о несовпадении этимологии этого слова с генезисом самого божества [4, с. 106-111], что также подтверждает своеобразие данной мифологической фигуры.
вопоставлять их друг другу, поскольку оба они имеют значение и важны в мифологической системе. Как верно отмечает С. Ю. Неклюдов [8, с. 70], «мотив, сюжет или образ вообще может быть заимствован только в том случае, если для него есть место в заимствующей традиции». Это положение демонстрирует путь Хормусты в этнокультурном пространстве Азии и особенности метаморфозы его образа в монгольской мифологии. Следует подчеркнуть, что в целом образ Хормусты с его буддийско-шаманской бивалентностью является продуктом исторически сложившихся обстоятельств.
Наконец, говоря об «исконно монгольском» и «заимствованном», не следует проти-
Список литературы
1. Балданжапов П. Б. Алтан тобчи: монгольская летопись XVIII в. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1970. 416 с.
2. Беннигсен А. П. Легенды и сказки Центральной Азии. СПб.: Граф А. П. Беннигсен, 1912. 168 с.
3. Владимирцов Б. Я. Этнолого-лингвистические исследования в Урге, Ургинском и Кентейском районах // Северная Монголия. Л., 1927. Т. 2. C. 1-42.
4. Дугаров Б. С. Мифология бурятской Гэсэриады: западные тэнгри. Улан-Удэ: Респ. тип., 2007. 268 с.
5. История Эрдэни-дзу. Факсимиле рукописи / пер. с монг., введ., коммент. и прил. А. Д. Цендиной. М.: Вост. лит., 1999. 255 с.
6. Мялль Л. Э. Девалока // Мифы народов мира. М.: Сов. энцикл. 1991. C. 360.
7. Невелева С. Л. Мифология древнеиндийского эпоса (пантеон). М.: Наука, 1975. 118 с.
8. Неклюдов С. Ю. Монгольская мифология: религиозные и повествовательные традиции // Мифология и литературы Востока. М.: Наследие, 1995. С. 67-77.
9. Потанин Г. Н. Очерки Северо-Западной Монголии. СПб.: Тип. В. Киршбаума, 1883. Вып. 4. 1029 с.
10. Терентьев-Катанский А. П. С Востока на Запад. М.: Наука: Гл. ред. вост. лит., 1990. 232 с.
11. Буддын шашин, соёлын тайлбар толь. Улаанбаатар: ©нгет хэвлэл, 2000. Т. 1. 407 с.
12. Бум-Очир Д. Менх тэнгэрийн шYтлэг тахилга. Улаанбаатар: Менхийн Yсэг ХХК-д хэвлэв, 2002. 123 с.
13. Бямбадорж Д. Менх тэнгэрийн шашин бее мергел. Улаанбаатар: Менхийн Yсэг ХХК-д хэвлэв, 2006. 270 с.
14. MongYol ger-ün soyol. UlaYan gad-a gota, 1996. 200 с.
15. Гэсэр. Удиртгал, тайлбар бичсэн Ц. Дамдинсурэн. Улаанбаатар: Улсын хэвлэлийн газар, 1986. 222 с.
16. Dulam S., Vacek J. A Mongolian Mythological Text. Praha: Univerzita Karlova, 1983. 152 p.
17. Lörincz L. Die Mongolische Mythologie // Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae. Budapest, 1972. T. XXVII. Pp. 103-126.
18. SükhebaYatur O. "Khormusta" kemekü üge-yin Yarul-un tukhai // Mongol kele udkha jokiyal. Khühe-Khot, 1995. № 1. Pp. 25-240.
Библиографическое описание статьи_
Дугаров Б. С. Аспекты образа Хормусты в монгольской мифологии // Гуманитарный вектор. 2018. Т. 13, № 5. С. 92-97. DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-5-92-97.
Статья поступила в редакцию 02.02.2018; принята к публикации 20.03.2018
Bair S. Dugarov,
Doctor of Philosophy, Leading Researcher, Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies Siberian Branch, Russian Academy of Sciences (6 Sakhyanovoy st., Ulan-Ude, 670047, Russia), e-mail: khairkhan@mail.ru
Aspects of the Khormusta Image in Mongolian Mythology
The article examines the aspects of the Khormusta image and its transformation in the system of Mongolian religious mythology - Buddhist and shamanic - due to the significant role of Buddhism in the history of Central Asia. First, the author draws attention to the Uighur Buddhist factor which had a noticeable influence on the worldview of the Mongols in the 13th and 14th centuries. In relation to this, according to the comparative analysis, there is a twofold adaptation of the image of Khormusta in the uranium views of the Mongols. In the first one, Khormusta who is identical to Indian Indra is considered the head of thirty-three tengries living on the summit of Mount Meru - the Buddhist Olympus. By contrast, in the shamanic tradition, Khormusta is perceived as a supreme deity of the sky due to the merger of his image with Khukhe Munkhe tengri. Because of the wide spread of Tibetan Buddhism in Mongolia in the late 16th century and its affirmation at the state level, the image of Khormusta undergoes a significant evolution and is pushed in the background by Buddhist characters of Indo-Tibetan origin. In general, the Bud-dhist-shamanic bivalence of Khormusta, which is the product of historically developed circumstances, constitutes his theological phenomenon in the gallery of Eurasian deities.
Keywords: early Buddhism, Uighur cultural factor, Khormusta, Mongolian mythology, Tibetan influence, Central Asia
References
1. Baldanzhapov, P. B. Altan tobchi. Ulan-Ude: Bur. kn. izd-vo, 1970. (In Rus.)
2. Bennigsen, A. P. Legends and tales of Central Asia. SPb: Izd-vo graf A. P. Bennigsen, 1912. (In Rus.)
3. Vladimirkov, B. Ya. Ethnological and linguistic studies in Urga, Urgen and Kenteisk districts. Severnaya Mongolia. V. 2. L., 1927: 1-42. (In Rus.)
4. Dugarov, B. S. Mythology of Buryat Geseriada: Western Tengri. Ulan-Ude: Respublikanskaya tipografiya, 2007. (In Rus.)
5. History of Erdeni-dzu. Facsimile manuscript. Transl. from Mongolian., introd. by A. D. Tsendina. M: Vost. lit., 1999. (In Rus.)
6. Myall', L. E. Devaloka. Myths of the peoples of the world. M: Sovetskaya entsiklopediya, 1991. (In Rus.)
7. Neveleva, S. L. Mythology of the ancient Indian Epic (pantheon). M: Nauka, 1975. (In Rus.)
8. Neklyudov, S. Yu. Mongolian mythology: religious and narrative traditions. Mythology and literature of the East. M.: Nasledie, 1995. (In Rus.)
9. Potanin, G. N. Essays of Northwest Mongolia. Is. 4. SPb: Tipografiya V. Kirshbaum, 1883. (In Rus.)
10. Terent'ev-Katanskiy, A. P. From the East to the West. M: Nauka. Gl. red. vost. lit., 1990. (In Rus.)
11. Buddyn shashin, sojolyn tajlbar tol'. T. 1. Ulaanbaatar: Ongot hevlel, 2000. (In Mong.)
12. Bum-Ochir, D. Monh tengerijn shutleg tahilga. Ulaanbaatar: Monhijn useg HHK-d hevlev, 2002. (In Mong.)
13. Bjambadorzh, D. Monh tengerijn shashin boo morgol. Ulaanbaatar: Monhijn useg HHK-d hevlev, 2006. (In Mong.)
14. MongYol ger-un soyol. UlaYan gad-a gota, 1996. (In Mong.)
15. Geser. Udirtgal, tajlbar bichsen C. Damdinsuren. Ulaanbaatar: Ulsyn hevlelijn gazar, 1986. (In Mong.)
16. Dulam, S., Vacek J. A. Mongolian Mythological Text. Prague: Univerzita Karlova, 1983. (In Polish)
17. Lorincz L. Die Mongolische Mythologie. Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae. V. XXVII (1). Budapest, 1972: 103-126. (In Polish)
18. SukhebaYatur O. «Khormusta» kemeku uge-yin Yarul-un tukhai. Mongol kele udkha jokiyal. No 1. Khuhe-Khot, 1995: 25-32. (In Polish)
Received: February 2, 2018; accepted for publication March 20, 2018
Reference to the article _
Dugarov B. S. Aspects of the Khormusta Image in Mongolian Mythology // Humanitarian Vector. 2018. Vol. 13, No. 5. PP. 92-97. DOI: 10.21209/1996-7853-2018-13-5-92-97.
