CC BY
14
УДК 82-3; 398
DOI 10.36622ZAQMPJ.2023.67.68.015
Челябинский государственный университет
доцент кафедры русского языка и литературы,
кандидат филологических наук,
Мешкова О.В.
Россия, Челябинск,
Тел+7 (351) 799-70-23
ru-tochka@mail. т
Chelyabinsk State University Associate Professor at the Department of Russian Language and Literature Candidate of Sciences in Philology Meshkova O.V.
Russian Federation, Chelyabinsk,, Tel. +7 (351) 799-70-23 ru-tochka@mail. ru
О.В. Мешкова
АРТ-ФОЛЬКЛОРИЗМ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ В ЭПОХУ ЭКРАННОЙ КУЛЬТУРЫ (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)
Статья продолжает цикл публикаций автора, посвященных фольклоризму современной русской литературы. Выбор в качестве предмета анализа произведений, приметой которых, с одной стороны, является кинема-тографичность, а с другой - обращение к устному народному творчеству, не случаен: современная культурная парадигма, обусловленная «экраноцентричностью», манифестирует особый тип отношения и к фольклорным образам, и к их воплощению в художественном тексте. На материале репрезентативных произведений (к ним отнесены такие романы, как «2017» О. Славниковой, «Пищеблок» А. Иванова, «Финист - ясный сокол» А. Рубанова) проясняется своеобразие фольклоризма, который автором статьи обозначается как арт-фольклоризм. Атрибутом этого типа фольклорно-литературно-кинематографического взаимодействия становится достижение посредством выразительных возможностей слова аудиально-визуальной экспликации фольклорных образов в литературном тексте. Известные читателям персонажи быличек, преданий, легенд, сказок и т.д. за счет используемых в произведениях художественной литературы монтажа разноплановых сцен, аудиаль-ных и визуальных эффектов, стоп-кадра и т.д. становятся не просто зримыми, но зрелищными, обретают кинопотенциал, который может быть реализован при съемках фильмов по подобным текстам. Иными словами, в исследуемых произведениях литературы репрезентация художественного мира, наполненного образами, мотивами, истоки которых обнаруживаются в УНТ, учитывает интересы читателя с развитым визуальным восприятием и осуществляется писателями, виртуозно владеющими разнообразными приемами кинопоэтики. Арт -фольклоризм, порожденный взаимодействием искусств, свидетельствует о том, что, во-первых, смыслопорож-дающий потенциал фольклорных мотивов и образов не исчерпаем, а во-вторых, сегодняшняя литература конденсирует в своем пространстве и художественные традиции, уходящие корнями вглубь времен, и открытия, соответствующие стилевым поискам нашей эпохи.
Ключевые слова: арт-фольклоризм, кинематографичность, Славникова, Иванов, Рубанов.
O.V. Meshkova
ART-FOLKLORISM OF DOMESTIC LITERATURE DURING THE EPOCH OF SCREEN CULTURE (PROBLEM STATEMENT)
The article continues the author's cycle of publications dedicated to the folklorism of modern Russian literature. The choice of the subject of the analysis, where the key feature, on one hand, is cinematicity, and, on the other hand, the usage of folklor is not a coincidence: the modern cultural paradigm dependant on "screen-centricity" dictates a very specific attitude to folkloristic characters and their performance in fictional text. Based on the materials of representative works (including "2017" by O. Slavnikova, "Pischeblok" by A. Ivanov, "Finist - yasny sokol" by A. Rubanov) it's possible to identify the originality of folklorism, named by the article's author as art -folklorism. The symbol of this type of interaction between folklor, literature and cinematography becomes the achievement of the explication of folk images within the text with the help of expressive means of the word. The characters of fables, stories, legends and fairy tales familiar to the reader become not just visible, but spectacular with the help of the editing of diverse scenes, audio and visual effects and get the potential of being a cinema character that can be even realized during the shooting. In
© Мешкова О.В., 2023
other words, within the studied literary works the representation of fictional worlds filled with images and motives the basis of which are found in folklore, considers the interests of the readers with developed visual perception, and is created by the authors who masterly manage various methods of cinema language. Art-folklorism, created by the interaction of several types of arts, shows that, first of all, the sense-generating potential of folk motives and images is inexhaustible and, secondly, modern literature is uniting in its nature both fictional traditions, going deep in time, and the innovations correlating with the search of style of our epoch.
Key words: art-folklorism. cinematicity, O.Slavnikova, A.Ivanov, A.Rubanov
Исследовательский интерес к вопросам взаимодействия литературы и фольклора в настоящее время не случаен: ответы на эти вопросы в общенаучном плане способствуют углублению теории литературного фольклоризма, а в историко-литературном - расширяют представления о своеобразии текущего литературного процесса. Именно поэтому работы, составившие, по сути, «золотой фонд» теории литературного фольклоризма (сюда следует отнести открытия У.Б. Далгат [1], Д.Н. Медриша [2], А.И. Лазарева [3], А.А. Горелова [4] и др.), в XXI в. актуализируются в статьях современных исследователей и становятся отправной точкой научных изысканий. Особого внимания, на наш взгляд, заслуживают труды, в которых ученые стремятся систематизировать все многообразие связей литературы и фольклора и обращаются к сохраняющему дискуссионный характер вопросу типологии литературного фольклоризма. Так, «фольклорная парадигма русской литературы последней трети XX века» стала предметом изучения Л.Н. Скаковской. Исследователь выделяет три типа взаимодействия фольклора и литературы в зависимости от творческих задач, которые решают писатели: 1) в реалистической литературе проявляются «прямая преемственность и творческое обогащение фольклорных традиций»; 2) в «условно-метафорической прозе» - «творческое переосмысление художественных средств» фольклора [5; с. 38]; 3) в прозе «новой волны» - «нарративные приемы и фантастика фольклорных образов» [5; с. 39].
В изысканиях В.В. Головина и О.Р. Николаева на материале русских литературных текстов Нового времени выстраивается «типология функциональных полей» [6; с. 18]. Невозможно не обратить внимания на параллель, которую исследователи проводят между «казачьими узелками» [6; с. 18] и знаками в тексте, которые надо «выбрать и развязать» [6; с. 18] для глубокого понимания произведения. Девять функциональных полей, зафиксированных исследователями, учитывают следующие уровни литературно-фольклорного взаимодействия: «рефлексия автора над фольклором» [6; с. 18], особенности «экспликации фольклорно-литературного взаимодействия в тексте» [6; с. 18] и «прогнозируемое читательское восприятие этого взаимодействия» [6; с. 18].
Заметим, что как в классических, так и в современных работах обоснование той или иной номинации типа литературного фольклоризма мотивировано разнообразными факторами, в частности, привлекаемым иллюстративным материалом. Памятуя же о том, что фольклорно-литературное взаимодействие - это перманентный процесс, сопровождающийся разнохарактерными отношениями - от органичного освоения и ретрансляции известных моделей до генерирования новых типов взаимовлияния, - можно смело утверждать, что номинации типов литературного фольклоризма будут множиться.
В продолжение поиска образов, наглядно иллюстрирующих научную проблему, можно сравнить многообразие имеющихся фольклорно-литературных связей с причудливыми узорами, заставляющими размышлять и об индивидуальном мастерстве автора, и о внешних факторах, под влиянием которых происходит кристаллизация стиля писателя. Заметим, что определенные закономерности в создании такого «узора» рождаются под влиянием культурно-исторического периода, в который создается произведение. Подобное наблюдение в той или иной форме находит отражение в трудах многих фольклористов и может быть проиллюстрировано текстами, возникающими в настоящее время, в так называемую «цифровую эпоху» [7], или «визуальный» этап развития культуры [8; с. 9].
Следует подчеркнуть, что сравнительно-типологический анализ художественных произведений, созданных в последние десятилетия, позволил литературоведам говорить прежде всего об очевидных тенденциях, порождаемых социально-культурной парадигмой. Так, Т.Н. Маркова отмечает, что «культура XX века стала объектом экспансии со стороны аудиовизуальных и электронных средств коммуникации - кино, телевидения» [9; с. 132]. Безусловно, в поле этого воздействия оказываются все составляющие известной триады «писатель - текст - читатель», что влечет за собой и расширение горизонта филологических изысканий. Об этом свидетельствует многочисленные статьи, посвященные разработке теории интермедиальности в целом, а в частности - вопросам взаимодейст-
вия литературы с экранной культурой, оказывающей особое влияние на современного читателя. В этих условиях, на наш взгляд, важно понять, как вышеназванные процессы обнаруживают себя в художественных произведениях, авторы которых для решения своих творческих задач обращаются к фольклору. Цель предлагаемой статьи - на материале репрезентативных текстов обозначить тенденции в фольклорно-литературном взаимодействии в эпоху доминирования экранной культуры, установить особенности фольклоризма произведений, приметой которых является кинематографичность.
К постановке этой научной проблемы, по сути, приближаются литературоведы, обращающие внимание на то, как создаются в некоторых современных произведениях образы, фольклорные корни которых очевидны. Так, В.В. Абашев, анализируя роман О. Славниковой «2017», делает выводы об особенностях «интермедиальных трансформаций» горной мифологии П.П. Бажова в произведении этой уральской писательницы: О. Славникова, по мнению ученого, «создает сценарии визуализации в духе новейшей экранной культуры» [10; с. 153], обращаясь к сказам уральского писателя.
Подобные тенденции - неподдельный интерес (прямой или опосредованный) к УНТ, с одной стороны, а с другой - своеобразная, обусловленная влиянием экранной культуры, репрезентация фольклора в художественном произведении - с очевидностью проявляются и в ряде произведений современных авторов. Интермедиальные трансформации, протекающие в современной литературе, рождают фольклоризм, являющийся следствием этих процессов: вербально-визуально-аудиальный полилог, нацеленный на то, чтобы текст стал многомерным, синтетичным, проявляется в особом типе фольклоризма, который мы называем арт-фольклоризмом [11]. Для подобного типа фольклорно-литературного взаимодействия характерна, во-первых, экспликация фольклорных мотивов, образов в литературном тексте, а во-вторых, привлечение ресурсов других видов искусства (в настоящее время преимущественно кинематографа) для достижения этого результата.
Источниками фольклорных образов для писателей чаще всего выступают сказки и несказочная проза - былички, предания, легенды. При этом авторы, используя богатый арсенал выразительных возможностей слова, не просто визуализируют фольклорные образы, но делают их зрелищными, не изображают происходящее, а показывают. Этот эффект достигается за счет средств кинопоэтики: монтажа разноплановых сцен, аудиальных и визуальных эффектов, стоп-кадра и т.д.
Обратим внимание на фрагмент уже названного выше романа О. Славниковой «2017». В тексте, где главными персонажами являются хитники (кладоискатели), «истинные рифейцы», закономерным является повествование о Великом Полозе, известном как по текстам Бажова, так и по многочисленным преданиям, распространенным на Урале. О. Славникова не спорит с традицией, когда пишет, что это «подземный змей», однако далее стремится сделать изображение максимально наглядным, выстраивая соответствующим образом сравнительный ряд. Чтобы читатель представил голову существа, Славникова напоминает фрагмент поэмы Пушкина («...Этот подземный змей с головой огромного старика может явить человеку картину, подобную хрестоматийной сцене из "Руслана и Людмилы" [12; с. 41]), а при описании тела змея прибегает к иллюстрации иного плана: прерывает статичное изображение этого хранителя подземных богатств («Тело его, протягиваясь кольцами перед оторопевшим старателем» [12; с. 41]), использует кажущееся на первый взгляд весьма прозаичным сравнение движения тела со «сгружаемым с самосвала потоком грохочущего гравия» [12; с. 41]. Акустическое оформление (грохот гравия), которое сопровождает происходящее (к слову, автор использует возможности аллитерации, повторяя звуки р, з, с), и общий план, где читатель/зритель видит картины, наполненные спецэффектами («поднимается пыль, шевелятся побелевшие кусты, земля местами проседает, образуя морщинистую траншею» [12; с. 41]), делает происходящее по-настоящему зрелищным. Фольклорный образ становится многомерным, словно увиденным в объектив кинокамеры. Принципиальное отличие от традиционного описания состоит в том, что дается последовательность изображений, то есть раскадровка, которая «оживляет» картину. Иными словами, в художественном образе, созданном в произведении литературы, заложен кинематографический потенциал.
Остановимся на тексте другого уральского автора - А. Иванова. В романе «Пищеблок» [13] действие происходит летом олимпийского 1980 года. Воссоздавая на страницах произведения быт пионерского лагеря «Буревестник», где и разворачиваются события, автор не забывает как о регламентированных, придуманных взрослыми, формальных атрибутах загородного отдыха советского подростка: линейках, речовках, кружках и др., - так и о традициях, которые выстраивают и передают из поколения в поколение сами дети. Роман А. Иванова превращается в энциклопедию подросткового фольклора: разнообразные страшные истории, дразнилки, считалки, песенки и т.д. органично вплетаются в ткань повествования, формируя представление о живом детском общении. Заметим, что
фольклор в этом случае используется для создания правдоподобного образа детского пионерского лагеря. Парадная, явная сторона жизни детей дополняется таинственной, без которой невозможно было бы представить ни одну лагерную смену. Атмосферу загадочности автор создает начиная с пролога, содержание которого напрямую связано с имеющими хождение в подростковой среде страшными историями («страшилками»). Предваряющий основные события пролог состоит из двух частей: первая - рассказ вожатого об оживающей по ночам гипсовой статуе горнистки, спрыгивающей с постамента и разыскивающей «тех, кто разрушил барабанщика» [13; с. 8]. Как и в фольклорных страшных историях, система персонажей которых имеет стереотипный характер, подобные герои в романе представляют угрозу для людей: гипсовая девочка, «если встретит в лагере кого-нибудь после отбоя, то без всякой жалости задушит каменными руками» [13; с. 8].
Вторая часть пролога не просто поддерживает эту историю, но переводит ее в иной регистр -воображаемые время и пространство, в которых происходят события «страшилки», и реальные (пионерлагерь летом 1980 г.) совмещаются: пионер, решивший проверить подлинность рассказа вожатого, видит на аллее лагеря ожившую статую горнистки. Кинопоэтика, которой, без сомнения, владеет А. Иванов, позволяет показать происходящее. Визуальный ряд (безлюдная аллея, свет фонарей), дополненный аудиальным («Едва слышно шептала листва. Где-то вдали выла собака» [13; с. 8]), нагнетает страх («Мальчик очень боялся» [13; с. 9]) и предваряет появление гипсовой девочки. Амплификация, используемая автором (Белая блузка. Белая юбка. Белый пионерский галстук. Белые руки и ноги, белое безглазое лицо, белые каменные косы [13; с.9]), наряду с соответствующей цветовой палитрой, с одной стороны, возвращают читателя к традиционным фольклорным страшилкам, в которых эти приемы применяются юными рассказчиками для усиления эмоционального воздействия на слушателя, с другой - позволяют, как в кино, последовательно вглядываться в фигуру, переводя взгляд с одной ее части на другую под руководством автора. Не случайно особое место в создании образа горнистки занимает и описание ее походки: «Идет медленно. Как-то неуверенно, словно не привык ходить» [13; с. 9]. Как руководство «для господ актеров» построена следующая характеристика движений девочки: «При каждом движении эта девочка странно подрагивала всем телом, будто в ней что-то ломалось» [13; с. 9]. Образ, созданный в этих фрагментах текста, утрачивает приметы исключительно фольклорного, причем процесс трансформации представляется многоступенчатым: из детских страшилок образ гипсовой девочки как будто сначала переходит в кино, а уже затем писатель пересказывает увиденное.
Справедливости ради следует подчеркнуть, что, как и былички, детские «страшилки», обладают очевидным потенциалом визуализации: динамика происходящего, острота сюжета, драматизм событий, необычность образов, свойственные этому жанру фольклора, являются следствием работы детского воображения, превращающего окружающий мир в одушевленный, подвижный. Эти ценные ресурсы, обогащенные литературно-экранными традициями, в романе А. Иванова активно используются: достигнутые в прологе психологическое напряжение, таинственность и зрелищность сохраняются в основной части произведения, сюжетообразующим в которой становится мотив противостояния вампирам. Читатель/зритель наблюдает за тем, как постепенно страшные истории перестают быть фрагментами детских рассказов и становятся частью жизни: вампиры, обосновавшиеся в лагере, пьют кровь пионеров и вожатых и превращают их в «правильных» представителей общества.
Образ вампира, являющийся мифологическим по происхождению (вампир, согласно поверьям, покойник, выходящий ночью из могилы), фольклорным (встречается в быличках, страшилках и др.), литературным («Вурдалак» А.С. Пушкина, «Упырь» А.К. Толстого, «Дракула» Б. Стокера и т.д.) и кинематографическим (многочисленные экранизации романа Стокера, вампирские саги) по бытованию, в «Пищеблоке» складывается из узнаваемых элементов, которые при этом, как в калейдоскопе, дают новый узор. Читатель романа не только следит за развитием сюжета, но и вовлекается в игру: необходимо разгадать природу новых вампиров, что в действительности означает понять авторский замысел. Универсальный механизм сопоставления с претекстами использован в самом романе. Герои произведения соотносят увиденное со своими знаниями: пионер Валерка со страшилками (Я наслушался страшных историй, вот мне и снятся кошмары!..» [13; с. 53]) и рассказами взрослых («Всё равно вампир - это бред, злая сказка, бабкины суеверия [13; с. 80]), студент-филолог Игорь Корзухин с художественными произведениями. Показателен в этом плане диалог героев:
- Вот скажи, Валер: Лёва и Вероника - они мёртвые?
- На мёртвых не похожи, - осторожно выдал Валерка <...>
- Наши вампиры едят обычную еду. Спят. Нисколько не боятся солнца. Это не персонажи Гоголя, которые встают из могил... [13; с.133].
Иванов последовательно проводит мысль о том, что для понимания романа недостаточно стереотипных представлений о вампирах. В результате читатель романа вслед за героями произведения проходит стадии постижения сути наблюдаемых явлений: от отрицания (существование вампиров невозможно) через констатацию фактов (вампиры в лагере) к пониманию природы происходящего (это другие вампиры).
В одном из интервью автор, поясняя свой замысел, предложил тем, кто занят поисками «ключа к роману», заменить «понятие «вампиризм» понятием «идеология» [14]. Если в фольклоре вампир «может свести в могилу всю свою семью, отнять здоровье у родных» [15; с. 60], то в романе «Пищеблок» укус вампира лишает человека искренности чувств, душевности, неординарности. Показательно, что, трансформируя известный фольклорно-литературный образ в соответствии с художественной задачей и идейным замыслом, Иванов при этом актуализирует важнейшее свойство вампиризма, уходящее корнями в УНТ, - враждебность человеческой природе.
Игра с фольклорными образами в романе происходит и на уровне их репрезентации. В основной части романа очевидное развертывание аудиально-визуальной изобразительности призвано сделать явным, зримым мир таинственный, так чтобы, говоря словами героя романа Игоря Корзухина, «невозможная реальность вампира была очевидна» [13; с.130]. Решает такую творческую задачу переход от рассказа о вампирах к их показу, то есть к созданию по-настоящему зрелищных сцен. Примечательно «прозрение» Горь-Саныча: он окончательно поверит в рассказы Валерки Лагунова о вампирах, хозяйничающих в лагере, только после того как увидит изменившуюся Веронику: «Он перевёл взгляд на окно и за стеклом, бликующим от лампы, увидел лицо Вероники - очень бледное, невыразимо прекрасное, с огромными провалами чёрных глаз» [13; с.129]. Читатель, мысленно следуя за взором героя, превращается в зрителя: художественное слово используется А. Ивановым таким образом, что перевод литературных образов в экранные вполне возможен. Если в тексте автор дает портретную зарисовку, в которой особое значение придается художественным деталям (бледное лицо, провалы черных глаз), то на экране это может быть подчеркнуто переходом от общего плана к крупному. В следующем фрагменте (Вероника не залезала в окно - её нечеловеческую пластику нельзя было назвать словом «залезала», - она как-то вместилась в проём, немыслимо изгибая руки, ноги и тело [13; с.130]) автор сам как будто подсказывает, что не всему можно дать определение, подобрать слова (нельзя было назвать словом «залезала» [13; с.130]), нужно представить происходящее, увидеть. В этом, как и в других фрагментах текста, образ вампира, созданный посредством слова, ориентирован на читателя с развитым визуальным восприятием.
Фольклорно-литературно-кинематографическое взаимодействие в романе Иванова таково, что образы, имеющие фольклорные истоки, в тексте произведения посредством литературно-кинематографического инструментария, используемого автором, обретают и художественную выразительность, которая интересна читателю, и кинематографический потенциал, который может активировать режиссер (не случайно в 2021 г. уже вышел на экраны сериал по роману «Пищеблок»).
Арт-фольклоризм отчетливо проявляется и в романе «Финист-ясный сокол» А. Рубанова [15]: кинематографические приемы, которыми владеет сценарист А. Рубанов, порождают особую стратегию миромоделирования писателя Рубанова. Возникающее при этом вербально-визуальное единство подчеркнуто в самом романе - в диалоге главной героини, Марьи, с глумилой; последний не верит в рассказы о Вертограде, Марья же, возражая собеседнику, утверждавшему, что она не видела небесного города, говорит: «Видела! <...> Он рассказывал, а я - видела!» [16; с.156-157].
Как и в народной сказке, Марья отправляется на поиски Финиста. Сохраняя этот мотив в качестве сюжетообразующего, автор вовлекает в его орбиту немало персонажей (например, Горына, ведьму Язву, мавок, Соловья и мн. др), выполняющих разнообразные функции, что приводит к увеличению сюжетных линий, а в итоге - к созданию трехчастного романа, в котором проявляются приметы сериала. Используя выразительные возможности слова, автор и рассказывает о героях, и показывает их: крупный и общий планы, аудиально-визуальный монтаж, стоп-кадры и другие средства киноязыка, активно эксплуатируемые в романе, способствуют созданию зрелищных сцен (например, гульбище в Резане, бой с Горыном, суд над Соловьем), зримых образов, каковыми являются не только Финист и Марья, но ведьма Язва, жена Финиста - Цесарка, помощники Марьи - глумила Иван Корень, кожедуб Иван Ремень, изгнанник Соловей и мн. др. Эксплицитность кинематографичского кода проявляется на всех уровнях романа А. Рубанова.
Ряд художественных произведений, приметой которых является арт-фольклоризм, несомненно, может быть продолжен, ибо современная культурная парадигма, обусловленная «экраноцентрично-стью», манифестирует соответствующий тип отношения в том числе и к фольклорным образам и мотивам.
Подводя итоги, следует отметить, что кинематографичность современной литературы [17] заставляет размышлять не только об экспансии экранной культуры, но и о взаимодействии искусств в целом, которое в разные эпохи нередко приводило к экспериментальным явлениям и стимулировало поиски способов расширения воздействия на реципиента. Явленный в современных художественных произведениях фольклорно-литературно-кинематографический синтез свидетельствует о том, что, во-первых, смыслопорождающий потенциал фольклорных мотивов и образов не исчерпаем; во-вторых, изобразительно-выразительные возможности слова настолько обширны, что приметой произведений литературы может стать и музыкальность, и живописность, и кинематографичность и т.д.; в-третьих, арт-фольклоризм современных писателей дает представление о сегодняшней художественной литературе как о явлении, конденсирующем в своем пространстве и художественные традиции, уходящие корнями вглубь времен, и открытия, соответствующие стилевым поискам нашей эпохи.
Несомненно, постижение специфики арт-фольклоризма возможно путем обстоятельного анализа репрезентативных текстов, чему, на наш взгляд, будут способствовать обозначенные в статье векторы изучения этого явления.
Библиографический список
1. Далгат У.Б. Литература и фольклор: Теоретические аспекты. М.: Наука, 1981. 303 с.
2. Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1980. 296 с.
3. Лазарев А.И. Типология литературного фольклоризма: на материале русской литературы: учебное пособие. Челябинск: Челябинский государственный университет, 1991. 94 с.
4. Горелов А.А. К истолкованию понятия «фольклоризм литературы» // Русский фольклор. Л.: Наука, 1979. Т. XIX. С. 31-48.
5. Скаковская Л.Н. Фольклорная парадигма русской прозы последней трети ХХ века: автореф. дис. ...докт. филол.наук .Тамбов, 2004. 45 с.
6. Головин В.В., Николаев О.Р. «Узелковое письмо» фольклоризма: прагматика литературно-фольклорного взаимодействия в русских литературных текстах Нового времени // Навстречу Третьему Всероссийскому конгрессу фольклористов. Сборник научных статей. М.: Государственный республиканский центр русского фольклора, 2013. С. 16-54.
7. Черняк М.А. Проза цифровой эпохи. Тенденции, жанры, имена: учебное пособие. М.: Флинта, 2018.
326 с.
8. Солдаткина Я.В. Литература в звуке, цвете и движении: историко-литературные основы медиасло-весности: учебно-методическое пособие. М.; Берлин : Директ-Медиа, 2019. 264 с.
9. Маркова Т.Н. Кинематографические приемы как проявление формотворчества современной прозы// Вестник Челябинского государственного педагогического университета. 2017. № 1. С. 132-136.
10. Абашев В.В. Интермедиальные трансформации горной мифологии П.П. Бажова в романе Ольги Славниковой «2017» // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2014. № 1 (25). С.145-158.
11. Мешкова О.В. Арт-фольклоризм романа А. Рубанова «Финист - ясный сокол» // Филология и культура. 2022. № 3 (69). С. 120-127.
12. Славникова О.А. 2017. М.: АСТ, 2017. 703 с.
13. Иванов А.В. Пищеблок. М.: АСТ, 2018. 218 с.
14. «Постоять в стороне от зла невозможно». [Электронный ресурс]. URL: https://www.kommersant.ru/doc/3791870 (дата обращения: 18.10.2022)
15. Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М.: Междунар. отношения, 2002. 512 с.
16. Рубанов А.В. Финист - ясный сокол. М.: АСТ, 2019. 567 с.
17. Мартьянова И.А. Кинематографичность литературного текста (на материале современной русской прозы) // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. 2017. № 1. С. 136-141 .
References
1. Dalgat U.B. Literature and folklore: Theoretical aspects. Moscow: Nauka, 1981. 303 p.
2.Medrish D.N. Literature and folklore tradition: Questions of poetics. Saratov: Sarat Publishing House. un-ta, 1980. 296 p.
3.Lazarev A.I. Typology of literary folklore: based on the material of Russian literature: textbook. Chelyabinsk: Chelyabinsk State University, 1991. 94 p.
4.Gorelov A.A. To the interpretation of the concept of "folklore literature" // Russian folklore. L.: Nauka, 1979. Vol. XIX. pp. 31-48.
5.Skakovskaya L.N. Folklore paradigm of Russian prose of the last third of the twentieth century: abstract. dis. ...doct. philol.sciences'.Tambov, 2004. 45 p.
6.Golovin V.V., Nikolaev O.R. "Nodular writing" of folklorism: pragmatics of literary-folklore interaction in Russian literary texts of Modern Times // Towards the Third All-Russian Congress of Folklorists. Collection of scientific articles. Moscow: State Republican Center of Russian Folklore, 2013. pp. 16-54.
7.Chernyak M.A. Prose of the digital age. Trends, genres, names: textbook. Moscow: Flint, 2018. 326 p.
8.Soldatkina Ya.V. Literature in sound, color and movement: historical and literary foundations of media language: an educational and methodological manual. M.; Berlin : Direct-Media, 2019. 264 p.
9.Markova T.N. Cinematographic techniques as a manifestation of the form-making of modern prose// Bulletin of the Chelyabinsk State Pedagogical University. 2017. No. 1. pp. 132-136.
10.Abashev V.V. Intermediate transformations of mountain mythology by P.P. Bazhov in Olga Slavnikova's novel "2017" // Bulletin of Perm University. Russian and foreign philology. 2014. No. 1 (25). pp.145-158.
11.Meshkova O.V. Art-folklore of A. Rubanov's novel "Finist - clear falcon" // Philology and Culture. 2022. No. 3 (69). pp. 120-127.
12.Slavnikova O.A. 2017. Moscow: AST, 2017. 703 p.
13.Ivanov A.V. Food department. M.: AST, 2018. 218 p.
14."It is impossible to stand aside from evil". [Electronic source]. URL: https://www.kommersant.ru/doc/3791870 (accessed: 18.10.2022)
15.Slavic mythology. Encyclopedic Dictionary. Moscow: International. relations, 2002. 512 p.
16.Rubanov A.V. Finist - yasny sokol. M.: AST, 2019. 567 p.
17.Martyanova I.A. Cinematography of literary text (based on the material of modern Russian prose) // Bulletin of the Chelyabinsk State Pedagogical University. 2017. No. 1. pp. 136-141.
