CC BY
41
АРСЕНИЙ ТАРКОВСКИЙ. ПЕРЕВОД ОДЫ IV, 7 ГОРАЦИЯ (К ТОРКВАТУ)
Резюме: Настоящая статья посвящена поэтике перевода Оды IV, 7 Горация, выполненного А. Тарковским. Переводческие трансформации, такие как синонимические замены в образных рядах, добавление эпитетов, изменение художественного времени, рассматриваются с точки зрения понятия «эквивалентности», сформулированного в современной теории перевода; переводческие приемы у Тарковского не изолированы друг от друга, но связаны принципом компенсации и находятся в прямой зависимости от системы художественных средств подлинника.
Ключевые слова: Гораций, Тарковский, поэтика перевода, единица перевода, эквивалентность, переводческие трансформации, художественное время; Horace, Tarkovsky, translation poetics, translation unit, equivalence, translational transformations, art time.
Арсений Тарковский известен как переводчик с восточных языков. В 1933 г. по приглашению Г. Шенгели, работавшего тогда в отделе литературы народов СССР Гослитиздата, он стал работать над переводами национальной поэзии (Тарковская 2006: 403), а в 1971 г. ему была присуждена премия Туркменской ССР за перевод поэмы Мухтумкули «Сорок девушек».
Ни в отдельных сборниках стихов А. Тарковского, ни в его собрании переводов мы не найдем свидетельств о его обращении к переводам античной лирики. Почему - неизвестно, хотя
V> V> 1—'
перевод такой есть: это седьмая ода четвертой книги Горация, опубликованная в переводе А. Тарковского и в издании «Избранных од Горация» под редакцией Я. Э. Голосовкера 1948 г. (Гораций 1948), и в четвертом томе Всемирной литературы в издании С. К. Апта и Ю. Ф. Шульца (Античная лирика 1968), и в книге «Парнас. Антология античной лирики» 1980 года издания, составителем которой был С. А. Ошеров.
Ода посвящена Торквату, вместе с которым Гораций сражался на стороне Брута при Филиппах. От изображения весны и расцвета природы Гораций приходит к изображению мрачных сцен в Аиде, помещая в центре оды наставление другу, мысль которого проста: имущество имеет ценность и может принести
удовольствие только в этой жизни. Как писал о ней М. Л. Гаспаров: «колеблясь между двумя противоположными темами, лирическое движение ... постепенно замирает от начала к концу: максимум динамики в первых строках, максимум статики в последней. И когда это движение прекращается совсем, стихотворение обрывается само собой на какой-нибудь спокойной неподвижной картине» (Гаспаров 1997: 150).
Основные мотивы оды - круговорот времен года и скоротечность жизни; в первых трех строфах описывается постоянная смена времен года, а строфы с четвертой по седьмую повествуют об уготовленной человеку участи. Уже во второй строфе появляется печальная нота: неизменной череде сезонов противопоставлена «линейность» человеческой жизни: «год идет, и час похищает благодатный день». Высшие боги отпускают нам срок жизни (пятая строфа), но даже они не властны над смертью и приговором Миноса (строфа седьмая). Второй мотив оды, мотив бега времени («движется год.» и «быстро луны восстанавливают на небе ущерб»), также имеет равновесного двойника - это мотив оцепенения, выраженный в образах зимних бурь и подземного царства. В этом сочетании мотивов смена времен года не столько противопоставляется своей цикличностью жизни, сколько сопоставляется с ней, так как цикл имеет началом весну, таяние снегов, а заканчивается «вводящей в оцепенение» зимой.
Перевод Арсения Тарковского, как любой перевод без исключения, - это определенная интерпретация оригинала. Две основные линии перевода, описанные М. Л. Гаспаровым как сменяющие друг друга фазы в качании «переводческого маятника» - это буквализм и поэтический перевод, т. е. перевод, в котором допускается некоторая степень вольности в пользу сохранения художественного образа. В теории перевода (с точки зрения таких критериев как адекватность и эквивалентность) вольный перевод описывается как адекватный в рамках ситуации «произведение - читатель», когда переводчик в своем подходе приближает текст к современному читателю. При этом в переводе может отсутствовать формальная эквивалентность (т. е. может быть изменен метр, опущены или истолкованы реалии и т. д.). Перевод буквальный, наоборот, ее сохраняет, приближаясь к авторскому тексту, но перевод не адекватен новой ситуации «произведение - читатель». И поскольку речь идет об оценке перевода, причем не столько читательской,
сколько критической, теоретики перевода апеллируют к понятию «единицы перевода». Единица перевода не является фиксированной величиной, это подсистема в системе перевода, включающая в себя одну или несколько единиц эквивалентности, соотносящих понятия исходного текста с соответствующими формами текста перевода. Л. С. Бархударов и Н. К. Гар-бовский пишут о многоуровневости системы переводческой эквивалентности, включающей уровень фонетический, морфемный, синтаксический, стилистический, культурно-исторический и т. д., при этом система преференций определяется в каждом случае переводчиком (Гарбовский 2007: 253-263).
Р. К. Миньяр-Белоручев обращал внимание на то, что нам проще выявить единицы несоответствия, чем соответствия (Миньяр-Белоручев 1996: 77), но и они, если только не являются ошибками перевода, являются включенными в систему переводческих трансформаций.
Обратившись к переводу Тарковского, мы легко найдем такие «несоответствия»:
Diffugere nives, redeunt iam gramina campis arboribusque comae, mutat terra vices, et decrescentia ripas ilumina praetereunt.
5 Gratia cum Nymphis geminisque sororibus audet
ducere nuda choros. inmortalia ne speres, monet annus et almum quae rapit hora diem. frigora mitescunt Zephyris, ver proterit aestas,
10 interitura, simul
pomifer autumnus fruges effuderit, et mox bruma recurrit iners. damna tamen celeres reparant caelestia lunae: nos ubi decidimus 15 quo pius Aeneas, quo dives Tullus et Ancus,
pulvis et umbra sumus. quis scit an adiciant hodiernae crastina summae tempora di superi? cuncta manus avidas fugient heredis, amico 20 quae dederis animo.
cum semel occideris et de te splendida Minos fecerit arbitria,
non, Torquate, genus, non te facundia, non te restituet pietas.
25 infernis neque enim tenebris Diana pudicum liberat Hippolytum nec Lethaea valet Theseus abrumpere caro vincula Pirithoo.
Снег покидает поля, зеленеют кудрявые травы,
В буйном цвету дерева,
Облик меняет земля; что ни день, то спокойнее в руслах Шумные воды бегут.
5 Грация стала смелей, повела в хороводе — нагая
Нимф и сестер-близнецов.
Что нам бессмертия ждать? Похищает летучее время Наши блаженные дни.
Стужу развеял Зефир, но и лето весну молодую 10 Губит и гибнет само,
Не принимая даров, что приносит нам осень. И снова Зимние бури придут.
В круговороте времен возмещается месяцем месяц,
Мы же, в загробную мглу 15 Канув, как пращур Эней, или Тулл, или Анк, превратимся
В пыль и бесплотную тень.
Кто поклянется тебе, о Торкват, что не будет последним Завтрашний день для тебя!
Все, что при жизни скопил, да минует наследников жадных,
20 Рук не минуя твоих.
Если ты завтра умрешь и Минос на суде преисподнем Свой приговор изречет,
Ни красноречье твое, ни твоя родовитость, ни кротость К жизни тебя не вернут.
25 Даже Диана сама не могла своего Ипполита Девственный прах оживить,
Даже Тезей не разбил на застывших руках Пиритоя Леты холодных цепей.
Начало оды «сошли снега, травы возвращаются на поля, и листья - на деревья» в переводе звучит «снег покидает поля, зеленеют кудрявые травы, в буйном цвету дерева». На уровне отдельных лексем и синтаксиса можно отметить в этих стихах следующие трансформации от оригинала к переводу: слово
«поля», которое у Горация стоит во второй части предложения и является дополнением при глаголе redeunt (возвращаются), в переводе поставлено в первую часть стиха дополнением при глаголе покидает; кроме того, у Горация два сказуемых diffugere и redeunt, а у Тарковского три: покидает, зеленеют и опущенный глагол-связка, поскольку в оригинале подлежащим при redeunt являются и gramina (травы) и comae (листва). В переводе, напротив, сближены снега и травы, поскольку объединяющий их локус (поля) вынесен вперед. Помимо отмеченного перераспределения отдельных образов, в этом фрагменте присутствует синонимическая замена переводимых понятий: «травы покрывают поля, а листва - деревья» меняются на «травы зеленеют, в ... цвету дерева».
Наконец, А. Тарковский употребляет эпитет, отсутствующий в оригинале: «в буйном цвету дерева». В то время как первые два отмеченных приема в целом сводятся к сохранению общего смысла фразы, место последнего в поэтике перевода VII оды определить на основании сопоставления только первых двух стихов оригинала и перевода невозможно. Все эти три приема встречаются не раз в переводе Тарковского. Так, перераспределение отдельных образов и синонимическая замена с сохранением общего смысла содержится в переводе стихов 1920 «Все избежит жадных рук наследника, что дашь своей душе»: «Все, что скопил, да минует наследников жадных, рук не минуя твоих». Здесь рук твоих соответствует amico animo, и оба выражения служат перифразой местоимения ты; в то же время словосочетание manus avidas heredis (жадные руки наследника) разбито на два: наследников жадных и рук..твоих.
К синонимическим заменам относится и стих «Грация стала смелей, повела в хороводе нагая.», соответствующее «Грация отваживается с сестрами-близнецами нагой водить хоровод.» (стихи 5-6 оригинала).
А. Тарковский вводит эпитеты, отсутствующие в оригинале: в буйном цвету дерева, весна молодая, летучее время, бесплотную тень, Леты холодных цепей. Эти эпитеты связаны с основными мотивами стихотворения и служат их усилению: мотивами молодости-счастья, скоротечности времени и неприязненного отношения к смерти. Особенно подчеркнуты последние два мотива: у Тарковского появляются уточнения загробная мгла, застывшие руки, и там, где Гораций говорит «мы сходим туда, где благочестивый Эней.», Тарковский пишет: «Мы же в
загробную мглу канув, как пращур Эней.», а там, где у Горация «И Тесей не может разбить летейские цепи на Пирифое» - в переводе «Даже Тезей не разбил на застывших руках Пиритоя Леты холодных цепей». Сгущение красок при этом нельзя назвать чрезмерным, поскольку его уравновешивает упомянутый выше принцип перераспределения образов или компенсации: в переводе появляется то самое оцепенение, о котором говорит Гораций в bruma iners в 3 строфе, но которое опущено в русском стихе «зимние бури придут».
Второй мотив, противоположный мотиву смертного оцепенения в 7 оде, - это мотив меняющегося времени. У Горация в стихотворении время названо по-разному: hora (час), diem (день), celeres lunae (месяц), annus (год), hodiernae summae (сегодняшний момент жизни), crastina tempora (завтра), представлен круговорот времен года ver (весна), aestas (лето), autumnus (осень), bruma и frigora (зима, букв. бури и холода), и час противопоставлен дню и году. В переводе встречаются время, день, завтрашний день, завтра, весна, лето, осень, зимние бури; смена сезонов, естественно, переведена однозначно, но что соответствует часу и году? - летучее время, круговорот времен, а в ст. 3 в переводе активного презентного причастия decrescentia (мелеющие реки) появляется итеративная конструкция что ни день, то, что только подчеркивает скоротечность времени.
Время не только как мотив, но и как грамматическая категория трансформировано в переводе. Отчасти это неизбежно, так как латинская глагольная система времен и наклонений существенно отличается от русской. В данном случае речь идет
об изменениях другого рода, не обусловленных грамматическими особенностями языка перевода. В латинском тексте глагольные времена чередуются следующим образом: Зима (nives, снега) описана в результативном перфекте, т. е. только что ушедшей к моменту речи; соответственно этому весна (появление зелени, бег ручьев, хороводы Граций) описывается в презенсе. Наступление лета выражено с помощью футурального причастия и футурума II, приход осени - футурумом II. Употребление этих форм предвосхищает некоторое действие в будущем, однако следующий стих разрушает эти ожидания, поскольку приход зимы показан в настоящем времени. Таким образом, круговорот времен года у Горация происходит в едином временном пространстве, а не устремлен в будущее.
Цикличность в соединении с постоянством представлена и в следующих микросюжетах: смена месяцев (лун на небе) описана в презенсе, равно как и пребывание мифологических героев в подземном царстве и невозможность их освобождения.
В небольшой оде Гораций чередует типы наррации: после описания весны, которое выглядит так, будто автор наблюдает эти картины из окна своего дома, следует прямое обращение к другу inmortalia ne speres (не надейся на бессмертие), за ним -сентенциозный пассаж о смене времен года, а затем противопоставление лунного цикла с угасанием и возрождением печальной участи человека. В стихах 19-20 Гораций снова обращается лично к другу, советуя тратить на себя свое имущество. Тематически эти стихи связаны с началом оды, с весной и жизнью, но разрешаются они мыслями о смерти и картиной из подземного царства, сформулированными как переход от личного обращения к известным примерам из мифологии.
Только в непосредственном обращении к адресату оды, Торквату, появляются формы будущего времени, в которых описывается его предстоящая смерть и последующий за ней суд Миноса. Однако представление о линейности жизни, ее обращенности в будущее в рассматриваемой оде связано только с жизнью отдельного человека, в то время как постоянство процесса ухода в подземный мир и пребывания в нем Гораций описывает настоящим временем (nos ubi decidimus..., pulvis et umbra sumus).
В переводе А. Тарковского оду открывает действие, разворачивающееся в настоящем времени, следовательно, происходящее в момент речи: снег покидает поля. Картины весенней жизни природы описаны в настоящем времени, однако, в отличие от оригинала в настоящем же времени описаны лето и осень, а
приход зимы - в будущем (стихи 9-12). Употребление времен/ w и 1
ной глагольной формы не влияет в данном случае на качество нарратива, обобщение сохраняется в переводе, в отличие от перевода стиха 7, где повелительное наклонение, обращенное непосредственно к адресату, заменено риторическим вопросом-обобщением с логическим подлежащим нам. С другой стороны, это изменение открывает череду замен времен в глагольных формах. Судьбу Ипполита и Пирифоя А. Тарковский отнес к мифологическому прошлому, круговорот времен с обновлением месяца - к настоящему, а смерть людей - к будущему. Тенденция представить человеческую жизнь обращенной к будущему
отразилась и в переводе стихов 17-18, в которых говорится: «Кто знает, дадут ли к сегодняшнему завтрашний день высшие боги?». У А. Тарковского риторический вопрос звучит следующим образом: «Кто поклянется тебе, о Торкват, что не будет последним завтрашний день для тебя!»
Если у Горация весь круговорот времен помещен в контекст настоящего, и даже смерть и судьба в загробном мире сосуществуют нам, то в переводе Тарковского цикличность картины мира размыкается: мифологическое прошлое относится к плану прошедшего, смена времен года, как и жизнь и смерть, в интерпретации переводчика обращены в будущее, даже последний день, которым у Горация может оказаться день сегодняшний, у Тарковского Торквату еще предстоит прожить день завтрашний.
Представляется, что изменение временного модуса находится в тесной связи с указанными выше переводческими трансформациями. У Горация жизнь с ее круговоротом времени, сменой мифологических героев обычными людьми вся проходит в настоящем, в этом ее насыщенность, а будущее в его картине мира практически не представлено и связано с мотивом гибели. Отсюда наставление Горация жить днем сегодняшним. А. Тарковский ставит более сильные акценты как на мотиве молодости и цветения, так и на негативных мотивах: мотиве скоротечности времени и мотиве оцепенения смерти, но в его переводе VII оды Горация жизнь имеет прошлое и обращена в будущее. Таким образом, появление относительной временной перспективы (А. Тарковский «дарит» Торквату еще один день жизни) снимает создавшееся в переводе отдельных мотивов напряжение. Кроме того, такое понимание хода времени ближе читателю Тарковского: мифологические герои существуют в прошлом.
Итак, отмеченные несоответствия перевода оригиналу сводятся к следующим приемам: перераспределение образов, синонимические замены, усиленная акцентуация мотивов с помощью эпитетов, изменение грамматической формы глагола, которое служит изменению либо временной перспективы оды, либо формы наррации. Однако в переводе А. Тарковского речь не идет о произвольной трансформации исходного текста, чуждой характеру горациевой оды; переводческие приемы не изолированы друг от друга, но связаны принципом компенсации и находятся в прямой зависимости от системы художественных средств подлинника.
Литература
Античная лирика - Античная лирика. Сост. С. Апт и Ю. Шульц. М.: Художественная литература, 1968.
Гарбовский 2007 - Гарбовский Н. К. Теория перевода. М.: Изд-во МГУ, 2007.
Гаспаров М. Л. Гораций или золото середины // Гаспаров М. Л. Избранные труды. Т. I. О поэтах. М.: «Языки русской культуры», 1997. С. 136-164.
Гораций 1948 - Гораций. Избранные оды / общ. ред. и комм. Я. Э.
Голосовкера. М.: Гослитиздат, 1948.
Миньяр-Белоручев 1996 - Миньяр-Белоручев Р. К. Теория и методы перевода. М.: Московский Лицей, 1996.
Парнас 1980 - Парнас. Антология Античной лирики / Сост. С. Ошеров.
М.: Московский рабочий, 1980.
Тарковская 2006 - Тарковская М. А. Осколки зеркала. М.: Вагриус, 2006.
Теперик 2006 - Теперик Т. Ф. Ода Горация «К Помпею Вару» в переводе Б. Л. Пастернака // Филологические науки. М., 2006, № 3. С. 22-31.
V. G. Mostovaya. A. Tarkovsky’s translation of the ode IV. 7 by Horace
The present article discusses the poetics of A. Tarkovsky’s translation of the ode IV. 7 by Horace. Regarding the concept «equivalence» formulated in contemporary translation theory, the article considers such transformations as synonymic replacements in figurative ranks, addition of epithets, change of art time and their relation. The pervasive theme of time, youth, movement, and death-stupor receive new emphasis on the lexical and grammatical levels in the translation of А. Tarkovsky, however, translation techniques are not isolated from each other and are related by the principle of compensation, directly dependending on the system of artistic means.
