CC BY
54
ЛИНГВИСТИКА И ПЕРЕВОД
АРХЕТИПИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО «ПРЕДАТЕЛЬСТВО -ВЕРНОСТЬ » В АВТОРСКИХ МЕТАФОРАХ (на материале русского и английского языков)
У. А. Савельева
В статье автор представляет результаты проеденного исследования архетипического единства «предательство - верность» основанное на анализе авторских метафор в русской и английской лингвокультурах. Исследование показало, что концепт ассоциируется с цветным восприятием, так например, черное символизирует измену, связывается с физической болью. Английские авторы склонны связать предательство с нарушением границ.
В данной статье исследуется реализация концепта-единства «предательство - верность», который мы рассматриваем как архетипический лингвокультурный концепт, в авторских метафорах на материале произведений художественной литературы русской и английской лингвокультур, анализа компьютерной базы данных Британского национального корпуса (http://info.ox.ac.uk), Национального корпуса русского языка (www.ruscorpora.ru).
В авторских метафорах проявляется осмысление предательства посредством доступной для человека системы чувств и измерений:
«Твоя измена черная
Понятна мне, змея!» (Лермонтов М. Ю.).
«Ирыжий сумрак глаз твоих
Таит змеиную неверность» (Блок А. А.).
В данных примерах отражено восприятие измены - с помощью апелляции к цветоощущению (измена черная, рыжий сумрак глаз) и архетипическому представлению о черном как о греховном, свойственному европейским культурам, создается образ коварного человека, замышляющего или уже совершившего тай-
169
Lingua mobilis №2 (16), 2009
ное, греховное деяние. Эффект усиливается благодаря оксюморону «рыжий сумрак», благодаря которому образный акцент смещается от цвета глаз той, кто изменила, в сторону эмоциональных переживаний пострадавшего от измены. Семантические компоненты «темнота», «отсутствие света» в значении лексемы «сумрак» позволяют получить дополнительный доступ к образной составляющей рассматриваемого действия: глаза любимой скрывают тайну, в них уже не так ясно читаются ее мысли. То есть, в данном контекстном окружении основное значение лексемы «сумрак» приглушается, ему на смену приходят новые - «непостижимость», «тайна». Кроме того, сравнение того, кто изменил, со змеей отсылает к Библейскому тексту - измена ассоциируется с коварством змея в Эдемском саду.
Черный цвет в обозначении измены и предательства присутствует и в английской лингвокультуре:
«You will produce any memoranda or books held by him and, above all, the manuscript he was so fond of studying with its doggerel verses which drew him and others into the blackest treason» (http:// info.ox.ac.uk).
В произведениях английских авторов также наблюдается приравнивание предательства к греху, причем апелляция к Библии проводит аналогию между предателем и Люцифером, дьяволом:
«She and I were silent, for many a minute. «Lucifer - Star of the Morning!» she went on, «thou art fallen. You - once high in my esteem - are hurled down: you - once intimate in my friendship - are cast out. Go!» (Brontn «Shirley»).
Точно так же, как, следуя Библейскому тексту, некогда блистательный ангел за вероломство был сброшен на землю, человек, который, по мнению героини, повел себя коварно, лишается своей некогда высокой оценки в ее глазах. В данной реакции на вероломное поведение проступает архетипическое пространственное противопоставление «верх - низ» (high in my esteem - thou artfallen), при этом положительно маркированным представляется первый элемент.
И в русских, и в английских авторских метафорах выявляется олицетворение предательства и измены: абстрактные понятия наделяются способностями и возможностями человека:
170
«The hand of betrayal and treason has reached the martyr President Rene Muawad, the official Syrian news agency, Sana, said» (http:// info.ox.ac.uk).
«Предательство, как тяжела рука твоя!
Она гнетет меня, гнетет и клонит...
Я падаю под тяжестью ладони
И корчусь в муках, ведь предатель - я!» (http://www.4oru.org).
«This week: well, just where is the voice of treason?».
В данных примерах у измены и предательства, также как и у человека, есть руки, голос.
«Когда в безмолвии, как тать,
К душе подкрадется измена...» (А.Н. Апухтин «Когда любовь охватит нас...»).
«Между тем измена не дремала, явились честолюбивые личности, которые задумали воспользоваться дезорганизацией власти для удовлетворения своим эгоистическим целям» (М.Е. Салтыков-Щедрин «История одного города»).
«...измена уже успела проникнуть в ряды их» (Салтыков-Щедрин М. Е. «Пошехонская старина»).
«.измена очень ловко воспользовалась этими оправданиями» (там же).
В основе образности приведенных примеров лежит наделение абстрактных явлений атрибутами человека, способностью к активности, ожидаемой от человека: спать, ходить, красться, действовать. На наш взгляд, данные примеры русской и английской лингвокультуры, наделяющие измену и предательство чертами, присущими человеку, являются отражением мифологического мышления, следа «коллективного бессознательного»: в попытке объяснить и осознать тот или иной фрагмент действительности человек зачастую приписывает ему собственные свойства. Данный факт подтверждается мыслью В.В.Красных о том, что посредством осознания самого себя человек описывает мир, «экстраполируя свои знания о себе самом на окружающую действительность» [1. C. 298]. При этом стоит отметить, что наделение таких явлений, как предательство и измена характеристиками человека наиболее вариативно представлено в русской лингвокультуре.
171
Lingua mobilis №2 (16), 2009
Кроме того, можно встретить ряд метафорических сравнений, связанных с чувственным восприятием человека:
«если злою иглою вонзится измена, рвутся усики сердца, и сердцу из плена не дано, как вчера, ускользнуть, упорхнуть» (Эллис «Арго»). То есть, измена воспринимается через болезненные ощущения, связанные с проникновением инородного предмета в тело человека, в его сердце. Представляется, что в приведенной авторской метафоре на передний план выдвигается именно аномальность совершаемого действия: несмотря на широкую распространенность, измена рассматривается как нечто, изначально чуждое, враждебное, разрушающее целостность человеческих отношений. При этом интересно отметить, что ощущения того, кому изменили, приравниваются к плену: переживая богатый спектр эмоций, объект измены находится в «несвободе» - им владеют боль, обида, растерянность.
Следующий пример раскрывает внутренний образ совершаемого действия, отсылающий к сходным стереотипам осмысления предательства представителями русской и английской лингвокультур, обнаруженных нами на этапе исследования этимологии ключевых лексем, репрезентирующих концепт «предательство» в обеих лингвокультурах:
«The mere word, "betrayal," evokes enormous feelings. It’s one thing to be disappointed, saddened, and unhappy; but it’s altogether another to feel betrayed. Lied to in a way that feels humiliating. Defiled by someone whom you trusted; someone in whom you placed your belief, your hopes, perhaps your love. Perhaps it is in the enormity of the truth not told, or the complexity of the subterfuge, or the completeness with which the trust was given...that the pain grows to feel so huge» (http://info.ox.ac.uk).
Итак, в данном примере подтверждается наличие обязательного условия совершения предательства: доверие (trust). При этом в самом внутреннем образе поступка заложено его метафорическое восприятие объектом: субъект предательства уподобляется некоему контейнеру, сосуду, в который помещают (place) веру (belief), надежды (hopes), любовь (love) (последние так же, как и доверие
172
(trust) приравниваются к вещным сущностям). Осознавая доверие как вещь, предмет, объект предательства отдает его субъекту (trust was given).
Следуя гипотезе П. Пипера о «пространственных метафорах как результате словотворчества представителей различных языковых этноколлективов, выведенного из их интуиции о закономерностях окружающего их мира, проявления которого они склонны видеть как варианты одной и той же сущности, а именно как локализации разных степеней отвлеченности, и поэтому облекать их в пространственные метафоры» [2. C. 183], и в русской, и в английской лингвокультурах можно выделить пласт образов, метафорически соотнесенных с пространственным отдалением объекта и субъекта предательства друг от друга:
«Мать подруга лучшая кинула. Они открыли свой бизнес, и когда дело коснулось денег, дружба ушла».
«I asked her for help, but she turned her back on me».
«Alan exhibited a certain kind of treachery, casually throwing me over for someone else who «was better in bed» (http://info.ox.ac.uk).
Кроме того, в английской лингвокультуре, для которой характерно четкое разграничение «моего» и «чужого» пространства, предательство приравнивается к нарушению границ - предатель «открывает ворота», делает личное пространство видимым и потому уязвимым для постороннего:
«Am I, then, so wicked?» she said, without lifting her eyes from the ground. «Can I not be trusted?» «Ah, but, Benedicta, the enemy is strong, and you have a traitor to unbar the gates. Your own heart, poor child, will at last betray you» (http://info.ox.ac.uk).
Внутренняя борьба, переживания человека, сталкивающегося с выбором «предавать - оставаться верным» отчетливо проступает в образной канве приводимого ниже примера:
«Between the acting of a dreadful thing And the first motion, all the interim is Like a phantasma or a hideous dream:
The Genius and the mortal instruments Are then in council; and the state of man,
Like to a little kingdom, suffers then
173
Lingua mobilis №2 (16), 2009
The nature of an insurrection.» / Меж выполненьем замыслов ужасных и первым побужденьем промежуток похож на призрак иль на страшный сон: Наш разум и все члены тела спорят, Собравшись на совет, и человек Похож на маленькое государство, Где вспыхнуло междоусобье. (У.Шекспир «Юлий Цезарь» перевод М.Зенкевича).
Данный пример подтверждает высказанную нами выше мысль о том, что в случае, когда субъект предательства сталкивается с выбором совершения вышеозначенного действия, хронотопом или ситуативным контекстом предательства выступает внутреннее «я» субъекта, где может происходить борьба между внутриличностными ценностными установками «хорошо - плохо», «можно - нельзя», «приемлемо - недопустимо». В примере подобная борьба образно связывается с советом - «council», в словарях английского языка определяемого как «a meeting of an official group of people who have been chosen to make decisions or provide advice» (собрание официальной группы специально избранных людей, в чьи задачи вменяется принятие решений и консультирование). Внутренняя целостность «я» субъекта ассоциируется с «маленьким государством, где вспыхнуло междоусобье» - a little kingdom, suffers then The nature of an insurrection. Лексема «insurrection» объясняется как «an attempt by a large group of people to take control of their country by force». Кроме того, в примере отчетливо прослеживается временное измерение предательства: оно представлено прямой линией (Between the acting of a dreadful thing And the first motion), векторная направленность которой - от уже совершенного «ужасного поступка» назад к начальной мысли, побуждающему мотиву - делает акцент на важности принятого решения.
Проделанный анализ позволяет прийти к следующим выводам: 1) в обеих лингвокультурах осмысление предательства происходит в том числе и посредством апелляции к цветоощущению, то есть, черный цвет, присутствующий в характеристике предательского поступка, выступает как символ греховности, свойственный христианским культурам; 2) и в русских, и в английских авторских метафорах выявляется, во-первых, олицетворение пре-
174
дательства и измены, во-вторых, соотнесенность предательства с пространственным отдалением объекта и субъекта совершаемого действия друг от друга; 3) в английской лингвокультуре предательство приравнивается к нарушению границ; 4) в обеих лингвокультурах предательство ассоциативно связывается с физическим повреждением, нарушением целостности.
Список литературы
1. Красных, В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? [Текст] / В.В.Красных - М.: Г нозис, 2003. - 375с.
2. Пипер, Предраг. В трехмерном
пространстве языкознания (и за его пределами) [Текст] / Предраг Пипер // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова. - М.:
Языки славянской культуры, 2001. - С. 179-189.
3. Русская литература от Нестора до Маяковского. CD-Rom. ДиректМедиа Паблишинг. Москва, 2003.
4. English and American Literature.
CD-Rom. ДиректМедиа
Паблишинг, Москва, 2003.
5. http://info.ox.ac.uk/bnc
6. http://www.britishpapers.co.uk
7. http://www.ruscorpora.ru
List of literature
1. Krasnyyx, V.V. «Svoj» sriedii
«chuzhiix»: miif iilii riealinos-
ti? [Tiekst] / V.V.Krasnyyx - M.: Gnoziis, 2003. - 375s.
2. Piipier, Priedrag. V triexmiemom prostranstvie jazyykoznaniija (ii za jego priedielamii) [Tiekst] / Priedrag Piipier // Jazyyk ii kulitura: Faktyy ii thiennostii: K 70-lietiiju Juriija Siergiejeviicha Stiepanova. - M.: Jazyykii slavianskoj kulituiyy, 2001. - S. 179-189.
3. Russkaja liitieratura ot Niestora do Majakovskogo. CD-Rom. DiiriektMiediiha Pabliishiing. Moskva, 2003.
4. English and American Literature.
CD-Rom. DiiriektMiediiha
Pabliishiing, Moskva, 2003.
5. http://info.ox.ac.uk/bnc
6. http://www.britishpapers.co.uk
7. http://www.rascorpora.ru
175
